Я едва успел на почту, чтобы встретить Розочку с работы. По пути очень хотел купить цветы, но тот единственный букет, что мне встретился, был второго сорта и грозился облысеть до того, как попадёт по адресу. На рынке торговали бабки, но и они расторговались за день.
— Цветы нужны, цветы есть? — громко спрашивал я вдоль ряда навесов.
— У Матрёны цветы. Вон туды пройди.
— Здрасьте, у вас цветы есть?
— Так вот же. Алоэ, фикус, кактусы.
— Какое алоэ? Мне красивые цветы, с бутонами, лепестками, понимаешь, бабуля? Девушке подарить.
— А-а, такие. Нет, таких нет. Ромашка аптечная была, так продала.
— Дьявол. Неужто в этом городе не достать цветов?
— Послушай, сынок, что скажу, — тронула меня бабуля за рукав. — Срезанные цветы, это ненадолго. Они завянут через два дня. Ты возьми цветок в горшке. На долгую память.
— Ну бабуль, как я девушке кактус подарю?
— Глянь-ка сюда. Видишь эту стрелку? Сегодня к ночи он расцветёт, — хитро подмигнула мне бабка, улыбаясь беззубым ртом. Тут вот ещё и ещё стрелки выпустил.
Отдал я ей в общем трёшку в честь завтрашнего праздника, пусть еды человеческой купит. От хорошей жизни не идут на рынок продавать комнатные цветы. А бабка худая как палка. Подумал я так, сунул ей ещё пятёрку и пошёл прочь с кактусом подмышкой.
— Девушка, а девушка! — пристроился я в двух шагах от моей Розочки. — Вам говорили, что у вас идеальные ноги?
Роза оглянулась, заметила меня и расцвела в улыбке.
— Это ты? А я думала, ты меня уже забыл.
— Как можно? — чмокнул я девушку в нежную щёку.
— Ай, что это? — отдёрнула она руку.
— А, это Феликс.
— Какой ещё Феликс?
— Феликс из семейства кактусовых. Это тебе.
— Мне? — брови девушки удивлённо взметнулись вверх. — Спасибо. Мне ни разу не дарили кактусов.
— И не подарят, — уверенно ответил я. — Феликс, он совсем как я — колючий, неприступный, живучий, как сволочь. И полон сюрпризов.
— Тогда я буду его холить и лелеять.
— Осторожно, не уколись, — предостерёг я. — Феликс он такой, с иголками.
— Совсем как ты?
— Совсем как я. Ты, моя Розочка, слишком доверчива и легко привязываешься к людям. А люди по натуре своей сволочи. Вот взять твоего бывшего. Ты уж прости, что бью по больному, но мне не даёт покоя твоя история. Он украл у тебя огромную сумму.
— Машину.
— Машину, деньги. Статья одна — 159 УК РФ. Мошенничество, то есть хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путём обмана или злоупотребления доверием. В особо крупном размере до десяти лет. Он должен сидеть в тюрьме, а вместо этого разъезжает на твоей машине, женился, счастлив.
— Я и так это знаю. Но почему тебя это так волнует?
— У меня обострённое чувство справедливости. Я бы хотел что-нибудь предпринять, чтобы её восстановить. Тебе нужно описать всю историю на бумаге, а я дам ход этой бумаге.
— Спасибо за беспокойство. Но ты сам заметил, что я слишком доверчивая. В прошлый раз на этом и погорела. Он тоже убеждал меня, что поможет, всё решит. А закончилось известно чем.
— То, что ты нарвалась на проходимца, не означает, что все такие.
— Прошу тебя. Я бы не хотела разочаровываться снова. Эта история позади, я уже смирилась и пережила. Не вороши прошлое. Пусть живёт, как жил. Судьба его накажет.
— Да не вопрос. Ни слова больше о прошлом. А что Судьба накажет, это ты верно сказала.
Я схватил девушку в охапку и закружил по дорожке.
— Вообще-то я пришёл, чтобы спросить, что ты делаешь завтра. Есть шикарная идея — закатиться в одно хорошее местечко и отметить праздник.
— Первое мая, балда, — игриво стукнула Роза мне по лбу кулаком. — Мы идём на демонстрацию, потом митинг. А потом маёвка. Печём картошку в углях, поём песни у костра.
Первое мая! Это значит — все идут на демонстрацию и митинг. Самое время вершить дела.
Утро выдалось солнечным, ярким. По радио передавали дождь, но небо было ясным, в связи с этим я надел купленные вчера тёмные очки и шляпу. Плащ и у Бориного дедушки что надо, так что остановимся на нём. Из квартир выходили празднично одетые люди — с цветами и воздушными шарами, напоминающими надутые презервативы. Рифлёные такие.
Борис умчался на свой химфак, откуда собирался идти в колонне студентов. Меня он тоже звал, но у меня были несколько иные планы, так что пришлось отказаться. Несмотря на то, что я ни с кем никуда не шёл, настроение было приподнятым. В детстве этот праздник откликался в душе, потому что флажок в руке, связка шариков у мамы, а сам я на шее у папы. И все вокруг весёлые и счастливые. Сейчас меня накрыло волной всеобщего праздника, так что радость была неподдельная.
Я не спеша дошёл до института народного хозяйства, который находился в самом центре города. По пути полюбовался перекрытыми для транспорта улицами, плакатами во всю стену, нарядными толпами, формирующими колонны. Меня интересовала кафедра истории КПСС, на которой работал наш друг Антон. Преподаватель, значит. Детишек учит, как воровать?
— Ребята, Малиновского Антона Игоревича где найти? — подошёл я к кучкующимся студентам.
— Где-то тут должен быть, но видишь, сколько народу, тут самому бы не затеряться.
— Мне очень нужно, помогите пожалуйста, — взмолился я перед девушками.
— Так ты вот тут с угла встань, мимо не пройдёт, выловишь.
— Да у меня на лица память плохая, боюсь ошибиться.
— Ну пошли, вместе пройдёмся, поищем, — сжалилась блондинка в вельветовой юбке, слегка протёртой в стратегических местах, но видимо очень модной, раз она в ней ходит, несмотря на потрёпанный вид.
— А ты на каком факультете? — начала подбивать клинья блондинка.
— Ни на каком. Точнее, я в другом вузе учусь, но хочу перевестись к вам. А Малинин обещал замолвить за меня словечко. Не за бесплатно конечно, но деньги у меня есть. А он сказал, и с учёбой поможет потом. То есть один раз заплатить, а помогать будет постоянно, прикинь.
— Как это, заплатить?
— Обыкновенно, как все платят.
— Ты что-то путаешь, у нас бесплатно учатся.
— Да нет, — засмеялся я. — Ты наверное с младших курсов? Ещё не в курсе просто. Официально всё бесплатно, конечно, но если ничего не учил и не знаешь, так можно преподу заплатить, и он тебе в зачётку нарисует оценку. Малиновский так экзамены принимает, ну может и другие, но мне про него сказали, мол, хочешь на халяву экзамен сдать — это к Малиновскому. А я его только на фотографии видел, боюсь упустить, потом поздно будет.
Блондинка подвисла. Наконец сделала неуверенный вывод:
— Но это же незаконно.
— Ну вообще да, но людям же надо помогать. Так что Антон Игоревич мировой препод.
— И ты будешь ему платить?
— Ну если ты мне его наконец покажешь, заплачу.
— Не буду я этого делать. Сам ищи своего Малиновского, — неожиданно передумала девушка и ушла.
Мда, перестарался. Ну ладно, на пользу дела не жалко. Пойду парней попытаю.
Я попросил прикурить и спросил про Малиновского.
— Кого? Антона Игоревича? Так вон он, — показали мне.
— Не знаете, он дорого берёт? — затягиваясь, спросил я.
— В каком смысле?
— В прямом. За экзамен сколько?
— Не по адресу обратился, вот у тех спроси, — кивнул парень.
«Те» были и одеты получше, и держали себя вызывающе. На понтах. А наш Антоша и впрямь берёт. Отлично. Если человек сволочь, он сволочной во всём.
Я докурил, тщательно погасил сигарету о край бетонной урны и пошёл встраиваться в колонну поближе к моему клиенту. В окружении коллег, тот был громогласен и сжимал в руках крепление транспаранта с надписью «Слава человеку труда».
— Привет, — оттёр я стоявшего рядом с ним солидного лысого мужика.
— Что это такое! — возмутился лысый. — Вы кто такой! Здесь идут преподаватели с нашей кафедры.
— Кто надо, — сунул я ему в лицо красную корочку музейного сотрудника. — Я к товарищу Малиновскому. Не мешайте следствию.
— Ко мне? В чём дело? — опомнился виновник спора.
— Давайте выйдем из строя и побеседуем в сторонке, — предложил я.
— Да вы кто такой? Покажите ваше удостоверение.
— Хорошо, я могу и здесь. Я адвокат вашей бывшей супруги Хатаевой Розы Осиповны.
Она подаёт в суд на вас.
— Какой супруги? Ты был женат? — раздался женский голос сзади.
— Не был я женат! — взорвался Антоха. — Эта аферистка меня преследует не первый год.
— Забавно. Машину у нее украли вы, а аферистка, значит, она.
— Я ничего не крал! Машину приобрёл на собственные сбережения.
— Следствие установит, много ли сбережений у вас было на момент покупки машины. Советую прийти к соглашению в порядке досудебного урегулирования. Розе Осиповне от вас ничего не нужно кроме её машины.
— Отойдите от меня, я милицию буду звать.
— Верни машину по-хорошему.
— Считаю до трёх и зову милицию. Раз.
— Значит, будет по-плохому. Я превращу твою жизнь в ад.
Я шагнул в сторону и затерялся в толпе за пару секунд. Ну что же, для очистки совести поговорю конечно с Борисом. Выслушаю нейтральную сторону. Но Малиновский уже заслужил кару небесную. Брать взятки со студентов, верх цинизма. Так что диверсию я ему устрою в любом случае. Так что от машины он и сам будет рад избавиться. И в органы капнуть мне не заржавеет. Вор должен сидеть в тюрьме. Взяточник должен сидеть на соседних нарах. Совсем скоро так и будет. Раньше мне для этого надо было хитро вывернуться, чтобы самому ничего не нарушить, а доказать в рамках закона, что очередная падаль виновна и заслуживает срока. Теперь я смогу наказывать их на своё усмотрение, а уж как там сработает закон — его дело.
Встреча в этот день с Николаичем была почти случайна. Почти — потому что я хотел с ним как-нибудь встретиться и поговорить, но не планировал это прямо сегодня. Оно само получилось.
Я покрутился вокруг института народного хозяйства, но вишнёвую «семёрку» не обнаружил. Задумался. Мог Антоша оставить машину дома? Мог. Особенно если после демонстрации любви к советской родине он в едином порыве с коллективом рванёт за город. Не очень хорошо. Нынешние люди совместно с машиной и гараж приобретали. А какой шикарный случай! Город после обеда опустеет, самое то для диверсии. Ладно, у него кроме машины и другие уязвимые места имеются. До неё я позже доберусь. А сегодня с другой стороны зайду. Жёнушка у него огонь. Ревнивая! Вот только пообедаю и найду ровную поверхность, где можно черкануть записку.
Летнее кафе под открытым небом по случаю раннего тепла работало и пока даже не сильно забито народом. Вот когда с митингов пойдут, тут будет не протолкнуться. И вдруг под сень дерев вступает Степан Николаевич собственной персоной, весь расхристанный, даром, что в форме. В зюзю. Я прямо глазам не поверил — наш Николаич капли в рот не берёт, а тут такое. Пригляделся, он ли? Вдруг показалось. Да нет, ну его я узнаю в любом обличии и состоянии.
— Здорово, — подошёл я. — А чего это ты в таком виде, товарищ младший лейтенант?
— Я не на службе, — качнулся он.
— Ну да, успокоил. Что ж ты порочишь честь мундира, Николаич?
— Уйди, горе у меня.
— Что за горе, может помочь чем?
— А ты кто? — вдруг взглянул он на меня совершенно трезвым взглядом.
— Ваш позавчерашний клиент. Не узнаёшь?
Николаич прищурился, подумал минутку и выдал:
— А-а, этот, без трусов. Снова к нам собираешься? Понравилось? — махнул он на бочку с пивом.
— Я нет, а ты, похоже, туда и попадёшь. Давай-ка я тебе помогу до дому добраться.
— Нет. Давай выпьем и поговорим как алкаш с алкашом.
— Но потом домой.
— Да.
— Хорошо. Нам по маленькой налейте, — попросил я.
— Милицию вызвать? — кивнула девушка на Николаича.
— Не надо, это друг мой, сейчас я его уболтаю и сам доставлю домой.
— Ну рассказывай, — поставил я кружку перед Николаичем, — что за беда приключилась?
— Я ничтожество и подлец.
— За что ж ты себя так?
Молчит.
— Давай ты мне как старому другу, всё как на духу. Как батюшке на исповеди. Покаешься, может полегчает.
— Я работаю в вытрезвителе. А мой напарник обирает пьянчуг, карманы выворачивает, кошельки. А я знаю это и ничегошеньки не делаю, чтобы остановить его.
— Ну так сделай.
— Не могу. Он мне сказал… в общем не могу. Понимаешь?
— Понимаю, — скрипнул я зубами.
Не из-за Барсука ли Николаич на всю жизнь остался старшиной? Оно ведь как из лейтенантов старшинами становятся? Известно как — строгача влепили и в звании понизили. Но Степан Николаевич никогда не рассказывал об этом, да и в принципе никто не знал, что он в начале карьеры состоял в офицерском звании.
— Что мне делать? Попрошу отставку завтра.
— Отставку мы Барсуку твоему пропишем, погоди маленько, прищучим его по-крупному. А ты работай как работал. Сейчас домой придём, баиньки ляжем, а завтра головка будет бо-бо, но это даже на пользу, чтобы в будущем неповадно было напиваться, да ещё честь офицера ронять. Давай-ка мы тебя замаскируем немного да пойдём потихоньку.
Мы направились за зелёную изгородь, чтобы переодеться. Я снял с Николаевича куртку и фуражку, кое-как впихнул его в свой плащ и повёл в сторону дома. Ещё три квартала пройти. Дотащу.
Мы бы наверное не дошли, но у меня неожиданно появился добровольный помощник, который купился на милицейскую фуражку на моей голове. Мужик средних лет вовремя подхватил бренное тело Николаича, когда оно собиралось рухнуть, да так и дошёл с нами до дверей квартиры.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил я его, кое-как раздел Николаевича и оставил спать. Завтра так пропесочу, что мало не покажется.
Дверь в квартиру я тихонько прикрыл за собой. Не думаю, что кто-то вломится. А завтра так пропесочу, что мало не покажется.