— Мои комплименты старому развратнику Лайонелу Кесслеру, — объявил он, подняв бокал. — Официанты у него — просто отпад!
— Да, я видел…
— Тот, что разносит шампанское, родом с острова Мадейра. Забавно, правда?
— В самом деле…
— Что ж, это лучше, чем наоборот. А сейчас он живет в Фулеме — кстати, совсем близко от меня.
— Ты вон о том говоришь, верно?
— Его зовут Триштан. — Пол подмигнул Нику. — Ну, мой милый, что же ты не спросишь, когда у нас с ним свидание?
— А-а…
Ник попытался улыбнуться непослушными губами: его больно поразило сознание собственной неуклюжести и неумелости. Какая-то загадка: почему толстяк Полли, громогласный, грубый, с прыщавой физиономией, пользуется таким успехом у мужчин? В колледже романы у него следовали один за другим, и самые невозможные романы — от поварят на кухне до безнадежно гетеросексуального капитана студенческой футбольной команды. Ни один, разумеется, не длился долго — этого и не требовалось: Полли покорял очередную жертву и мчался дальше. Ник всегда его побаивался.
Он отошел на шаг-другой, к огромной мраморной урне, и повернулся в сторону гостей. Прямо напротив известный телеведущий испытывал свои чары на группке польщенных девиц.
— Здесь собрались не последние люди, — заметил он.
— Хм… — протянул Полли так, словно и тут взвешивал свои шансы. Затем вытащил сигарету. — Зависит от того, кого считать «не последним». После недавних выборов меня больше всего забавляют жены. Сейчас ведь как устроено: стоит мужчине отмочить какую-нибудь штучку — все аплодируют и просят: «Еще, еще!» Да-да, именно такое настроение сейчас в Уайтхолле: экономика в руинах, толпы безработных, а нам просто наплевать! А жены — они теперь все, как… ну, как вон та — крашеные блондинки с синими ленточками.
— Рэйчел не такая, — возразил Ник, сильно сомневавшийся в том, что Полли что-то знает о настроениях в Уайтхолле.
— Милый мой, Рэйчел — совсем другое дело. Она аристократка. Да-да, настоящая аристократка, хоть и еврейка. И мужа ее зовут не Норман.
Ник мог бы и на это возразить, но побоялся показаться занудой.
— И не Кен, — подхватил он.
Пол неспешно выдохнул клуб дыма.
— Должен тебе сказать, Джеральд сегодня что-то особенно аппетитен.
— Джеральд Федден?!
— Вот именно.
— Ты что, шутишь?
— Ох, я, кажется, тебя шокировал, — без тени раскаяния заметил Пол.
— Вовсе нет, — быстро ответил Ник. — Нет, я согласен, он…
— Конечно, ты живешь у него дома, так что уже привык к его сногсшибательному обаянию.
Ник рассмеялся и кивнул, и оба замолчали, глядя, как новый член парламента рассказывает крашеной блондинке в голубом что-то такое, от чего она взвизгивает, машет руками и покачивается, словно вот-вот рухнет от смеха.
— Не стану спорить, он очень обаятельный человек, — проговорил Ник.
— Ага… А кто живет в доме — ты, они и Спящий Красавец?
Ник улыбнулся: ему очень нравилось, когда Тоби, пусть и в шутку, называли красавцем.
— Нет, Спящий Красавец почти не появляется, у него ведь теперь своя квартира. Но есть еще Кэтрин.
— Ах да, Кэтрин. Вот кто мне по душе! Знаешь, чем она сейчас занята? Пять минут назад вон там, за углом, вместе с каким-то доходягой хиппозного вида раскуривала здоровенный косяк. Правильная девка!
— И очень несчастная, — добавил Ник, вдруг вспомнив, что он о Кэтрин знает то, чего никто больше не знает.
Поднятые брови Пола подсказали ему, что он взял неверный тон.
— Вот как? С чего ей быть несчастной, скажи, пожалуйста? Всякий раз, как я ее вижу, она с новым парнем! Да у нее есть все, о чем любая другая девчонка может только мечтать!
— Ты говоришь совсем как ее отец. Я слышал однажды, как он говорил точно то же самое.
— О, смотри-ка! — воскликнул вдруг Пол. Он бросил недокуренную сигарету на тропинку и затоптал ее ногой. — А вот и Тоби!
В самом деле, из дверей кабинета под руку с Софи медленно и торжественно, словно на свадьбе, появился Тоби.
— Господи, ну что за сука! — с отчаянием в голосе простонал Пол.
— И не говори. Я ее ненавижу.
— Главное, действительно потрясающая девушка. Красотка писаная, да еще и талантливая актриса!
— Верно.
Пол окинул его взглядом, ясно говорящим: «Ах ты простофиля!»
— Дорогуша, да не принимай ты это за чистую монету! Все эти фрукты просто корчат из себя недотрог, а на самом деле у каждого есть цена. Подкарауль Тоби часа в два ночи, да чтоб он перед этим уговорил бутылочку бренди, — и делай с ним, что тебе вздумается!
Вообразив себе эту картину, Ник вдруг ощутил такое острое, почти болезненное возбуждение, что с трудом удержал на губах улыбку. Старина Полли знал, чем его пронять.
— Боюсь, здесь скорее женский праздник, — проговорил он наконец.
И действительно, по мере того как удваивалась и утраивалась толпа гостей, все сильнее ощущался в воздухе запах сексуальной охоты. Парни — в основном оксфордские однокашники Ника, все в строгих черных костюмах и белоснежных рубашках, — робко поглядывали на политиков и телезвезд, с переменным успехом изображали взрослых, серьезных и целеустремленных. К девушкам старались без особой нужды не приближаться. Казалось, сам викторианский особняк, с холостяцким крылом и комнатами для курения, призывает их к сдержанности. Иначе держались девушки: разряженные в шелка и бархат, с кричащим макияжем, они наслаждались новообретенной силой и властью и, чем темнее и прохладнее становилось вокруг, тем демонстративнее и настойчивее искали себе пару.
— Да, хочу тебя предупредить, — сказал Пол, — Уани Уради обручился.
— Да что ты! — воскликнул Ник.
Обручился?! В мечтах Ник готовил ему — и себе — совсем иное будущее.
Уани, приветливый, с открытой улыбкой, очень богатый и красивый, словно Иоанн Креститель с полотна гениального итальянского мастера, написанного по заказу папы-гомосексуалиста, был сыном владельца сети универсамов «Майра», и всякий раз, забегая в «Майра-март» купить бутылку молока или плитку шоколада, Ник ощущал легкое волнение от того, что отдает свои деньги Уани.