Второй раз меня просят подумать и не затягивать с ответом. Что я могу сказать? Ничего. Я устал думать, я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Ещё утром всё было предельно ясно. Сейчас всё запуталось.
В госпитале меня снова накрыло. Проклятый воздух высушил лёгкие до изнуряющего кашля. Алия быстро сориентировалась. Для меня принесли ингалятор, а перед этим взяли кровь на анализ. Пока маска сжимала щёки я смотрел, как колба набирает в себя алое. Опять. Я и без анализа вижу, что мои дела плохи. Отвратительны. Немного знобило. Мне сделали инъекцию без лишних пояснений. Потом, кажется, я заснул. Проснулся уже к вечеру. Маски на мне уже не было, наручников — тоже. Веки склеились от засохшего гноя. Я едва открыл глаза. На подоконнике скупым отблеском обозначал своё присутствие металлический стакан, а рядом бумажный контейнер с армейским пайком и ещё что-то. Надо бы поесть, но аппетита нет совсем. Желудок сжимается в спазмах, но это не голод.
— Проснулся? — Алия подошла так близко, что я почти почувствовал её запах. Медикаменты и металл. Теперь всё пахнет металлом. Тратить силы на бесполезные ответы — глупо. Всё очевидно. Она проверила, цел ли паёк, затем склонилась ко мне.
— Что? Глаза? Тут без защитных очков никуда, — она по-хозяйски повернула мою голову, как ей удобно, и, подняв веки пальцами, залила в каждый жгучий, как перец, состав. Теперь слёзы потекли ручьём.
— Блин, — я потянулся вытереть слёзы, но она отбила мои руки.
— Не трогай!
— Хоть салфетку дай!
Мне в руки ткнулось что-то волокнистое. Я, наконец, протёр глаза.
— Артём Палыч хочет с тобой поговорить, — сказала медсестра, когда я уже ясно вижу её лицо. Мне всё равно. Почему-то нет сил, чтобы встать, и всё болит. Ах, да, вчера… сегодня утром мы встретились с Руфом и Майклом. Встреча оказалась неприятной. Двадцать один — ноль не в мою пользу.
— У тебя гемоглобин снижен до семидесяти трёх, — сообщила Алия, с интересом разглядывая меня. — Это ненормально. Нужно комплексное обследование.
— Представляю, — я откашлялся, — не надо ничего. Я и так знаю, что со мной. Хронический лейкоз.
— Лечиться тебе надо.
— Некогда лечиться.
— Позову Палыча?
— Зови, — какая разница раньше или позже. Почему так сложно встать, вот вопрос. И голова такая тяжёлая и болит на пару с желудком.
Спустя время пришел и Палыч. Артём Палыч. Как и в тот раз, что я помню, в охотничьем комбинезоне защитной расцветки. Помялся у входа, а потом ему из коридора подали табурет. После этого он подсел к кровати.
— Ты извини, — начал он, — что мои ребята того… не подумали.
— Бывает, — я даже сесть не могу. Что за чёрт? Приходится разговаривать лёжа, налегая на опухшую после утреннего происшествия щёку.
— Ты сам-то откуда?
— Из Гудрон-тауна, — бубнил я в тощую подушку.
— А к нам зачем?
— Работу искал.
— Один?
А вот здесь кроется подвох. Они видели меня в гостинице с Колючкой и симом.
— Нет, не один.
— А кто с тобой был?
— Попутчики, разошлись мы.
— Вон оно как, — кивнул Палыч. — Тут одна девка Малому хозяйство пробила. Не местная, сразу видно.
— Девка? — уж не Колючка ли? Шипастая колючка. Смех вышел долгим кашлем. Палыч ждал, пока я отдышусь. — Какое хозяйство?
— Известно какое. Чуть евнухом не сделала. Знаешь её? С тобой приехала.
Может, и знаю, всё вокруг становится мутным, и даже Палыч.
— Поймали? — слова выходят вместе с дыханием.
— Нет, уехала.
Уехала… На чём? На поезде? Надеюсь. Нечего здесь делать. Надо бы и мне. Только куда?
— Нет, не знаю.
Палыч отвлёкся, потому что его позвали из коридора. Почему я не слышу? Потому что в ушах опять стучит кровь. Раздаются голоса. Оба, кажется, мужские.
У меня в кармане ёмкость с капсулами, нужно выпить таблетку. Снова пропустил все сроки. Я поискал рукой выступающий бок банки. Нет. Вытащили? Поднимаю глаза. Да нет же, вот лежит рядом со стаканом всё, что вытянули из карманов. В том числе и заветная банка, наполовину опустошённая. Пока я справлялся с крышкой и капсулой, голоса в коридоре стихли. Вернулся Палыч с человеком в военной форме. Это мне совсем не нравится.
— Марк В. Новак?
Он самый. Я кивнул, всё-таки умудрившись сесть. Голова постепенно приходит в норму.
— Вас приглашают к беседе.
Вот как? Интересно.
— С кем?
— Эвелин Райго вам знакома?
Как не знать, из-за неё, считай, и начался бардак в моей жизни.
— Смутно припоминаю.
— Вспоминайте, — соглашается военный, — пока едем, сможете освежить память.
Не хочу никуда ехать, из меня словно вынули батарейку. Надо заменить. Мне смешно, но военный шутить не настроен. У него на плечах погоны со странными нашивками. Не могу понять, в каком он звании. Он подхватывает меня под локоть, заставляет встать. Спешно рассовываю своё имущество по карманам, а потом только вижу растерянные глаза Палыча. Уж, прости, старик, теперь каждый хочет со мной поговорить.
Так мы приехали туда, куда, собственно и стремились. Я почти готов к разговору, только в голове постоянно мутится, а следом тянет и желудок. Пустая затея. Пустая голова. Нет, я вру себе, к разговору я не готов. Я вообще ни к чему не готов. Всё, чего я хочу сейчас, это тишина и хоть какая постель, чтобы не стоять вот так, гадая в какой момент меня вымутит на пол.
То, что говорит поверенный Фатума, некий Лука, не делает мне лучше. Всё только усугубляется. Кажется, что я не смогу досидеть до завершения беседы. Чего он хочет? Какое решение я должен принять? Судя по моему состоянию, мне осталось не так много времени, когда я хоть что-то могу решать. Зачем им такой боец? Ни к чему. Проще бросить меня подыхать где-то в полевом госпитале. Но Колючка твёрдо намерена бороться. Она спорит. Пусть. Хоть кто-то ему возразит.
Разговор завершается. Меня мутит: от услышанного, от жизни, от ползущего вниз давления — от всего.
— Вас проводят. Можете подумать.
— А где Пончик? — мне хочется увидеть его. Он такой трогательный со своей заботой.
— Сима вам вернут, — соглашается Лука, — на время. Не затягивайте с ответом.
Снова. Оставьте меня в покое.
Нас провожают к огромным транспортным контейнерам в самом конце огромнейшего ангара. Вип-места. Один из них — для нас. Какая честь. Внутри — целая комната отдыха с уборной и системой вентиляции. Мы заходим, и дверь за нами закрывается. Попались, как кролики. Но мне безразлично. Я с ходу сворачиваю в уборную, и сразу меня выворачивает желчью в белоснежный унитаз.
Колючка молча проходит дальше. Вода освежает лицо и даже утоляет жажду. Она не очищенная, но мне плевать. На крючке висят два нетканых синтетических полотенца. Подхватываю одно.
— Ты в порядке? — слышу я её голос. В порядке ли я? Нет, не в порядке. Слышу, как открывается и снова закрывается массивная дверь, щёлкает замок. В проёме появляется сим. У него ободрана половина лица до чёрной основы скелета, разорван костюм. Он словно воевал, пока мы беседовали. Боевой симилис Пончик.
— Марк? — сим всё равно вежлив и спокоен. — Вы живы! Я очень рад.
— Пока да, — полотенце летит на раковину. Мне надо прилечь, — из какой задницы вылез ты?
— Я бы не назвал это место так, — Пончик следует за мной, как привязанный, и встаёт рядом с креслом, на котором я растягиваю уставшее тело. — Здравствуйте, Лин.
Колючка не смотрит на сима. Пока меня не было, что-то между ними произошло?
— У меня просканировали память и постарались получить доступ к блоку управления.
— Не получилось? — кресло раскладывается в приятное ложе.
— Пока нет, но я чувствую их присутствие постоянно, — сим смотрит на Колючку, а та упорно изучает швы между плитками на полу. — Теперь вы позволите взять у вас кровь на анализ?
— У тебя есть лаборатория? — я закрываю глаза, кажется, что меня мутит от вида крашенных стен.
— Портативная диагностическая лаборатория встроена в мою модель. Я вам говорил, вы забыли.
— Наверное, — мне не до него.
— Позволите?
— Бери, только немного. Во мне скоро её не останется, — мне всё равно. Пусть делает, что хочет.
Я чувствую, как на плечо ложится шина, укол в сгиб локтя. Затем тишина. Колючка старается даже не дышать.
— Ты не думала, что нам могут закрыть вентиляционные каналы, и мы просто тихо уснём? — спрашиваю я её.
— Зачем так сложно? — хрипит она. В самом деле, зачем? Можно просто каждому по пуле. Если это не дефицит.
— Чтобы сэкономить боеприпасы.
— Марк… — скорбно изрекает сим. Я не хочу слушать его выводы.
— Заткнись, Пончик.
— Что ты думаешь? — спрашивает Колючка. О чём? О том, как она лишила одного из парней потомства? А то и жизни? Или она про Луку — Фатума и бог знает, кого ещё.
Дверь открывается и нам приносят обед. Или ужин. Двое в камуфляже, оба очень молоды и молчаливы. Приходится открыть глаза.
На подносе стоит настоящий сок, закрытые тарелки с каким-то ароматным варевом, настоящий хлеб, его ни с чем не спутать. Вот это щедрость. Последний обед для смертников?
Мне придётся впихнуть в себя хоть что-то, иначе скоро я просто не встану. Служащие уходят, закрывая дверь на замок. Мы всё ещё пленники.
— Про то, что он сказал, что ты думаешь?
— Если честно, Колючка, я почти не слушал.
— Неправда, — она берёт кусок хлеба. Я чувствую его запах. Как он пахнет! Неужели это возможно? Вернуть нам настоящую жизнь? Но какова цена! Неужели у нас больше нет выхода?
— Я не знаю, что сказать, — пробую сок. Он настоящий. Не концентрат, не синтетическая порошковая бурда, настоящий апельсиновый сок. Боже… Мне снова скручивает желудок.
— Он был убедительным, — замечает Колючка, но что-то в её словах не даёт мне покоя. Она ему не поверила, вот, что не так.
— Невозможно вернуть нам настоящую жизнь, — говорю я, по кусочку откусывая от хлеба, — не всем. Даже, если он считает, что все люди будут равны — нет! Этого не будет! Ты это знаешь, я это знаю. Этого никогда не будет! Кто-то всегда будет равнее остальных.
— А СоТа? — Колючка смотрит на меня очень внимательно. Что ты хочешь услышать, девочка? Что я против кибернетической жизни? Я не против, уже не против, когда моё физическое тело меня подвело. Теперь мне немного страшно, что я исчезну навсегда.
— То, чего хотят они, это… бесчеловечно. Только… — я откладываю хлеб и прячу лицо в ладонях, — только мы и сейчас так живём, Лин, и всех устраивает. Никто не возражает быть отчётной единицей в сети. Только бы в онлайн-кинотеатре шёл очередной фильм. Я не вижу разницы, если честно.
— Тогда я спрошу по-другому, — Колючка забирается в своё кресло с ногами, — чего бы ты хотел для своих детей? Какого мира?
— Это изначально провальная формулировка, — я устал ей объяснять, — у меня никогда не будет детей, Колючка.
— Но ты можешь представить, чего бы ты хотел?
Это сложный для меня вопрос. И та, и другая реальности мне не нравятся. Первая своим кровавым подтекстом, вторая обезличенным равенством. Кажущимся равенством. Должен быть третий путь. Неужели мы его не найдём?
— Марк? — снова Пончик. У меня нет сил с ним ругаться.
— Что? — я поднимаю глаза на повреждённого сима.
— В свете последних обстоятельств мне нужен ваш ответ сейчас.
Он тоже хочет моего ответа. В этом мире постоянно приходится делать выбор. Чаще всего неправильный.
— А ты, Колючка? Чего хочешь ты?
Она замирает. Такого вопроса ей не задавали. Даже она сама себе.
— Я много думала. Ты прав. Они, — она кивает на Пончика, — стали человечнее нас.
— Лин? — Пончик недоумённо смотрит на неё. Одна половина его лица похожа на человеческую, другая чернеет прорехами в коже. Киборг, мать его.
— Мы не можем быть лояльными даже друг к другу, — продолжает Колючка, — тот мир, которого хочет Лука — Фатум, — он существует только в его воображении. Я боюсь представить, что сейчас творится в городе.
— Проходят века, а мы так и остаёмся обезьянами с заточенными палками, — усмехаюсь я. Как это ни больно, она права. Мы оба правы.
— Но и второй вариант мне тоже не нравится, — продолжает Колючка, — он так же не предполагает справедливости для всех.
— Её никогда не будет.
— Мы могли бы к этому стремиться, — горько подтверждает Колючка, — но мы всё время гонимся за призраком собственного благополучия. А оно ускользает, как дым.
— Не загоняйся, Колючка, а то ни один психотерапевт тебя не спасёт, — я, кажется, готов к тому, чтобы съесть остальное.
— Как ты живёшь? — она поднимает на меня глаза, — твоя жизнь конечна, даже быстрее чем остальные.
— Просто живу, — я пожимаю плечами. — Не я один такой.
— Прости меня, — она, кажется, искренна, — мне кажется, если бы не я….
— Это было занятное приключение, Колючка, не мучай себя.
Она замолкает и кусает нижнюю губу, даже показывается капля крови.
Думаю, можно отдохнуть, пока есть возможность. Но рядом стоит сим.
— Пончик, отойди, не могу спокойно жить, когда ты стоишь над душой.
— Вы разгадали загадку, Марк? — сим послушно отходит к стене.
— Какую?
— Кто дал команду на физическое уничтожение Лимерина?
— Боюсь, мы этого не узнаем, Пончик. Это одно из тех дел, которые не имеют логического завершения.
— Вы что-то выяснили, пока я был отключён?
— Это была СоТа, — вступает в разговор Колючка, — так нам сказал Лука.
— Но он мог и попытаться ввести нас в заблуждение, — замечаю я, — никому не верь, вот главный принцип Новака.
— Ты постоянно ему следуешь? — кажется, мне, наконец, удалось вызвать улыбку на лице нашей Колючки.
— Стараюсь, но, похоже, я беспринципный, — я укладываю своё тело с комфортом на кресле.
— А импланты?
— Это уже Фатум, — хотелось закрыть глаза, но зуд где-то в подкорке никак не даёт расслабиться.
— Значит, загадка разгадана, — подытоживает Пончик, — но виновные не могут быть наказаны.
— Именно так, мой друг, именно так. Они слишком многих убили. Массовых убийц не наказывают, из них делают героев.
— Мне нужен мой ноут, — шипит Колючка.
— Для чего он тебе? — удивляюсь я.
— Нужно!
Бедная Колючка-Лин, ей некомфортно со мной рядом, да ещё без своей техники.
— Марк?
— Да, Пончик?
— Когда вы назовёте меня по имени? — Сетует сим, — вы готовы дать ответ?
— Почти готов, почти…
— Я хочу выйти отсюда! — Колючка уходит к двери, без результата дёргает её, потом возвращается.
— Зачем?
— Это произвол!
— Устрой демонстрацию, — мне смешно.
— Марк?
— Что?
— Ваш ответ?
— Вот, ты зануда, Пончик! Когда мы выйдем отсюда, хорошо? Если выйдем.
— Мне кажется, вы специально тянете время.
— Почему мы здесь? — вдруг выдаёт Колючка после минутного раздумья.
— Чего? — я не понимаю вопроса. Мне, определённо, стало легче.
— Зачем надо было отделять нас от остальных? — она смотрит на меня, словно я могу сказать ей.
— У нас есть Пончик, — у меня нет другого ответа.
— А у него есть модуль связи, — Колючка приближается к симу. — И сейчас его систему беспрестанно атакует тот самый вирус, да? Скажи, Адам? Всё так и есть?
— Я не уверен, что верно вас понял, — сим, похоже, в замешательстве. — Я чувствую чужое присутствие, да, но функции управления у меня никто не перехватывал.
— То есть за нами следят? — мне даже скучно от этой новости.
— Не исключено, — Колючка бросает злобный взгляд на Пончика, а потом с вызовом кричит — мне нужен мой ноут!
— Успокойся, Колючка, а то тебе введут седативный препарат, — меня забавляет эта ситуация, но отдохнуть в этих обстоятельствах точно не выйдет. Лин успокаивается, садится в своё кресло и молчит. Тишина становится осязаемой, густой, мне даже показалось, что в контейнере стало меньше воздуха.
Но вот, дверь распахивается. Кажется, нас приглашают выйти.
— Не надо было так орать, — тихо шепчу я Колючке.
— Прошу, — за дверью несколько военных.
— Зачем это? — Лин отступает.
— Не бойся, — мне терять особо нечего, я выхожу под купол. В ангаре, определённо стало больше людей. Что-то готовится. Колючку и Пончика выводят из нашего временного убежища, и всех троих молча приглашают следовать за группой вооружённых людей. Кажется, что мои подозрения оправдываются. Это была камера смертников, комфортная, с удобствами, но всё же.
Мы проходим сквозь толпу под конвоем к хорошо освещённой площадке, ограниченной наставленными один на другой ящиками с оборудованием. Все трое. Я вижу, как изуродовали Пончика. Он движется впереди меня, как марионетка, дёргано с трудом сгибая суставы. Мне очень жаль, Лин, что всё может сейчас закончиться для тебя сейчас, как, впрочем, и для меня тоже. Площадку огораживают люди в камуфляже с автоматами, а ровно посередине, под светом софитов человек в военной форме. Гендерный тип — мужчина, на лицо возраст не определить, но похоже где-то между тридцатью и сорока.
— Это что? — мне уже нечего терять, и от этого хочется смеяться им всем в лицо.
— Это? — мужчина оглядывает вооружённых солдат за спиной, гудящую толпу перед собой. — Кому-то придётся сейчас сделать выбор.
— Вы не устали? — я оглядываюсь. У всех на лицах — решимость.
— Успокойся, Марк, не тебе, — усмехается мужчина.
— Странно.
— Вы знаете меня, как Фатума, — мужчина приподнимает голову, — вы искали меня. И нашли. Выслушали мою точку зрения, теперь я спрашиваю вас, что вы выберете? Для общего дела это не столь важно, но принятое решение повлияет на ваши судьбы. Вас может настигнуть рок. Фатум. — Последнее слово сказано с придыханием.
— А есть третий вариант? — я оглядываюсь на замерших по кругу людей. Кому-то любопытно, но в основном все смотрят с мрачной решимостью.
— Для вас — нет, — один из военных вкладывает армейский пистолет Макарова в руку Колючке. Глаза у неё расширяются и рука слабеет. Тяжёлое оружие провисает в ладони, но не падает.
— Ты думала, Лин, что я не узнаю, зачем пришла? Думаешь, убивать легко? — шепчет Фатум и отступает. Теперь посередине площадки только мы трое. — Я даю тебе шанс. В стволе два патрона. Ты знаешь, что следует сделать, — Фатум обходит нас по кругу. — Правильный выбор.
Колючка дрожит, окидывает взглядом людей перед собой в поисках поддержки. Все молчат. Я не ожидал такого. Чего угодно, но не этого.
— И я позволю тебе увидеть восхождение нового мира. Разруби этот узел, и станешь свободной! Выбирай.
Руки у девушки трясутся так, что пистолет почти выскальзывает из ладони. Один из военных подходит к ней и поправляет оружие.
— Они оба уже эхо прошлого, — продолжает Фатум, — один, смертельно болен, как и весь наш мир, а второй слишком совершенен, чтобы иметь право на жизнь, в новом мире для них нет места. Роботы нам не нужны, а Марк… он всего лишь слуга системы. Это станет избавлением для него. Ну, давай!
Мне жаль Колючку. Она действительно думала, что сможет одолеть его, и шла сюда с этой целью? А чего хотел я? Ответов? Увидеть настоящего спасителя, а посмотрел на очередного фанатика, самозабвенно слушающего только себя? Мы оба не очень умны. Но жаль, что Колючке приходится проходить через это.
— Прими на себя часть моей ноши, Лин, избавься от прошлого. В новом мире нам придётся резать по живому. Все, кто пойдёт с нами, должны быть готовы к этому. Ты готова?
Губы её трясутся, пистолет в ладони повис стволом вниз. О, глупышка, Лин, ты думала, что готова ко всему? Такого поворота ты точно не ожидала, да? Но я могу тебе сказать, у меня тоже есть секрет. До него тебе нет дела, но он очень важен. И сейчас мы с тобой оба его узнаем. Я делаю шаг к Колючке, с лёгкостью перехватываю пистолет. На меня нацеливаются восемь пулемётных стволов, по количеству охранников. Из-за их спин улыбается Фатум, мать его.
— Так ты не сохранишь себе жизнь, Марк.
— Мне нужно не это, — я направляю ствол на Пончика и стреляю ему в грудь, в самый центр миокардного насоса, просвечивающего через отверстия в скелете. Грохот оглушает, а отдача больно бьёт по сухожилию кисти и плеча. Запах пороха забивает ноздри. Толпа молчит. Похоже на показательную казнь. Да и хрен с вами! Сим падает на спину и замирает глядя на высокий купол ангара.
— Не трясись, Колючка, всё к тому шло с самого начала, — я приставляю ствол к подбородку и нажимаю на спусковой крючок.