Часовой механизм города бесстрастно нарезает секунды, как тонкие лепестки. Тик-Так. Совершенная система работает, ей нет дела до сломанных шестерёнок, детали заменяют друг друга при необходимости. Город производит энергию — город потребляет энергию, а между этими состояниями миллионы движущихся шестерней: маленьких и не очень, огромных и подобных песчинке.
Я взяла отпуск на день, преодолела себя и вышла на улицы, чтобы дойти то ячейки, где живут мои биологические родители. Странно, но самый большой отклик в душе вызвало путешествие по отсыревшим улицам. Аэротакси домчало меня в считанные минуты до платформы высадки. Безликие человеческие муравейники в изобилии раскинулись по правую и левую руку. Часть ячеек в них пустует в ожидании заселения, но это не имеет значения. Главное — вот она программа по обеспечению жильём каждого, кто попросит. Я бы не хотела жить здесь. В любой из этих комнат я задыхаюсь от одной мысли о сотнях соседей подо мной и надо мной. Они словно давят мне на плечи. В башне «ЭйчЭс» гораздо комфортнее, пусть сама коробка гудит от работы мощнейших вентиляционных насосов, но там нет людей. И это самый лучший из аргументов.
Дверь ячейки не открылась, даже когда я нанесла визит лично и долго держала руку на видеопанели. Пришлось запрашивать код доступа у системы под предлогом коммунального неблагополучия. Тогда индикатор загорелся синим светодиодом и замок щёлкнул, открываясь. В нос ударил запах лаванды, смешанный с узнаваемым запахом разложения. Излишняя продуктивность у робота-уборщика, вычистившего всю комнату, но не сумевшего избавиться от запаха. Клапаны окна стояли открытыми, что усугубляло ситуацию.
Многофункциональная комната со стандартным набором мебели. Окно закрыто колышущимися от ветра жалюзи. На полу лежит Энн, моя биологическая мать. Она упала, пока шла к дивану. Что-то случилось. Я сразу отправляю запрос в службу спасения и приближаюсь к раздутому телу. Почему её ДэКа не сигнализировал о приступе? Едва сердце начинает сбоить, в работу должен включаться кардиостимулятор и отправляться запрос о помощи. Что пошло не так в чётко отлаженной системе? У меня нет ответа. Что-то происходит в городе, и это начинает пугать. Она мертва и уже давно.
Прибывшие медики просканировали чип, зафиксировали время смерти — по степени разложения пять дней назад. Странно, но у меня по поводу её смерти не возникло никаких эмоций. Я должна что-то чувствовать? Скорбь, ужас от ситуации, брезгливость от раздутого смертью тела. Наверное. Мы разучились чувствовать. Я, Макс, Войшурвиц. Не все. Марк Новак чувствует. Он может себе позволить себе быть более живым, чем другие. Почему? Мне кажется, я должна ответить на этот вопрос. Записываю в заметках заглянуть в его личное дело ещё раз. Вдруг там есть ответ?
В душе только досада и страх. Что-то подсказывает мне, что сбой в системе несколько дней назад стал причиной не двух смертей, а гораздо большего количества, ни с чем не сравнимого. И в числе статистической погрешности оказалась Энн Райго, женщина, бывшая моей биологической матерью.
Есть ли она в сети, как Милута Золль? Так ли она мертва для системы, как для людей? Вхожу в аккаунт, захожу в мессенджер. Указано, что она была в сети семьдесят часов назад. Ложь. Всё ложь. Словно система делает слепки наших жизней и выкидывает биоматериал за ненадобностью. Неужели это правда?
После подписания всех бумаг и улаживания формальностей возвращаюсь домой. Горько. Тело заберут муниципальные службы, мне пришлют карточку о кремации на почту. В этот раз я чувствую себя более пустой, чем обычно. Что мы такое? Мы создали себе нового бога, а он вылепил из нас своё подобие. Мы реагируем, но не чувствуем, смотрим, но не видим, двигаемся, но при этом стоим на месте. За нас всё делает «ЭйчЭс».
Я пишу Максу. Он сразу отвечает мне, словно бы ждал моего сообщения. Мы обмениваемся незначительными фразами. Мне даже не хочется писать ему о том, что «КвалКом» поддерживает видимость её жизни.
«Мне очень жаль», — пишет он. Мне тоже. Но это только слова. Ничего не значащие слова, о которых мы забудем почти сразу. Мы не были близки с Энн. Просто обменивались информационными потоками по праздникам. Её супруг перестал с ней общаться ещё раньше. Нам теперь никто не нужен. Даже Макс кажется сейчас очень далёким, словно плод искусственного интеллекта. Кто знает, может, так и есть.
Сажусь в кресло, даю команду на вход в «Гамма.10», виртуальное пространство сектора ВК-10.52. Запрашиваю статистику смертей за последние десять суток. Процент естественной смертности превышен на одну целую семь десятых процента. В цифрах — сущий пустяк, но в масштабах многомилионного города это много жизней. Очень много. Скачок произошёл с разбросом в двое суток от происшествия на транспортном узле. Искать следы в сети уже бесполезно. Если бы существовала некая локальная система, где следы вируса могли бы сохраниться, можно было бы попытаться вычислить его создателя.
У меня есть код, что мне демонстрировал капитан Новак. Но это лишь изображение. Оно мне никак не поможет. Несколько дней назад произошла массированная кибератака, которую почти никто не заметил, потому что она была замаскирована под обычные бытовые случайности. Попытаться найти следы самой? Быть может, Марк Новак был не так уж и не прав?
Мысли сбиваются на специалистов МВР. Как он смог меня вычислить? Это невозможно. Поднял архивные дела? Это террабайты информации. Невозможно обработать её за столь короткий срок, если только у тебя нет склонности к структурированию и анализу данных. Что ж, ты стал мне интересен, я тоже могу покопаться в твоей биографии Марк Новак. Я легко проникаю в базу данных, скачиваю оттуда его личное дело.
После окончания института сразу устроился работать стажёром в МВР. Женился на Марии Никоновой. Однокурснице. Всё как будто стандартно. Поощрения, премии. Мне даже становится немного скучно. Спустя год получает первое крупное дело о коррупции в Фонде социального страхования. Его повышают и через месяц сразу понижают в должности со странной формулировкой. Развод. Затем три года перерыв в карьере. Он всё потерял. Почти обнулил свои достижения. Что произошло? Мне любопытно. Файл даёт отсылку на сервер медицинского центра.
Я пытаюсь прорваться через файервол медицинского архива. Он настолько устарел, что все мои алгоритмы просто ломаются. Кажется, все данные хранятся по старинке, на бумаге. Могу только понять, что у него выявили какое-то серьёзное заболевание. В файле стоит только два слова: хронический лейкоз. Это причина быть живым? Быть на волосок от смерти? Да, Марк Новак? Поэтому у тебя нет ни одного импланта?
Мне даже жаль, что я поступила с ним так. Он всего-то делает свою работу, за которую ему платит государство, пытается, но не может справиться с системой. Ей не нужны живые люди, ей нужны детали. В этом твоя ошибка.
Я ввожу данные, запрашиваю поиск по биометрическим параметрам и вижу его на мониторе стоящим у стены центра занятости. Он не выглядит несчастным, но чем-то недоволен. Выдыхает что-то. Я усиливаю звук.
«Сука». Я знаю, что это ко мне. Ты ещё не прочувствовал всю мощь машины, на которую работаешь? Даю добро на усиление санкций. Так почувствуй. Теряю интерес.
Затем я переключаюсь на XTW-075. Информации о нём критически мало. Экспериментальная разработка «Аро», дочки «CyberTactik». Судя по скупым выкладкам в научных статьях на сайте института Гослинга, это тот же искусственный интеллект, но с возможностью обучения на основе собственного эмоционального опыта. Он умеет думать и делать выводы, а ещё он может испытывать чувства. Это новая ступень ИИ. Почти человеческий мозг, но более совершенный, более рациональный. Здесь, в следственном МВР его решили «обкатать», чтобы дать ему опыт принятия решений и общения с различными группами населения, начиная от высших чинов, заканчивая допросом социально нестабильных элементов. Он учится, и учится у хорошего аналитика, имеющего полный набор человеческих эмоций по объективным причинам. Словно бы нас хотят заменить. Мне немного страшно. А что если, нас и правда, заменят? Мы умеем делать искусственные тела, теперь научимся создавать искусственный разум, способный принимать решения в любой ситуации. И спрашивается, для чего новому миру мы? Такие несовершенные, такие иррациональные? Словно ещё одна ступень эволюции на пути к совершенству.
Сколь бы абсурдной не казалась мысль, что эти атаки не случайны, вопрос возникает сам собой. Кто стоит за ними? Чья это воля? Почему «Зеро» снова решили показать свой нос из норы?
Быть может, стоит задать вопрос бывшим товарищам? Я отправляю запрос по скрытым каналам. Я докопаюсь до правды. В конечном итоге, Энн мне нравилась.
Приходит сообщение о незначительном повышении температуры возле датчиков в квадрате ВК-10.53. Элитный квартал, застроенный невысокими коттеджами, принадлежащими очень богатым и влиятельным людям. Там возможности «ЭйчЭс» ограничены. Кому-то не нравится, что за ними наблюдают каждую минуту. Я их понимаю, но считаю, что для полноты картины, «Око» должно быть везде. Моё око.
Сверяюсь со сводками и камерами. Убийство. Симилис убил хозяина. Что? Я снова не засекла возмущений в информационном поле, как и «ЭйчЭс». Что происходит? Ищу информацию. У меня нет доступа к камерам внутри ни одного дома. Они запитаны на отдельный сервер, не подключены к общей базе. МВР уже там. Если теория Марка Новака верна, то в этом симилисе можно будет выделить тот самый вирус. И тогда я буду на шаг ближе к разгадке. У меня потеют ладони.
«Лин?» — Войшурвиц. Он получил сигнал о повышении моего сердечного ритма. Надо избавиться от него.
«Да?»
«Всё в порядке?»
«Да, всё хорошо»
«Я узнал о твоём родителе, мне очень жаль», — и он туда же. Ничего не значащие слова, словно дань на алтарь безразличия.
«Мне тоже»
«Это был несчастный случай, да?»
«Да»
«Хочешь поговорить об этом?»
«Нет»
Войшурвиц размышляет, а потом принимает решение.
«Хочешь, я позвоню тебе вечером?»
«Нет, всё в порядке, правда»
«Но я всё равно позвоню»
«Хорошо»
У меня не осталось аргументов. Он знает, что каждый вечер я свободна.
Ответ пришёл на следующий день, когда моя смена на посту подошла к концу. В сообщении высветился только адрес. «Когана, 563». Это почти в пригороде. Почти за стеной. Я стираю сообщение и все упоминания о нём. Дожидаюсь конца смены и вызываю аэротакси. Официально я отправляюсь к мемориалу, чтобы почтить память родителя.
Едва аэротакси скрывается, я спускаюсь в лифте вниз, на тротуар. Двигаюсь осторожно, неоновые вывески освещают сырую брусчатку под моими ногами. Где-то пискнула крыса, и серая тень перебежала тротуар. Рядом — ресторан для тех, кто желает показать себя в обществе или же сделать красивые фото для социальных сетей. Все этого хотят, не так ли? Быть в теме.
Город пророс корнями глубоко под землю, ровно столько, сколь поднялся к небу. Я спускаюсь на уровень ниже. Навстречу попадаются редкие прохожие. Мало желающих пройти по вечернему городу. Полицейский дрон фиксирует моё присутствие и сразу теряет интерес. Вдоль подземной улицы вижу сферы камер «ЭйчЭс», по мере моего продвижения вдоль тоннеля они отключаются, чтобы пропустить меня. Системе необязательно знать, куда я направляюсь.
Спуск на ещё один уровень вниз. Я пройду под стеной и попаду как раз туда, куда нужно.
На пути к нужному повороту встречаю прохожего затянутого в узкие брюки и куртку с широким вырезом. Едва мы поравнялись, как он резко хватает меня за локоть и дёргает в открытый короб для коммуникаций у стены.
— Привет, Игла, — выдыхает он мне в лицо. Я отворачиваюсь. У него пахнет изо рта гнилыми зубами. Мы знакомы. Все зовут его Шильд. Он был мне неприятен раньше, неприятен и сейчас.
— Говори, — мне тесно в углу между бетонных стен и его жарким телом. Он лезет рукой под куртку, задирая футболку, и сжимает пальцами мою грудь. — Убери руки.
— Ты всё ещё девственница? — усмехается Шильд, раздвигая чёрные от травы губы.
— А ты? — я поднимаю глаза, сжимая зубы до скрипа. В моей ладони — длинная стальная игла, а рука легла ему между ног. Он видит все исходы для себя, поэтому отступает.
— Ну, чего тебе?
— Что ты знаешь о последней атаке?
— Какой ещё? — Шильд насмешливо смотрит на меня сверху вниз. О почти на голову меня выше и в два раза крупнее.
— Пять дней назад, только не говори, что вы не в курсе.
— Если хочешь знать, мы ли это, нет, не мы, — Шильд вальяжно отстраняется и встаёт так, что мне нельзя выйти, не прижавшись к нему всем телом.
— Кто? — вырывается с хрипом, мне перехватило горло.
— Пока не знаю, но могу узнать.
— Я видела ребят на 056Р.
— Это новенькие, — Шильд машет рукой, словно это не имеет значения.
— Придержи их, иначе в другой раз мне придётся дать команду на задержание.
— А ты у нас большая шишка, да? — Шильд едко улыбается, растягивая противные чёрные губы. А под носом у него отвратительная редкая поросль. Мерзость.
— Всего лишь делаю свою работу, — отвечаю я. — Узнай, что за вирус.
— Я и так знаю, — вальяжно говорит стоящий напротив мужчина. — «Фенрир». Нравится, да?
— Ты в курсе, что он людей убивает?
— Не-е-ет, — Шильд качает головой с гадостной улыбкой, — это не он, он только даёт доступ к закрытым каналам.
— Как он проникает в систему?
— А вот этого не скажу, Иголочка.
— Можешь его остановить?
Шильд молчит, мимо проходят смутные тени. Прохожие, не интересующиеся ничем, кроме себя. Им до нас нет дела.
— Зачем? — наконец, выдаёт он, глядя на меня сверху вниз.
— Люди умирают.
— Они и так умирают. Только пока этого никто не видит. Все заняты своим статусом. А так они обратят внимание. Ты сама этого хотела, помнишь?
— Но не так! — я осторожно оглядываюсь. — Энн умерла, потому что электронный помощник ушёл под внешнее управление, и никто не пришёл к ней на помощь, понимаешь?
— Сочувствую.
Ну, вот опять. Зачем мне ваши слова?
— Но это ничего не изменит. Ты хотела переворота, но за чужой счёт? Так не получится, Игла, не получится, — Шильд качает головой. В кои-то веки он ведёт себя не как скотина, но мне от этого не легче.
— Узнай, чья это работа, — я почти шепчу.
— А что я получу? — Шильд хитро щурится.
— Мы договоримся, — я понимаю, что сделка для меня не выгодная, но мне нужна эта информация. «Фенрир», надо узнать о нём побольше.
— Смотри, Игла, ты сказала, я услышал.
— Я буду платить только за полезную информацию, — я спокойна. Я на правильном пути. — В пределах разумного.
— Само собой, само собой, — кивает Шильд. — Я свяжусь с тобой.
Я выталкиваю его из коробки, и он на удивление легко вываливается, встряхивается и уходит прочь в темноту подземного уровня.
«Фенрир», значит.
Следующим утром я поняла, что, проведя ночь в сети, я, по-прежнему, не знаю ничего. Ни на одном ресурсе инета и даркнета никто не слышал ничего о вирусе с названием «Фенрир».
«ЭйчЭс» выдаёт данные о возмущениях в квадрате ВК-10.53. Это отголоски вчерашнего убийства. Надо бы заглянуть на сервера МВР, узнать, как продвигается расследование.
Я осторожно захожу в систему. Приходится потрудиться, чтобы пробиться через файервол, они усилили защиту с последнего раза. Теперь на месте Марка Новака сим по имени Адам. Он структурировал все данные по своему разумению, и теперь мне сложно ориентироваться. Но я нахожу нужный файл. Видео и фото с места событий. Данные по анализу твёрдых частиц, крови и кинетической модели. Экран чуть подрагивает и меня выкидывает из системы. Что такое? Я растеряла навык? Не может быть. Но второй раз я не рискую. Надо попробовать по-другому, через сервер почтовой службы. У них другой уровень доступа.
Входящий звонок. Я смотрю на исходящий адрес. МВР. Сердце бьётся чаще, но я должна ответить.
Снова видео отключено.
— Добрый день, Эвелин, — я почти с облегчением выдыхаю. Адам.
— Добрый.
— Могу я занять несколько минут вашего времени?
— Попробуйте, — мне любопытно, что они предъявят мне на этот раз.
— Несмотря на удручающие события последних дней, я смог добиться частичного возвращения Марка Новака к месту службы в качестве консультанта.
— И? — какое мне дело.
— Мне бы хотелось добавить и вас в свою команду.
Я не работаю в команде.
— Нет.
— Прошу, Эвелин, подумайте. Это расследование не станет вас тяготить, нам лишь будет нужна консультация время от времени. Общаться можете только со мной. Я готов выступить посредником.
— Почему я? — мне правда интересно.
— У вас богатый опыт в сфере поиска уязвимостей, кому как не вам?
— Это вам Марк Новак сказал?
— Я сам это понял. Проанализировав все имеющиеся данные, я пришёл к выводу, что вы — лучший кандидат. Это не займёт у вас много времени и станет полезным времяпровождением для вас лично. А расследованию поможет продвинуться быстрее.
— Скажите, — я делаю паузу, не зная, как задать интересующий меня вопрос, — а Марк Новак, у него рак крови?
— Эта информация касается его лично, и я не могу говорить об этом без его согласия.
Даже с нашими возможностями мы так и не смогли победить рак. Каждый третий человек сталкивается с этим диагнозом. Мне интересно. Он может умереть? Что он чувствует? Возможно, это будет его последнее расследование. Мои интересы пока идут параллельно их, и даже в одном направлении. Мы все хотим разобраться в происходящем.
— Он умирает?
— В современном мире есть множество способов замедлить любую болезнь, ввести её в стадию ремиссии.
— Сейчас у него урезана страховка, — мне даже стыдно за содеянное, — это не ухудшило его состояния?
— Марк не распространяется об этом, и обсуждать его здоровье без него считаю неэтичным.
— Да, ты прав.
Стадия ремиссии. Ровно как город. Тоже в замершем мгновении видимого благополучия, но опухоль уже рвётся наружу и скоро проявит себя во всей красе.
— Хорошо.
— Вы согласны?
— Да, согласна.
Кажется, сим обрадовался. В его голосе я слышу довольство. У него хороший учитель.
— Это очень хорошо, Эвелин. Как мне обращаться к вам? Эвелин подойдёт?
— Лин, — я замираю, прислушиваясь к себе, — зови меня Лин.
— Хорошо, Лин. Я пришлю договор о неразглашении на почту. Когда вам удобно приступить?
— Можем прямо сейчас.
— Мне бы хотелось провести конференцию с Марком. Сейчас он занят, но освободится вечером.
Вот как? Он занят? Ну, конечно, у него урезанная социалка и чтобы её поднять, он должен работать. И это тоже моя заслуга.
— Хорошо, вечером я буду ждать.
Они дадут мне информацию, а я поделюсь с ними тем, что посчитаю нужным. Это будет выгодное для меня сотрудничество.