Все это было неожиданной удачей. Больдюк, безусловно, будет в восторге оттого, что получит в изгнании возможность выдвинуться.
Со своей стороны, обратившись к нему с просьбой стать ведущей фигурой на симпозиуме и крестным отцом литератрона, я лишь расплачусь с ним за все, что он когда-то сделал для меня, и эта мысль была бальзамом для моей совести.
- Мне хотелось бы взяться за дело как можно скорее, - сказал я.
- Если вам нужны деньги, то рассчитывать на ЮНЕСКО я вам не советую. Оно утверждает финансовые планы на пять-шесть лет вперед. Но ведь вы располагаете миллионами Кромлека.
- Пока еще я ими не распоряжаюсь, и к тому же мне не улыбается быть ему обязанным.
- Тогда надо найти другого вкладчика.
- Я подумал о Фермижье.
- Почему бы и нет?! Через Больдюка вы заручитесь поддержкой польдавцев. Со своей стороны, я обещаю вам повлиять на Рателя, чтобы он подключил к делу государственную французскую комиссию.
- Не забудьте о Вертишу, - напомнила Югетта.
- Ни в коем случае! Этот симпозиум рисуется мне в виде двух пленарных заседаний: одно в начале, другое в конце, а вся остальная работа распределяется по трем комиссиям: "Литератроника и убеждение", возглавляемая Кромлеком, "Литератроника и культура" - это для Вертишу, и "Литератроника и оборона" под началом военных...
- Необходимо, - прервал меня Бреаль, - подыскать еще что-нибудь для афро-азиатов. В ЮНЕСКО это котируется. Что вы скажете, например, о такой комиссии, как "Литератроника и деколонизация"? Пойдет?
- Мы еще не знаем всех возможностей литератрона, - осмотрительно сказал я, - но попробовать можно.
- Что касается даты, советую вам назначить симпозиум на конец января. Театральный сезон в самом разгаре, все весенние модели уже готовы и начинают демонстрироваться. Министры будут валом валить. Это как раз та пора, когда их жены любят прокатиться в Париж.
Когда я распрощался с Бреалем, Югетта проводила меня до дверей.
- Что ты намерен предпринять до симпозиума, чтобы обезвредить Ланьо?
- У меня Про запас имеются два или три хода, в частности демонстрация эффективности литератрона в избирательной кампании, что должно соблазнить Кромлека.
- Этого недостаточно. Нужно окончательно подкосить репутацию Ланьо с точки зрения политической, и тут одной подписи под манифестом мало, надо придумать что-то другое. Пусти в ход наиболее действенные средства.
- Какие?
- А что ты собираешься делать с Сильвией? Фермижье отправил Конта в Индонезию за репортажем о вулканах. Она свободна. Брось ее в объятия Ланьо. Если она такая ловкая, как ты утверждаешь, ей не понадобится и месяца, чтобы его скомпрометировать.
- Ты думаешь? Клиент не из легких.
- Может быть, хочешь, чтобы я им занялась?
- Ты? Да ты с ума сошла!
- А почему, скажи на милость, Сильвия, а не я? Боишься, что я ему не понравлюсь?
- Я этого не сказал.
- А мне он нравится. Особенно потому, что способен побить тебя в этой игре.
- Югетта!
Она захлопнула дверь перед самым моим носом.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
в которой литератроника подвергается испытанию
Когда я сказал Югетте, что намерен продемонстрировать действия литератрона в ходе выборной кампании, это не было пустым бахвальством. Такой проект и в самом деле существовал. Родился он в лаборатории в Нейи во время одного из brainstorming sessions, что являлось излюбленной формой деятельности механориториков Высшего педагогического училища инженеров-риториков. Проект этот был основан на дорогой моему сердцу рабочей гипотезе, а именно: для каждого человека его представление о собственной персоне является образцом совершенства. Итак, сознательно или подсознательно принимаешь из чужих творений лишь те, в которых видишь себя таким, каким сам себя представляешь, и лишь те слова звучат для тебя убедительно, которые, по твоему мнению, ты сам мог бы произнести. Важнее всего было проверить, можно ли на моем литервтроне осуществить идею, подсказанную мне в свое время президентом Синдиката жюри по литературным премиям. Проект же составления речей избирателей и избираемых был делом второстепенным.
Литератрон был еще не полностью укомплектован, речь шла лишь об одной операции. Если не считать кодировки, большую часть материала пришлось бы разбирать и сортировать вручную, ибо механизмы могли вступать в действие только в конечных фазах эксплуатации. К тому же пришлось прибегать для наиболее длительных и особо трудных манипуляций к помощи электронного оператора ИБМ. Но значение имел только конечный результат. Никто не интересовался ни стоимостью, ни сроками подготовительных работ. Я хотел только одного - иметь возможность прийти к Кромлеку и сказать ему: "Господин министр, вот избирательный округ. Укажите мне желательного кандидата, и я вам его изберу".
Рассчитывая на эффект неожиданности, я просил Буссинго не слишком разглашать наш замысел. Особенно теперь необходимо было хранить строжайшую тайну. И главное, Гедеон Денье должен был узнать о наших опытах только в последнюю минуту. Я поделился своими соображениями с Буссинго, который тотчас же согласился со мной. Буссинго тоже достаточно раздражало высокомерное поведение его бывшего ученика и то, как он вел себя при Кромлеке. Этот феодал от науки не мог допустить, чтобы вассалы свергли сюзерена. Таким образом, полнейшее молчание стало законом в Нейи, а сам проект был зашифрован под названием "Операция Нарцисс".
Оставалось подыскать только опытное поле. Не могло быть и речи о том, чтобы ждать общих выборов. И опять на помощь мне пришел случай. Помощник директора ВПУИР в Бриве известил Буссинго о том, что в следующем месяце предвидятся частичные выборы в Педуяке, центре департамента Везер, Педуяк, городок, насчитывающий пятнадцать тысяч жителей, расположенный в пятидесяти километрах от Брива, являлся идеальным местом для экспериментов наших обследователей, которые, находясь поблизости от ВПУИР, могли действовать с максимальной расторопностью и без лишней огласки. С другой стороны, политическая конъюнктура чрезвычайно благоприятствовала проведению опытов. С незапамятных времен восемьдесят процентов жителей Педуяка голосовали за республиканцев-социалистов демократического и светского действия, то есть явно левых. Остальные голосовали за демократов-христиан республиканского и социального действия, то есть чуть-чуть правых. Никаких других умонастроений зарегистрировано не было. С момента возникновения Пятой республики "нет" стало появляться в подавляющем большинстве бюллетеней на каждом референдуме, причем число таких бюллетеней все возрастало от выборов к выборам. В течение трех четвертей века округ Педуяк находился в руках республиканцев-социалистов, другими словами, в руках семейства Бюнь, и никаких изменений в ближайшем будущем как будто не предвиделось. В данном случае речь шла о выборах мэра, так как прежний мэр городка Сиприен Бюнь, пенсионер, после тридцати трех лет парламентской деятельности отошел в лучший мир. Предполагалось, что избрание его племянника доктора Стефана Бюня будет простой формальностью.
"Операция Нарцисс" развертывалась с быстротой и точностью, свойственными десантным операциям. В нашем распоряжении имелось двадцать восемь дней до крайнего срока представления кандидатур. В течение одной недели тридцать сборщиков (студенты первых курсов ВПУИР) со сверхпортативными магнитофонами записывали согласно строгому плану разговоры педуяков и педуячек. Предварительно город был разбит на четыре сектора. И в каждом из секторов действовал ответственный сборщик мнений, которому полагалось записать определенное число высказываний по группам населения, общественно-профессиональной принадлежности, образовательному цензу, имущественному положению и т. д. и т. п. Данные собирались у выхода с фабрики восковых свечей, единственного промышленного предприятия Педуяка, и у кассы окружного банка сельскохозяйственных удобрений. Собирали их и в пятницу - на рынке дичи, и в воскресный день - во время торжественной мессы, и на террасе Коммерческого кафе, и на городском стадионе, и в приемной зубного врача, и в зале ожидания на вокзале, и в булочных, бакалейных лавках, мясных магазинах, на Центральном рынке, что на площади Орлож, и даже в розовой гостиной подпольного борделя, помещающегося в первом этаже здания, принадлежащего Обществу конного спорта. У наших сборщиков было столь высоко развито чувство профессионального долга, что они не пренебрегали даже шепотом влюбленных парочек, сидевших на берегу Везеры в ночной час. Записывая беседы за семейным столом и в супружеских постелях, они подслушивали у дверей и окон, влезали на крыши, спускали в дымоходы ультрачувствительные микрофоны.
Ленты с записями грузовичок ВПУИР каждый вечер доставлял в Брив, где находился я вместе со штабом "Операции Нарцисс", Три бригады, прибывшие из Нейи, сменяя друг друга, двадцать четыре часа в сутки разбирали и сортировали материалы согласно методам, разработанным в течение последних месяцев. Собранные таким образом данные были закодированы и перенесены на перфорированные карты. Так как студенты, преподавательский состав и все служащие ВПУИР были мобилизованы на кодировку, то каждый перфоратор регулярно получал питание и функционировал день и ночь.
За двадцать дней до начала "Операции Нарцисс" мы возвращались в Париж, имея при себе картотеку с 17738 перфокартами. Эти карты содержали подробный список не только слов, выражений, имен собственных, наиболее часто употребляемых в Педуяке, но еще и анализ их грамматических сочетаний со всевозможными хвалебными, уничижительными, восторженными, неодобрительными и прочими оттенками, классифицированными согласно частоте их употребления, их артикуляции, логике, фонетической нагрузке - звучности, интенсивности, тональности, ритму, - так же как и их эмоциональной окраске и интеллектуальному содержанию.
По утверждению специалистов, мощному электронному оператору ИБМ должно хватить трех минут пятидесяти семи секунд, чтобы переработать весь этот материал и сделать выводы. Но раньше придется подготовить программу работы в соответствующих формах, в затем перевести его заключения в документы, годные к потреблению. Вот тут-то и вступит в действие экспериментальный литератрон из лаборатории Нейи. При нынешнем состоянии оборудования для проведения этих операций потребуется недели две. Следовательно, у меня впереди будет еще почти неделя, и я успею поставить Кромлека в известность и убедить его испытать наши предложения на практике.
А пока что я связался с Больдюком. Он был счастлив вновь очутиться в Париже и выражал свое франкофильство в самой трогательной форме. Он пожелал лично возложить букет на могилу Неизвестного солдата и сфотографировался перед "Марсельезой" Рюда. Фотографию напечатала вся оппозиционная пресса Польдавии.
- Видите ли, дорогой мой Ле Герн,-объяснил он мне,- "Марсельеза" в Польдавии, как и повсюду, - это песня истинных революционеров. Мерзкая жаба - я имею в виду нашего президента - поймет этот намек,- не беспокойтесь. Пусть вся Польдавия узнает, что социализм интимистов, который я проповедую, проникнут духом свободы и гуманизма, то есть духом бессмертной Франции.
Откровенно говоря, я в нем отчасти разочаровался. В нем появилась новая черта - страсть к напыщенным политическим тирадам. Я уже с трудом отличал, где начинается расчет и где кончается наивность. Я был изрядно раздосадован, но со мной Больдюк всегда сохранял серьезность. Он с энтузиазмом принял мой проект симпозиума.
- Среди моих сотрудников есть человек, обладающий организаторским даром,-сказал он.-Ему мы и поручим все это дело. Он француз, но долго жил в Польдавии. Впрочем, вы должны его знать, он, по-моему, работал в посольстве в ваше время. Его фамилия Пуаре.
Признаюсь, эта новость меня буквально ошарашила. Пуаре не из тех людей, которых приятно часто встречать на своем пути. Но я вынужден был признать, что если он возьмется за организацию симпозиума, то сумеет преодолеть любые препятствия. Можно было опасачься лишь одного, как бы он не приписал себе все наши успехи. Однако с тех пор как мне стало известно, что он состоит на откупе у Фермижье, я перестал его бояться. Но продолжал ли он еще работать у него? Я осторожно осведомился об этом несколько дней спустя, когда был принят прославленным финансистом.
- Пуаре? Пуаре?.. Ах да, Пуаре!.. Так я же пристроил его к этому... ну, как его... к Больдюку. Молодец Больдюк... Замечательный малый... И с будущим. Он в оппозиции к их идиоту президенту, который поговаривает о том, чтобы национализировать мои плантации в Польдавии. Больдюк истинный франкофил. Ему следует оказать поддержку во имя высших интересов нашей страны. Надо будет выпустить специальный номер, посвященный его персоне... Шестнадцать страниц в цвете... Договорились? Вы хотели поговорить со мной о симпозиуме. Слушаю вас.
- Профессор Больдюк думает поручить организацию всего дела именно Пуаре.
- Очень хорошо, браво, великолепно! Но советую вам присматривать за Пуаре, как бы он не превратил ваш симпозиум в конгресс Коридонов!
- Вы хотите сказать...
- Что Пуаре педераст? Конечно! По-моему, это заметно, разве нет? А когда один такой куда-нибудь вотрется, сразу набегут сотни ему подобных. Ему пальца в рот не клади, всю руку откусит, если можно так выразиться... О, простите, пожалуйста, может, и вы тоже?
- Нет, нет...
Я вспомнил о слухах, которые Пуаре распускал когда-то про посла и Конта. Гениальная мысль - бросать в других камешки, которые падают в твой собственный огород! Я был буквально подавлен чувством запоздалого восхищения и не мог себе простить, что не разгадал тогда его игры.