— Заливаешь, — авторитетно заявил Готлиб, когда я рассказал о том, в состав какой семьи вошел теперь Глюк.
— Шпрее заливает, — возразил я, — Дядя Феня, подтверди!
— Так и было, Готлиб, новости хоть иногда смотреть надо.
У Готлиба хоть и есть чудо-блюдце, но он его принципиально не смотрит, называя "идиотской тарелкой". Я когда услыхал это впервые, еще раз удивился про себя: насколько же все тут похоже на технологический мир, при всей разнице в природе вещей. Впрочем, одно дело — природа вещей, а другое — природа людей, которая во всех мирах одинакова.
Вошел профессор Плейшнер, не разобиженный, как в прошлый раз, а со смешинкой в глазах:
— У меня опять новости из Берна. Ну и номер же отчебучили звери в тамошнем зоопарке! Неизвестно по какому наитию вдруг принялись играть в демократию. И ладно бы всерьез отнеслись! Провели выборы. Тбличку на одной из вольер пришлось сменить, чтобы вместо «Птицасекретарь» было написано: «Птица-президент».
— На фига им это нужно, хотел бы я знать, — удивленно проговорил Штирлиц, — чем их не устраивала существующая администрация, а?
— Так она и существует, как и прежде, и всеми делами как занималась так и занимается.
— А «птица-президент»?
— У нее ни новых прав, ни новых обязанностей, одно сознание собственной значимости, которое она торжественно носит по вольере из угла в угол. Анекдот, право же, анекдот!
— Ну, не более, чем предложение кухарке управлять государством, профессор.
— Да, Иван, уж кто-кто, а ты видел, что получается из такой профанации демократических идей…
Двери подвальчика вдруг распахнулись от пронзительного свиста, в резонанс с которым задребезжал буфет. Свист был залихватский и какой-то явственно радостный, уши, впрочем, заложило. На этой акустической волне, стремительной и несокрушимой, как горный поток, появился наш старый знакомый — старик-паромщик. Его пытался удержать за фалды здоровенный мужик в руском народном костюме, с необъятной черной бородой.
— Ну, уймись, ишь развеселился, понимаешь! Стекла побьешь, протяжно басил он.
— Да ладно тебе, Илья! Я ж тихонько.
Соловей-Разбойник больше не шепелявил, а в его широкой улыбке блестел белой фарфоровой новизной зубной протез.
— Поздравьте меня, — радостно обратился он ко всей честной компании, — завязал я с паромным делом и решил махнуть в Европу, людей посмотреть и себя показать, как говорится.
— И зуб, я смотрю, разрешили вставить? — обрадовался за него Сквозняк.
— Ага! Свисти — не хочу. Вот я на громкость и не хочу, кстати.
— Реабилитировали, понимаешь, за давностью, — вставил сопровождавший старика мужик, в котором я без большого труда узнал Илью Муромца.
— И как же Вы теперь будете свистеть? — спросил я.
— Тихонько-тихонько. Вот так, — и Соловей принялся насвистывать мелодию: ля, ля, соль-ля-ля соль-ля-ля, соль-ля-ля соль-ля-си, соль, сисоль, фа … Дядя Феня достал свою флейту и вступил вторым регистром, за ним и Сальери сел за старенькое расстроенное пианино аккомпанировать…
— В честь чего веселье? — справшивали у Готлиба вновь пришедшие.
— А просто так, — отвечал Готлиб, и его ответ всех вполне устраивал. — * ПОХОЖДЕНИЯ ХЛАДАГЕНТА * -
Получено по электронной почте сети «Интернет», обратный адрес в системе не зарегистрирован. По факту неоднократного несанкционированного подключения назначено служебное расследование. Результат комплексной проверки отрицательный: ввиду того, что за последние годы число абонентов Сети сильно возросло, проследить что-либо оказалось физически невозможно. Дело списано в архив. — I-
Гнев, богиня, воспой Ивана, Петрова сына, когда на дисплее компьютера, по краю которого совершала свой бесконечный круг душистая аппетитная антоновка (неплохо сохранилась к маю!), появилась новая надпись: «Е-7».
Точнее, не гнев, а досаду. Я вполголоса чертыхнулся в сердцах и отстучал в ответ: "Ранил." Где-то там, по другую сторону Кавказского хребта, Гоги Камикадзе сделал пометку на разграфленном листе бумаги.
"Е-8."
"Мимо. В-5."
Я получил передышку, но это ненадолго. Камикадзе напал на мой четырехклеточный линкор. До функционального морского боя в банаховом пространстве мы с ним оба еще не доросли, но вот классический вариант позволял отменно отдохнуть от напряженного хорового скрипения мозгами, когда ни у кого из нас не было идей насчет того, как применить к компьютерным сетям или программированию вообще то или иное заклинание из нашей обширной коллекции, включавшей в себя как полную антологию среднерусского волхвования, так и самобытные магические приемы Закавказья.
"Мимо. Е-9."
Опять мимо! Я занес карандаш над своим листочком, размышляя, куда бы нацелиться в следующий раз, как вдруг вместо очередного хода Гоги на экране возникло системное сообщение:
"Получена почта, класс срочности Аз".
Поганое свойство этой почтовой системы: пока не отреагируаешь на такого рода сообщение — ничего другого нельзя сделать. Ладно, посмотрим, что за почта. Мысленно воздав в очередной раз хвалу талантам Гоги, избавившего все причастное к компьютерам человечество сказочного мира от манипуляций с мышью, а самих домовых мышей — от связанных с этим проблем, я (тоже мысленно) щелкнул указателем по единственному доступному выбору "посмотреть почту".
Ага: от сестрицы Аленушки. Странно, чего это вдруг я ей понадобился, когда есть Ежи Сквозняк, примчится через две секунды, только свистни. Видать, что-то важное, она ведь у нас вообще аккуратистка, к тому же не так давно в сети, так что с приоритетами не шутит.
"Иван, требуется твоя помощь и твое знание технологического мира. У нас пострадавший. Ждем немедленно. Можешь воспринимать, как сигнал на сбор нашей группы быстрого реагирования. Ежи Сквозняк."
Во, дела! Нет, в сказочном мире точно не соскучишься. Так, первым делом — переслать это послание Гоги: сбор — так сбор. И пусть Глюка известит. Хотя, насколько я знаю Ежи, Хайнер и Гоги наверняка получили нечто подобное, причем одновременно со мной. Больше незачем тратить время на какие-то дополнительные сборы, разве что черкнуть пару строк Лене, ушедшей навестить бабушку. Я нацарапал ей записку и сотворил дверь в избушку Аленушки.
Пострадавший спал на лавке прямо в горнице. Над ним склонился Ежи, Аленушка хлопотала, собирая на стол, братец Иванушка во дворе растапливал самовар, возле него почему-то околачивался Кузьма Потапыч — молодой медведь, державший пасеку неподалеку, не по годам серьезный зверь, хотя и немножечко рокер в душе (между прочим, тот самый, что, будучи еще медвежонком Кузькой, так меня насмешил в первую же мою минуту в сказочном мире, когда первым живым существом, которое я увидел, оказалась Кузькина мать). Хайнера и Гоги пока не было видно, ну да и они появятся с минуты на минуту. Аленушка повернулась ко мне.
— Иван, здравствуй. Прости, что отрываем от дел, но тут такоеЕжи, Иван пришел.
— Угу. Я сейчас, только наведу дополнительное успокаивающее.
— А кто это и что с ним?
— Сами толком не знаем. Сейчас, Глюк появится, расскажу сразу всем.
Сквозняк, как всегда, угадал: не успел он рта закрыть, как над нашей головой раздался, как обычно, скрип сотворенного Хайнером люка, вывалилась, как обычно, связка воздушных шариков, и на нее спрыгнули Глюк и, что необычно, Камикадзе.
— Так. Фсем прифет. Фсе на месте, дас ист отлично, а где постратафший?
Пострадавший на лавке дрых, как младенец. Следов вышеупомянутых страданий, физических либо душевных, на нем заметно не было, за исключением одного: он был явно не местный. Лет двадцати двух на вид, лицо этакого общестатистическиевропейского интеллигентного типа, темноволосый, парниша запросто затерялся бы в толпе студентов любого из университетов технологического мира, но никак не здесь. Ну не носят в сказочном мире джинсов «Джордаш» и футболок с надписью на английском языке: "Университет Карнеги — Меллона, Питтсбург, Пенсильвания"!
Аленушка принялась рассказывать:
— Заваливается вдруг без стука Кузьма, висит у него на плече этот вот молодец, без сознания, как куль с мукой. Ежи определил у него нервный шок. Парень не наш, откуда взялся — неизвестно, что с ним дальше делать — тоже.
— А Кузьма-то его где подобрал? — поинтересовался я.
— Да ты его самого спроси, — ответил Ежи и крикнул в окно: