Филатов принял решение добираться до Свислочи на нашем самолете. Пока летели меня не покидало стойкое ощущение, что мне предстоит с ним скоро расстаться. Уж больно заинтересовано он его осматривал. Но только сам самолет не передашь, с ним уйдет много чего — авиатехники, запчасти, пилот бензовоз, разборный ангар… Многим имуществом именно для «Шторьха» мы успели обзавестись.
Когда мы прилетели в Свислочь, то практически сразу убедились в том, что десантники подполковника Онуфриева действовали грамотно и уверенно. Согласно доклада командира бригады, после быстрого броска они развернулись, и сразу взяли всю переправу под перекрестный огонь пулеметов и 45-миллиметровых орудий, благо боеприпасов к ним было в достатке. Несколько дней велись вялые боевые действия. Противник небольшими группами нащупывал стыки и слабые места в нашей обороне.
— Сегодня, рано утром моя разведка донесла, что к переправе движется крупная танковая часть. Захваченные ей пленные, рассказали о том, что это был один из танковых батальонов 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии группы Гудериана.
Вскоре, мы все смогли наблюдать как противник при поддержке авиации начал массированную атаку. Оценив количество задействованных пикировщиков отметил про себя, что немцы перекинули сюда резервные части Ю-87 или просто сняли с других участков фронта. Бомбежка была адская. Мощь бомбовых ударов стервятников Рихтгофена, которым противодействовали лишь отдельные зенитные средства нарастала. Это вынудило командира бригады начать отвод передового охранения с правого берега. Мост взорвать не удалось, уловив выгодный момент, на слуцкую переправу, на предельных скоростях выскочили фашистские танки. Они порвали гусеницами шнуры для дистанционного подрыва, уничтожили саперов-подрывников и оказались на левом берегу Березины. Несмотря на плотный и хорошо организованный огонь десантного батальона, противник понеся большие потери, тем не менее сумел, потеснить наше подразделение, овладеть восточным берегом на протяжении двух километров, закрепиться и создать таким образом плацдарм.
После краткого обмена мнениями командарм разрешил подполковнику Онуфриеву отход на два километра вдоль шоссе в сторону деревни Вирков. Там был небольшой мост, подорвав который, можно было сдерживать превосходящие силы противника, так как с обеих сторон были топкие болота. Генерал Филатов внял наконец моим настойчивым доводам о том, что в создавшейся обстановке он рискует остаться без связи и потерять управление армией, и принял решение вернуться в Березино.
Именно здесь мне с Нечаевым довелось встретиться с комфронта генералом Еременко. Как выяснилось позже, он прибыл в район боев восточное Свислочи, получив донесение о том, что на восточном берегу Березены противником захвачен плацдарм и переправа. Мы с командармом находились в этот момент на КП бригады на северо-восточной окраине деревни Вирков.
Произошло это так: мы уже собирались идти к самолету, как неожиданно по ее единственной улице, поднимая клубы пыли, на большой скорости промчалась мимо нас новенькая эмка в сопровождении броневика со спаренной зенитно-пулеметной установкой.
Проскочив мимо КП метров на двести, этот кортеж круто развернулся и подъехал к нам. Из эмки вышел генерал-лейтенант. С виду это был поистине богатырь, хотя и не отличавшийся особенно высоким ростом. Он был в буквальном смысле квадратным.
Когда-то меня супруга затащила на пинках и со скандалом в Русский музей в Питере. Из всего что там было, мне запомнилось только одно полотно. На картине Врубеля, богатырь показался мне тогда чрезмерно утрированным, особенно шириной своих плеч. Но сравнивая теперь образ, созданный воображением художника и казавшийся мне тогда фантастическим, даже карикатурным, сейчас глядя на комфронта, я подумал: видно, и Врубелю встречался в жизни богатырь-крестьянин с подобным торсом…
Командующий неожиданно легко для своей плотной комплекции зашагал к нам, прямо-таки спортивной походкой. По властному взгляду его небольших стального оттенка глаз, мы безошибочно поняли, что это тот самый Еременко, о суровости которого многие из здесь присутствующих были немало наслышаны.
Командарм, я и Онуфриев представились. Неторопливо здороваясь с нами тремя, пожимая мне руку посмотрел на меня изучающе, и сказал довольно высоким голосом: — Хвалили тебя полковник, интересно было на тебя взглянуть.
В ответ я невольно улыбнулся. Все наши сопровождающие постарались ретироваться, однако комфронта заметил это, и молча, одним только резким движением руки вернул всех назад, и задал мне вопрос:
— Что смешного мной было сказано, полковник?
— Как прикажите отвечать товарищ генерал-лейтенант, правильно или честно?
От такой наглости скороспелого полковника Еременко немного подзавис, но быстро справился и ожидаемо ответил:
— Мне нужен правдивый ответ.
— Меня удивило неожиданное сочетание вашей фигуры и голоса…
— Что же теперь можно поделать, если таким мамка родила. Ладно это все лирика, лучше скажите голубчики, как вы умудрились сдать переправу и позволить захватить плацдарм? Я смотрю успокоились? Или что-нибудь собираетесь предпринять?
— Приложим все силы, чтобы восстановить положение, — быстро нашелся комбриг.
— Поперед батьки в пекло не лезь, — отрезал Еременко. — Послушаем, что скажет командарм.
— Я согласен с подполковником, — подтвердил Филатов.
— Тогда помозгуем, как это сделать, — заключил Андрей Иванович.
Было решено нанести удар по плацдарму со стороны северного фланга силами танковых батальонов моей бригады, которые имели Т-34, усилив его ротой тяжелых танков КВ с танковым десантом, при поддержке артиллерии. Предварительно разрушив дамбу переправы залпом «Катюш» и сосредоточенным огнем всех наличных орудий крупного калибра. По всем канонам военной науки, с флангов врага должны были сковывать удары мотострелков, но поскольку там присутствовали болота, то оставалось только бить в лоб.
— Сутки вам хватит для перегруппировки полковник?
— Планирую справиться быстрее, товарищ комфронта!
— Это было бы отлично, сейчас каждая минута дорога.
Обещая менее чем за сутки перебросить бригаду к Свислочи я не лукавил. Еще в самом начале рейда по тылам, с полной очевидностью стало понятно, что даже для танковой роты с десантным батальоном на машинах и наличной артиллерии одного танкового мостоукладчика катастрофически не хватает. Мной был отдан устный приказ абсолютно всем — морщить мозг и представить мобильное решение по быстрому преодолению великого множества рек, речушек и просто ручьев с крутыми берегами. Не сразу, но оно было найдено и представляло из себя две передвижные П-образные арочные колонны из дуба с закрепленными блоками на вершинах и конструкции, которая по сути была огромной струбциной крепившийся посередине моста, который было необходимо усилить. Через блоки колонн, тросы цепляли к этой струбцине и лебедкой натягивали их. Таким образом, даже мой ИС мог проходить по слабому мосту не разрушая его. Все это было смонтировано на трех большегрузных трофейных грузовиках и именовалось мостовым взводом. Не сразу, но на текущий момент удалось сформировать шесть таких взводов, то есть две роты. Помимо их, все наличные в бригаде Т-28 были переделаны в танковые мостоукладчики по типу ИТ-28, которые были сведены в еще две роты. Так у меня образовался свой моторизованный мостовой батальон, который и должен был обеспечить стремительное выдвижение бригады к месту проведения наступательной операции. Также были переброшено все наличное ПВО, и даже попросил у Крейзера его зенитный дивизион, так как не сомневался в том, что в ходе нашего контрудара, противником будет массировано применена штурмовая авиация.
Через одиннадцать часов бригада «Варяг» скрытно, в полном составе была на исходных. Личному составу удалось даже прихватить пару часов сна после марша. Хотя многие из них умудрились спать, покачиваясь в кузовах грузовиков.
Наш контрудар помимо нашей артиллерии и «Катюш», поддерживал также 122 КАП и орудия бронепоезда на котором прибыл генерал Еременко. КАПу мы подкинули снарядов и придали на время пару взводов управления. После артиллерийской подготовки и удара ИЛ-2 по переднему краю противника вперед двинулись танкисты. Зуд в одном месте не позволил мне находиться на НП и я поставив в известность командарма незаметно исчез.
Как потом мне рассказал дед Павел, который остался с генералами, наблюдая захватывающее зрелище довольно солидной группы танков, на предельной скорости устремившихся на противника, комфронта захотел что-то у меня уточнить. Но узнав что я укатил в атаку на ИСе, в первый момент был взбешен. Филатов успокоил его, сказав, что разрешил мне непосредственно в боевых порядках по радио руководить боем.
Лавина наших танков смяла врага и прорвалась вплоть до переправы. Когда на КП пришло это известие, Еременко воскликнул:
— Едем!
Присутствие двух генерал-лейтенантов на передовой подействовало на весь личный состав явно ободряюще. Хлопая рукой по наклонной броне ИСа, он с огромным воодушевлением произнес:
— Можем же бить немцев! — и его суровое лицо осветилось на секунду-другую какой-то задорной мальчишеской улыбкой.
Его восторг довольно резко прервал Филатов: — Прислушайтесь, товарищи! — Все вокруг моментально замолкли и сразу четко послышался гул моторов фашистских самолетов — шли пикирующие бомбардировщики. И было их не менее тридцати-сорока. Они построились в круг и с крутого пике начали штурмовать огневые позиции корпусного артполка. Первой открыла огонь спаренная установка с броневика Еременко, успела сбить одного из стервятников, но сейчас же была атакована другим и точным попаданием была сметена с лица земли. Генералы, комбриг и дед Павел находились в глубоком окопе и были засыпаны землей. Но не успел выйти из пике второй Ю-87, как все средства ПВО бригады «Варяг» и зенитный дивизион Крейзера открыли массированный и сосредоточенный огоне по немецким бомбардировщикам. В первые же секунды было сбито сразу несколько самолетов. Сколько было радости для войск и населения, когда на их глазах было сбито пять немецких самолетов, а шестой загорелся и пошел на снижение.
Еще не окончился бой зенитчиков с люфтами, как генерал Филатов приказал мне прибыть на КП бригады. Когда я прибыл, Еременко неожиданно для всех, а может быть и для самого себя, обнял меня, крепко пожал ему руку и сказал:
— Представлю к «Красному Знамени» и добьюсь, чтобы представлению дали ход. Запиши, Пархоменко, и передай кадровикам! — окликнул он своего порученца, сына легендарного начдива.
Но сидеть спокойно на месте противник не желал, наоборот он хотел отбить утраченный плацдарм обратно, так что нам было чем заняться. И надо признать, что он сумел нас удивить. Под прикрытием начавшейся артподготовки, неожиданно для нас из под воды, возле нашего берега стали появляться танковые башни. На противоположном берегу в лодки рузилось около пехотного батальона.
Немцы попытались пробиться к нашему берегу. Но у меня уже были опытные и обстрелянный, инициативные бойцы, каждый из которых понимал свое место в бою. Им не надо было ждать команды. Поэтому они открыли огонь сразу, как только обнаружили и оценили угрозу. Попадания в танки начались сразу же, один за другим, они останавливались в воде, а некоторые от попаданий снарядов взрывались, когда детонировал боекомплект. За десять минут было уничтожено около полутора десятков танков, и эта необычная атака из под воды в буквальном смысле захлебнулась.
Видя что танки почти все подбиты, лодочный десант с середины реки повернул назад. Но нне всем улыбнулась удачно вернуться на берег. Не меньше трети лодок было уничтожено. Получив хорошую взбучку, немцы отошли, но с их стороны слышался рев моторов, а кроме того они снова вызвали на поддержку авиацию. Налет правда удался не очень, так как уже в глубоких капонирах стояли бронетранспортеры с зенитками, и они снова не дали немцам бомбить прицельно. Юнкерсы получив подарки от зенитчиков, провели бомбометание с высоты, и быстро вывалив своё содержимое, улетели.
Уже изучив повадки немцев, я понимал что на сегодня боевая работа уже закончена и решил немного развеяться. К этому времени Еременко отбыл на своем бронепоезде назад в Могилев, и мы остались втроем. Комбриг плотно занялся своим хозяйством, мне было на кого оставить свое буквально на час-полтора и узнав от Онуфриева что рядом есть чудное лесное озеро, предложил Филатову съездить на него. ИС я брать не стал, случайность может произойти любая, а он в единственном экземпляре, поэтому сели в мой «кюбель» и в сопровождении водителя, радиста и двух автоматчиков мы с командармом рванули на лесное озеро по быстрому искупнуться.
Через три-четыре километра нам встретилась небольшая группа солдат, понуро бредущих по обочинам дороги на восток. Мы остановились, остановились и встреченные нами бойцы. Судя по цвету петлиц, и зачуханному внешнему виду, это были красноармейцы выходящие из окружения.
— В чем дело, куда вы идете? — спросил я их, выходя из машины.
Они молчали, еще ниже понурив головы. Сколько таких солдат мне уже пришлось повидать… Тысячи. Судя по тому, что они явно уходили от места боя, это были те, кто раньше спасовал в бою.
Может быть растерялись, может у каждого была какая-то другая причина. Но сейчас они стыдились смотреть мне, да и друг другу в глаза. Значит они еще не дошли до той черты, заступив которую их можно назвать дезертирами, а может и предателями.
— Бойцы, — сказал я, — вы напрасно ушли с передовой, враг страшен лишь тогда, когда его боятся. Смотрю, среди вас нет командиров, а есть среди вас сержанты?
Вперед робко вышел один единственный человек с двумя треугольниками на петлицах, и я спокойным тоном, но строго приказал:
— Товарищ сержант, постройте людей и немедленно отведите их в свою часть и сдайте командиру батальона и скажите ему при этом, что командующего армией генерал-лейтенант Филатов задержал этих людей, когда они уходили в тыл…
И в этот момент, когда я еще не окончил отдавать приказ сержанту, из группы выскочил на обочину дороги здоровенный детина в военной форме и, обращаясь к солдатам, истошно закричал:
— Не слушай его, братва, не будем воевать, идем по домам, а ты… — он гневно ткнул пальцем в меня, повернувшись ко мне лицом, до этого стоял ко мне боком, обращаясь ко мне, почти прошипел как змея, — замолчи!!! — И одновременно, попытался вскинуть свой карабин на руку.
Когда-то друг моего отца, доктор математических наук и заодно мастер спорта по боксу научил меня всего лишь одному боксерскому приему, так называемой «двоечке». И рассказал один секрет используемый практически в любой связке. Что бы удар был неожиданный, и его не смог заметить противник, необходимо на очень короткое мгновение его остановить на первой трети траектории. Помню мне очень долго не давалась эта наука, и только после того, как я начал ходить в бассейн и делать это в воде дело пошло на лад.
Вот и сейчас, сделав очень быстрый подшаг с такой же задержкой, я отработанным движением влепил ему свою «коронку». Первый удар пришелся выше верхней губы, под нос, который ошеломил и дезориентировал его, а второй снизу в нижнюю челюсть, да еще с подворотом всего корпуса. Амбал хрюкнул, у него погнулись ноги в коленках и он округлой спиной, как бы перекатился в пыль дороги.
Два солдата, до этого стоявших безучастно, бросились к провокатору, обезоружили его и связали.
— Ну вот видите, мужики, кого вы послушались, — вполне миролюбиво сказал я.
— Да, это он мутил воду! — выкрикнул кто-то из красноармейцев.
— Все толковал, что нас предали и что война проиграна, — еще раздались возмущенные голоса.
— Это наглая ложь, — тут же отозвался я. — Не скрою, всем нам придется очень нелегко. Немец вояка серьезный, сами видите он умеет воевать. Но один хрен, мы будем в Берлине, как до этого были наши деды! Я вам слово даю…
— А этого изменника Родины, военный трибунал выведет на чистую воду.
Найдя глазами тех, кто наиболее решительно двинулся против провокатора, я сказал им:
— Товарищи, ваше место на передовой. И еще раз вам скажу, что русских никогда и никто не побеждал раньше и теперь никто не победит. Гитлеровская армия будет разбита.
И уже обращаясь к солдату выделенному для сопровождения дезертира, приказал:
— Отведи его в штаб бригады, заодно покажи дорогу остальным красноармейцам!
Люди построились, оправились и пошли за моим бойцом. Почему-то я был уверен, что они больше никогда не спасуют перед опасностью.