Предыдущий фрагмент
— Уже 470! — Потом, оба корпуса в боях не участвовали, поэтому еще раз смело можно поделить на три, сколько остается? Полторы сотни!!! Считайте, что после контрудара от каждого мехкорпуса останется по танковому батальону, чем развивать успех, добытый такой кровью? Пехотой? Двумя дивизиями против моторизованного корпуса в обороне с частями усиления, где каждый солдат, унтер и офицер имеют не один год реального боевого опыта?
— Но…
— Это еще не все… Забыли про авиацию, а конкретно: 2-й Люфтфрот Кесельринга и наши 65 истребителей! Они просто не дадут без потерь, корпусам выйти на исходные! Я уже не говорю про связь и соответственно про управление в бою и на марше…
— Но…
— И самое главное! Оба корпуса, по факту не имеют своей пехоты и должны наступать без ее поддержки! Я не говорю еще о том, как и где 5-й корпус будет ремонтировать свою технику…
— По решению командования 5-й мехкорпус обслуживает армейский сборный пункт аварийных машин в Орше.
После этой фразы, у меня натурально упала планка.
— Вы себя слышите подполковник? Рембаза в шестидесяти километрах от района контрудара корпуса!!!
— Мой НШ, на порядок лучше подготовит этот контрудар чем вы! А он всего лишь майор… Правда тут есть один нюанс — он имеет реальный боевой опыт и отлично знает чем бумага карты отличается от реальных оврагов!Он знает, как сейчас надоосуществлять управление боем! Без всяких подсказок со стороны — на основеисключительносвоих практических навыков… Тут мы совершим большую ошибку. Просто большую.
И в этот момент, маршал повел себя не как военачальник, а как заправский дипломат.Он шагнул назад, и мягко перевел разговор в конструктивное русло. Потом вернувшисб к столу и уперев в него обе руки, он улыбнулся, показав всем нам два ряда сверкающих в свете дня зубов и с самой обворожительной из своих улыбок предложил нам:
— Товарищи командиры, прервемся на завтрак. Потом продолжим. Вопросы? Нет вопросов. Пошли в столовую. Тем более там уже уху разогревают, — он оглядел нас и улыбнулся.—Потом вопросами будем заниматься. Очень кушать хочется. Кто «за»?Нет возражений? — Тимошенко поочередно оглядел всех присутствующих. — Ни одного. Отлично.
Правда перед этим, он как то по особому переглянулся с направленцем. Или мне это показалось?
Чёрт их разберет. Но я прямо кожей ощутил, как все резко изменилось после этого взгляда.
После этих слов, мы все потянулись к дверям. Я выходил предпоследний, за мной, в соответствии со званием шел подпол. В это время пронзительно завыла сирена воздушной сирены, и мы, перешагивая через две ступеньки, кинулись вниз по лестнице.На первом этажеуже не было пустынно — то тут, то там нам навстречу попадались озабоченные людив форме.
В тамбуре, перед самым выходом из здания, подпол как бы нечаянно, наступил мне на ногу. Чувствовалась нога мастера — мне было очень больно. Я с трудом удержался, чтобы не развернуться к нему лицом.
Честно говоря, что-то подобного я ждал с того момента, как перехватил непонятный для меня взгляд комфронта. Подполковник двигался за мной сразу за мной и немного правее. Для моментального ответа, кроме резкого удара правым локтем, вариантов не было. Попал я от всей души в его мягкое брюхо, да так удачно, что мужик смачно, не то булькнул, не то хрюкнул. Только после этого из-за спины раздался негромкий «о-ох!!!» и забористый мат свястящим шепотом. На ходу оглянувшись назад, увидел как он, медленно передвигаясь вдоль стенки коридора на полусогнутых, ртом разинутым воздух хватает. Удачно удар прошел, вон как он медленно разгибается, а ведь он на полголовы выше меня и в плечах шире. В танкисты ведь берут невысоких да юрких, что бы в тесноте танка легче было действовать. А он привык к просторным штабным помещениям, питаться по часам, а не когда успеешь ухватить на бегу. Вот и раздобрел на штабной службе, и поэтому пузечко слабеньким оказалось. А может, просто не ожидал резкой и моментальной ответки. Это ты, штабной, косяка спорол. Нападения всегда и везже ожидать нужно.
Иначе будет как сейчас… Только так можно, если не избежать, то хотя бы мимнимизировать ущерб.
Направленец медленно выпрямляется, и при этом взгляда своего от меня не отрывает. Видимо понимает с#ка, что его высокий покровитель ему сейчас не защита. Ведь за то что он сделал со старшим по званию, да еще во время военных действий трибуналом попахивает и конкретно. Мы сейчас один на один, в пустом коридоре, как гладиаторы на арене. И не смотря, что он выше меня и шире, только понимает он, что побеждает всегда не тот кто сильней, а тот кто идет до конца. По его глазам вижу, что он это понимает очень четко, что на любое его действие или даже слово я отвечу предельно жестко и асимметрично. Спустя несколько секунд подполковник не отрывая от меня взгляда, медленно поднимает свои руки к горлу и, нащупав воротник кителя, поправляет его.
Выйдя из здания санатория, я быстрым шагом двинулся к ближайшей щели, так как начался воздушный налет. Высоко в небе возникли Юнкерсы, которые приближались к нам, они стали расти в размерах, превращаясь в пикирующие бомбардировщики. Над штабом появились черные кресты… От них отделились черные точки и они медленно падали вниз. Когда до земли осталось около трехсот метров, было видно что это крупные бомбы. Когда до земли осталось около трехсот метров, было видно что это крупные бомбы. Метров с пятидесяти уже можно было различить веретено стабилизатора. Сразу вспомнилось, как дед Павел рассказал про интересную примету о бомбовом стабилизаторе: если он виднеется над тушкой самой бомбы, то будет недолет, если под ней, то перелет. Если справа от корпуса, то она уйдет левее тебя и наоборот. Хуже всего, если за ее корпусом стабилизатора не видно… Прищурив один глаз я внимательно рассматривал падающую на нас смерть. Бомбы, наверное, были далеко не первой модификации, и если верить деду Павлу, то все они должны были уйти правее и дальше того места, где я был сейчас. Скоро все внизу утонуло в огне и дыму. Ни с чем подобным я раньше не встречался. Особенно сильно досталось парку санатория. Все вокруг полыхало, выбрасывая вверх снопы искр и дыма. Полетели осколки.
Несколько раз мимо, из-за облаков, подсвеченных разрывами бомб, с отвратительным воем пронеслись «Ю-87». Были слышны пулеметные очереди с ближних самолетов.
Дно щели подпрыгнуло, я ощутил сильнейший удар в грудь и потерял сознание. Через какое-то время я пришел в себя. Меня тошнило, и во рту было солоно от крови. Я хотел встать, но от резкой боли опять потерял способность двигаться. Справа от меня, там, где еще недавно стоял трофейный «кюбель», была черная, глубокая воронка. Мимо прошли двое красноармейцев с носилками, с них свисала так знакомая рука подполковника с огромной кистью. Мячик баскетбольный той кистью, наверное, без труда держать можно. Его тело было накрыто куском брезента с опаленным краем. «Ну вот… Бог не фраер, отбегался мужик…» — рикошетом под черепом мелькнула мысль.
Осмотр меня врачом не занял много времени. Он внимательно осмотрел мое тело и нахмурившись, сказал:
— Вам показана госпитализация. — Немного подумал и добавил: — Хотя бы два-три дня… Несмотря на полученную легкую контузию, у меня разыгрался неслабый аппетит. О чем я сразу ему сообщил. В ответ, он только покачал головой.
Уже через полчаса я был накормлен самыми разнообразными кушаньями: помидорами, сыром и солеными грибами. Я старался не обращать внимания на неприятный запах, который буквально висел в воздухе. Никаких неприятных последствий, я после приема пищи не ощутил, о чем и сообщил военврачу, который как раз, тоже зашел в палатку перекусить.
— Похоже вам повезло молодой человек. Постарайтесь не перегружать свой организм в ближайшую неделю. Если тянет в сон, то обязательно уделите этому занятию, хотя бы немного времени. Это крайне важно!
Вот к этому пожеланию военврача, который судя по возрасту застал еще Первую Мировую, я прислушался. впервые за долгое время спокойно уснул, прямо на земле возле палатки, где кушал. Мне снился сон. Какой-то городок с длинными белыми домами, одноэтажными домами с палисадниками, небольшими садиками и виноградниками. Мы сидели за обеденным столом, и за окнами этого городка был день. Было тихо. Никакого движения не было видно — городок словно замер в ожидании чего-то. Вдруг я заметил летящую над горизонтом огромную черную птицу. Это был черный ворон, который сложив крылья несся к земле. Только он не каркал, а ревел как сирена немецких «Штук». Он почти долетел до земли, как я увидел еще одну птицу, летящую ему навстречу со стороны солнца. Они сцепились в смертельной схватке, в воздухе замелькало что-то и я проснулся.
Как оказалось, прямо над нами шел жестокий воздушный бой. Вой сирен, гул моторов и треск пулеметов заполнили все вокруг. Мне с Филатовым пришлось нырнуть за ствол одной из сосен, от греха подальше. Вскоре над деревьями повисло густое облако пепла и дыма, сквозь которое стало видно сверкающее на солнце что-то похожее на раскаленный добела толстое металлическое бревно. Самолет! Мы увидели «Мессершмитт», который развернуло ударом винта. Метрах в ста от земли у него отвалилось правое крыло, и он потерял управление. Летчик падал, беспорядочно кувыркаясь, неумолимо приближаясь к земле.
От этого зрелища нас с командармом отвлек зычный голос Тимошенко. Он что-то говорил какому-то полковнику и еще двум десяткам старших командиров. Я повернулся к Филатову. Тот посмотрел на меня, медленно покачал головой. Он явно раньше меня понял, что случилось.
— Самое лучшее, — сказал он, — не вмешиваться. Во всяком случае пока.
Отсидеться в стороне конечно не получилось. Разглядев нас, он почему-то обратился конкретно ко мне:
— Ты там критиковал план контрудара штаба фронта, полковник? Вот теперь ты, под полную личную ответственность предоставишь свой через двадцать четыре часа! Исполнять! Можешь забрать к себе всех командиров с этого направления, в оперативном управлении. Подполковник Матицин погиб. Теперь контрудар на тебе.
Уже через полчаса мы летели в штаб армии генерала Филатова, захватив с собой направленцев Матицина. Перед отлетом, нам удалось убедить командующего, что руководить контрударом должен все таки генерал Филатов, в интересах дела. Как командиры корпусов будут относиться к приказам новоиспеченного полковника, который перед этим был всего лишь капитаном запаса?
При более спокойном размышлении над полученным приказом комфронта, мы с генерал-лейтенантом пришли к выводу, что при силами штаба армии это лучше сделать чем, чем штабом бригады.
Узнал я и несколько неизвестным мне ранее фактов. Как рассказал мне командарм-20 Павел Алексеевич Курочкин, предполагалось, что заниматься координацией действий танков будет генерал-армии Павлов, которого маршал Тимошенко назначил его своим заместителем по автобронетанковым войскам, после снятия с фронта. Теперь мне стало понятно почему была крайне слабой была организация взаимодействия. Штаб 20-й армии был фактически отстранен от руководства механизированными корпусами и соответственно намечаемым контрударом. Безусловно добавило неразберихи и то, что Сталин насчет Павлова распорядился по-иному, и Дмитрий Григорьевич оказался в руках Берии.
Для осуществления контрудара нам разрешили использовать кроме моей бригады, еще и воздушно-десантный корпус Жидова. Переброску которого осуществили в основном силами моей бригады.
В один из дней, генерал Филатов направил меня в оперативное управление фронта к генералу Семенову, чтобы ознакомиться с последними данными о противнике, получить карты и другие оперативные документы. В оперативном управлении штаба царила напряженная, нервная атмосфера. Это было связано с подготовкой контрудара мехкорпусов. Одновременно было решено, что сразу после этого я выеду в Могилев, куда перемещался штаб 13-й армии. Мне предоставлялся более надежный транспорт и охрана.
Массово мы использовали ходовые макеты танков и другой техники. Еще одним способом введения противника в заблуждение стала звуковая имитация переброски танков по ночам, которую предложил один из наших, вспомнив про фильм «Слушайте на той стороне» о боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. Эта операция проводилась с помощью мощных репродукторов, изготовленных на базе нескольких звукоулавливателей «ЗТ-5» смонтированных на низкой колесной тележке с четырьмя подвижными рупорами с металлическими раструбами, которые воспроизводили звуки движущихся танков и истребителей. Они использовались попарно, для создания стереоэффекта, чем достигалась полная иллюзия движения техники.
Пока осуществлялись мероприятия по дезинформированию противника и его разведки, люди деда Павла и скудные истребительные силы, которые нам смог выделить фронт, по общему плану занимались уничтожением бомбардировочной авиации немцев. Не всегда мы прибегали к прямому уничтожению самолетов, иногда было выгодней уничтожить склад ГСМ или бомб, иногда места размещения пилотов и авиатехников.
Самым тяжелым моментом, были пожалуй ежедневные объяснения с комфронта и его начальником штаба. Я их понимал — с них Москва требовала немедленного результата.
Ровно через неделю, в полдень, маршал Тимошенко вызвал всех нас, включая командиров корпусов к перекрестку на шоссе Минск — Москва, в 15 километрах северо-восточнее Орши. Он выслушал доклад об обстановке и состоянии корпусов.
— На сей раз,- произнес маршал,- вы получите задачу, как я уже сказал, соответствующую вашим силам.
И отдал устно по карте приказ о нанесении контрудара во фланг и тыл полоцкой группировке немцев в общем направлении на Лепель глубиной около 100 километров. Помимо устного приказа в тот же день был отдан и письменный, несколько конкретизировавший первоначальный.
Этими действиями предполагалось остановить противника, наносившего главный удар в стык двух нашихфронтов. В течение ночи он должен был быть выполнен, а на следующий день на основе имевшихся данных, уточнить его направление и сроки. Разведка помоглауточнить– немецкиечасти должны были выйти к Полоцку в районе Крестище, и войска нового направления должны быть обеспечены поддержкой авиации.
После этого, маршал отозвал генерала Филатова и меня в сторону и дал еще одно негласное распоряжение:
— В 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса, командиром 6-й артиллерийской батареи 14-го гаубичного полка служил сын товарища Сталина, старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили. Это большая ответственность для всех нас.
«Бля#ь!!! Как я мог забыть?» — молнией сверкнула в голове паническая мысль. Необходимо было что-то быстро придумать. Но по быстрому ничего толкового в голову не приходило и я на время отпустил эту проблему.