Генерал-лейтенант уехал в уже наступивших мягких летних сумерках. Никаких нештатных ситуаций пока не было.
— Яков Григорич… — начал я, потирая руки с самым заговорщицким видом.
— Еще более «за», чем вы…
— Вот это я понимаю, сразу видно наш человек!
— Вы из наших? — С самым серьезным видом спросил Крейзер.
— Как было сказано, еврей — это призвание и воспитание…
— Интересная трактовка, и лично для меня очень приятная, а что есть продолжение?
— Всего не помню, но цыган — это профессия, француз — это не национальность а образ жизни, хохол это диагноз…
— А русский?
— А русский — это судьба…
— Давайте не будем о грустном, что вы говорили «за посидеть»?
И тут я решил что пора немного постебаться:
— Вот, сразу видно характе΄ную че΄ту ΄усского человека! Где б он не находился, в какую б ды΄у судьба его не засунула, но только дай ему повод, и он с΄азу же начнет «отмечать», и вовсе не важно «что», главное, чтоб повод появился! П΄осто натура такая… «хлебосольная»…
Пока мы шутили, нам накрыли скромный стол, но на нем присутствовала бутылка «Камю», датская ветчина, сардины в масле и с лимоном, сыр…
— Трофеи? — понимающе произнес Крейзер.
— Они проклятые, а с другой стороны, чтобы победить противника, надо его знать…
— Кто сказал?
— Если честно, то не знаю. Осело в голове…
— Ну что по первой?
Хороший коньяк приятным теплом разливался в груди и это приятное ощущение постепенно опускалось вниз. Незаметно разговор перешел на тему, какая структура наилучшая для механизированных войск. Я больше молчал, и меньше пил, подливая трофейный напиток Яше.
А он рассказывал крайне интересные вещи, которые я наверняка не услышал больше негде.
— После первой мировой, военные теоретики в Европе, начали выдвигать новые, можно сказать революционные идеи по строительству передовых, высокомобильных механизированных армий, состоящих, соответственно, из механизированных же частей. Первыми к этой теме обратились британцы — их маленькую сухопутную армию модернизировать было бы проще всего. Не остались в стороне и французы с немцами…
— А мы?
— В СССР этот вопрос тоже не остался в стороне. С санкции тогдашнего начальника Академии РККА Эйдемана, были начаты проработки собственных вариантов механизированных соединений. Большую активность в этом вопросе проявил первый начальник бронесил РККА Калиновский. Если мне не изменяет память, начали в 29-ом. Я в том году получил роту в «Пролетарке», и эти эксперементы проходили на моих глазах. Сначала сформировали опытный механизированный полк.
— Интересно, какой его состав был?
— Его сформировали на базе 3-го отдельного танкового полка Московского военного округа, первыйкомандир Калиновский, он тогда из инспектора бронесил сразу на комполка!А состав бл такой: танковый батальон двухротного состава, артбатарея, автобронедивизион и мотострелковый батальон.
— Нормальный состав.
— Если мы в «Пролетарке» не вылазили с алабинского полигона, то они в Наро-Фоминске просто ночевали в поле, зато полк прошел всесторонние испытания в различной учебно-боевой обстановке. После этого примерно через год перешли к более сбалансированным механизированным бригадам.
После этих слов Крейзер замолчал. Мне показалось что он вспоминает что-то очень глубоко личное. Лицо у него было такое… как будто он был не здесь, а где-то далеко-далеко… Наверное несколько минут длилось его молчание, пока он не мотнул головой, стряхивая свое оцепенение.
— Долго я так?
— Минут пять точно…
— Отца вспомнил… и детство свое в Воронеже.
Прикинув в голове примерный его возраст, выходило что его семья жила в Воронеже, когда еще была так называемая черта оседлости. Это меня сильно удивило, а еще больше меня удивило что Крейзер смог это понять. Понять и объяснить.
— До революции жить в Воронеже, откуда я родом, евреям запрещалось. Но мой дед двадцать пять лет отслужил в царской армии и получил право поселиться в этом городе.
Рано оставшийся без мамы, она умерла в 1917 году от туберкулеза легких. Мне было всего пятнадцать лет, когда в двадцатом году умер отец от тифа.Я с двумя братьями и сестрой остались сиротами. После окончания гимназии поступил на курсы рабочих по строительно-дорожному делу. По окончании курсов недолго работал десятником-стажёром в Комитете государственных сооружений. Пока учился, хватался за любую работу что бы помочь младшим. В Красной Армии с февраля 1921 года. В 1922 году добровольцем поступил в 22-ю пехотную школу. В 1923 закончил ней учебу.
Н-да… помотало мужика, ничего не скажешь. Но дальнейшее слушание его биографии приведет к тому, что надо будет что-то рассказать о себе, а это уже черевато…
— Что вы имели ввиду, когда сказали что бригады были более сбалансированными?
— Сам посуди, первоначально состав бригады развернутой на базе полка был таким: танковый и моторизованный полк, разведывательный и артиллерийский дивизионы, и специальные подразделения. Бригада имела на вооружении 60 танков в полу, 32 танкетки и 17 бронемашин в разведдивизионе, две с половиной сотни автомобилей и 12 тракторов у артиллеристов.
— Запасных тракторов не было? Вдруг на марше поломка…
— Тогда еще нет.
— А дальше что?
— А дальше в районе платформы Алабино самолет, на котором летел Калиновский, который к тому времени уже был начальником Управления механизации и моторизации РККА зацепил деревья, после чего упал на землю и разрушился, а все находящиеся на борту люди погибли. Самолет этот перевозил военную комиссию во главе с заместителем начальника штаба РККА Триандафилловым.
«Триандофилов! Неужели тот самый? Я же изучал его труды в академии по оперативному исскуству!» — замирая от восторга лихорадочно думал я.
— Когда Калиновский сел в кресло созданного под него управления ( ), он решил укрупнить бригаду, теперь она имела уже 110 танков МС-1 и 27 орудий, и основное ее назначение — этоисследование вопросов оперативно-тактического применения и определение наиболее выгодных организационных форм механизированных соединений.
— Что было дальше?
— А дальше была полная жопа! После гибели Калиновского, понимавшего суть боевого применения бронетанковых частей и все их логистические проблемы,началась «эра» «теоретика» Халепского, решившего что: «танки — наше все!». При нем уже не было какого либо серьёзного и глубокого теоретического обоснования и началось формирование из тех бригад мощнейших, для своего времени, механизированных корпусов!
— Пока, с ваших слов все логично — сформировали полк, поробовали — получилось, далее бригада — тоже получилось, укрупнили бригаду — снова в «яблочко», почему не идти дальше?
— ились Как думаешь сколько было танков в первом механизированном корпусе?
— Ну… я думаю не больше двухсот… — прекрасно помня, что примерно на этой цифре остановились и мы и немцы. Правда немцы раньше пришли к этому.
— Свыше 500 танков и только 200 автомобилей на весь корпус!!!
— Сколько, сколько?
— Ты не ослышался, полтыщи танков, а машин меньше чем в первом опытном полку!
— Дебил, бл#ть!
— Вот, вот… Но к счастью, теорией крупных механизированных соединений по-прежнему плотно занимались и в Академии РККА. И Эйдеман, не слишком разделял страсть Халепского к гигантизму и огромному желанию Тухачевского к их объединению со «стратегической конницей». Он, наверное, понимал, что «среднетехническая» скорость кавалерии на марше не сильно выше, чем у пехоты и уж точно намного меньше, чем у танков и машин. Да и в атаке, конная лава танкам не особо эффективный помощник.
— Полностью согласен!
— Все таки в Академии, тщательно изучаяя зарубежный опыт, усиленно думали над теорией полностью механизированной армии будущего! В нескольких вариантах. Разной структуры и под разные задачи. Сменивший Эйдемана у руля Академии Шапошников, не стал резко менять курс на полную механизацию с одной стороны, но с другой полностью проигнорировал «стратегическую кавалерию». Я так думаю, что скорее всего именно с его подачи родилась идея о том, что механизированная армия должна состоять не из мехбригад, которые по сути были чисто танковми, а из механизированных дивизий — как соединений намного более сбалансированных, универсальных и мощных, чем мехбригады.
— Если не секрет, какой состав вашей дивизии?
— Какой это может быть секрет для вас, если вы сейчас мой непосредственный командир?
— Если честно, то еще как то не привык к этому…
— В состав дивизии входят: два мотострелковых полка, 6-й и 175-й, 12-й танковый полк, 13-й артиллерийский полк, 300-й зенитный артиллерийский дивизион. 123-й противотанковый артиллерийский дивизион, 93-й разведывательный батальон, батальон связи, инженерный батальон и другие специальные подразделения. Танковый полк оснащен в основном танками БТ-7 м. Всего в дивизии было около 225 танков. Находясь в районе Орши, дивизия получила 30 танков Т-34 и 10 танков KB. На вооружении артполка 54 гаубицы калибра 122 мм. Противотанковый дивизион имеет навооружении18 орудий калибра 45 мм. Численный состав почти 12 тысяч человек.
Мой новый знакомый оказался неисчерпаемым источником различной и очень полезной для меня информации.
— Есть пара идей об более эффективном использовании вашей техники.
— Внимательно слушаю товарищ полковник. — Тут Крейзер мновенно перешел на официальный тон, показывая этим, что доверительная беседа окончена и начались сугубо служебные отношения.
— Первое…все двести двадцать пять танков использовать исключительно как мобильное противотанковое средство из засад. Атаковать ими противника категорически запрещаю!
— А чем тогда контратаковать?
— КВ, они для этого подходят лучше всего…
— Так их только десять штук!
— Не совсем, у меня в хозяйстве чуть больше двух десятков, и ваши — уже полноценный тяжелый танковый батальон, который может повести за собой пехоту!
— Интересно… А что с «тридцать четверками»?
— У вас их тридцать, у меня почти полсотни и еще надеюсь удасться восстановить пару десятков из пятой танковой, которые были ими оставлены из-за поломок и отсутствия горючего. Это будет два батальона, на машины которого можно посадить примерно тысячу человек десанта и пустить вслед за КВ.
— А вот это уже очень, очень интересно…
Но тут наш разговор прервалкрик какой-то лесной птицы, раздавшийся где-то совсем недалеко. И практически сразу, из темнот к нам подошел майор Климовский.
— Товарищ полковник, у противника началось движение.
— Где?
— Напротив совхоза Веселово, у переправы.
— Веселово что напротив Зембина?
— Там же держит оборону 50-я дивизия!
— Через наших связистов посланных к ним, они и сообщили что их теснят и они отходят к Зембину.
— Подробности?
— Атакуют по двум направлениям. К утру скорее всего противник или выйдет на его окраины, или займет его. По предварительным данным атакует 20-я танковая дивизия немцев в полном составе. Очень много пехоты…
— А чего ей быть мало, если мы одну из танковых дивизий этого моторизованного корпуса лишили практически всех танков еще под Минском.
Крейзер мои последние слова слушал очень внимательно.
— Пошли к макету!
К этому времени, весь макет накрыли легким плетенным каркасом на котором закрепили брезент и маскировку. Внутри было душновато, но обстановка на макете была очень подробной. Благодаря этому замысел противника был виден как на ладони. Мелькнула даже шальная мысль, попросить Маркони закрепить над макетом один из смартов, и транслировать картинку на самый большой планшет, который есть у нас.
Крейзер не просто смотрел на макет, он буквально впился взглядом в него.
— Что скажешь Яков Григорьевич?
— Я бы немедленно поехал бы туда…
— На чем двинимся?
— У меня «эмка»
— У меня трофейный «кюбель».
— Давай на нем, заодно познакомлюсь с немецкой техникой.
— У меня есть кое что поинтересней, не пожелеешь.
— Согласен.
Сквозь открытый передний смотровой люк я видел, как мотаются верхушки убегающих назад деревьев. Как-то очень резко захотелось остудить хотя бы лицо, и я встал в полный рост. По грудь я возвышался над бортом БТРа. От яркой луны, тень моего БТРа неслась впереди по подкрашенной ночным светилом обочинегрунтовки. «Сто пятьдесят второй» утробно и мощно рыча мотором леко брал подъемы, и практически не теряя скорости хорошим накатом спускался вниз. У меня сложилось устойчевое убеждение, что водитель непроизвольно хочет догнать тень, он часто прибавлял газ, явно стараясь догнать ее. Логично — надо догнать тень, чтобы быстрее попасть в Веселово. Тень от бронетранспортера становилась все длиннее и контрастнее, и, чтобы не отстать от нее, водителю, как мне почему-то казалось, приходилось все чаще и сильнее нажимать на акселератор. И сам я и все вокруг меня, в ярком лунном свете кажется совсем другим, чем обычным солнечным днем. Вдоль дороги тянулись одинаково невидимые перелески, какие-то поселки и деревушки, в окнах которх я не заметил ни единого огонька. Я присел на сидение, и Крейзер наклонившись ко мне произнес:
— Знаешь, когда моя дивизия шла по Садовой к Можайскому шоссе, я, сообразив, что колонне придется пройти мимо моего дома, на мотоцикле обогнал всех, чтобы успеть проститься с родными.
— Это очень правильно, мы же в конце концов за них и воюем!
Ответом на мои слова бл очень благодарный взгляд этого нетипичного еврея.
…Я сидел в этой бронированной машине, закрыв утомленные предыдущей бессонной ночью глаза. Смотреть все равно было некуда. Наша небольшая колонна всего из двух машин шла с потушенными фарами.
Меньше чем через час, мы на БТР-152 добрались до совхоза Веселово. Занимавший здесь оборону стрелковый батальон большей частью отдыхал. Теплая июльская ночь была безветренна, и от этого до нас четко доносились звуки ночного боя, который шел на западном берегу Березины. Несколько красноармейцев выкашивали уже выколосившиеся хлеба на берегу реки, перед участком обороны своего батальона. Тяжелые колосья пшеницы с грустным шуршанием падали к ногам косарей. Мы шли по кромке скошенного участка. Луна зашла за облака и в неверном, слабом ее свете больше угадывалось чем виделось как слегка колыхается пшеничная стена.
Неожиданно под моими ногами зазвенела коса, на которую я нечаянно наступил, заглядевшись на сказочную красоту хлебного поля. С земли тот час вскочил незнакомый мне боец, и виновато вытянулся.
— Устал? — спросил спросил его по доброму Крейзер.
Он переступал с ноги на ногу и молчал. Я понял: наверное, не так давно крестьянствовал и теперь горько жалел пропавший хлеб и нелегкий труд неизвестных ему людей. Не дождавшись от него ответа, мы с Яков Григорьевичем пошли дальше. Не знаю о чем думал Крейзер, а я думал о других, человеческих потерях. Вчера, например, пропал командир одного из полков «сбродной» дивизии, которую за несколько дней сколотил полковник Гришин. Поехал со своим адъютантом на броневичке в один из батальонов и ни слуху ни духу о них. Может быть, лежат где-то в таких же высоких хлебах?
— Яков Гриорич, есть предложение!
— То что оно будет интересным, я уже не сомневаюсь…
— Не скашивать до конца это поле, а заминировать его огненными фугасами и кода противник под прикрытием высоких хлебов накопится для броска на наши позиции, одновременно поджечь его со всех сторон.
— А для полной надежности перед полем развернуть несколько пулеметных подразделений!
— Именно, а отход в тыл отрезать навесным огнем счетверенных установок.
— Тогда идемте скорее к рации, надо отдать распоряжения.
— Подождите, немцы после такого будут очень жестко обрабатывать наш передний край авиацией и артиллерией. Нужны ложные окопы перед всей линией нашей обороны здесь. И заодно присмотреть надежные и безопасные места в тылу, но не далее чем сто-стопятьдесят метром за линией траншей.