И тут наконец я дала ему отпор. Не имея возможности вырваться из его лап, я, отворачивая от него лицо, стала над ним, пучеглазым, как лягушка, смеяться. Он целует, а я хохочу и никак не могу остановиться. Я никак не могла понять, по молодости, чего этому женатику от меня надо. Он прекрасно знает, что я его не люблю, знает, что я знаю, что он обожает свою супругу. Так какого же черта пристает ко мне?! Наконец он почувствовал себя оскорбленным. Разозлившись, решил раскрыть мне свой секрет, дать понять, чего надо не ему, оказывается, а мне от него. Представьте себе!
Вот он что сказал, отстранившись от меня:
— Ты так никогда не пробьешься! — И еще одну фразу обронил, но я тогда, доведенная до белого каления его наглостью, не обратила внимания на вторую реплику. Много лет спустя, вспомнив эти его слова, сообразила я, на что он намекнул, высмеянный мною. Но пока об этом умолчу. Пока продолжу рассказ о том вечере, когда мы с Иваном Семеновичем остались наедине, и он на мой вопрос, выйдет ли впоследствии толк их моих занятий творчеством, ответил по-деревенски: бабка надвое сказала. Может, добьешься успеха, а, может, и нет.
Конечно, его слова напомнили мне то, что сказал когда-то наглец Чижовкин. И стал мне понятен намек Ненашева. И очень нехорошо сделалось. Со временем, чего греха таить, я смирилась бы, возможно, с его требованием. Мне ведь было уже не двадцать лет, как тогда, когда Чижовкин "раскололся", а тридцать. Не ради практической выгоды уступила бы я своему другу, а ради хороших отношений с ним не посчиталась бы с тем, что он женат.
Да, скорее всего, так оно и было бы, если бы он в тот вечер ничего больше мне не сказал. А он, как нарочно, спросил у меня фамилию одной из учительниц "моей" школы, которая явилась на встречу с ним, обнаженная чуть ли не до пояса.
Она татарочка, по-татарски красивая, была в то время одинокой. Думая, что это оправдывает ее, вела себя, мягко говоря, легкомысленно. Гордилась своим успехом у мужчин и трезвонила о своих "победах" на всю школу. Была у нее кличка: "веселенькая дамочка".
И вот такой женщиной, догадавшись о ее доступности, заинтересовался мой кумир. И не счел нужным утаить это от меня. Я была просто шокирована бесцеремонностью Ненашева. Я пригласила его в школу не только для встречи с моими учениками. Фактически позвала его на свидание, надеясь, что наконец-то мы объяснимся с ним. И что же? Он просит меня организовать меня рандеву с "веселенькой дамочкой". Это было уже слишком. Но я не выдала своей обиды. Сдержав слезы, назвала фамилию татарочки. И, не сказав больше ни слова, держась за перила, стала спускаться по железным, очень скользким ступенькам вниз по железной лестнице. Он — следом за мной, тоже молча. Заговорили мы только тогда, когда подошла его электричка. Я поблагодарила его за то, что он уважил мою и моих учеников просьбу. Он меня — за то, что предоставила ему возможность пообщаться с ребятами.
Мы пожали друг другу руки. Он поднялся в вагон. Постоял, повернувшись ко мне лицом. Дверь автоматически закрылась. Поезд ушел. Он уехал, а я осталась на перроне. И долго стояла, как столб, на одном месте.
В течение какого-то времени, после того, унизившего меня "свидания", мы продолжали встречаться в союзе писателей. Выполняя его поручения, Анна Александровна вызывала меня по телефону, и я приезжала. Он вел себя по отношению ко мне, как прежде, как и до своей поездки в Зареченск. Ласково называл меня по имени, рассказывал о своей семье, о самочувствии Дарьи Дмитриевны. Я видела: он дорожит моей привязанностью к нему. Сама тоже, помня все хорошее, что он делал для меня, не хотела лишить себя его дружбы, помощи и поддержки. Но с другой стороны, мне же приходилось ежедневно сталкиваться в школе с женщиной, на которую он, что называется, глаз положил. Это мешало мне забыть тот вечер, обиду, которую он мне причинил. Это было просто невыносимо. И наконец, я приняла решение.
Позвонила ему из Зареченска, попросила прийти на трамвайную остановку, где обычно выходила, приезжая в центр. Он пришел в назначенное время, не опоздав ни на минуту. Остановился поодаль от меня. Лицо его было каким-то просветленным. Чувствовалось: настроение у него хорошее и он ждет от меня чего-то приятного. И жалко вдруг стало мне его. Но, как и все люди на земле, себя я жалела больше. Ни в коем случае не хотела я допустить, чтобы он еще раз когда-либо обошелся бы со мною так же небрежно, как тогда…
Мне было не привыкать отталкивать поклонников. У меня, надо полагать, на роду было это написано. Я приблизилась к нему, протянула руку и, когда он ее пожал, сказала, давая понять, что отрекаюсь от него: — Вы виноваты перед своей женой…
Я не сочла нужным назвать истинную причину, почему отказываюсь от встреч с ним. Думала, он и без моих слов все поймет. Может быть, не сразу. Он не вымолвил ни слова. Стоял и смотрел на меня таким взглядом, как будто видел впервые. Я повернулась и пошла, не оглядываясь. Если бы он окликнул, я обернулась бы и изменила бы свое решение. И вся моя жизнь в дальнейшем сложилась бы иначе. Но он промолчал.
Спустя неделю или немного позднее я приняла еще одно решение. Супруг стал спорить со мной, уверяя, что это глупо — возвращаться из областного города в провинциальный. Но я ему доказала, что у нас нет другого выхода из положения, в котором мы оказались не по своей вине. Мы начали упаковывать свои пожитки.
***
В молодости я была очень ревнивой. Сознавая это, в один прекрасный день призадумалась: а может быть, я перестаралась, отвергнув Ивана Семеновича? С чего это я взяла, что он задумал тогда познакомиться с той красивой татарочкой? Мало ли почему спросил он у меня ее фамилию. Короче говоря, продолжала я любить человека, сделавшего мне много добра, и тосковала по нему. Раскаялась я в том, что порвала с ним, да еще так резко. Но что-либо изменить было уже невозможно.
В это время, вернувшись в областной центр, жила я в своей новой двухкомнатной квартире, книги Ивана Семеновича читала, думала о нем. И казался он мне теперь лучшим в мире не только писателем, но и человеком, честным, благородным, склонным к самопожертвованию, но, как и я, обидчивым.
Перечитывала сохранившиеся у меня газетные публикации, в которых говорилось о нем. Негодовала, читая те, в которых его порицали, радовалась, просматривая другие, в которых давали высокую оценку его творчеству.
О том, что Ненашев удостоен Государственной премии, узнала я от Анны Александровны, которая все еще работала в союзе писателей и не забыла меня. Она позвонила мне домой и спросила, собираюсь ли я поздравить Ивана Семеновича с победой. Я ответила:
— Да, конечно, я напишу ему, у меня есть его адрес.
— Нет, писать ему не надо, — возразила Анна Александровна, — он едва ли получит твое письмо. Лучше позвони ему. Приезжай в союз, отсюда и позвонишь.
Я так и сделала. Узнав мой голос, он спросил, ласково назвав меня по имени:
— Ты почему звонишь мне, Валя?
Этим своим вопросом он опять поставил меня в тупик, как тогда, когда спросил, куда ко мне приехать.
Зачем звонят в таких случаях? Чтобы поздравить. Он это прекрасно знал. А раз спросил, почему, значит, хотел от меня другого ответа. Какого? Конечно, признания в любви, — подумала я. И мне хотелось сказать "люблю", это же было тогда так. Но как могла я произнести это слово, находясь не наедине с ним, а за сотни километров от него, да еще не одна в комнате, а в окружении мужчин писателей, знавших, куда я звоню и прислушивающихся к тому, что я говорю. Смелости у меня не хватило это слово сказать. Хотя не смелостью, наверное, это называется, а как-то по-другому.
Я сказала, лишь бы не молчать:
— Потому что я всегда за Вас болела…
Мой ответ ему явно не понравился, не поблагодарив меня за звонок, он бросил трубку.
***
Думаю, нужно познакомить читателя с газетными материалами, в которых идет речь о Ненашеве.
Областная молодежная газета 11 апреля 1966 года.
В прошлом воскресном номере под рубрикой "Беседы о жизни" были опубликованы материалы заочной пресс-конференции, которую вел писатель И.С. Ненашев. Выступление Ненашева вызвало интерес у читателей. Некоторые из них в письмах в редакцию выразили свое несогласие с тем, как Ненашев ответил на вопрос читателя Валерия Ч.: Почему в современной литературе нет героя, подобного Павке Корчагину? Вот эти письма.
Уважаемый Иван Семенович! Я не согласен с тем, как Вы подошли к вопросу о нашем современнике в художественной литературе. Вот как я понял то, что Вы хотели сказать: как говорил и думал Павел Корчагин, сегодня не говорят и не думают. Но ведь образ Корчагина для нас прежде всего образ целеустремленного борца за дело коммунизма, образ человека кристальной чистоты, потрясающего мужества и воли. Таков современник революции, наш современник. Внешние приметы его могут быть иные, поведение изысканнее, но суть человека "новой формации", рожденного в годы революции, та же. Разве станете Вы отрицать это? И вообще, что Вы считаете помехой в создании образа именно современника середины XX века? Не в том ли дело, что некоторые писатели, запутавшись в самих себе, стремятся уйти в сторону? Не здесь ли истоки мечтаний о приходе некоего гения, который во всем разберется?
Д.Дизов, механик
Интересно, кого же Ненашев видит в современной молодежи? Разве чем-то она отличается от ровесников Павки Корчагина? Чем эти парни и девушки руководствуются? Ищут уюта? Денег? Славы? Лучшие из них — нет и нет! Это они добились величайших открытий в области медицины, науки, техники. Они — благодаря тому, что жили и боролись по-Корчагински. Так вместо того, чтобы объяснить Валерию, что образ Павки очень близок нам и признать, что наши писатели еще не сумели создать образ современного героя такой же впечатляющей силы, писатель Ненашев говорит, что Павка Корчагин (в наши дни) непригоден, не нужен. С этим нельзя согласиться.
Чернышев, технолог
Читатель задал вопрос: "Возможен ли нынче герой, подобный Павке Корчагину?" Писатель Ненашев отвечает: "На мой взгляд, невозможен и более того, не нужен. Те способы и художественные средства, та форма, тот образ мыслей и уровень интеллекта, с которым в свое время жил, боролся и побеждал герой, подобный Павке Корчагину, нынче, по-моему, непригоден". Я понимаю, что Ненашев хотел сказать: новое содержание требует новой формы. Но мысль выражена настолько, я бы сказал, размашисто, что появляется возможность толковать ее по-разному. Образ мыслей героя, подобного Корчагину, трогать нельзя. Корчагинский образ мыслей — наш, советский. Мы любили Корчагина за образ мыслей, за то, что его поступки не противоречат его образу мыслей. Павка — одержимый, революционер. Он, наверное, во многом лучше нас, мы понимаем это, тянемся к нему и за ним, знаем, что можем быть такими же. В этом сила этого удивительного образа. Нет, не ушел в прошлое незабвенный Павка. Недавно я в своей школе провел анкету. И на вопрос: "Ваш любимый литературный герой?" большинство ответило — "Корчагин". Мы не расстаемся с книгой "Как закалялась сталь". И, конечно, мечтаем о новом большом литературном герое, действующем в наши дни. Этот герой должен иметь современные черты, но ему не жить без корчагинского образа мыслей, страстности и честности. Павка Корчагин, сражаясь и страдая, обливаясь кровью, потом и побеждая, круша старое, возводил новое и нашел свое счастье. Мы хотим жить, как Павка, хотим стать такими же стойкими и чистыми, как Павка, и добиться счастья сейчас. И если появится новый литературный герой, который позовет за собой, который поможет строить и побеждать в настоящем, разве плохо будет, если в нем проглянет корчагинское? Да это и должно быть в нем — корчагинское, то есть революционное.
Ф.Бобков, преподаватель
Литературная газета, 8 сентября 1967 г.
Виктор Шитов. "Добрый талант"
В народе говорят: "глаза — зеркало души". Если посмотреть в глаза Ненашева, откроется мудрая и добрая глубина. Она открывается и в каждом его литературном произведении. Будь то рассказ, повесть или роман, сильный или менее удавшийся, а у Ненашева, как и у каждого пишущего, есть вершины и основание, все они ровно горят добрым и ровным светом веры в человека и любви к нему. Собственно, именно эта доброжелательность в лучшем и самом строгом смысле слова — одна из примечательных и радостных особенностей его таланта.
Начав писать в 1951 году, И.Ненашев сразу же заявил себя писателем правдивым и целеустремленным. Нет, он не скрывает трудных и, чего греха таить, порой темных сторон бытия своих героев. Но как бы ни складывалась их жизнь, сколь бы сложна и драматична ни была она, судьбы их всегда добры, как добры их помыслы и деяния. Большая открытая правда, любовь к родной земле и людям — вот что делает его книги добрыми.
Да, у героев Ненашева как правило, нелегкая судьба. Они проходят через тяготы войны, испытывают на себе несправедливости, теряют близких, страдают, видят грязь и жестокость и при этом, не озлобляются, но остаются твердыми и верными, как остается сам писатель, жизнь которого порой была похожа на жизнь его героев.
Нужно быть мудрым и щедрым человеком, чтобы в людях неизменно находить эти качества. О чем бы ни писал Ненашев, даже когда по-видимости рассказы его кажутся горькими, каждая строчка их полна теплого, человеческого отношения к людям. Такова уж его собственная суть. Он не может, не умеет не восхищаться человеком-тружеником, как не умеет оставаться и равнодушным ко всему, что мешает людям быть красивыми. И это тоже примечательная и радостная особенность его таланта. Он за человека-созидателя, за человека, смысл и счастье существования которого — трудиться для тех, кто живет рядом с ним. Отсюда такое органическое слияние в его произведениях "суровой правды жизни и тонкого удивительного лиризма".
Мы часто говорим о позиции писателя, справедливо полагая, что именно она, а не высшие аксессуары и колорит произведения определяют его суть. Очень дорого, когда писатель умеет увидеть в жизни именно те процессы, которые являются коренными, принципиальными в развитии нашего общества. И Ненашев всегда видит их своим острым глазом. Основываясь на своем жизненном опыте, Ненашев неизменно находит в окружающей его действительности те самые важные темы, которые действительно являются краеугольными. И это тоже особенность его доброго таланта. Будучи взыскательным к себе, он взыскателен и к другим. О нем и его друзьях ходят даже легенды: прежде чем та или иная их вещь будет показана той или иной редакции, ее прочитывает и ой как критически обсудит писательское содружество. Так и идут рукописи из города в город (где живут эти писатели). Туда и обратно. Суд бывает нелицеприятным и строгим, но зато и каждое произведение этих писателей оказывается выверенным жизнью до тонкости. Удивительное и благотворное содружество!
Так же работает Ненашев и с молодыми. Мне довелось встретить его на семинарах в качестве руководителя. Та же мягкая улыбка, та же доброта в глазах и та же непримиримость ко всякой подделке, но зато какое полное раскрытие сердца, когда обсуждаемая вещь оказывается обнадеживающей.
В 1958 году он выпустил свое первое крупное произведение. Оно подкупает искренностью, теплотой, точностью и свежестью деталей. Но к тому времени уже было опубликовано немало повестей и рассказов об исправлении ошибок, допущенных в сельском хозяйстве, и Ненашеву не удалось обогатить эту тему, вскрыв какие-то новые или вовсе не известные читателю явления жизни.
С каждой новой вещью И.Ненашева становится очевидно, что писатель ставит перед собой все более трудные задачи и в большинстве случаев справляется с ними. По мере того как крепнет его мастерство, герои его произведений становятся все более зрелыми и мужественными.
Особо стоит отметить чувство современности, присущее Ненашеву. Он лепит характеры, становление, развитие которых связаны с большими проблемами, волнующими наше общество. И. Ненашев — писатель одной главной темы, эта тема — утверждение советского строя.
Газета "Искусство". Писатели-лауреаты Государственной премии СССР.