Королева Депрессия - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Глава 3

Нижний уровень, два месяца назад.

А ведь я всегда хотел просто жить. Пасти коз, вспахивать землю. Осваивать новые профессии. Но может, у моей души есть некое клеймо, постоянно втягивающее меня во всевозможные приключения? Вся жизнь — сплошное сражение и выживание. Да и когда жить? Времена тяжкие никто не отменял: то чума, то война. Только две категории людей могут позволить себе такую роскошь — очень богатые и очень бедные. К первым я никогда не попадал, а вторыми просто не мог себе позволить быть. Добавьте сюда войны, революции, сражения и всевозможные болезни… Но вот, наконец, боги услышали мои молитвы. И только я вкусил все прелести жизни обычной эмоции, как возьмите, распишитесь — Королева Депрессия пришла к вам в гости.

Теперь я иду в длинном неосвещённом туннеле, по колено в грязи, и вся моя компания в эти дни — это вы, да случайно пробегающие мимо крысы. Крысы. Они повсюду. Всегда. Когда-нибудь, когда все миры разрушатся, крысы будут одиноко витать в белоснежном пространстве.

Я остановился. Впереди нас ждало небольшое разветвление. Один проход слегка завалило осыпавшейся землей, второй был заманчиво чист.

Да, я уже был здесь. Много десятков лет назад. Но это не значит, что я должен все помнить. Память вообще интересная штука: она лжет, путает, забывает и помнит совершенно не то, что нужно. Поэтому, подобные мне, осознанные перерожденцы, предпочитают делать записи о важных событиях, вещах и явлениях, дабы держать в голове наиболее значимые события последних несколько тысяч лет.

Поднявшись по насыпи, я заглянул внутрь. Все залито водой. Я опустил руку и сразу же одёрнул. Брр, ледяная.

Спускаясь в холодную воду, я думал, как хорошо, что я — эмоция, и охлаждение мне не грозит. А вот не приятные ощущения никуда не денутся. Зато теперь я был уверен — это и есть та самая дорога. Дорога, ведущая к той, кого я хотел видеть меньше всего — Королеве Депрессии или, как звали мы ее раньше — Амат Меланхолии.

Вы наверно удивитесь. Фрэнки, ну какой из тебя рассказчик? Ты с трудом встаешь с дивана — только когда силуэт Анны уже скрывается за входной дверью. Ты постоянно храпишь на ее рабочем месте, отвлекая от телефонных звонков. И так громко охаешь, когда Анна собирается на прогулку, что если бы тебя слышали соседи, то давно вызвали полицию. Как ты можешь вести рассказ, когда каждое лишнее слово из тебя надо вытаскивать клешнями? Но, не будьте так категоричны. Дорога у меня длинная, времени много, а значит, я вполне могу вам не много рассказать о себе.

Итак, эта история началась не вчера, и ни в тот день, когда в город С. пришла Королева Депрессия. И ни тогда, когда я познакомился с Анной. Нет, моя история берет свое начало несколько тысячелетий назад, когда я был обычным человеком (да-да) и жил в одном из городов древней Месопотамии…

Так получилось, что я родился хромым. Вернее, хромота была следствием того, что одна из моих ног смотрела в противоположную сторону. Ну, бывает. Возможно, в древней Месопотамии хорошо относились к калекам, а может, помогло то, что я родился, скажем так, не в самой простой семье. Зажиточной. Настолько зажиточной, насколько это возможно в то время. И отец мой был весьма уважаем. Родись я в других условиях, возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. Вообще мой отец относился ко мне как к предмету мебели, а старшие братья и младшая сестра любили издеваться надо мной и всячески обижать. Но зато не давали в обиду другим. А уже от них самих меня защищала мама. Вот уж кто любил меня по — настоящему. Прекрасная женщина. Так я и помогал ей по дому вместе с младшей сестрой и первые мои девять лет жизни прошли, в целом, не плохо.

Если вы не в курсе, то каждый город древней Месопотамии почитал одного Бога. Был и у нас свой Бог. Старики рассказывали, что помнят тот день, когда он спустился с небес и решил поселиться в построенном для него храме. Они утверждали, что он был как человек, только гораздо крупнее, в странных одеяниях, сделанных как будто из железа. Чудаки, одним словом.

Тем не менее, Бог обосновался в зиккурате* и даже принимал дары, общаясь с жителями через жрецов.

Мое детство выпало на период затяжных войн между великими городами. Это все отражалось на нашей жизни: всюду слонялись воины, среди которых были и мои старшие братья; женщины часто рыдали, кого-то оплакивая; все усиленно работали, на благо города. Но больше всех отжигали жрецы: почти каждый день они устраивали вечеринки с жертвоприношениями и ритуальными танцами, во славу Нингирсу*, конечно же. Ведь мы верили, что где-то там, наверху, наш Бог дерется с Богом города — противника и чем больше еды мы ему принесем, тем больше шансов на победу у нас будет. Но видимо, недостаточно барашков было убито и мало танцев было станцовано, так как в один из дней по городу прошла весть — наше войско разгромлено! К нам идут вражеские воины. Под плач сотен женщин защитники города отправились на передовую, а местные жители подались в эвакуацию.

Отец быстро запряг лошадей, в первую очередь, отправив старших сыновей, не участвующих в битвах. Затем, собрав повозку, посадил жену и дочь. Мама хотела взять и меня, но отец сказал, что взять мешок риса гораздо полезнее. Что ж, не могу поспорить. Вскоре, они спешно отбыли. Мама плакала, но боялась спорить с отцом, умоляя меня спрятаться в погребе.

Я решил воспользоваться ее предложением и долгое время просидел в погребе. Поспал. Поел. Еще раз поспал. Устав ждать неминуемой смерти, я принял решение вылезти и отправиться в центр города.

Сначала мне попадались пустые улицы с заколоченными окнами; лавки, наполненные фруктами и недопитым вином; пару раз я натыкался на стариков, что решили ускорить свою смерть. Невредимые дома, живые старики и чистота на улицах породили сомнение в моей голове о проходящей здесь битве. До тех пор, пока в нос не ударил сладковато-приторный запах: впереди лежал труп мужчины, а потом еще один, и еще один. Это были воины: и наши, и чужие, легко определяемые по иной одежде. Они лежали целые и невредимые, словно прилегли отдохнуть и сейчас встанут, и продолжат свой бой. Следуя за телами, я вышел к храму. Оказалось, там шло настоящее сражение! Несколько человек: мужчины и даже одна женщина сражались с другим мужчиной. Шестеро против одного! Все они были в неведомых мне одеждах, что я даже не мог понять, на чей я стороне! В руках людей были копья, толстые цепи, а у обороняющего мужчины не было ничего. Но тем не менее, он отбивался чем-то невидимым, словно в одной руке у него был меч, а в другой щит. Периодически, он вставлял два пальца в рот и издавал свист — действие странное и явно ни к месту. Но несмотря на отсутствие явного оружия, он легко лавировал между нападающими, и раскидав их в стороны, продолжал сражаться с пустым пространством, словно умалишенный. Постепенно силы стали покидать его и тогда женщина ловко взметнулась вперед и проткнула его чем-то острым. Брызнула кровь. Но кровь необычная — желтовато-прозрачная, словно яичная масса. Это вызвало ликование у нападавших.

Неожиданно, мужчина схватил ранившую его женщину за горло и отшвырнул так сильно, что она пролетела несколько метров и, ударившись об стену дома, упала к моим ногам. «Нечеловеческая сила», — подумал я и стал догадываться, что происходит.

Они сражались с Богом. Нашим Богом!

Я отвлекся на звучащие рядом хрипы. Звуки исходили от женщины — она была еще жива. Лежа на животе, она принялась копать рукой лунку, пытаясь засунуть в нее нож, пронзивший Бога. Дело закончить она не успела — жизнь покинула ее раньше, чем нож скрылся под слоем песка.

Вдруг раздался нечеловеческий крик. Подняв взгляд, я увидел, что тело Бога было проткнуто насквозь длинным копьем. Но битва продолжалась. Остальные выжившие продолжали наступление. Издав вопль, Бог вытащил копье из себя и взмахом руки, отшвырнул воинов. Но силы покинули его — упав на колени, он стал медленно ползти к ступеням зиккурат, надеясь подняться вверх и скрыться внутри храма.

Я вытащил нож из песка и хромая, зашагал к нему.

— Нингирсу! — закричал я.

Бог поднял голову и посмотрел на меня. Я замахнулся и бросил нож — он пролетел несколько метров, ударился об ступени и скатился вниз, к его рукам.

И как раз вовремя: один из мужчин поднялся и побежал к Нингирсу. Но тот, заполучив оружие, воткнул ему нож глубоко в грудь. Мужчина упал.

Остальные тоже встали и с криками бросились вперед. Я отчаянно зашагал к нему, понимая, что не успею, не смогу помочь ему. Да и давайте честно, что я мог сделать? Но вдруг произошло что-то одновременно удивительное и ужасающее: невидимый вихрь пронесся вокруг них, снося всех нападающих. Их подкидывало вверх, неестественно выворачивало и раскидывало во все стороны. Они кричали — отчаянно и с ужасом. И вскоре все тела их бездыханно попадали вниз, на землю.

Я стоял как вкопанный, боясь пошевельнуться.

— Нет! — вдруг раздался властный голос Бога и дальше, он заговорил на неизвестно мне языке.

Я вышел от оцепенения и посмотрел на него. С кем он вёл разговор? К кому обращался? На секунду наши глаза встретились, он протянул мне свою руку и тут же отдернул ее. Затем он приподнялся и пошел прочь — медленно карабкаясь по ступеням наверх. А я продолжал стоять и завороженно смотреть ему вслед.

Только, когда Бог взобрался достаточно высоко, что уже терялся на общем фоне храма, я вышел из своего укрытия и приблизился к убитым. Их тела были подобны тем, что я встречал в городе — без единой царапины и следов крови: убитые невидимой силой Богов. Поодаль лежало тело, проткнутое острием.

Оно торчало из груди, но вместо крови из раны сочилась желтовато- маслянистая жидкость.

«Как у Бога?», — удивился я и вытащил нож. Теперь я мог рассмотреть его получше. Это был необработанный заточенный металл, одна часть которого была перемотана толстым слоем белой ткани. На самом деле, это даже нельзя было назвать ножом. Так, острие.

— Он мертв? — раздался голос за моей спиной.

От неожиданности я вздрогнул, почти уронив острие и в попытках поймать его, укололся. Но вместо привычной красной крови и из моего пальца выделилась капля желтовато-маслянистой жидкости.

Я обернулся — за моей спиной стояла маленькая девочка.

— А ты еще кто? Откуда взялась? — спросил я.

— Я Эви, я пришла оттуда, — она указала на вершину храма. — А тебя как зовут?

— Эния, — ответил я, — ты маленькая жрица? — пытался я понять.

Она замотала головой.

— Пошли играть? — спросила она так обыденно, словно для нее не существовало всей это горы трупов вокруг нас.

Не дожидаясь ответа, она уверенно схватила меня за руку и повела в противоположную сторону.

Мне стало не по себе. Я не знал, что делать дальше, я не знал, кто она, возможно ли ей верить.

А девочка продолжала вести меня в город, попутно рассказывая какие игры она для нас придумала.

И пока мы шли, меня не покидало чувство, что кто — то, там наверху, скрытый в лучах закатного солнца, продолжает смотреть на нас свысока. Возможно, это был Бог.

Вскоре жители стали возвращаться. Девочка, спустившаяся с зиккурат, была объявлена божественным дитя, дарованным свыше, а жрецы обещали, что теперь наш город ждет процветание и множественные победы. Эви так сильно успела привязаться ко мне, что так и осталась жить в нашей семье. А отцу за это приносили дары. И в целом, жизнь моя наладилась. Ведь я стал кем-то вроде доверенного лица при Божественном дитя. Эх, золотое началось время…

Вот только тогда я не знал одного — случайно уколов себе руку тем острием, я поставил печать и навсегда вписал себя в историю древнего ордена сражателей…

Досудебный Зал Совета Верхнего уровня Высших руководящих Сил, 1711 год по земному летоисчислению.

Махмед открыла глаза — вокруг было темно. Она попыталась пошевелиться — но ее руки были крепко связаны за спиной. «Что за чертовщина?» — подумала она. Только что она сидела в своем шатре, среди грязных потных воинов, окруженная гамом несмолкаемых солдатских разговоров, а теперь оказалась здесь. Вдруг раздался щелчок и лицо Махмед озарила яркая вспышка света, освещая ее доспехи. Она была бравым воином. Конечно, никто бы в здравом уме не послал женщину на поле боя. Но Махмед имела большой опыт мужских перерождений и без труда выдавала себя за мужчину.

Неожиданно раздался голос:

«Душа под номером 00075409 категории «D» объекта 3. Вам представлены следующие обвинения:

1. Обвинение по статье 18 раздела 1: сотрудничество с группой лиц, помышляющих душеубийство.

2. Обвинение по статье 28 раздела 1: соучастие в душеубийстве и раздела 2: посягательство на душеубийство души категории А.

И наконец, 3. Обвинение по статье 331 раздела 3: Намеренное искажение очередности душепоявления, повлекшее за собой нарушения в работе великого порядка душепоявления.

Скоро Вы будете представлены перед судом Совета, где будет решаться дальнейшая судьба вашей души».

Голос замолк. Яркий свет, направленный прямо ей в лицо, выключился. Махмед вновь погрузилась во тьму.

Так она просидела какое-то время, пытаясь понять и объяснить происходящее.

Вдруг яркий свет озарил все помещение. На мгновение Махмед ослепла. Казалось, само солнце вошло к ней. Через пару минут глаза стали привыкать к свету, и женщина смогла осмотреться: она находилась в небольшой комнате. Прямо напротив Махмед стояли самый простой стол и стул. Посмотрев налево, она вскрикнула — прямо перед ней сидел грозный мужчина с большим шрамом на лице. Не сразу Махмед поняла, что испугалась собственного отражения в большом зеркале.

Новый звук отвлек ее внимание от созерцания себя — справа оказалась дверь, которую кто-то открывал.

— И снова здравствуй, — раздался голос.

Махмед удивленно смотрела на вошедшую.

— Мара…, - с трудом произнесла она, чувствуя, как сильно пересохло ее горло.

— Давно не виделись, Эния, — сказала Мара, улыбаясь во весь рот.

1809 г., Париж, Франция.

— Печать острия находит тебя не сразу. Да и детский мозг просто не подготовлен к такому объему информации. Первые лет десять, а то и пятнадцать, ты живешь своей размеренной жизнью, выпавшей тебе, словно жребий. Конечно, ты можешь быть ей недоволен: родиться в обеспеченной семье, с любящими родителями — это как выиграть главный приз в лотерее. Как бы там ни было, ты живешь, строишь планы, видя во снах странные образы, обрывки непонятных воспоминаний, принимая их за буйные ночные фантазии, ища толкование в очередном соннике. Но однажды, печати прошлых перерождений, поставленные острием, начинают находить тебя. По мере их приближения и слияния с твоей душой тебя постепенно ошарашивает ворохом бесконечных воспоминаний о твоих прошлых перерождениях. И ты понимаешь, что не будет прежней спокойной жизни, не будет покорности судьбе и мирного течения твоего времени. Кем бы ты ни был: пастухом в Исландии, крепостным крестьянином в Российской империи, чернокожим рабом, которого переправляют через океан в Новый Свет, аристократом в собственном графстве или рыцарем Круглого стола — твой дальнейший план жизни требует перестройки. Теперь, отныне и навсегда, ты должен сражаться с темными силами, с опасными сущностями, и с двоедушцами, возомнившими себя древними Богами…

— Например, с Зевсом? Я люблю греческую мифологию, — сказал мальчик, с жадным вниманием впитывая каждое слово, сказанное Марко, молодым преподавателем живописи, приехавшим из Италии несколько лет назад и теперь вальяжно сидевшим прямо на рабочем столе.

— Да, в том числе и с Зевсом, — преподаватель одобрительно кивнул.

— Но ведь Боги не плохие, в большинстве случаев они…

— …Поработили людей и подчинили их своей воле. Боги или демоны. Суть одна. Только Боги — это занявшие первые места, а демоны — проигравшие эту битву за внимание людей.

— Очень интересно, профессор, — саркастично сказала юная девушка, входя в комнату с кипой книг, — спасибо за эту познавательную лекцию, напомните, пожалуйста, какой предмет вы у нас преподаете? Демонологию? Душеведение?

— Да бросьте. Я лишь пытаюсь быть с вами откровенным. Вы сами меня об этом попросили, — отмахнулся учитель живописи.

— Робер лишь спросил, зачем вы так много читаете книг о древней культуре? А вы начали набивать его молодую голову всякой антирелигиозной чушью и сказками о неких сражателях, что борются с богами. Отцу это очень не понравится, — она подошла к Марко и выложила перед ним стопку книг из отцовской библиотеки.

Учитель взял одну из них, настолько старую, что она была обмотана нитью, удерживающей выпадающие страницы. Развязав узел, он раскрыл ее.

— Вот в этой книге как раз упоминается о разных керах*, темных душах. Возможно, в убийстве некоторых я даже принимал участие, — добавил он.

— Значит, вы тоже сражатель? — у мальчика заблестели глаза.

Девушка бросила на брата укоризненный взгляд.

— Скорее, просто обладающий печатями, — с улыбкой ответил Марко. Увидев осуждающий взгляд Эдит, сестры Робера, он дополнил:

— В конце концов, если это не правда, то как бы я мог так блистательно писать ваши работы по истории? — сказал преподаватель живописи.

— Здесь я бы с вами поспорила, — ответила девушка, — профессор Лефевр с вами явно не согласится.

— Ну, еще бы, ведь не он, а я присутствовал при сожжении Орлеанской девы.

— Зачем же вы тогда даёте нам уроки живописи. Идите работать в Академию. Отцу как раз нужны грамотные историки.

— Я преподаю живопись, потому что в вашем доме требовался учитель живописи, — загадочно произнес Марко.

— Тогда и давайте нам уроки живописи, а не рассказывайте сказки, — нахмурилась девушка.

— Заткнись, Эдит! — крикнул мальчик, — ты такая скучная! Может, он мне рассказывает об этом, потому что я тоже сражатель, просто мой мозг еще не созрел для принятия печатей!

— Боюсь, Робер, твой мозг никогда не созреет, — ответила Эдит.

Мальчик проигнорировал это оскорбление и вновь обратился к обожаемому преподавателю:

— А как выглядят печати? Вдруг я их не увижу… и они пройдут мимо!

Марко улыбнулся:

— Для тех, кто их видит, они представляют собой тень, гуляющую саму по себе. Одна жизнь — одна тень. Не переживай, если печати поставлены, то рано или поздно они сами найдут тебя, — сказал он.

— Какая же чушь! — закатила глаза Эдит.

Их разговор закончил раздавшийся в коридоре сдавленный кашель. Следом за кашлем, в дверях показался пожилой мужчина. Тяжело дыша, он с трудом передвигался, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на толстую трость.

— Папа! — воскликнула Эдит. Марко сразу же спрыгнул со стола и взял первую попавшуюся книгу из окружавших мальчика.

— Мне сказали, у нас гость, — произнес вошедший, даже не взглянув на дочь. — Я поспешил в кабинет, и наконец, могу воочию встретиться с наделавшим так много шума в моем доме, преподавателем живописи.

— Я тоже очень рад нашей встречи. Вы часто находитесь в разъездах, как я заметил, — сказал Марко, протягивая ему руку.

— А я заметил, что вы даже не пытаетесь изображать уроки живописи…, - сказал мужчина, указывая взглядом на перевернутую вверх ногами книгу в руках молодого учителя.

Затем он обернулся к детям:

— Эдит, Робер, вы свободны. Я хотел бы потолковать с вашим преподавателем наедине.

Марко тоже бросил взгляд на мальчика. И на секунду ему показалось, что вместо десятилетнего ребенка на него смотрела взрослая румынская женщина, со строгим, укоряющим взглядом, но доброй улыбкой.

— Ну, папа! — Робер был явно не доволен, но увидев сдвинутые тяжелые брови отца, подчинился и пошел вслед за сестрой.

Уходя, мальчик показал Марко язык и скрылся из комнаты, закрыв за собой дверь.

Они остались вдвоем.

— А теперь, прошу вас, скажите, что вы просто обычный мошенник, который решил охмурить мою глупую дочь и сбежать со всем имуществом моей маменьки, — умоляюще произнес вошедший.

— Боюсь, вы знаете, что это не так, профессор, — ответил Марко.

— Следовательно, мои самые ужасные опасения подтвердились…

Профессор медленно подошел к столу, где недавно сидел его младший сын, и водрузился на его место, отодвигая от себя книги. Затем поднял голову и глядя прямо в глаза Марко произнес:

— Ну, здравствуй, Эния.

— И я рад видеть вас… профессор Филипп Мартинес. Так, кажется, вас зовут сейчас. Или вам больше нравится Филин, на старый лад?

— Ну и зачем вы преследуете меня? — вместо ответа спросил профессор Мартинес.

Если бы в этот момент Марко, он же Эния, пил бы чай, он бы поперхнулся.

— Простите? Это я преследую вас? Вам прекрасно известно, что Робер — это душа, которую я ищу каждое свое перерождение! А вы… мало того, что перестали выходить на связь и оставлять мне послания, просто похитили эту душу и скрылись.

Профессор Мартинес хотел было возразить, но Марко продолжал:

— Я уже давно заметил ваш нездоровый интерес к этой душе. Но внушал себе, что заблуждаюсь. И все-таки я был прав — вы похитили ее и скрылись в моей самой нелюбимой стране.

— Это ваша самая нелюбимая страна — моя родина в этой жизни. Я тут родился и привез сюда Робера, спасая мальчика от тяжелой жизни русского крепостного, если бы, конечно, он бы вообще дожил до юности.

— Ох уж эти прогулки по России, так и хочется, проезжая очередную деревеньку, усыновить крестьянского ребенка. Что вам от него надо? Вы хотите шантажировать меня? Хотите, чтобы я выполнил для вас услугу?

— Нет, Эния… Вы мне совершенно не нужны. Но… Раз уж вы заговорили об услугах. Вы не говорили мне, что раньше, до меня, вы работали с Отделом.

— Какое это имеет значение?

— Какое значение? Неужели вечность не научила вас проводить причинно — следственные связи? Обратившись ко мне, вы подвергли свою душу и душу Робера опасности. Вы подставили всех нас! Отдел этого так не оставит!

— Все обошлось. Совет уже судил меня. Робер их не интересует.

— Неужели? Увы, но его душа так или иначе стала соучастником совершенного вами преступления! — воскликнул профессор.

— С вашей помощью, замечу. — спокойно ответил Марко, пытаясь контролировать свои эмоции.

— Молчите, Марко или как вас там зовут. Молчите! Вытащив мальчика из России, я не просто спас тело этого ребенка. Я спас его душу. И во имя его блага, прошу и вас оставить его в покое. Если вы думаете, что дело улажено, вы ошибаетесь.

— Я уже сказал вам — ему ничего не угрожает!

— Оттого, что вы стали одним из псов Отдела, не гарантирует ему безопасность! Уходите. Ради Робера, прошу вас!

— Я не уйду, пока вы не дадите мне ответа. Зачем вам эта душа? Вы хотите причинить ей вред? — Марко сделал шаг вперед, надвигаясь на профессора.

— Большего вреда, чем вы, ей уже не принесут. Если бы я знал, что ранее вы работали с Отделом, я бы никогда не предложил вам помощи. И держался бы от вас подальше, как от прокаженного.

Марко одним прыжком оказался возле Мартинеса и, схватив его за грудки, приподнял со стула.

— Говорите! — сказал он.

— Не надо агрессии, — Мартинес выкинул руки вперед, освобождаясь от Марко, — я не желаю ей зла. Я лишь хочу разгадать ее тайну! И найти либо подтверждение, либо опровержение моих мыслей. После этого, я обещаю, что отдам душу в ваше полное распоряжение. Она будет только ваша. Во всяком случае, настолько, насколько позволяет свобода воли.

Марко отошел от профессора, взял себе стул и сел напротив.

— Я весь во внимании, Филин, — сказал он.

Профессор не торопился. Он отряхнулся, поправил рубашку и только после этого начал свои объяснения:

— У меня есть предположение, основанное на личном опыте и наблюдении, что душа Робера — это очень редкая и древняя душа. Я бы даже сказал, что это — одна из первых душ, населяющих наши миры. Их называли детьми Богов, посредниками между Богами и людьми, психопомпами*. Считалось, что они приносят в мир чистые души. А что такое чистая душа? Это душа, пришедшая к нам из иного мира, колыбели жизни, дарованная Источником — местом рождения всех ныне живущих душ. Она еще не обременена бесконечными перерождениями и потому наделенная неиссякаемой энергией и силой. Мы все когда-то были такими, но рождаясь вновь и вновь, утратили свою энергию и силу. Я давно заметил, что с каждым перерождением мы все больше чувствуем в себе усталость. Что за вздор — ты только родился, а уже чувствуешь себя старцем. И воля твоя иссякла. Поэтому не удивительно, что от психопомпов рождались великие — Александр Македонский ярый тому пример. Да и все мы когда-то пришли в это мир впервые, сопровождаемые подобными душами. Именно поэтому нас так тянет к ним: они обладают особой, первородной притягательностью, собирая вокруг себя толпы людей и последователей.

Вы наверняка замечали, во время ваших перерождений, что не только вы тяготеете к этой душе. Если эта девушка, не важно, красива она или изувечена оспой — у нее всегда толпа поклонников. Если это юноша — у него всегда полно друзей и девицы так и вьются вокруг него. Если это ребенок — то каждый норовит угостить его печеньем и погладить по макушке. Если это почтенный старец, то каждый просит у него совета. Все тянутся к этой душе. И вы — один из них. Ваше знание о перерождениях — преимущество в борьбе за ее внимание. Первородная притягательность: души видят в ней нечто очень близкое, родное. Запечатление* образа психопомпов находится внутри каждого из нас на каком-то неподдающемся разуму уровне, вызывая реакцию следования* за ней. Нам хочется объединиться с ней. Слиться в единой душе. А может… и вернуться обратно…, - Мартинес сделал паузу, замерев на мгновение, погруженный в свои мысли.

— Выдумали какое-то дурацкое слово и хотите, чтобы я вам поверил? — усмехнулся Марко.

Профессор Мартинес покачал головой, снял очки и протер переносицу.

Надев очки обратно, он сказал:

— Вы так давно живете в этом мире, Эния. Неужели вы не заметили, что то, что для других миф… для вас история? И точно также, что-то, во что не верите вы, могло быть частью жизни других, описанных нам в мифах и легендах. Сказки — это прямое отражение давно утраченных знаний.

И пока вы носились по миру и убивали древних богов, я изучал эти знания, общался с мудрецами, читал древние свитки и сказания. Все основы уже давно изложены в их трудах. Знания прошлого не примитивны. Примитивно, когда наши современники так считают. Не зря пирамиды стоят тысячелетия, а мой дом уже трещит по швам. Упоминание о психопомпах вы найдёте в истории любого народа.

Но Марко не сдавался:

— Допустим, вы правы и такие души существуют. Но с чего вы взяли, что душа Робера — психо…помп? — с трудом произнес он последнее слово.

Профессор вздохнул. Даже среди его студентов нет таких глупцов — а ведь они обладают знаниями лишь последних двадцати лет.

— Увы, бесконечная жизнь не делает вас умнее, — с этими словами он встал и не много прошелся. Как оказалось, он вполне может обходиться без трости. — Ваше месопотамское прошлое и рассказы сражателей напомнили мне историю, что я прочел на глиняной табличке во время археологических раскопок: божественное дитя спустилось с зиккурат и поселилось среди смертных, обещая городу процветание. Но вскоре, Бог потребовал плату за свой ценный подарок. И люди отказали ему. История окончилась кровопролитием, и вскоре разгневанный бог оставил свой город.

— Никого он не оставлял. Сражатели убили его, — сказал Марко.

Мартинес в ответ развел руками:

— И это не удивительно! Он был ослаблен, ведь чистая душа, что была ему предназначена, так и не родилась…

— К чему вы клоните? — спросил Марко, крепко хватаясь за спинку стула. Ему резко подурнело: к горлу подступила тошнота, а правая нога стала предательски трястись, выдавая его волнение.

«Не дай ему забрать его душу». Он не помнил ее лица, не помнил ее голоса. Но сквозь столетия он пронес этот крик, раздирающий душу и теперь вновь раздавшийся в голове Марко.

Теперь он начал понимать смысл тех слов.

— Аннунаки часто держали подле себя душу-психопмпа, — продолжил профессор, внимательно следя за Марко, — чувствуя угасание второй души внутри себя, они выпускали психопомпа и ждали, когда тот вырастет и принесёт в мир чистую душу, силы и энергии которой хватало на долгие годы. Официально, подобная деятельность была под запретом Совета. Но это не мешало земным богам разыскивать психопомпов, данные о которых считались секретными, и выращивать душу под свои нужды.

— Как скот на убой, — прошептал Марко. Он схватил со стола книгу и стал махать перед собой.

Мартинес подошел к окну и открыл ставни, впуская в комнату гул городских улиц и свежий воздух.

— Ваша история и последующий поиск этой души подтверждают мои подозрения… Был лишь один шанс проверить мою теорию — получить чистую душу.

— Что?! — глаза Марко расширились, он резко встал, отчего его шатнуло в сторону. — Так вот почему вы помогали мне?! Опыты свои проводили? — он хотел было наброситься на профессора, но тот вскинул руку вперед, призывая Марко остановиться.

— Я не собирался пожирать душу вашего ребенка, присядьте, пожалуйста, — спокойно сказал он, — я лишь хотел удостовериться, что та душа породит чистую душу. Но, кто же знал, что в прошлой жизни она будет бесплодной. А в этой вообще родится мужчиной?

Марко откинулся на спинку стула. Тяжелые воспоминания высосали из него все силы. Он потер голову и посмотрел на профессора:

— Но зачем вам все это? Ради чего?

Профессор Мартинес смотрел в окно на беззаботно гуляющих горожан.

— Это общество, — сказал он, — уже прожило свои лучшие годы. Дальше человечество ждет упадок…

Он обернулся, подошел к одной из полок и взяв книгу, бросил ее в руки Марко. Тот едва успел ее поймать. Это была «Божественная комедия» Данте.

— Один из ее героев, Вергилий — был психопомпом… Вот только он не приводил, а уводил души в загробный мир. И это касается всей известной мне мифологии. И когда я говорю о загробном мире, то не имею ввиду распределительный пункт Верхнего уровня. Я говорю об истинном возращении. К Источнику.

Марко недоумевал:

— Вы говорите о…, - он сделал паузу, — о Боге?

— Смотря во что вы верите… Аннунаки называют это Источником…, люди — Богом или Творцом… Что я знаю точно — мы все заложники в руках двоедушцев, играющих в местный пантеон. И на деле мы сидим в гигантской коробке из вечного круговорота старых душ. Найти выход — вот что важно. Вы понимаете меня?

Но Марко не понимал.

— Ничего не понимаю. Вы только что утверждали, что Робер может привести в мир чистую душу, а теперь говорите о загробном мире. Вы уже определитесь!

— Дуальность*! — перебил его профессор, — еще до того, как Аристотель написал свой знаменитый трактат «О душе», другой не известный философ написал «Беседы о душе с душой», где описал свои диалоги с душой-психопомпом. Взращенные богами, они впитывали в себя их историю, знания и опыт. Были там рассуждения и о двойственной природе подобных душ. Рождение и смерть. Тот, кто привёл душу — тот и уведет ее обратно. Надо лишь пробудить силы, что дремлет в них. Как в сказках — расколдовать. У меня есть некие соображения, как это сделать. Мифы, легенды и сказки — все это служит на моем пути к выходу отсюда.

— Но если этого выхода нет, если вы ошибаетесь?

— Выход есть всегда, Эния. Другое дело — куда он приведет нас…

Марко встал, положив книгу на стол. Его утомили эти разговоры, а воспоминания вызвали приступы головной боли.

— Бессмысленная ерунда, — сказал он.

— Вы воин, а не философ, Марко. Проникновение в лоно Источника — это ответы на все вопросы, что задает себе человечество ни одно тысячелетие.

— Наука ради науки?

— А вас я вижу, интересует только практичный аспект. Поиск Источника — это конец круговорота душ, выход за его пределы и начало новой, неизвестной ступени жизни. Неужели вам не опостылел этот мир, с иссохшими душами, его населяющих? Глоток свежего воздуха и истинная свобода, вот что я ищу…

Видимо, этот разговор утомил и профессора, и он поспешил закончить его:

— Послушайте, вы только недавно избежали страшного суда, не думаю, что вам нужны проблемы. Просто дайте же мне возможность наблюдать за этой душой. А я обещаю ей полную безопасность и достойную жизнь, — закончил свой рассказ профессор и взглянул на преподавателя живописи.

Марко ответил не сразу. Весь этот рассказ выглядел как бред сумасшедшего. Но в чем-то профессор Мартинес был прав. Марко действительно лучше временно быть подальше от этой души, пока Совет помнит его дело. В тем более, у него была работенка от Мары. А значит, ему следовало посетить еще одно место.

— Я подумаю над вашим предложением, — наконец сказал Марко и взяв шляпу, пошел на выход.

Нижний уровень, два месяца назад.

Фрэнки в последний момент схватился за каменный выступ в стене, едва не упав в скопление темных вод. С водной глади на него глядел совсем юный мальчишка, до боли знакомый. Фрэнки не сразу понял, что это был он сам — его последний человеческий облик прошлой жизни. «Правильное ли решение я принял тогда?» — крутилось в его голове. Он не знал, но был уверен, что теперь Эви, где бы она ни была, могла им гордится.

— Эта лужа выглядит весьма небезопасно! Кто знает, что за тварь живет там дне! — раздался голос за спиной Фрэнки.

Фрэнки пожал плечами. Проверять не хотелось.

— Так ну и что же дальше? — путник отряхнулся от пыли. Опасный участок пути был пройден. Фрэнки не спешил. Слишком личной была эта история.

— После того, как божественное дитя поселилось в нашей семье, я и Эви стали неразлучными друзьями. Она, как дитя Богов, пользовалась просто бешеной популярностью: была почитаема, уважаема и всеми любима, — Фрэнки остановился, вспоминая слова профессора Мартинеса. — Первородная притягательность. К ней приходили брать благословения, пожелания на охотничью удачу, спрашивали совета. Все это выглядело нелепо. Представьте, Эви, в очередной раз поучает пришедшую старушку, а потом идет со мной в лес сражаться с кустами. И это при том, что я не мог ни залезть с ней на дерево, ни бежать на перегонки. Зато я был прекрасным слушателем. А рассказывать сказки, поведанные ей самим Богом, она любила больше всего, собирая целую деревню слушателей. Она рассказывала нам о других мирах, волшебных созданиях, небывалых изобретениях… Она говорила о мире наблюдателей наверху, и мире чудовищ внизу, о богах, что пришли из другого измерения. И о титанах, что победили они в битве за Землю и теперь покоившихся в глубинах земных недр. Послушать ее истории собирались и дети и старики… И когда пришел расцвет ее юности, все свободные мужчины города мечтали связать с ней жизнь. Но она отказывала им всем. Я долго не решался на этот шаг. Я был калекой, а она по статусу была выше царей… Но, когда я, наконец, собрался с духом, она дишь вопросительно спросила: «почему я так долго…».

Он вновь замолчал. Не самые приятные воспоминания стали просачиваться в его голову. Говорить не хотелось и дальше они шли молча.

1806 г., Париж, Франция.

На углу одной из старинных улиц Парижа располагалось семейное кафе с очень странным названием. Это служило их визитной карточкой, привлекая нужных людей. Менять название строжайше запрещалось, но хозяева были не против — за это, раз в несколько лет, некто платил им внушительную сумму денег. Благодаря этому пожертвованию, кафе выживало даже в самые тяжелые времена, периодически меняя место дислокации. Была у хозяев еще одна обязанность — «Старинная книга встреч». Это была толстая увесистая книга, местами протертая, местами выцветшая. Она была недоступна простым посетителям, но бывало, что раз в несколько лет, да и зайдет случайный путник, попросит книгу, внимательно изучит и оставит в ней кое какие письмена. Что это за книга — никто не знал. Заглядывать в книгу было строжайше запрещено, но если кто-то все-же подвергался соблазну и открывал ее, то натыкался на непонятные закорючки неизвестной письменности. Зато каждый хозяин знал, что именно этой книге они обязаны своему процветанию и семейному достатку.

Поэтому, когда сегодня в кафе вошел посетитель и попросил эту книгу, хозяин кафе пребывал в сильном возбуждении.

Марко взял тяжелую книгу из дрожащих рук хозяина, и быстро поблагодарив, сел за ближайший столик. Ему были предложены кофе и горячая выпечка за счет заведения.

Марко кивнул и открыл книгу.

Касситский язык. Давно утерянный. Но именно на нем общались и переписывались в книге сражатели, когда хотели закодировать свои послания.

Марко быстро пролистал до последней страницы:

«1725 год. Жду вас в месте последней встречи и в месте старинной книги».

«1748 год. Жду вас в месте последней встречи и в месте старинной книги».

«1778 год. Жду вас в месте последней встречи и в месте старинной книги».

Последняя дата была оставлена за два года до рождения Марко. Им самим. Три раза он перерождался, не пройдя Озеро душ, и три раза его ждала неудача: все три его послания оставались неуслышанными. Казалось, он в этом мире один. И только в этом перерождении, плюнув на все и отправившись на поиски Эви, он смог напасть на след Мартинеса, бывшего сражателя Филина, как называл он сам себя и который покинул орден, дабы посвятить жизнь науке.

«Простите, сэр, — к нему подошел хозяин кафе, — я заранее извиняюсь за свой вопрос, но последние пожертвования от имени ваших представителей за хранение книги еще помнит наш прадед. Скажите, вы больше не намеренны пользоваться услугами нашего скромного заведения или все-таки нам стоит ждать благосклонности в связи с вашей новой заинтересованностью…».

Марко нахмурился — это «новая заинтересованность» выражалась в его лице. Он отложил книгу и ничего не говоря, направился к выходу. Он сам не знал ответа.

Досудебный Зал Совета Верхнего уровня Высших руководящих Сил, 1711 год по земному летоисчислению.

Мара села за стол и разложила свои вещи — с одной стороны папка с выпирающими из нее бумагами, с другой — свиток из папируса, до боли знакомый Махмед. Затем Мара взяла папку и стала изучать содержимое.

— Как ты нашла меня? — спросила Махмед.

Мара не ответила, продолжая перебирать бумаги.

Найдя интересующий ее документ, она положила его перед собой и сказала:

— Твой след, — она указала кивком на свиток папируса, — пергамент работает по принципу Острия Геккаты, которое ты обещал мне добыть.

— А ты обещала убрать мое имя из списка! — выкрикнула Махмед.

— Это невозможно. Имя навсегда запечатывается в свитке, как и твоя печать в Острие, — спокойно ответила Мара, — я обещала забыть про тебя и больше не беспокоить. Но как видишь, дальнейшие события развернулись не в твою пользу.

— Я пытался добыть его, — сказала Махмед, привыкшая говорить о себе в мужском роде, — но после того, как вы схватили Изусу, сражатели стали осторожнее.

Мара посмотрела на женщину с сожалением, словно ей самой было неловко за эту ситуацию.

— Я верю тебе… Да и это не важно, Эния. То, что ты не смог добыть острие и продолжил жить своей жизнью, не является преступлением. А вот это…, - она протянула ему бумажку, что недавно вытащила из папки, — преступление наивысшей категории.

Махмед взглянула на бумагу и увидела ранее озвученный текст:

«Душа под номером 00075409 категории «D» объекта 3. Обвиняется по статье 331 раздела 3: Намеренное искажение очередности душепоявления, повлекшее за собой нарушения в работе великого порядка душепоявления.

Пока Махмед вчитывалась в строки, Мара, взяв свиток, стала медленно обходить комнату. Остановившись у большого зеркала, она принялась внимательно изучать свое лицо.

— После небольшого инцидента в мире Циаб, у нас образовался дефицит кадров, — сказала она, высматривая небольшую морщинку на лице, — пришлось обратиться к свитку и прошерстить всех наших сотрудников, даже таких древних, что воевали с мамонтами.

«Великая мамонтовая война», — вспомнила Махмед рассказы одного из сражателей.

— И вот что я вижу, — Мара подошла к Махмед и встала за ее спиной, — твоя душа не появлялась в Озере душ уже несколько столетий. Тогда я обратилась к архивам и обнаружила, что твое имя отсутствует в «Книге учета душ». Только благодаря свитку мне удалось найти тебя и узнать, что помимо всего вышесказанного ты еще и влияешь на другие жизни и вносишь смуту в мироустройство. Я не знаю, как тебе это удалось, но я знаю точно, что за эти деяния тебе грозит пребывание в самых отдаленных камерах Нижнего уровня, где ты будешь вечность пребывать в полном одиночестве, пока твой рассудок не сойдет с ума.

Она помолчала, давая Махмед осознать сказанное. Вечность одиночного заключения пугала, но Мара ведь не просто так все это говорит.

— И что ты предлагаешь? — спросила Махмед.

— Это, — Мара потрясла свитком перед женщиной, — ты все еще мой сотрудник. И мне, как никогда, нужно острие. Отдел нуждается в работниках, но вместо того, чтобы вновь обучать их, я могу просто пробудить их воспоминания. Все-таки, ты был сражателем! Достань мне его, и я попробую смягчить гнев Совета.

— Ты снимешь с меня все обвинения?

Мара усмехнулась и покачала головой:

— Нет, Эния, нет. Ты вляпался слишком глубоко. И затянул в это болото и те души, что связаны с тобой.

— Ты говоришь про Эви? — Махмед напряглась.

— Эви в той жизни, Розанна в другой… Да, Эния, да. Но если ты будешь сотрудничать со мной, то вместо вечного заключения, Совет отправит тебя в Отдел 5189, где ты будешь отрабатывать наказание, гм-гм, всего то несколько сотен лет. Будешь красить траву в отделах, рисовать облачка, приклеивать цветы, — Мара рассказывала это с таким энтузиазмом, словно речь шла о парке аттракционов, — и сам не заметишь, как время пролетит.

— А что будет с Эви?

Она задумалась:

— Думаю, Совет проверит ее душу на наличие правонарушений и если их нет, то отправит в Озеро душ и забудет об этом инциденте. В конце концов, она лишь жертва твоих интересов… Конечно, при условии, что ты сделаешь правильный выбор…

1806 г. Париж, Франция.

Перед его мысленным взором проплывали нечеткие картины его прошлых существований: вот он и его друг — обычные матросы в числе личного состава великого мореплавателя Магеллана*. Что может быть прекрасней — новые неведомые дали и плечо преданного товарища рядом. Тогда никто еще не знал, что это путешествие ознаменует собой эпоху великих географических открытий*.

А вот она — молодая девушка, влюбленная в храброго воина, павшего в столетней войне. Вскоре она заболеет и отправится вслед за ним. Он найдет ее уже овдовевшей, больной, в полном отчаянии — на ее руках ребенок, совсем еще кроха. Им отведено всего пару месяцев, за которые он успеет подарить ей надежду.

«Вас послал мне сам Бог», — скажет она ему на смертном одре, целуя его грубые руки, — «позаботьтесь о моем сыне».

Умирая, она будет искренне верить, что этого почтенного мужчину к ней послали высшие силы за ее праведные молитвы. «Значит, этот мальчик, ее сын, был чистой душой?», — подумал Марко, вспоминая слова Мартинеса. Тогда он дал ей обещание и сдержал его — впервые покинул этот мир дряхлым стариком, оставив мальчику приличное наследство. После смерти его душа и душа этого выросшего ребенка никогда не пересекутся. Останется лишь горькое послевкусие странного ощущения: «неужели этот ребенок был для нее важнее, чем я? Это ведь просто случайная душа, отданная тебе на воспитание». Были и другие жизни. Так, в одной из жизни она была наложницей восточного царя, в другой, если верить документам, дворовой собакой и жизнь ее, в целом, прошла быстро. Между его и ее жизнью проходили столетия — преграды, которые было невозможно преодолеть.

И наконец, одна из его лучших жизней. Тогда он еще не знал, что за эту жизнь он будет тяжело расплачиваться. Но это потом, а пока он обычный парень, родившийся в Княжестве Валахия*, а она его соседка. Впереди много горестных событий и тяжких войн. Но зачем им это переживать? В конце концов, он знает одно место в лесу, где уже лет сто его ждет сундучок с золотыми монетами…

Все эти воспоминания о ней — теперь сидящей перед ним в виде маленького мальчика, увлеченно слушающего его истории и рисующего сцену морского боя.

— Это подмога революционерам с моря, — показал он свой рисунок Марко.

— Вот только мы рисовали натюрморт, дурачок, — сказала Эдит и посмотрела на учителя, ожидая одобрение. Но к ее разочарованию, он поддержал ее брата.

— Фантазия — наш лучший друг. Все начинается с вымысла. Поверьте, иногда лучше придумать что-то свое, чем копировать очередную картину известного художника.

Он взял рисунок Робера и обнаружил на изображении корабля двух нарисованных человечков.

— А это друзья моряки. Они мореплаватели, — сказал мальчик.

— Ты уж определись, моряки или революционеры, — продолжала к нему цепляться сестра. Ее явно обижало, что Марко больше заинтересован глупым сражением кораблей, чем ее вазой с фруктами.

— Одно другому не мешает, — улыбнулся Марко и, поднявшись, взял плащ.

— Ну что ж, урок окончен. Желаю вам приятного ужина, а меня еще ждут дела, — сказал он и направился к выходу.

— Как жаль, что не вы мой брат, — крикнул ему мальчик вслед, — я бы с удовольствием променял Эдит на вас.

Марко улыбнулся. Как эти слова грели душу.

Он почти уже дошел до парадной двери, по пути столкнувшись с дряхлой женщиной, матерью профессора Мартинеса. Бедняжка с трудом передвигалась, согнувшись в три погибели и даже не замечала мимо пробежавшего Марко. Но вдруг, за его спиной послышалось кряхтение и следом за ним сдавленный голос:

— Я просил вас больше не беспокоить нас! Я думал, мы поняли друг друга! И что я узнаю? Пока меня не было дома, вы снова приходили сюда и давали моим детям уроки живописи! — сказал профессор Мартинес, торопливо вставая с кожаного кресла, расположенного в углу главного холла.

— Какой кошмар, — произнес Марко, нарочито изображая ужасную актерскую игру и прикрывая рот рукой, — незаконные уроки живописи! Зовите жандармов!

— Смешно вам? — профессор подошел к Марко вплотную, и ткнул его пальцем в грудь, — посмотрю я, как вы посмеетесь, когда по душу Робера придут агенты Отдела!

Марко не стал отвечать на эти слова, аккуратно отведя палец профессора в сторону.

— Увы, мне нужна ваша помощь, профессор. Помогите мне, и я оставлю вас в покое, — сказал он, — во всяком случае, в этой жизни.

Наступило молчание.

— Хорошо, поднимайтесь в мой кабинет, — недовольно произнес Мартинес.

Кабинет профессора Мартинеса выходил на солнечную сторону, ярко освещая все вокруг. Марко не любил солнце. Будь его воля, он подобно вампирам, выходил бы на улицы только в ночное время суток. Солнечный свет напоминал ему о той, самой первой его жизни.

— Сражатели, — начал Марко, как только они вошли в кабинет, — они больше не оставляют записей в книге. Я уже много лет не могу найти их следы. Скажите, они выходили с вами на связь?

— Я сам нахожу их, когда мне это нужно, — ответил Мартинес, — но вы правы. Их ряды поредели. И жалкие остатки ушли в подполье.

— И где мне теперь их искать?

Мартинес развел руками:

— Вы же были сражателем!

— Как и вы! — напомнил Марко, услышанное много столетий назад.

— Я оставил это дело еще за долго до вашего появления, Марко! Острие показало мне иной путь развития.

Марко усмехнулся:

— Вам прекрасно известно, что сражатели всегда относились ко мне с пренебрежением, из-за моих особенностей, — сказал он.

— Вернее, из-за отсутствия этих особенностей, — поправил его профессор и тут же добавил, — почему, собственно, я должен вам помогать?

— Вы мой должник, Мартинес. Я не выдал вас Отделу! Хотя это могло стоить мне вечному заключению в Нижнем уровне!

— Вы не выдали меня Отделу только потому, что я нужен вам!

Однако, это предположение не застало Марко врасплох.

— Между вашей помощью и вечным тяготением в Нижнем уровне, весы склонялись не в вашу сторону! — сказал он и уставился профессору в глаза.

Так они смотрели друг на друга несколько секунд, пока Мартинес не отвел взгляда:

— Хорошо, — вскинул он руки, — дайте подумать… Есть только одно место, где можно пребывать в относительной безопасности, когда тебя ищет Отдел. И это, как это ни парадоксально, Нижний уровень.

— Что? Нет, вы ошибаетесь, — не поверил Марко, — только безумец полезет туда! Одну половину его контролирует Совет, а другая наполнена ужасными тварями!

— Да, — снова согласился профессор Мартинес, — некоторая часть действительно используется Советом для темниц и хранилищ. А по поводу тварей, что ж, лабиринта не существует без минотавра. Но вы забываете и о третьей стороне — неизвестность.

Сейчас Мартинес напоминал лектора в университете. Он читал лекцию своему единственному слушателю:

— Нижний уровень — место весьма специфичное. Это целый мир со своими подземельями, лабиринтами и городами. Легенды гласят, что фундамент его заложили десятки разных архитекторов, эдакая Вавилонская башня. Как вселенная, он постоянно расширяется, вбирая в себя все зло человечества, всю его боль и пороки. Это мир, создаваемый ежедневно душевными кошмарами и недобрыми помыслами. Сомневаюсь, что есть те, кому подвластны все его тайны.

— Но Нижний уровень — место совсем не безопасное… Попасть туда — значит умереть…

— Увы, иногда есть вещи гораздо хуже смерти…

Марко мысленно согласился с ним. Но не понимал, что именно имеет ввиду профессор.

— О чем вы? — спросил он.

— После того, как вы постепенно отошли от дел, у сражателей начался не легкий период. Большинство, в том числе и великих, переловил Отдел. Что стало с их душами мне неизвестно. Но я знаю, что Изуса, как особо отличившийся, был приговорен к смерти.

Марко ахнул. Они схватили Изусу? Но как? Это душа никогда не относилась к великим сражателям, но это была самая сильная душа из всех, что была ему известна. Это был его наставник и верный товарищ, который одновременно и восхищал, и внушал страх.

— Я не знал…, - прошептал он, задумавшись. — Но смерть — это просто начало нового перерождения…

— Обычная смерть… Но Изуса был приговорен к пожиранию Амат… Да. Той самой Амат Меланхолии, что с древних времен никак не оставит в покое бедных грешников!

— Либо грешников стало слишком много, либо эта Амат, как вы говорите, любит лакомиться не только лишь грешниками, — сказал Марко, вспоминая мертвые тела, без единой капли крови, раскиданные среди пустынного города.

— Все мы грешны, — ответил профессор, — не давать же ей, в конце концов, сдохнуть с голоду? Амат Меланхолия — это последнее оставшееся оружие Совета, и она очень нужна им. — усмехнулся он, прохаживаясь вдоль книжных полок. — Оказалось, очень удобно скармливать ей темные сущности и души, которым нет места ни в одном из миров. Я думаю, вы знаете, что смерть от Амат…

— Это конец вечности, — закончил за него Марко.

Мартинес кивнул.

— Да, вы правы. Как минимум, конец вечности на Земле… Во всяком случае, ни одна известная нам душа не вернулась на землю после пожирания. Вы, кстати, читали Египетскую мифологию?

— Значит, Изусы больше нет? — спросил Марко, совершенно не слушая профессора.

— Нет, ему удалось сбежать…

Словно тяжелый груз упал с его плеч и Марко почувствовал внезапную легкость во всем теле. Профессор продолжал:

— Изуса — единственная известная мне душа, которой удалось сбежать из тюрьмы Совета. После побега, он понял, что Земля место не безопасное. И решил основать тайник в Нижнем уровне. Меня они решили не посвящать в свои тайны, но у меня есть основания подозревать, что этим местом стала темница титанов, бывших владетелей Земли. Считается, что лишь часть богов знала месторасположение этого места. И они все, включая Нингирсу, на данный момент, мертвы… Как и сами титаны, я полагаю… Но если хотите знать мое мнение…

— Да говорите уже! — Марко и пришел сюда узнать его мнение.

— Лучше спросите его самого… может к вам сражатели будут более благосклонны…

— ???

— Изуса был здесь. Он передал мне след эфира одного сражателя, Киарина, чтобы я помог с его поиском. Есть подозрения, что из-за долгого пребывания в Озере душ, тому удалось избежать преследования и сейчас он где-то скрывается на Земле.

— И вы все это время молчали?! — Марко бросился к Мартинесу, желая растерзать его.

— … сегодня Изуса отбывает в Новый Свет. Поторопитесь, если хотите застать его! — остановил его профессор. И Марко пришлось отказаться от идеи разбить профессору нос. Он быстро спустился по ступенькам вниз, и на выходе чуть не сбил невысокого Робера с ног.

— Учитель, я нарисовал вам…, - мальчик дотронулся до него рукой, но Марко сразу отдернул ее, отстраняя от себя ребенка. Он был не готов снова чувствовать то глубокое чувство единения, что ощущал каждый раз, соприкасаясь с душой Эви.

— Прости, не сейчас…, - Марко успел бросить на Робера мимолетный взгляд и вышел за дверь на улицу.

«Я вернусь за тобой, Робер! Обязательно вернусь!» — сказал он сам себе, идя по мостовой.

В порту кипела жизнь — тут и там толпами шагали моряки, рабочие грузили тяжелые ящики, и просто куча людей сновали в разные стороны. Марко почти бежал, привлекая к себе взгляды случайных прохожих.

— Изуса! Изуса! — кричал он.

Выглядел он нелепо. Но, черт возьми, он не душевидец. Изуса мог быть и женщиной, и стариком… и даже дикой лошадью!

— Эния, — окликнул голос за спиной. Марко обернулся.

Позади, в старых потрёпанных одеждах, с ящиком в руках стоял пацан лет тринадцати.

Марко сразу распознал его самодовольную ухмылку, не покидающую лицо Изусы в любом обличье.

— Как ты узнал меня? — Марко подошел к Изусе, продолжая его разглядывать.

— Я вижу твои печати, если ты вдруг забыл… Честно сказать, даже не знаю, рад тебя видеть или нет. Хромой сражатель… так себе находка. Что тебе надо? Я уже думал, что ты навсегда сгинул в круговороте перерождений.

— Эй, пацан, не отвлекайся, — приказал второй грузчик, крупный мужчина, грузивший сразу по два ящика.

— Да пошел ты! — огрызнулся Изуса и повернулся к Марко, — так что тебе?

— Острие…, - Марко не стал скрывать своих намерений, — оно хранит печать, которой нет на земле. Мне надо ее вытащить!

— И ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы таскать столь ценный предмет с собой? — ответил Изуса, бросая очередной ящик.

Марко чувствовал себя глупо. Изуса явно не испытывал интереса к его персоне.

— Я хотел бы поговорить, о многом. — сказал Марко, — то, что я узнал о вас, об ордене… Мне очень жаль…

Изуса поднял голову, посмотрел на ящики, а затем на второго грузчика, и сказал:

— В любом случае, я сейчас немного занят… Времени нет.

— И когда оно будет? — спросил Марко.

Подросток забросил очередной ящик, перевел взгляд на Марко, а затем на корабль.

— В пути, я думаю, смогу выкроить для тебя пару свободных минут…

Было поздно. Пассажиры давно разбрелись по каютам и Марко одиноко стоял на пустынной палубе. Он смотрел на бескрайний горизонт и понимал, что теперь не скоро встретится с Робером.

— Я вижу стену равнодушия, что ты выставил против меня…, - сказал внезапно подошедший Изуса. От него дурно пахло потом, а лицо и руки были в черных пятнах от работы с углем, — но за ней все равно проскакивает тревожность… Ты боишься меня?

— От тебя ничего не скроешь, — попытался отшутиться Марко, но внутри разгоралась досада. Сколько лет упорных тренировок, волевых усилий, участий в походах и военных действиях, с целью закалить себя. И все равно сражатели видят его насквозь.

— Да брось ты. Это же я учил тебя строить эту стену, не моя вина, что ты оказался плохим учеником, — Изуса подошел к фальшборту и оперся об него.

— Сложно контролировать что-то, что ты не можешь видеть, — ответил Марко.

— Именно! — подхватил Изуса, — поэтому и удалось сбежать одной нашей эмоции. Она была с вами в той экспедиции, в лесах Русьи… Оставить тебя в сражателях… с самого начала была плохая идея, — покачал он головой. — Так зачем ты здесь? — он повернулся и посмотрел на Марко, — или ты думаешь, раз нас теперь мало, мы примем тебя обратно с распростёртыми объятыми?

Марко не выдержал тяжелого взгляда бывшего товарища и отвернулся.

— Времена богов давно прошли…, - сказал он. — Они покинули Землю… Сражатели больше не нужны…

Он ожидал гневной реакции от Изусы, но вместо этого, тот рассмеялся:

— Власть — это опиум! Заполучив ее однажды, они будут вновь и вновь стремится к этому. И если бы ты по-прежнему был с нами, то знал, что теперь эти боги прячутся среди королей, богачей — тех, кто имеет вес в этом мире! Внешне они изменили свои притязания, но внутри такие же тщеславные ублюдки, падкие до чужих душ…

— Кто-то должен управлять этим миром, — сказал Марко, — а убивать за жажду власти…

— А что следует из этой жажды? Войны! Смерти! Голод! Ненависть! Они готовы грызть глотки не только людям, но и друг другу! Они поубавили свой пыл только благодаря нам, или ты забыл, что творилось раньше? Чем меньше их, тем цивилизованнее мир!

Марко не согласился. Теперь он видел это иначе. Но понимал, как сложно будет переубедить старых убеждения сражателей.

— Это привело вас к упадку, — сказал он. В его голове формировалась красивая мысль, но он не мог подобрать слов для ее выражения, — если бы вы поменяли…

— Это привело нас к упадку? — перебил его Изуса, — это?! — он вновь засмеялся. Но это был другой, зловещий смех, не предвещавший ничего хорошего. — А я-то думал, что к упадку нас привело твое предательство! Твоя связь с богиней смерти!

Марко замер и перестал дышать, а Изуса мгновенно считал его.

— Он был прав! Это ты! Ты предал нас! Ты сдал нас всех! — он бросился на Марко и принялся душить его.

— Что ты… несешь…, - пытался произнести Марко, схватившись за руки Изусы, но из гортани вылетали лишь сдавленные хрипы.

«Это всего лишь истощённый ребенок» — промелькнула мысль в его голове. Он пнул мальчишку и смог вырваться из захвата.

— Я уничтожу твои печати и сотру твое имя из истории! — взревел Изуса и бросился вперед.

Между ними завязалась драка. Марко ошибался — в этом худом мальчишеском теле скрывалась воля такой силы, что одолеть его было не просто. Но и он тренировал свои силы не впустую. Ему удалось приподнять мальчишку, и почти перекинуть его через борт корабля.

И тогда что — то блеснуло. Марко почувствовал жгущую боль в груди и отступил, выпустив подростка. С его белой рубашки стекала желтоватая жидкость: эфир его души. Воспользовавшийся этой заминкой, Изуса схватил Марко за бока и не смотря на свою внешнюю хлипкость, поднял преподавателя живописи и почти перекинул его на ту сторону. Марко едва успел схватиться за фальшборт.

Изуса не давал ему подняться, проводя странные манипуляции с пустым пространством: размахивая острием вокруг Марко, он уничтожал его печати. Покончив с ними, он наклонился к Марко:

— Больше не попадайся мне на глаза, слышишь? Я убью тебя, даже если ты будешь немощной слепой старухой! — сказал ему Изуса и с силой ударил по его рукам. Марко отцепился и полетел вниз.

Проваливаясь в обжигающе холодное море, последнее, о чем он думал — это таинственное жестокое убийство немощной слепой старухи, не разгаданное лучшими сыщиками.

Досудебный Зал Совета Верхнего уровня Высших руководящих Сил, 1711 год по земному летоисчислению.

Мара покинула комнату, оставив Махмед подумать. Руки женщины по-прежнему были связаны, ноги затекли, шея болела. Только бы выбраться отсюда, найти Филина… узнать, что там с Эви…

Вновь и вновь осматривая помещение, взгляд Махмед невольно задерживался на злосчастном свитке, оставленный Марой на столе. Нужно всего лишь дотянуться до него, сжечь, разорвать, уничтожить этот кусок папируса. Но дергаясь всем телом, Махмед ни могла ни на нокту* приблизиться к столу. Все что ей оставалось — это вспоминать тот день, когда ее имя было внесено в список Отдела.

Тогда на дворе был 1020 г.

К этому времени Эния уже много месяцев прочесывал леса Русьи: местные приняли христианство, а значит, старые боги ушли в небытие. Из большой экспедиции сражателей он остался один: избалованные солнцем, они не пережили холодных морозов, долгой дороги, плохого питания и других неблагоприятных факторов. Но Эния был воодушевлен. Его глаза горели, ноги сами несли его, а все трудности казались ему глупостями. Даже оставшись один, он продолжал петь себе под нос песни, пускаться в пляс, находить еду и не терять надежды. Никогда в жизнях, он не чувствовал себя таким наполненным, не зная, что испытывает самый настоящий энтузиазм. И вот удача улыбнулась ему: спустя долгое время усердных поисков он нашел нужное место.

Это была небольшая поляна, на которую сквозь тяжелые густые ветви деревьев едва падал солнечный свет. В ее центре, наполовину уходя в землю, скошенная набок, стояла деревянная статуя женщины.

«Успел», — подумал он и сел рядом.

Еще оставалось немного времени. Он пытался перевести дух, и немного отдохнуть. Но он был слишком возбужден, чтобы расслабиться.

Наконец, солнечный луч дошел до статуи. Солнце осветило, вырезанные на дереве, черты лица. Время пришло.

Эния взял нож, сделал надрез ладони, и дотронулся до деревянного лица статуи, нежно проведя по ее щеке, оставляя кровавый след.

— О, великая Мара, Богиня смерти, я принес тебе дары, дабы попросить тебя о помощи, — сказал он, складывая руки домиком перед собой.

Затем он выложил тушку убитого зайца, пойманного накануне, и положил перед статуей.

Ничего не происходило.

«Глупости. Я так и знал, столько времени потратил!» — расстроился он.

Какое-то время он еще посидел, не в силах подняться. Разочарование тяжелым грузом тянуло его вниз. Но перспектива оставаться тут ночевать его не радовала и вскоре ему пришлось встать. Он потянулся к тушке зайца, не пропадать же добру. Но как только он сделал пару шагов, статуя начала трястись. Эния упал от неожиданности и немного отполз. Статуя начала крутиться по своей оси, выходя из Земли. Кусочки дерева рассыпались во все стороны, обнажая человеческое лицо. И чем больше древесины падало на землю, тем больше проявлялось тело живого человека. Когда последняя щепка упала на землю, женщина открыла глаза. Черные глаза яростно смотрели на него.

— Ты кто такой? Этими порталами уже давно не пользуются! — женщина сделала шаг вперед, отряхивая от себя сучки, — ох уж эти люди! Когда уже Совет отменит предписание прибывать на ваши просьбы! Что такого могло произойти, что меня вдруг понадобилось вызвать спустя столько лет?

— Я…, - он вдруг понял, что не может вымолвить ни слова.

— Фу, что это за мерзость, — богиня споткнулась об тушку зайца, — кто так безжалостно мог расправиться с невинным животным? Наверно, волк…, но волк бы сожрал его…, -она перевела взгляд на Энию, — только не говори, что это сделал ты.

— Ээээто дар… Я думал…, - Эния по-прежнему не мог взять себя в руки.

— Что меня порадует труп бедного животного? А своим дамам ты тоже даришь трупы? Ты вообще видел, что девушки пищат от радости, видя это? Или сейчас первобытные времена? Тогда да. Возможно. Но все-таки для себя я бы попросила цветов… как минимум. И почему ты один? Где десятки людей на коленях, приветствующих меня ритуальными танцами и задорными песнями? — она осмотрела всю поляну, словно надеясь, где-то в кустах мог спрятаться целый хоровод. — Ладно, говори, что тебе надо? Закончим с этим по-быстрому!

— Вы Мара? Богиня смерти? Это правда, что вы ведаете всеми перерождениями? — наконец, Эния смог собраться с духом и даже подняться.

— Оу…гм-гм. У тебя устаревшая информация. Я занималась всем этим, когда работала в Управлении численности населения Земли. Тогда это был такой малюсенький отдел, — с этими словами она сложила указательный и большой палец, оставив между ними небольшую прорезь, — но сейчас я работаю в другом Отделе… вот как раз собираю персонал. Может, нужна работенка?

Эния не понял и половины ее слов.

— Значит… вы не поможете мне?

Видимо его лицо приобрело такой несчастный вид, что богине смерти стало жаль его.

— Оу…, а что ты хотел? Если передать послание, то я могу помочь, а если оживить чей-то труп, то тут, прости, — она развела руками.

— Я ищу душу…, - сказал он, — мне нужно узнать о ее перерождениях…

Его просьба ничем не удивила Мару, и она лениво произнесла:

— Перерождение не быстрый процесс, могут пройти годы, а то и столетия… Когда умерла твоя душа?

— Несколько тысячелетий назад…

На несколько секунд богиня смерти зависла, переосмысливая его слова.

— Это будет сложнее… А откуда ты, собственно, узнал обо мне?

— Я прочел о вас в свитках, в Александрийской библиотеке!

— Гм-гм… А ее разве не уничтожили сотни лет назад?

— Да… но я успел…

Мара с подозрением взглянула на него.

— Но как такое возможно, или ты не человек?

— Я…, - Эния понял, что он сболтнул лишнего и вся его подготовленная речь рассыпалась в пух и прах. Он попытался вернуться в свою подготовленную легенду. Но Мара замерла. Он не слушала его оправдание про случайный укол острием и спасение бога Нингирсу. Она словно впала в транс и какое — то время молчала, глядя сквозь него. Неожиданно, она вышла из оцепенения и уставилась на него. Эния вздрогнул.

Не говоря ни слова, она схватила его, повернула к себе спиной и заломила ему руки. Эния даже не смог понять, что произошло, только вскрикнув от боли.

— Именем Совета, вы арестованы! Таким жестоким убийцам место в самых темных отделах Нижнего уровня!

— Что? Но почему? — Эния отчаянно закричал, — я ничего не сделал!

— Значит, это правда и вы один из тех, кто охотится за богами! Вы убиваете все живое на своем пути!

— О чем вы? Сражатели уничтожают демонов и злую сущность!

Но Мара не слушала его.

— Где остальные? — спросила она.

— Я не знаю, те кто были со мной, погибли!

— Не ври! А иначе я сделаю исключение и убью тебя прямо здесь!

Эния не сомневался, что так она и поступит и весь сжался в комок.

— Я…но я не убивал никого! Никогда! У меня даже нет способностей. Никаких. Это правда! Я стал сражателем случайно, спасая Нингирсу, укололся тем острием, …

— Острием говоришь? Острием Геккаты? Я была права! Права! Это было убийство! — завопила Мара и вновь погрузилась в астрал, замерев. С полминуты она молчала, крепко удерживая Марко.

— Острие у них? — спросила она вдруг отчужденно, откинув его. Эния упал на землю, уткнувшись лицом в мох.

— Я не знаю, что это за острие, но оно делает нам печати и оставляет память о прошлых жизнях, — сказал Эния, переворачиваясь на спину.

— Это острие принадлежало Геккате, она была посредником между мирами. Заведовала распределительным пунктом для душ. Ее выследили и жестоко убили твои сражатели во время ее путешествия на землю. Я встала на ее должность. И теперь острие принадлежит мне. Где оно?

— Без понятия, — Эния выставил вперед ладони, демонстрируя свою беззащитность… Все-таки искать богиню было плохой идеей.

Мара не надолго замерла в третий раз. Затем, она вновь взглянула на Энию, но уже менее яростно.

— Нингирсу говоришь… Да помню-помню… Подлец еще тот. Не могу даже сказать, что расстроилась, узнав о его смерти.

Эния не мог не отметить, что после непродолжительного транса Мара поменяла тон. Ему казалось, что богиня смотрит на него теперь иначе. Изучающе. И явно проявляла интерес к его истории.

— Так что это за душа, которую ты ищешь?

Эния не мог поверить своим ушам.

— Мне нужно знать год и место рождения, дату и место смерти. Я попробую навести справки, всполошу старые связи, дам пару взяток и добуду информацию о той душе. Но ты должен мне помощь. Услуга за услугу.

— Все что угодно! — Эния бросился к ней.

Махмед открыла глаза. В тот день она подписала пергамент. Мара сказала ей, что это гарантия их сотрудничества и легкий путь для поиска Энии.

Тогда же Мара и показала ему другую сторону медали:

«Даже у вашего дикого общества существуют суды, — говорила она, — когда как твои сражатели просто жестокие убийцы!».

«Я согласна, Нингирсу был та еще мразь, но это не значит, что мы все достойны смерти…», — говорила она.

Спустя два дня, Мара вновь навестила его, выдав ему бумагу на старом папирусе, с числами и координатами.

— Ты должен понимать, что это примерные цифры. Они следуют великому закону душепоявления, проще сказать, специальной очередности, что подготовлена и рассчитана специальной комиссией. Мы даем душам даты рождения, но мы никогда не знаем даты их смерти. Смерть любой из душ может сместить или ускорить очередность. А значит, могут быть небольшие погрешности. Именно поэтому список обновляется каждые пятьсот лет, а посему я советую уточнять данные у меня в дальнейшем, — говорила она, протягивая заветные списки.

И когда Эния, взяв список, был готов бежать на все четыре стороны, хваткая рука Мары схватила его за воротник:

— Подожди, ты забыл это, — с этими словами она вручила ему тяжелую стопку папирусов. От неожиданности тонкие руки Энии прижало к земле.

— А это еще что? — спросил он.

— Условия нашей сделки. Это список душ, которые ты должен найти для меня. Похищение острия вызвало трудности в формировании сотрудников наших отделов, приходится искать тех, кто работал на нас тысячи лет назад!

— Но здесь сотни имен! На это уйдут годы! — Эния с ужасом осмотрел стопку бумаги весом в несколько килограмм.

— О, нет, внешность обманчива. Полагаю, что это всего несколько душ, постоянно перерождающихся! Но есть и другой способ — принеси мне острие, что похитили сражатели! И тогда я уберу твое имя из своего папируса… а пока, будь добр ищи моих агентов! — сказала Мара, оставив Энию с тремя килограммами бумаги.

— И как мне это донести? — задумался он, почёсывая голову…

Годы спустя, его снова принесло в древнюю Русь, в стены монастыря, где бывший сражатель Филин изучал остатки некогда знаменитой библиотеки русского князя.

Впервые они встретились в Эдфу, в «Доме Папируса»*.

Изуса познакомил их.

«Это древний сражатель, — сказал Изуса Энии. — Он мог стать Великим, но предпочел роль писаря… Как успехи? — обратился Изуса к Филину, — не жалеете, что променяли вкус кровавых побед на пыль старых книг?»

«А вы значится, Эния? — пропустил насмешку Филин, — человек, что бросил вызов богу? Похвально, похвально…»

Еще пару раз они имели беседу в Карнаки, и пересекались в Александрийской библиотеке, где Эния вел анналы сражаталей.

И теперь, Эния целенаправленно искал встречи с этим мудрейшим человеком.

Темную палату освещал едва слабый огарок свечи. В полутьме отчетливо угадывался силуэт мужчины в теплом кафтане и меховой шапке. Он с нежностью перебирал книги, складируя их в несколько стопок: что-то откладывал в сундук, а что-то клал обратно на полки.

— Выходите, я знаю, что вы тут, — вдруг сказал мужчина, даже не поднимая головы от очередной книги.

Из-за темного угла появилась фигура, облаченная в длинную рясу монаха.

Мужчина посмотрел по сторонам, не скрывается ли кто-то еще?

— Кто вы? — сказал он.

— Эния. Хромой сражатель, — сказала фигура, откидывая капюшон. — А вы… Филин? Мне нужна ваша помощь!

Мужчина потерял всякий интерес и повернулся обратно, к своим книгам:

— Я общаюсь только с великими, — сказал он, — простые работники вроде вас не должны беспокоить меня. Это не безопасно.

— Я пришел один…

— Вы никогда не приходите одни! От того, что вы их не видите, не значит, что их нет! Пора бы уже уяснить это! — мужчина явно был не доволен.

Энии пришлось напомнить о их прошлых встречах.

— …Мы встречались в вами ранее, много беседовали. И вы сами тогда сказали, что я могу обратиться к вам за помощью…

— Неужели? — с минуту мужчина молчал, силясь вспомнить…

— Да. Мы обсуждали с вами природу Амат Меланхолии. Вы говорили, что, возможно, структура ее души гораздо сложнее, чем у простой эмоции… Вы считали, что там есть что-то еще…

— Хм, — мужчина отложил книги. — Великие не посвящали простых сражателей в свои тайны. Значит, я сам рассказал вам это. Сложно, знаете ли, хранить в памяти тысячи воспоминаний, так что вам надо?

Эния изложил ему свою просьбу:

— Я знаю, когда и где родится душа, что дорога мне. Но как я могу контролировать собственное рождение?

— Хм…, - лишь издал Филин, не отрываясь от своих книг.

— Я знаю, что великие пользуются иными методами, но нас они не посвящают в свои тайны, — продолжал настаивать Эния.

Филин открыл одну из книг, вчитываясь в ее страницы. Прошло несколько минут, прежде чем он выругался и бросил книгу на пол.

— Сколько раз вы умирали? — спросил он сердито, — Неужели сам процесс смерти для вас не стал обыденностью? Люди, простые смертные, теряются и покорно следуют своему зову наверх. И то среди них находятся упрямцы. Но вы… Вы, Эния! Вы можете противиться этому!

— И стать призраком? — ужаснулся Эния, вспоминая страшные истории про армию духов, рассказанные сражателями.

— Вы бы стали призраком, если бы были самым обычным человеком. Но вы осмысленный перерожденец. Забудьте про острие. Все, что вам нужно — не поддаваться зову и найти новый сосуд для своей души. Ищите! Ищите бездушных людей, ищите умирающих, ищите ослабленных!

— И так просто? Просто найти тело?

— Конечно же не просто! Или вы видели упырей среди сражателей? Подбор тела весьма непростое занятие. Душа еще должна быть внутри. Ослабленная, умирающая, но внутри!

— Паразитизм какой-то…, - сказал Эния.

— А вы что хотели? Такова цена вечной жизни, — еще две книги полетели на пол.

— Все равно звучит слишком просто…

— Конечно… все всегда звучит слишком просто. На деле всегда есть куча нюансов. Или вы думаете, почему сражатели носятся со своим острием? Пока вы, в виде души бродите по земле, вас могут сожрать темные сущности, вы можете заблудиться, упав за Грань, в конце концов, вас может схватить охрана Управления, выслеживающая не вернувшиеся души. И если они узнают, что вы сражатель… к чему такие риски? Надеяться на разгильдяйства работников там, наверху, — он кивком указал в потолок, — так себе идея. Конечно, ежели вы хотите обезопасить себя от надзора сверху, то и такой способ имеется…

Эния подошёл к мужчине максимально ближе, готовый выслушать его.

— Надо просто исключить свою имя из книги учета душ…, - произнес Филин.

— Из чего? — не понял Эния.

— Из Книги мертвых… Древний манускрипт со списком всех ныне существующих душ. Стираете свое имя и все… вас не существует. А ежели вас не существует… Кто же вас будет искать? — и с этими словами мужчина посмотрел на Энию таким взглядом, словно объяснял ребенку сущую ерунду.

— И где же мне искать эту книгу? — жалобно спросил Эния.

Мужчина вздохнул.

— Все приходится делать за вас. Я помогу вам. Может, вы слышали от других сражателей, что благодаря моим знаниям и опыту, я обзавелся системой агентов по всему уровням… Но имейте ввиду, мои услуги не безвозмездны. Сейчас мне сложно придумать, чем мне может помощь голодный обессиленный мужчина, умирающий от неизлечимой болезни, — сказал он, бросая надменный взгляд на Энию.

Эния не верил своим ушам.

— Я сам найду вас. Позже. Уведомите меня через книгу встреч, где мы сможем встретится, — подытожил мужчина, — а теперь уходите. Скоро рассвет, а я еще не разобрал и половины этих книг.

Эния поклонился и пошел на выход.

— Напомните, — крикнул ему вслед мужчина, — ваша первая жизнь… кажется, это была Месопотамия?

— Да, город Гирсу, — ответил Эния.

Мужчина кивнул.

— Идите, Эния… идите…

Через пару дней Энию затоптали лошади. Воспользоваться помощью Филина он смог только через сто пятьдесят лет. И только через почти шестьсот лет, он узнает, почему тот был так добр к нему…

— Так как же исчезло твое имя из книги учета? — Мара отстегивала наручники, сковывающие руки Махмед. — Среди сотрудников Управления шпионы? Это эмоции, порабощенные разумом сражателей?

— Даже не представляю, о чем ты…, - сказала Махмед, потирая руки, — я не знаю, что из себя представляют эмоции и как ими можно управлять… Этим заведовали великие…

— Тогда спросим у великих, — ухмыльнулась Мара, — пошли, тебя ждет перерождение.

И они вышли из тесного помещения.

1806 г. Париж, Франция.

Вырезки из местной газеты парижских ведомостей.

«Происшествие на корабле», «Последний рейс», «Смерть на борту».

«Некая дама М., пожелавшая остаться не известной, путешествующая на корабле из Парижа в Новый Свет, стала свидетельницей вопиющего происшествия! Прогуливаясь поздно вечером в компании некой Д., она заметила поодаль двух молодых людей, стоящих у фальшборта: добро почтенного опрятного молодого мужчины и невежественного грязного мальчишки- подростка. Между ними завязался сильный спор, переросший в драку. Мальчишка выхватил нож и несколько раз ударил мужчину, а затем выбросил тело за борт.

Офицерами судна преступник был схвачен и передан в руки полиции. Им оказался тринадцатилетний кочегар, поступивший на корабль в обход инструкциям (обстоятельства выясняются). Личность погибшего мужчины также была установлена. Им оказался учитель живописи из Италии Марко Лоунс….».

«Как выяснили детективы, малолетний убийца был сиротой. Его происхождение не известно. Что связывало его с молодым преподавателем живописи выясняется. Возможно, имеет место ситуативный скандал».

«Может, он отказался давать ему уроки живописи?» — предположил один из пассажиров.

«Наверно, он давал ему плохие уроки», — сказал второй.

«Может, он еще успел кого-нибудь скинуть за борт? Вы делали перерасчет всех пассажиров?» — обеспокоен один из пассажиров.

Расследование продолжается. Подросток-убийца доставлен обратно в Париж, где предстанет перед судом. Напомним, что во время путешествия на корабле, между рабочим и пассажиром первого класса завязалась драка, в результате которой мужчина был убит и сброшен за борт. При подростке нашли нож, который теперь изъят и передан, как основная улика, в полицию Парижа. О причинах происшествия пока не известно».

1844 г., Дрезден, Германия.

«Ну сколько можно?».

Эта женщина буквально преследовала его. Гоззо уже давно заметил ее нездоровый интерес: сначала она стояла за ним в очереди к булочнику, но как только он сделал заказ и вышел, она тут же пошла следом за ним, забыв про свои «булочные» дела. Вчера она следила за ним, пока он рассматривал осеннюю листву в парке, неумело скрываясь за деревьями, словно влюбленная девица. А сегодня она подглядывает за ним сквозь книжные полки городской библиотеки. Пора вызвать врача. Или полицию. Может она угрожает его жизни и сейчас набросится на него, воткнув ему нож в брюхо.

Наконец, его терпение лопнуло.

— Зачем вы следите за мной? — он резко повернулся, уставившись ей в лицо. Женщина была в возрасте. Для молодого Гоззо считай, что старушка, поэтому мысли о тайном воздыхании с ее стороны он даже не рассматривал.

— Вы видите только меня? — спросила женщина, подбегая к нему и хватая его за руки.

— Что вы делаете, отпустите, — он сделал шаг назад, освобождаясь от ее хватки.

— Флегм, он не видит тебя. Только меня!

— С кем вы говорите, — Гоззо повернул голову из стороны в сторону. Лучше бы он ее не трогал. Теперь она точно его зарежет.

— И вы никого не видите рядом с собой? — продолжала женщина, осматривая Гоззо широко раскрытыми глазами.

— Что? Вы о чем? Конечно, я вижу! Вас, людей, окружение, книги! — все это время Гоззо пятился назад, пока не натолкнулся на очередную книжную полку. Женщина остановилась. Она резко выкинула правую руку в бок и от этого неожиданного жеста Гоззо издал вопль:

— АА! Не убивайте, — крикнул он, присев и прикрыв голову руками.

— Вы напуганы, простите. Я не хотела. Я только попросила Флегма прекратить бить в барабаны, — сказала она, — значит, вы их не видите. — Женщина резко утратила всякий интерес к нему. После этого она развернулась в бок и начала разговаривать с пустым пространством.

— Я же говорю. Он тебя не видит, и его, — она вскинула палец и показала на пустое пространство рядом с собой. — Тоже не видит!

— …

— Откуда же мне знать? Может, это ошибка? — продолжала свой сумасшедший диалог женщина.

— …

— Ну, значит, бывает!

Гоззо с ужасом смотрел на безумства этой женщины.

«Она сумасшедшая! Она разговаривает сама с собой!» — думал он, боясь потревожить ее, дабы она лишний раз не обратила на него внимание. Шанс выйти из библиотеки живым он еще не терял.

— Думаешь, это он? Серьезно? Сражатель? Это смешно! Если только…, — женщина медленно повернула к Гоззо голову.

— Есть только один шанс проверить, — сказала она и вынула из внутреннего кармана кофты нож.

— Я так и знал, так и знал, — с Гоззо было достаточно. На кону была его жизнь. Он резким движением толкнул женщину и бросился бежать вон из библиотеки. Вон из этого города. Хватит, хватит! Не так уж и сильно он хочет изучать живопись, к которой с раннего детства проявлял талант!

Уже битый час он сидел на полу, в своей комнате, обнимая ноги руками.

Сестра говорила ему, что большой город полон опасностей, но что они будут скрываться в лице сумасшедшей тетки? Если даже женщины несут угрозу, то, что же думать о других?!

В дверь постучали. От этого стука Гоззо вздрогнул. Он решил проигнорировать стук в дверь, но тот усиливался.

— Господин Шефир, я видел, как вы пробрались в свою комнату! — раздался голос хозяина многоквартирного дома.

Услышав знакомый голос, Гоззо подбежал к двери.

— Да? Что вам надо? — спросил он.

— К вам посетитель, — раздался голос.

— Нет, нет, вызовите полицию, эта женщина хочет убить меня!

— Женщина? Но там мужчина.

Послышался звук отпирания двери. Вскоре высунулся сам Гоззо — он заглянул за плечо мужчины, осмотрев пустой коридор.

— Точно не сумасшедшая женщина? — спросил он.

— Уверяю, — хозяину гостевого дома явно не нравилось странное поведение гостя.

Гоззо спустился вниз. И правда — внизу сидел опрятный мужчина. Лет так пятидесяти, с бакенбардами и не большими усами. Весьма приличного вида. Но кто он и что ему надо от него? У Гоззо в этом городе не было никого.

— Вы искали меня? — подошел Гоззо.

— Да. Прошу, садитесь. Меня зовут Джозеф Голстберг…, а вас?

Обратный вопрос удивил Гоззо. «Пришел ко мне, но не знает, кто я?».

— Гоззо Шефир, — представился Гоззо и сел напротив. Седовласый мужчина сразу приступил к делу:

— Прошу вас, выслушайте меня. Дело весьма серьезное. Вам довелось встретиться с одной моей знакомой, — начал он.

— О нет, — Гоззо поспешил выйти из-за стола.

«Эта женщина нашла меня! И прислала за мной этого старика», — подумал он.

Мужчина схватил его за рукав:

— Прошу вас. Это очень важно. Она не сумасшедшая, как вам могло показаться. Наоборот, весьма образованная и умная дама, что в наше время удивительная редкость. Кстати, ее зовут Мэри. И она готовит прекрасные булочки с маком. Но, впрочем, это не важно. Послушайте. Каким-то образом, к вам ведут следы нашего расследования. И мы сами не понимаем, почему. Ведь вы… самый обычный человек.

Эта фраза прозвучала для Гоззо как самое настоящее оскорбление.

— Что вам надо от меня?

— Позвольте просто взглянуть на вашу руку. Всего пару секунд и я уверяю, что вы больше не увидите ни меня, ни ту женщину.

«Цыгане что ли?», — подумал Гоззо. Впрочем, протянутая ладонь малая цена, чтобы эти двое оставили его в покое.

Он протянул руку и в ту же секунду мужчина одной рукой крепко ухватил ее, а в другой блеснуло лезвие. Гоззо попытался отдернуть руку, но хватка у мужчины была сильной. В следующую секунду острый металл коснулся ладони парня и из нее полилась желтовато-белая жидкость.

Гоззо отшатнулся и упал со стула, придерживая раненую руку другой рукой. Он попытался отползти от мужчины, но вдруг его пронзила острая боль — словно по голове нанесли удар молотом. Из носа ручьями хлынула кровь. Он схватился за голову и стал крутиться из стороны в сторону: боль не прекращалась. Казалось, что внутри его черепной коробки что-то быстро растет и пытается вырваться наружу. Его голову разрывал гигантский поток нескончаемых воспоминаний. Один за другим, они проникали в его разум, заглушив крики седовласого мужчины за столом.

— Что вы видите, что вы видите? — кричал он.

Но Гоззо лишь сильнее погружался в вихри воспоминаний, пока его мозг, не справившись с такой нагрузкой, не отключился.

Когда он открыл глаза, голова по-прежнему болела. Все вокруг расплывалось. Гоззо приподнялся и вскрикнул: на секунду ему показалось, что перед ними снова сидит та безумная женщина.

— Воды? — произнес женский голос. «Нет, это не она». Голос был мягче и тоньше. Он увидел свою руку, принимающую бокал с водой и вскоре очертания прояснились: перед ним сидела молодая девушка.

— Мама, он просыпается, — крикнула она. — Тихо-тихо, — это уже она обращалась к нему. — Кто такая Эви? Вы только о ней и говорили, — улыбнулась девушка.

— Я … не знаю…

В эту секунду он действительно не знал. И этот миг был так прекрасен. Был только он и эта чудесная девушка. И никакой боли (кроме головной), никакой Эви.

— Вы так долго спали! Мы уже думали звать доктора! — в дверях появилась та самая безумная женщина из библиотеки, с подносом в руке.

Гоззо вскрикнул и начал инстинктивно натягивать на себя одеяло.

— Тише-тише, — девушка схватила его за руку, — это моя мама.

— Простите, что напугала вас, — женщина сама издала тяжелый вздох и села на стул рядом с дочерью.

— Простите. Это все так странно. Нам пришлось применить острие. Мы не хотели. Но ваша печать есть на кинжале — она и привел вас к нам. Но у вас нет дара сражателя?

Гоззо сел. В его голове пазлами собирались мысли. Сражатели… Дар… Эви…

— Да, — сказал он, — я не вижу духовных существ, ни души, ни керов, ничего. Но так сложилось, что часть моей души запечатлена здесь.

— Вы хромой сражатель, — ахнула девушка, — мама, это хромой сражатель, — и с этими словами она стала хлопать в ладоши.

— Ну слава Богу! Значит, мы не ошиблись, и вы тот, кто нам нужен! — обрадовалась женщина.

Гоззо выпрямился. Теперь он больше не походил на того затюканного скромного мальчика, что недавно приехал в город. Его дыхание стало ровным, исчезла сутулость, ушла резкость и суетливость. Он взял булку с подноса и откусил небольшой кусок.

— Действительно, вкусные булочки, — сказал он, — а вы кто?

— Мы новое поколение сражателей, — радостно сказала девушка, хлопая в ладоши, — среди нас только папа «старик», он нам и говорил, что есть такой, как вы! Значит, вы поможете нам!

— Помогу? — Гоззо улыбнулся, доедая пирожок и пытаясь встать с кровати. Но тело отказывалось его слушать, а голова предательски болела.

— Мне надо уходить, дела ждут меня…, - вторая попытка встать увенчалась успехом и Гоззо, пошатываясь, направился к выходу.

— Но вы не можете так просто уйти! — сказала «сумасшедшая» женщина, — вы нам нужны.

Своим телом она перегородила ему путь.

— Простите, но я нечем не смогу вам помощь. Сражатели остались так далеко в прошлом, что вы даже не найдете их упоминаний в книгах. А новых нам не поставляют, — он аккуратно отодвинул женщину вбок.

— Я новый сражатель, — вдруг раздался голос девушки за его спиной, — я тоже вижу, правда, только эмоции. Но острие не содержит моих печатей. Может, мутация души? Моя мать и отец душевидцы.

Гоззо взглянул на девушку: мутация души?

«Никогда не слышал, — впрочем, почему бы и нет», — подумал он — «Раз существует наследственность телесного характера, почему и не быть душевного? Интересно, что об этом думает Филин?… Филин!!!»

На этой мысли его руки сжались в кулаки.

— Конечно, это просто эмоции… но это потрясающе, — продолжала говорить девушка.

Гоззо постарался взять себя в руки.

— Я не вижу ничего, так что в некотором роде, вы даже больше сражатель, чем я, — сказал он ей.

И быстрым движением, отталкивая женщину, метнулся к выходу. Он сбежал по длинной лестнице и завидев дверь, бросился к ней.

— Уже уходите, — окликнул его голос за спиной.

Гоззо обернулся: недалеко от него, с чашкой чая в руке и в домашнем халате, стоял тот мужчина, как его там, Джозеф Голстберг.

— Простите за мою невоспитанность, но я не тот, кто вам нужен, со мной вам не возродить сражателей, — сказал Гоззо и схватил ручку входной двери.

— Но мы не хотим их возродить, мы хотим их уничтожить… И вы именно тот, кто нам нужен, Эния.

Гоззо обернулся.

— Уничтожить?

— Разрушить память о них, истребить все печати, прервать этот род навсегда, — мужчина подходил к нему все ближе и ближе. — А самое главное, вернуть острие его законным владельцам, — с этими словами мужчина вытащил из внутреннего кармана перевязанное тканью острие, — так что, задержитесь с нами ненадолго, нам есть о чем потолковать…

Гоззо сидел за столом и пил чай. Его рука немного тряслась, слегка расплескивая воду: последствия удара острием. Обычно, печати находят его по очереди, давая мозгу спокойно усвоить информацию. Сейчас же на него обрушился поток такой информации, что до сих пор все не могло уложиться в его голове.

«Я мог погибнуть», — думал он, глядя на трясущиеся руки.

Рядом сидел Джозеф Голстберг и курил трубку. Его жена и дочь гремели посудой в столовой, накрывая на стол.

— Через свои связи я легко смог забрать острие из вещдоков Изусы. У нас была назначена с ним встреча. Как вы знаете, сражатели больше не пользуются книгой встреч и приходится строить планы встреч на годы вперед. Но Изуса не явился. Тогда я стал изучать новостные сводки — не зря про нас говорят, если произошло что-то странное — ищи рядом сражателей, — улыбнулся мужчина.

Гоззо не смог выдавить из себя улыбку для приличия.

— Значит, вы не кололи ее острием, — спросил Гоззо, указывая на дочь мужчины, хлопотавшую с расстановкой обеденных принадлежностей.

— Ни в коем случае, — сказал мужчина, — печати калечат душу. Я подробно изучал этот вопрос: мы оставляем частичку своей души в острие, лишая ее отдыха и восстановления. Душа Изусы уже вся порвана в клочья, и он держится на земле, питаясь силой существ мира Даэху. Он душа паразит, как и другие сражатели.

Из года в год я нахожу чужие печати и уничтожаю их, желая покончить с этим. Знать — это проклятие. Я убедился в этом на своем примере. Есть вещи в мире, которые противоестественны, и они не должны существовать. Сражатели вмешались в великий порядок мира, в волю Богов, в план Творца…

— Да вы прямо антисражатели, — усмехнулся Гоззо. За свои жизни он видел много разветвлений сражателей, от самых кровожадных до безобидных. Но такие ему встречались впервые. «Сектанты», — подумал он.

— Новое поколение подобных нам, должно своим даром приносить пользу человечеству, только так мы можем искупить вину за кровопролитие и жестокость. Я мечтал уничтожить острие, — продолжал мужчина, — похоронить его там, где ни одна живая душа не найдет его. Но это невозможно. Дно тихого океана, жерло вулкана… рано или поздно, оно будет найдено. Поэтому, я просто хочу, чтобы оно вернулось домой. И я знаю, что вы можете отнести его нужному адресату…

Ранним утром Гоззо собрал свои вещи.

— Сколько до освобождения Изусы? — спросил он.

— Полгода, — ответил Джозеф, — он бы уже давно вышел, если бы не попытки побега. Но я нанял ему лучшую охрану. Персональную.

«Этот дядька хоть представляет какого врага он себе нажил?», — думал Гоззо.

— Прощайте, — говорил ему «чудаковатый» сражатель. — Знайте, что когда я вас встречу в следующий раз, я уничтожу вашу вновь обретенную печать, — предупредил его Джозеф, — и тогда наступит мир…

«Если Изуса не уничтожит вас раньше», — мысленно усмехнулся про себя Гоззо. Но вместо обещанных лесов Российской Империи, где скрывалась статуя древней богини Мораны, Гоззо держал путь во Францию.

У него были свои планы на ближайшее время.

Нижний уровень, два месяца тому назад.

— Представьте, что несколько столетий подряд вы пишите историю древнего ордена. Раз за разом, по крупицам собираете и уточняете информацию, берете интервью, опрашиваете свидетелей. Аккуратно, день за днем, вы переписываете свою работу, составляете список примечаний, оформляете обложки… И одним днем вся ваша многовековая деятельность просто сгорает у вас на глазах…

А мне и представлять не надо.

Разочарование вселенского масштаба свалилось на меня, когда я стоял там и смотрел как пылала Александрийская библиотека, а вместе с ней и труды целого тысячелетия…

То, что сделало меня отшельником, то, что приглушало мою боль долгие годы… все это теперь не имело смысла…

В последний раз я ощущал подобную боль сотни лет назад, когда потерял Эви…

«Я же говорил нанять рабов для копирования…», — рассуждал один из великих, стоя за моей спиной.

«Это бы нарушило нашу тайну», — вторил другой.

«Сколько тебе понадобится лет, чтобы восстановить историю?» — обратились они ко мне.

Нет уж, увольте… я решил взять отпуск и заняться собственной жизнью. Теперь, когда сгорел смысл моего существования, пришлось искать новый. На тот момент я точно знал, чем займусь. Вот только и сражатели, узнав о цели моей новой миссии, снарядили со мной целую экспедицию.

«Они пойдут с тобой…», — собирал меня в дорогу лично Изуса, выдавая мне в спутники лучших воинов. Сам он охотился за другим богом, Гермесом. Так что остальной частью плана делились мои новые товарищи по будущему путешествию: «ты призовешь эту богиню смерти, расскажешь ей слезливую историю… А потом, когда она принесет тебе сведения, мы нападем на нее и выпытаем все!», — радостно рассказывали они. Я не разделял их веселья, но и перечить им не мог. В поиске богине смерти я искал новый смысл, а мои путники — путь в логово богов, так называемый Верхний уровень. И мне оставалось лишь удивляться тому, что спустя ни одно тысячелетие, я так отчетливо помнил ту самую, первую, мою осознанную жизнь…

…В то время, любовь Эви изменила меня и мое окружение. Даже отец, под властью божественного дитя, принял меня как сына и включил в свое дело.

Мы поженились, Эви ждала ребенка, город процветал, жизнь кипела, и я считал себя самым счастливым человеком на земле.

А потом пришли жрецы с зиккурат.

— Бог просит вашего первенца. Роды должны пройти в храме, где священное дитя отдаст долг за свою жизнь на Земле. Только первое дитя.

— Всего один ребенок не такая уж большая цена за мир и спокойствие, — сказал отец.

— Кто мы такие, чтобы противиться Богам! — со слезами на глазах сказала мать.

— Я не отдам им его! — сказала Эви, — он пожрет его душу! Его бессмертную душу!

«Мы уйдем отсюда. Из этого города. Навсегда!» — шепнула она мне.

Калека и беременная женщина — не лучшая пара для побега. Нас схватили, еще когда крыша нашего дома не исчезла с горизонта. Воины вернули нас домой, посадив под домашний арест. Поставили охрану и запретили ей покидать дом. Время шло и когда наступил девятый месяц ожидания, я проснулся среди ночи от дурного сна и не увидел ее рядом с собой.

Поспешив на ее поиски, я нашел ее на полу — она вонзила острие себе прямо в живот.

Слабая жизнь еще теплилась в ней.

— Зачем? Ну зачем, Эви?

— Душа бесценна, — прохрипела она, — я подарю ему новую жизнь, но… потом…

Я пытался прикрыть ее рану, остановить кровь, но она схватила меня за руку и прижав к своей груди, прошептала:

— Когда-нибудь мы обязательно встретимся, Эния…

Глаза ее закрылись и душа покинула тело.

Только годы спустя я понял, что одна земная жизнь ничего по сравнению с вечностью, что даруется душе.

Франция, Париж, 1845 г.

— Профессор Мартинес? Кто его спрашивает? Здесь таких нет…, уходите…

Девушка попыталась закрыть дверь, но Гоззо просунул руку, помешав этому.

— Вы дочь Эдит, так? Вы очень похожи на мать, я знал ее, я преподавал у нее живопись.

Девушка с подозрением взглянула на него. Даже с накладными усами и бородой, в большой шляпе, Гоззо выглядел слишком молодо для того, кто мог учить ее мать.

— Я просто хорошо сохранился, — поспешно добавил он, уловив ее взгляд. — Скажите, могу я увидеться с Эдит?

— Мама умерла… уже давно, — девушка замешкалась.

— Простите, мне так жаль… Гоззо, меня зовут Гоззо, — представился он.

— Адель, — ответила она, и еще раз окинув его взглядом, освободила дверной прием, — проходите…

— Несколько лет мама страдала болезнями души: сильно хандрила, и, в конце концов, наложила на себя руки, — говорила она, пока они проходили знакомую Гоззо парадную.

— Какой кошмар, примите мои соболезнования… Честно сказать, вы меня удивили, ведь насколько я помню, она была такой жизнерадостной девушкой.

— Мой отец также считает. Врачи говорили — это наследственное. Вы разве не слышали про мою семью? Об этом писали в газетах…

— Нет, я долгое время жил за границей, а что произошло?

— Дедушка убил свою пожилую мать и сына. А сам пропал без вести. Просто вышел из дома и исчез. Психоз*. Это сильно подкосило мою мать, она тогда была совсем молода.

— Что? Робер мертв? Не может быть! — Гоззо опешил, — профессор Мартинес выглядел вполне здоровым человеком… с чего вдруг он так поступил? Немыслимо, я совершенно за ним не замечал такого. А ведь я знал его много лет…

Девушка снова странно взглянула на него.

— Я же говорю, я выгляжу гораздо моложе своих лет, — понял ход ее мыслей Гоззо.

— Присаживайтесь, я налью вам чаю, — девушка отошла, давая возможность гостю оправиться после ее слов.

Гоззо присел на старенький диван, на котором часто сидел в облике Марко.

«Проклятье! Что им двигало? Совсем из ума выжил! И где теперь искать его?», — думал он, осматриваясь вокруг. Повсюду лежали разные вещи, коробки, книги.

В коридоре послышались шаги — дочь Эдит возвращалась.

— Пожалуйста, — девушка разложила перед Гоззо поднос с чашками.

— Вы переезжаете? — спросил Гоззо, указывая на бардак вокруг.

— Нет, просто освобождаемся от хлама, — сказала она, — дом долгое время пустовал, пока я жила у родственников. Но теперь я вернулась и первым делом хочу избавиться от дедушкиного присутствия.

— Вы позволите? — Гоззо подошел к книгам, — я бы взял себе на память пару вещиц.

— Пожалуйста, можете забрать все!

Она замолчала, наблюдая как Гоззо роется в книгах. Он перебирал одну за другой, пока меж книг ему не встретился смятый детский рисунок.

Судя по нарисованным сверху сталагмитам, на рисунке была изображена пещера. Вокруг было прорисовано множество зажжённых красно-желтых факелов, а в центре стояла гигантская коробка, судя по отрисованным бликам, стеклянная.

— О, это рисунок Робера, маминого брата. Он нарисовал его своему учителю, некоему Марко. Там приписано.

Марко посмотрел в угол листа: «Пещера с сокровищами пиратов. На долгую память Марко, лучшему учителю…».

Тот рисунок, что хотел передать ему Робер, в день их последний встречи.

— Позвольте, я заберу его, — сказал Гоззо.

Адель, удивленная его просьбе, не стала возражать.

— Мама тоже любила рисовать в детстве. Но после того случая, она забросила живопись. Она всегда была для отца просто мебелью. А ведь мама всю жизнь желала одобрения. Но ни от него, ни даже от учителей, она его так и не получила. Все восторгались Робером, ее младшим братом…, - в голосе Адель слышалась сильная горечь за мать.

«Все тянутся к этой душе, — вспомнил Гоззо слова профессора. — Да, у малышки Эдит не было ни шанса противостоять внутренней притягательности Робера».

— …Поэтому я не понимаю, зачем было удочерять ребенка и не любить его, — продолжала возмущаться Адель.

— Эдит тоже была не родной дочерью профессора? — удивился Гоззо, убирая рисунок к себе во внутренний карман.

— Да, поговаривали, что он привез ее аж из Южной Америки. Как и других своих детей.

— Других детей? — не понял Гоззо, — у него были еще и другие дети?

Адель кивнула.

— Да. До Робера и Эдит у него было еще двое детей, но они умерли задолго до появления моей мамы. Мне встречались их документы при уборке дома…

«Маленькие дети, умирающие в профессорском доме. И куда смотрит полиция? И если Робер был психопомпом, то кем были другие? Неудачные попытки найти нужную душу?», — думал Гоззо, уходя из дома Адель.

Недалеко от Парижа, среди лесного массива, Гоззо выкопал небольшую ямку. Жизнь научила его делать копии своих пометок и теперь их можно было найти в старинных библиотеках мира, в читальных залах, на страницах чужих книг… И даже закопанными на дальних островах… Сейчас, он делал очередной клад из своих воспоминаний: на почетном месте был прощальный подарок Робера. Затем следовал список перерождений Эви, последняя дата которого был 1797 год. Были здесь и газетные заметки из архивов периодики о происшествии на корабле; вырванные страницы из читального зала, с собственными пометками; книга, которую он забрал из личной библиотеки покойного Мартинеса и личный сборник его (Гоззо) хаотичных воспоминаний, продублированный несколько раз. Вернется ли он к ним вновь, Гоззо не знал. Но что-то ему подсказывало, что он прощается с ними навсегда. В этом мире его больше ничего не держало.

Через пару часов Гоззо был мертв. Его сестра еще много лет будет искать его по всей Германии, не зная, что его тело похоронено в безымянной могиле во Франции…

Отдел управления численности населения Управления по контролю Земли Верхнего уровня, 40-е гг.

«Мир Земля вступает в эпоху глобальных перемен… Научно- техническая революция дошла и до них…», — вещал диктор по большому экрану, установленному во всю стену.

— Возрадуемся. Скоро люди изобретут глобальную сеть и работать с архивами станет гораздо легче! Аллилуйя! — большая Оранжевая сущность подбросила кипу бумаг вверх и тут же впитала их, поймав бумаги в себя.

Душа молодого парня с нескрываемым отвращением посмотрела, как Оранжевая сущность вытащила из себя бумаги, заляпанные полупрозрачной жидкостью, и вновь вернулся к разговору с фиолетовой эмоцией:

— …Вообще, я раньше в Отделе на Земле служил. Да, тот самый, что со злюкой-Марой, расследующей убийства богов! И именно я вернул ей Острие… Потом, правда в должности понизили. Но это временно… Подумаешь, отработаю одну вечность и снова в круговорот жизней…

— Это, конечно, очень интересно, — сказала эмоция уставшим голосом, — но пока вы не покажете мне свой пропуск, я не могу допустить вас в архив.

— Да бросьте, — махнула рукой душа Гоззо, — я уже облазил все Управление вдоль и поперек. Был в каждом уголке. Менял лампочки во всех секретных архивах, даже в Совете! Да я лучший лампочник месяца! Но завтра, когда члены Совета отправятся в архив и столкнутся с кромешной тьмой, меня лишат этого статуса, премии и … присудят еще одну вечность здесь! А это сведет меня с ума! И все почему? Потому что я забыл свой пропуск в Нижнем уровне!

— Да, Энти, не будь так строга к нему., - подплыла к ним Оранжевая сущность, сотрудница канцелярии, — это же Гоззо, такой пусечка… Сколько лампочек он поменял у нас — не перечесть… Я лично подшивала его дело — это правда что он числится за Отделом… Уверена, что как только он закончит коротать свой срок в Отделе 5189, Мара тут же заберет этого красавчика обратно. Нет причин ему не доверять, — и Оранжевая сущность схватила душу Гоззо за щеку и слегка потрепала своим сгустком.

Душа Гоззо высвободилась от сгустков Оранжевой сущности, сдерживая рвотные позывы. Он привык ко многому, но эти не оформленные эмоции до сих пор вызывали у него отвращение.

В ответ на это фиолетовая эмоция лишь отрицательно покачала головой.

— Только через официальную бумагу с разрешением, — сказала она.

— Не видать мне премии, — удручающе развел руками Гоззо и отвернувшись, взял свою стремянку и напевая песенку, понес ее в противоположную сторону коридора, рядом с кабинетом местного начальника. Поставив лестницу, он полез выкручивать очередную лампочку. Делая вид, что занят работой, он время от времени бросал любопытные взгляды на фиолетовую эмоцию, отмечая, что для существа мира Даэху она весьма симпатична.

Тем временем, фиолетовая эмоция собрала вокруг себя кучу бумажек с разноцветными графиками, сложила их в красивую папочку и направилась в кабинет своего начальника.

— Можно? — спросила она, слегка постукивая в приоткрытую дверь.

— Да, проходи, — раздался голос Осириса, начальника Отдела управления по численности населения.

— Вот последние графики и отчеты, что вы просили…, - послышался голос эмоции.

Воцарилась тишина, было слышно лишь шуршание бумаги.

— Отлично! Хорошая работа, Энти, что-то еще? — вновь раздался голос Осириса после небольшой паузы.

— Да… я тут проводила подсчеты, — неуверенно произнесла эмоция, — после того, как были созданы залы ожидания, предполагалось, что количество исчезнувших душ резко сократится. Но, смотрите, души продолжают исчезать в большом количестве по странной периодичности… Например, недавно, исчезло сразу…

— Энти, Энти, Энти… остановись, — приказал ей Осирис, — я поощряю твою эмоциональность, но убавь свой энтузиазм. Я не помню, чтобы давал тебе подобное задание.

— Но мое дело вести учет душ…, в том числе и пропавших…

— Энти, в мире миллионы живых душ, желающих, чтобы ты их подсчитала… Зачем же заниматься теми, которых нет… Я надеюсь, мы поняли друг друга.

— Но… должна же быть причина…

— И ее обязательно найдут, Энти! Тебе что, больше всех надо? Послушай, я вижу тебя это беспокоит… Хорошо, давай поступим так. Оставь все графики у меня, перешли все остальные данные, а со своего компьютера уничтожь. Я перенаправлю твой запрос нужному отделу, и они займутся этим вопросом… Что-то еще?

— Нннет… хорошо, я перешлю все данные…

— Вот и славно, тогда иди… и закрой за собой дверь!

Энти направилась к выходу, цокая каблуками, как вдруг начальник ее окликнул:

— И еще, Энти… Прошу, можешь сегодня забрать отчеты с Земли… я никак не успеваю.

Эмоция замешкалась с ответом.

— Я дам тебе свое зеркало, Энти, это всего на пару минут. Ничего не случится. Но если ты не хочешь, я попрошу кого-нибудь другого…

— Нет, нет, я схожу… конечно…, - раздался голос эмоции. После этого послышался скрип двери и Энти, закрыв дверь, направилась к своему рабочему месту.

Гоззо, все это время стоявший на лестнице и слышавший весь разговор, быстро спустился, схватил стремянку и помчался за эмоцией.

Приблизившись к Энти, Гоззо прошептал:

— Тебе правда интересно, куда пропадают души?

— Ты что, подслушивал? — возмутилась Энти.

— Не специально, всему виной плохая вентиляция, — улыбнулся он, — а я всего то менял лампочку. Хотя бы здесь. Раз ты не пустила меня в секретный архив.

— Прости. Такие правила. Нет пропуска — нет допуска, — сказала она, и оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, прошептала:

— Так что там с душами?

— Знавал я одну тварь, — сказал он, ложа руку на плечо Энти, — за один присест могла сожрать целое войско душ: сам видел горы трупов без единой царапины.

Энти недоверчиво взглянула на него:

— Ты говоришь о Амат Меланхолии? Нет, ее деятельность на Земле под запретом Совета. Нет, нет, там что-то другое…, - сказала она, убирая его руку с плеч.

— Как знаешь, как знаешь, — Гоззо остановился у очередной лампочки, — я лично видел эту тварь — такую накормить не легко, — сказал он заговорчески, вновь ставя стремянку, — а учитывая, что сражатели истребили много темных сущностей, то кормить тварь нечем…

— Лучше бы кто-нибудь истребил сражателей, — сказала Энти сурово.

— Мы все имеем право на искупление, — сказал Гоззо, вспоминая слова «нового поколения» сражателей.

Энти не ответила. Она молча стояла рядом, глядя как Гоззо меняет лампочку.

— Я правда не могу выдать тебе пропуск, это нарушение правил, — сказала она с сожалением, — но… я могу дать тебе ключ. Ты говорил, что уже был там, а значит, сможешь им воспользоваться… Будет нехорошо, если архив погрузится во тьму… Но! Когда я вернусь, он должен ждать меня на столе!

— Слушаю и повинуюсь, — Гоззо спустился на пару ступенек, взял ключ из руки эмоции и подмигнул ей. Это был один из трех ключей покойной Гекаты, открывающий любые двери тому, кто знает их месторасположение.

«Так даже лучше! — подумал он, — успею до обеда и смогу выкроить пару часов для безделья».

В архиве стояла тишина. Из-за вечного шума в Отделах, она ощущалась как нечто инородное и не привычное. Гоззо поставил стремянку, поднялся и осмотрелся. Пустота. Один длинный коридор и сотни дверей с многовековой документацией. Здесь, в отличие от Земли, она могла храниться вечно, не опасаясь рассыпаться в прах. Поменяв лампочку, он начал спускаться и с удивлением обнаружил, что на нижней ступеньке лестницы его ждали какие-то бумаги: скрученный лист и стандартная архивная папка. Он взял их в руки и огляделся — никого.

— Кто здесь? Что это? — крикнул он в пустоту. Не дождавшись ответа, он развернул скрученную бумажку и ахнул. То был давно забытый им рисунок Робера — пещера с зажжёнными факелами. Только теперь она не казалась ему просто странной фантазией мальчика, решившего нарисовать стеклянную коробку внутри пещеры. Теперь он знал, что перед ним Хранилище Отдела, где он однажды менял лампочки под наблюдением сотрудников. «Вот почему, когда я пришел менять туда лампочку, это место показалось мне знакомым», — подумал он. «Но откуда рисунку взяться здесь, в архивах Верхнего уровня?», — размышляя об этом, он поскорее потянулся к папке и раскрыл ее:

«Личное дело: Душа № 0234 категории А3».

Его руки задрожали. Эти цифры он выучил наизусть и не сомневался — это была она. Душа Эви.

Первым документом в папке была «Хронология событий на объекте Земля». Информация была схожа с той, что давала ему Мара, но помимо известных дат добавились и новые («уточненные данные», — догадался Гоззо). Но все они были перечеркнуты наклейкой с ярко-красным текстом: «Данные отсутствуют. Душа не найдена».

«Что это значит?», — не понял Гоззо и спешно перелистнул страницы. Вторым документом оказался пергамент с фирменной печатью Совета. Гоззо сразу узнал его — именно такая печать стояла на всех важных документах, встречающихся ему за годы работы.

«Решение суда Совета по делу №ВТЕ 000000910

За участие в нарушениях великого распорядка душеположения (душеприхождения) на объекте «Земля», Душа № 0234 категории А3 подлежит полному уничтожению.

Решение принято от 24.5.7.», — прочел он. Дату разобрать он не мог, но он не сомневался… Это был тот самый день, когда Мара заключила с ним повторную сделку. Значит, она обманула его!

Ноги его подкосило, и он сел на пол, опершись на стремянку.

— К счастью, подобно судебным процессам на Земле, могут пройти годы, прежде чем решение суда будет приведено в силу, — неожиданно раздался голос.

— Кто здесь? — крикнул Гоззо, подпрыгнув, он огляделся по сторонам.

— Я говорил вам, что бы вы держались от нее подальше… Ваши перемещения, связь с Отделом… все это привело к тому, что сущность ее души была раскрыта! Теперь, чтобы избежать конфликтов среди богов, что изголодались по чистым душам, они вынуждены уничтожить ее!

Гоззо понял, кем был его собеседник.

— Филин! — сказал он разъярённо, — ты обманул меня! Где ты?! — Гоззо начал оббегать все стеллажи, заглядывать под полки, но нигде не было и намека на присутствие чужой души.

— Я пытался помочь этой душе, оберечь ее. Но теперь она станет очередным кормом для Амат Меланхолии! И все по твоей воле!

Гоззо остановился. Он уже не силился понять, откуда доносились слова. Он пытался осознать их суть.

— Кормом для Амат? Но в ее личном деле значится «Душа не найдена», — Гоззо пытался уловить хоть каплю надежды, что все обойдется.

— Архивариусы пишут так, когда душу изымают из круговорота душ и они не могут ее найти… Мне жаль, но приговор скоро будет исполнен…

Гоззо схватился за голову, погружаясь в пучину отчаяния…

И вдруг его осенило.

«Приговор скоро будет исполнен… Значит, еще есть время?»

— Но где они хранят ее? В темницах Совета? Где? — закричал он в пустоту.

После небольшой паузы, показавшейся Гоззо вечностью, голос Филина раздался вновь:

— Хранилища Совета… Вам знакомо это место, не так ли?

Гоззо тут же схватил рисунок Робера и уставился в стеклянный короб, кивая головой.

— Я менял там лампочки, — сказал он, неуверенный, что Филин видел его кивок, — Факелы, что горят вокруг короба — это просто декоративные элементы. Внутри обыкновенные лампы. Вы хотите сказать, что она все время была там?

Филин молчал.

Гоззо с тоской еще раз взглянул на рисунок.

— Но Хранилище охраняется Амат. Я лично видел, как Анубис удерживал ее своей волей… Я там чуть со страха не умер, пока все факелы заменил… Она просто сожрёт меня! Да даже если бы я попытался проскочить…, - он вновь взглянул на рисунок и ткнул в короб пальцем. — Хранилище закрыто, а доступ в него имеют…

— …Только сотрудники Отдела, которым вы по-прежнему являетесь. Сегодня хранилище будет вскрыто. Амат, что охраняет его, будет убита. За вас все сделают. Вам останется лишь спуститься туда и забрать ее душу. У вас даже есть ключ, который вам так любезно одолжила эмоция и который существенно поможет сократить путь!

— Но Мара найдет нас… Она не даст нам спокойно жить! Где бы я ни был… она найдет меня, — сказал Гоззо, озираясь по сторонам.

— Вы сомневаетесь в себе, Эния. Но не сомневайтесь во мне. Это не жест доброй воли: я обещал, что отдам эту душу в ваше полное распоряжение… И всегда выполняю свои обещания… Отправляйтесь в хранилище и принесите душу мне и я сделаю так, что никто и никогда не сможет вас найти… Поверьте мне…

Сейчас или никогда.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• »