— Лично от себя и от всего состава вверенного мне полка поднимаю этот бокал за тех, кто выполнил свой солдатский долг, будучи до конца верен отечеству и присяге! Ура, господа офицеры!
Вскоре о подвиге узнали сослуживцы. Слава Сергея и Николая, как опара на дрожжах, росла и ширилась. Об их подвиге говорили во всех отделениях и командах. Им приписывали такое, чего они и сами о себе не знали. Тем более, что нельзя было не верить этим слухам. Все же Сергей был первым и единственным рядовым — георгиевским кавалером во всем полку. Ему отдавали честь даже старшие по званию.
Тем временем, австрийцы, прорвав русский фронт, заняли несколько городов и сотни населенных пунктов. И только когда к нашим войскам подошли резервы, наступление противника удалось остановить. В этих боях русские понесли ощутимые потери, как в людях, так и в материальной части. Особенно большие потери были среди младшего командного состава, ибо именно они несли на себе основную нагрузку при обучении рядовых, а потом вели их в бой. Надлежало немедленно пополнить младшими командирами армию. Для этого стали подбирать из рядовых наиболее грамотных и отличившихся в последних боях. Одним из первых на курсы был зачислен Сергей.
Опять знакомый дарницкий лагерь под Киевом. С его приземистыми казармами, обширным плацем и даже с некоторыми прежними командирами. Сергей надеялся встретить среди курсантов и Хохла, но он словно в воду канул — ни духу, ни слуху. Живой ли? И снова рутина занятий и муштры. Снова подъем, гимнастика, изучение устава и закона божьего. Очень тяготился он обязательным посещением церкви с ее нудными молитвами, молебнами и проповедями. Не терпел он и священника — отца Иосифа, безграмотно и бездарно проводившего занятия по закону божьему. Сергей, благодаря бабушке Вере, хорошо знал святое писание и часто своими вопросами ставил отца Иосифа в неловкое положение. Так, например, он спрашивал священника:
— Вот, отче, в писании сказано, что Адам и Ева были первыми людьми на земле. Это правда?
— Истинно так, сын мой!
— Потом говориться, что у них родились дети?
— И это истинно так!
— Потом говориться, что когда дети подросли, то они пошли в другие страны и взяли себе жён?
— И это так!
— Но откуда взялись эти жёны, если Адам и Ева со своими детьми были первыми и единственными людьми на земле?
Отец Иосиф закатывал глаза, морщил лоб, долго думал и в таких случаях говорил: «Не богохульствуй, сын мой!». Но священник ни на кого не держал зла. Был отзывчивым, благодушным и миролюбивым, да еще частенько под градусом. В офицерском составе были люди временные. Одни из них отсиживались в тылу, боясь попасть на фронт. От других, под благородным предлогом, постарались избавиться в боевых частях. Кое — кого любвеобильные мамаши постарались за деньги устроить подальше от фронта. Но всех их объединяло одно — ненависть к своему положению, перерастающую в ненависть к тем, кого они обучали. Бесило их то, что здесь, на курсах, не было продвижения по службе, а тем более возможности получить награду, какой можно было бы удивить родных и знакомых, приехав в отпуск. И вдруг приезжает с фронта георгиевский кавалер. И не какой-нибудь, из благородных, а самый обыкновенный деревенский вахлак. Поэтому никто не стал интересоваться тем, за что Сергей получил Георгия, а вместо этого ему на своей шкуре пришлось испытать издевательства офицеров. Его до седьмого пота гоняли по плацу, старались загнать в угол каверзными вопросами по устройству оружия, требовали излагать наизусть уставы и положения, а так же безукоризненно стрелять по мишеням. Сергей, на свое счастье, обладал уникальной памятью и все, что он слышал хотя бы раз, оставалось в его голове навсегда. Отвечал на вопросы четко, грамотно, без смущения. Он чувствовал, что его знания не хуже, а даже лучше, чем у отдельных офицеров и поэтому держался с достоинством. Не заискивал, но и не зазнавался, был чужд гордыне. С товарищами ладил и всегда приходил на выручку. Все чаще и чаще к нему обращались за помощью, просили объяснить непонятное. Он не отказывал, и вскоре о его успехах узнало высшее начальство. Жизнь Сергея в корне изменилась. Узнав его, как грамотного и толкового солдата, вскоре определили помощником командира взвода курсантов и даже стали поручать проведение с ними отдельных теоретических и практических занятий.
Так продолжалось до окончания школы. За всё время учёбы Сергей не только получил необходимые знания, но научился спрашивать и отвечать за своих подчиненных. Наконец состоялся выпуск, курсантам были присвоены звания унтер-офицеров и выданы проездные документы. Сергей, за успехи в учебе, был удостоен звания старшего унтер-офицера.
Прибыв в часть, Сергей сразу же почувствовал, что назревают серьезные события. Бросалось в глаза большое количество артиллерии, пулеметов, лошадей и повозок, не говоря уже о солидном пополнении среди солдат и офицеров. В штабе его встретили приветливо. Полковника не было, и принял его штабс-капитан Кокорин, молодой, щеголеватый человек с ухоженными усиками. Он от всей души поздравил его с присвоением чина, пригласил Сергея к столу и присел сам. Затем откинулся на спинку стула и, не спрашивая об учёбе в школе, доверительным и задушевным голосом стал неторопливо говорить:
— Я не расспрашиваю о твоей жизни в школе, так как знаю ее не хуже тебя. Хочу поговорить с тобой сразу о деле. Не думай, что я буду поучать тебя, призывать к беззаветному служению царю и отечеству. Нет, унтер, я хочу рассказать тебе, что нас ждет впереди, и хочу, что бы ты это знал! Об этом тебе никто больше не расскажет, а я открою некоторые секреты, и сделаю это сознательно, ибо именно такие, как ты, будут решать судьбу России. Однажды ты уже проявил геройство при отступлении своей части, а теперь тебе придется проявить свою смекалку при наступлении. Это пока секрет, но, к сожалению, не для врага. Наверняка они, благодаря разведке, хорошо осведомлены о планах нашего командования, но их беда в том, что у них дефицит в людях. Кроме того, командовать нашим фронтом будет генерал Брусилов, умный и толковый военачальник, а это немало значит. Но и он приведет нас к победе только в том случае, если умело воевать и руководить людьми будут знающие свое дело командиры. Тут недавно про тебя вспоминали. Полковник решил, что бездарно придавать по пулемёту в каждую роту. Он предложил объединить пулемётные расчеты в отряды и сделать их передвижными, снабдив повозками. Таким образом попытаться создать несколько небольших мобильных подразделений для удара в нужном месте, а при необходимости использовать их и как щит. Поэтому ждали тебя, планируя поручить обучение одного отряда именно тебе. Полковник еще будет говорить с тобой, но ты, не дожидаясь его приезда, создавай себе отряд в количестве тридцати двух солдат, четырех пулеметов и десяти повозок. Людей, лошадей, повозки подбирай по своему усмотрению и начинай тщательно готовить людей к боям. Времени в обрез. Надеюсь, что задача тебе ясна, так что, господин старший унтер-офицер, за дело! Желаю удачи!
Штабс-капитан поднялся, протянул Сергею руку для пожатия и проводил его до двери.
Вернувшись из штаба дивизии, полковник в первый же день собрал офицеров и младший командный состав. Это было что-то новое, так как до него никто и никогда такого не делал. Он познакомил подчинённых с обстановкой на фронте, положением дел в полку и поставленной перед войсками задачей. Сергей многое уже узнал из беседы с Кокориным, однако слушал с большим вниманием, ожидая, что полковник сообщит что-то новое. Но не дождался. Полковник добавил, к услышанному ранее от капитана, что артиллеристы и пулемётчики будут теперь подчиняться непосредственно командирам батальонов и приказал усилить подготовку личного состава к будущим боям.
Прошло всего три дня, но Сергей успел сделать немало. Очень помогало то, что многих рядовых он знал в лицо, знал их сильные и слабые стороны. Сначала он подобрал толковых ездовых, поручил им отобрать хороших лошадей и исправные повозки. Хуже было с пулемётчиками, ибо других пулеметчиков, за исключением Николая Гусева, он не видел в деле. Пришлось проверить десятки людей на сообразительность, на знание материальной части и умение стрелять из пулемёта. На четвертый день отряд был сформирован, и началась изнурительная учеба. Сергей добивался от подчиненных автоматизма во владении пулемётом, слаженности между ездовыми и стрелками при развёртывании позиции, умения рыть стрелковые ячейки и пулемётные гнезда, маскироваться, и многим другим хитростям. Непонятно откуда возникла идея, что неплохо было бы научиться стрелять прямо из повозок, не снимая пулемётов на землю. Эта мысль Сергею понравилась, и он решил на свой страх и риск изменить изначально предложенную командирами тактику ведения боя.
Когда через две недели командир батальона, в окружении офицеров, пришел проверять боеготовность отряда, бойцы показали настолько необычную выучку, что проверяющие были поражены увиденным. По сигналу, на боевую позицию из-за пригорка, неожиданно выскочили четыре повозки с боевыми расчетами. Они мгновенно развернулись, и в сторону предполагаемого противника застрочили, установленные сзади пулемёты. Потом, опять по сигналу, мгновенно скрылись в лощине. Удивлению гостей не было предела. Сергей заметил, что большинство офицеров были шокированы этим новшеством и о чем-то, между собой, активно заговорили, пожимая плечами и разводя руками. Однако было заметно, что батальонного командира увиденное очень заинтересовало. Он наверняка понял, какой выгодой обернется новый прием в ходе боя.
Обычно для пулемётов оборудовали гнёзда и ждали, когда противник пойдет в наступление. До этого они бездействовали. При таком раскладе пулемёты играли свою роль только при лобовой атаке противника, а в худшем случае огневые точки накрывали ещё в ходе артподготовки и войска оставались без прикрытия. Одним словом, пулемёты использовались только в обороне. При атаке пулемётчики не успевали за атакующими бойцами, тянулись позади и не могли поддержать их своим огнем. Но если повозки с пулемётами внезапно окажутся впереди идущих в наступление, то пулемётчики своим появлением и неожиданным шквальным огнем воодушевят солдат и расчистят пространство для атаки. При обороне пулемётчики на повозках смогут вступать в бой далеко впереди за линией обороны и основательно потрепать ряды наступающих еще на подступах к позициям своих войск. Причем и в первом, и во втором случае, неприятель не сможет применить артиллерию. Все будет заключаться во внезапности и быстроте. Пулемётный отряд сможет даже пройтись по тылам неприятеля, ибо по нему нельзя будет стрелять из — за боязни убить своих.
О выдумке Сергея было доложено командиру полка и его вызвали к полковнику. Тот попросил рассказать обо всем подробно, внимательно выслушал, вникая в каждую деталь, и сказал, что хорошо бы внедрить такую новинку во всех пулеметных отрядах. Обучать другие отряды не пришлось. Пока шла штабная волокита, пока рядили и судили о необходимости переучивания, полк подняли по тревоге и выдвинули на передовую. В этот раз Брусилов сосредоточил на нужных направлениях большое количество артиллерии, конницы и бросил на прорыв обороны противника. Фронт был с ходу прорван в нескольких местах и враг стал поспешно отступать. В прорыв пустили конницу, которая не давала противнику зацепиться на промежуточных рубежах. Вот тут и проявилось преимущество мобильных огневых точек перед стационарными пулемётными ячейками. Отряд Сергея не ждал, когда на него нападет противник, а он сам нападал на него в нужное время и в нужном месте. Пулемёты Сергея, обычно внезапно оказывались перед носом противника, а иногда и у него в тылу. Причем отряд не отставал даже от конницы, а зачастую был и впереди неё. За это отряд окрестили «летучим». Забегая вперед, скажем, что эту тактику впоследствии успешно применяли в боях конники Будённого и батьки Махно, прославившие легендарные тачанки.
За какие-нибудь два неполных месяца войска Брусилова не только отвоевали все потерянные города, но разгромив группировку противника, вошли в Румынию. Несмотря на непрерывные бои, отряд Сергея не потерял ни одного солдата, ни одной лошади. За успехи в освобождении русских земель многие офицеры, младшие командиры и даже рядовые были награждены орденами и медалями. Был награжден вторым Георгием и Сергей. Но в Румынии Сергею не повезло. Вражеской разрывной пулей ему перебило обе руки.
Провожать Сергея на лечение пришли командир батальона, начальник штаба полка и сам полковник, не говоря уже обо всем личном составе отряда. Отвезли его в Киев, где врачи обработали раны и отправили Георгиевского кавалера в Москву, в элитный лазарет, который был под опекой самой императрицы Александры Фёдоровны. Кроме Сергея в палате лежат подпоручик Корольский, выходец из поляков. Он учился в Московском университете, но за какие-то неблаговидные проступки был из него исключен, арестован и отправлен рядовым на фронт. Служил он в армии Самсонова на Западном фронте. Когда армия потерпела поражение, его полк попал в окружение и командир полка приказал своим подчиненным на свой страх и риск отдельными группами пробиваться к своим. Корольский собрал вокруг себя пару сотен бойцов, оставшихся без командования, и повел их на восток. Шли по тылам противника, без еды и почти без боеприпасов, и все же, после изнурительного похода, вышли в расположение русских войск. Особая заслуга его была в том, что он, будучи ранен в руку и ногу, сохранил и вынес из окружения знамя полка, не бросил в беде бойцов. За этот героический подвиг был награжден Георгием и произведен в офицерский чин. О своих подвигах, спустя некоторое время, Корольский сам рассказал Сергею, не стесняясь в выражениях в адрес бездарных офицеров, генералов и даже царской семьи. Сергей рассказал о себе, но в отличие от Корольского, о своих командирах сказал только хорошее.
Лечил их доктор по фамилии Кроль, добродушный толстяк с копной седых волос на массивной голове. Это был знающий свое дело хирург. Знал он его основательно и лечил на совесть. Доктор отличался исключительной скромностью. Даже в дни посещения лазарета императрицей со своими дочками, старался не попадаться им на глаза, и в это время обычно принимался оперировать больных. Он не выпячивал своих заслуг в области хирургии и был целиком погружен в изыскания новых методов лечения своих пациентов.
Идеальная частота в палатах, пышные шторы на окнах, персидские дорожки, белоснежная постель казались Сергею после грязных окопов раем. Корольский же постоянно был недоволен, куда-то торопился, просил доктора выписать его и заметно нервничал. Однажды, выслушав очередное требование Корольского о выписке, доктор взял стул, грузно опустился на него и негромко обратился к своим подопечным:
— Вот что хочу сказать вам, молодые люди, а вы внимательно выслушайте старого человека. Война будет длиться не вечно, настанет и мирное время, когда каждому из вас придется заняться мирным делом, но позволят ли вам сделать это ваши увечья? Вас можно выписать хоть завтра, но вы на всю жизнь рискуете остаться калеками, поскольку раны только залечены, но не вылечены. Дело же всей моей жизни, дело чести и достоинства хирурга вылечивать людей и возвращать и в строй. Но одного только моего мастерства, опыта и умения мало. Нужно и ваше желание вылечиться. А так, без надлежащего лечения, ваши руки и ноги усохнут, станут короче, пальцы перестанут действовать, и вы не сможете не только воевать, но даже ложку держать. Уж поверьте мне, опытному хирургу. Вот у Сергея семья, которую необходимо кормить, а для этого нужно работать в поле. Какой же из него будет кормилец, если он не сможет запрячь лошадь, держать в руках косу и даже застегнуть ширинку. А вы, Казимир, такой молодой и красивый, будете всю жизнь проклинать себя за то, что не послушали меня. Вы, конечно, грамотный человек и найдете себе соответствующую работу, но не всякая девушка рискнет выйти замуж за калеку. Поэтому, молодые люди, пользуйтесь моей добротой, благосклонностью Александры Федоровны, и будьте благодарны судьбе, что лечитесь здесь. Зачем же вам из-за каких-то двух — трёх месяцев портить себе жизнь? Кроме того, я бы не советовал вам спешить на фронт, где вас если не убьют, то могут окончательно искалечить. Теперь хорошенько подумайте над моими словами, а завтра мы снова вернёмся к этому разговору.
Но ни завтра, ни послезавтра Корольский даже не заикнулся о выписке и, казалось, даже повеселел. С этого момента и началось его сближение с Сергеем. Казимиру надоело играть в молчанку, хотелось высказаться, вылить наружу то, что накопилось в его душе за последнее время, а в лице Сергея он нашел внимательного, терпеливого слушателя. Казимир был всесторонне образован, начитан и его поражала простота, наивность взглядов и представлений Сергея о жизненной действительности. День за днем он раскрывал глаза Сергею на окружающий мир со всеми его светлыми и темными сторонами. Объяснил ему суть войны, ее пагубность для страны и простого народа. Рассказал о царском дворе, о правительстве, о роли Гришки Распутина в политической жизни России. Раскрыл глаза на казнокрадство в высших эшелонах власти, о банковских махинациях. Говорил, что среди офицерства идут упорные слухи о предательстве в окружении царя. Он познакомил Сергея с историей России, делая упор на ее трагические стороны с дворцовыми переворотами, убийствами, борьбой за власть и трон, с бунтами, восстаниями и войнами. Коснулся вопросов экономики России и западных стран, рассказывал о жизни и быте народов мира. Впервые Сергей узнал, что в России действуют политические партии, которые хотят прийти к власти путем свержения царя и его правительства, обещая свободу, равенство и братство народам всей земли. К таким обещаниям Корольский относился критически, ибо, по его мнению, эти понятия, для всех людей одновременно, существовать не могут. Свобода, говорил он Сергею, существует только для богатых, равенство — для нищих, а братские отношения среди посторонних людей — это вообще бандитская идеология. Не советовал он верить обещаниям революционных партий о передаче крестьянам, в случае их прихода к власти, всей плодородной земли, тем более в России. Все эти обещания — сказки для неграмотных, забитых людей, которые верят даже в то, что есть загробная жизнь, поскольку в этой жизни им ничего хорошего не приходится видеть. Сергей, словно на чистый лист, записывал в своей голове все, что сообщал ему Казимир. Когда у них основательно поджили раны, доктор Кроль порекомендовал совершать ежедневные прогулки на свежем воздухе. Корольский оказался не только хорошим рассказчиком, но и знающим гидом. Они посещали музеи, храмы, побывали в Третьяковской галерее и даже в Большом театре. Общение с Казимиром и беседы с ним стали для Сергея своеобразным университетом, основательно изменив его мировоззрение.
Прошло четыре месяца после ранения и совершилось чудо. Доктор Кроль не только залечил их раны, но сделал всё, чтобы рука и нога Казимира работали нормально. У Сергея пальцы на руках все еще плохо слушались, но в них появилась сила, руки свободно сгибались в локтях, и пропали боли. Доктор выписал их из лазарета на Михайлов день. Он объяснил, что больше они не нуждаются в лечении, так как все, что требовалось от него, он сделал, и теперь полное выздоровление будет зависеть только от них самих. А для этого нужен ежедневный массаж и постепенное увеличение нагрузок. Как это делать они теперь знают по тем процедурам, которые принимают в последний месяц лечения. Доктор предоставил им полугодовые отпуска для поправки здоровья по месту жительства, пожелал здоровья и больше не попадать к нему в руки. Уже на вокзале, когда Сергей садился в вагон, Корольский на прощанье сказал:
— Послушай меня, Сергей Егорович! Поезжай домой, отдохни, а после забирай всю семью и переезжай в Москву. Мужик ты молодой, заслуженный, довольно грамотный. Поэтому работу всегда найдешь, а в деревне пропадешь и зачахнешь, как в болоте. Ты слишком честен и бесхитростен, чтобы жить в рутинном обществе, где зависть и ненависть соседствуют рядом. Всё это не для тебя, ибо ты многое повидал, много знаешь. Быть тебе там всю жизнь белой вороной!
До последних своих дней Сергей вспоминал эти слова Корольского, сожалея, что не послушался его совета.
В доме была все такая же скученность и убогость. Казалось, что не было ни войны, ни окопов, ни сияющей чистоты палат лазарета. Время в селе застыло в своем движении, не изменяя жизненного уклада, быта, привычек, взглядов людей. Все тот же теленок у печки, целый строй чугунов, огромная дежа с помоями и слепые окна с грязными стеклами. Сергею казалось, что время повернулось вспять, вернув его в далекое прошлое, от которого он давно отвык. Единственным изменением в семье было то, что подросли братья, вытянулись сёстры, заневестились. Бегала на неокрепших ножках дочка Мария, лепетала что-то на понятном только ей языке. Неизменной оставалась лишь бабушка Вера, которая по-прежнему была энергичной, шустрой и в здравом уме. Сергей, прослонявшись без дела по дому, хотел заняться работой, но отец категорически запретил ему браться за что — либо, заявив, что его братья и сестры уже достаточно взрослые, чтобы выполнять домашнюю работу. Тем более, что с полевыми работами давно управились, и нет необходимости в его помощи. А тут еще многочисленные родственники стали приглашать его в гости, да и просто знакомые старались заполучить в свой дом единственного в селе георгиевского кавалера. Чтобы их не обидеть, приглашения приходилось принимать. Кроме того, по вечерам в доме Пономарёвых собирались мужики послушать бывалого человека. Они расспрашивали Сергея о войне, интересовались, скоро ли она закончиться, что слышно о земле, чего можно ждать от будущего? И иногда получали такие неожиданные ответы, что голова от них шла кругом. С тех пор по селу стала распространяться слух о Сергее, как умном, грамотном и толковом мужике. Многие жители села и даже из соседних деревень шли к нему за советом, за помощью и даже просьбами написать им прошение или жалобу. Однажды в минуту откровения он заикнулся о переезде с семьей в Москву, но встретил такое сопротивление со стороны отца и особенно жены, что пришлось похоронить свою мечту. Время шло, в селе не происходило никаких событий, люди жили своими заботами, как их деды и прадеды. Иногда кое-кого призывали в армию и опять тишина. Руки основательно поджили, исправно действовали, и Сергей целыми днями хлопотал по хозяйству. Чистил навоз, поил скотину, колол дрова, носил воду и делал много других дел. Так прошло несколько месяцев, наступила весна. Вдруг, словно гром среди ясного неба, грянул слух об отречении от трона царя и создании в Петербурге Временного правительства. Мужики думали, гадали, как же они теперь будут без царя и решили пойти к Сергею, помня, что он в свое время говорил им о прогнившем царском строе, который вскоре должен развалиться. И вот когда это случилось, мужики решили выяснить, что теперь ожидать.
Сергей в этот день вернулся из Воронежа, где навестил сестру, потолкался на базаре и даже заглянул в ресторан. Ему самому хотелось разобраться в сложившейся обстановке, узнать, что же произошло в Питере. От людей он узнал, что царь отрекся от престола под давлением генералов в пользу своего брата Михаила, который в свою очередь тоже отказался от престола. Этим воспользовалась Государственная дума и поручила ряду депутатов создать Временное правительство, что и было сделано. Все, что он узнал в городе, рассказал мужикам. Они плохо разбирались в политике, во всех этих Думах, политических партиях и больше всего их интересовал вопрос о конце войне и о земле. Сергей объяснил просто, что хотя царь и отказался от престола, но Временное правительство состоит из дворян, богатых помещиков и фабрикантов, которые наживаются на поставках в армию, а поэтому война им ох, как нужна, да и какой дурак будет резать курицу, которая несет золотые яйца. Землю они тоже мужику не дадут, поскольку вся земля находиться в руках помещиков, то есть тех, кто заседает во Временном правительстве. Выслушав Сергея, мужики заключили, что новая власть — та же щука, но только видом сбоку, и разошлись по домам.
В мае 1917 года Сергея вызвали на комиссию, признали годным к воинской службе и направили в Москву в запасной полк. Очевидно, Временное правительство старалось собрать больше военных в столичных городах, как опору и защиту властей, на которую, при надобности, можно было вполне положиться. К своему удивлению, Сергей встретил в запасном полку несколько офицеров из своей части, которых хорошо знал, и его тут же назначили командиром пулемётного отряда при четырех пулемётах и тридцати рядовых. Только теперь в его распоряжении были не воинские повозки, а легкие, удобные рессорные брички, конфискованные у лихачей. Служба в полку шла ни шатко, ни валко. Офицеры редко появлялись в расположении части, и всё держалось на младшем командном составе. Занятия почти не проводились, солдаты бездельничали, иногда выпивали. Пришла осень, но всё оставалось по-прежнему. Никуда их не посылали, никто не трогал, словно забыли о существовании злополучного полка. Однажды солдаты, ходившие в город за табаком и водкой, принесли новость. В Питере вновь произошел переворот и теперь к власти пришли другие люди. Кое- что прояснилось, когда через несколько недель в полк прибыл комиссар с мандатом Совета Народных Комиссаров. Весь личный состав полка был выстроен на плацу и комиссар, низенький, худощавый человек в очках и кожаной тужурке, объявил, что Временное правительство низложено и арестовано, председатель правительства Керенский бежал, власть перешла в руки Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Теперь власть не у помещиков и фабрикантов, а в руках трудящихся. Сказал, что 25 октября состоялся съезд Советов, на котором было решено заключить всеобщий справедливый мир.
— Дорогие, товарищи! — говорил он, обращаясь к солдатам с новым необычным для них словом, — съезд объявил о конфискации всей помещичьей земли без выкупа и передаче ее в руки трудового крестьянства. Заводы и фабрики передаются рабочим. Отныне отменяются сословия, звания и всякие чины. Теперь вы вольны сами выбирать себе командиров, которым доверяете.
Комиссар еще долго говорил о разных постановлениях Совета и правительства, о новых решениях в социальной и политической сферах, но его плохо слушали, да и многое было непонятно. В заключении комиссар сказал о подписанном правительством мире с немцами, но добавил, что если крестьяне хотят наверняка получить землю, а рабочие заводы с фабриками, нужно сначала защитить эти завоевания от недобитых буржуев, а сделать это можете только вы, солдаты новой страны, во главе с нашим вождем Владимиром Ильичом Лениным. Практически всем было безразлично, кто там наверху — царь, Керенский, Ленин, лишь бы наступил мир и дали землю. Многие говорили, что если правительство заключило мир, то нужно ехать домой, а не торчать на задворках Москвы, когда в деревне землю делят. К весне 1918 года в полку осталось треть личного состава, а офицеров можно было сосчитать по пальцам одной руки. Подумывал и Сергей податься домой, но солдатский долг, самодисциплина удержали его в полку. Другая причина была в том, что он не мог изменить своему отряду, из которого, беря с него пример, не ушло ни одного солдата. Время шло, но остатки полка так и оставались в каком-то двусмысленном положении. Их по-прежнему не трогали, никто к ним не приходил, словно забыли. Правда, регулярно снабжали продуктами, но не более того. В начале мая к ним стало прибывать пополнение из рабочих Москвы и крестьян окрестных деревень. Прислали комиссаров и несколько офицеров. Полк основательно перетряхнули, сформировали подразделения, выбрали командиров. Комиссаром полка был назначен некий Цецарин, из бывших политзаключенных. Молодой, ладный и крепкий мужчина, с пролысиной на голове и умными голубыми глазами. Комиссары были назначены и в батальоны.
В июне полк подняли по тревоге, погрузили в вагоны и отправили на Восточный фронт, где его влили в первую армию под командованием Тухачевского. Полк разместился в пригороде Симбирска на берегу Волги. Вскоре полк понадобился. Командующий Восточным фронтом Муравьёв прислал приказ, в котором полку предписывалось немедленно войти в город, занять помещение бывшего кадетского корпуса и разоружить латышский и коммунистический отряды. Комиссар Цецарин, прочитав приказ Муравьёва, распорядился его не обнародовать, выждать и разобраться в чем дело, а сам поспешил в пулемётный отряд. Идя к пулемётчикам, он уже догадывался, что Муравьёв разослал подобные приказы и по другим частям, стал подтягивать их к Симбирску, готовя захват власти в Поволжье. Цецарин рассказал Сергею о зреющем мятеже и попытке командующего отделить от всей России территорию Поволжья, а в конце разговора попросил немедленно поднять по тревоге отряд пулемётчиков, занять здание губисполкома и постараться разоружить находившийся там отряд Муравьёва, который сторожил арестованное советское руководство Симбирской губернии. Он предупредил Сергея, что у здания губисполкома находится броневой отряд, на который можно положиться в этой операции, так как с командиром отряда имеется устная договорённость. Из разговора с комиссаром Сергей узнал, что Муравьёв, мечтая о создании Приволжской республики, по примеру Дальневосточной, считал, что солдаты, набранные из местных крестьян, создадут и защитят отдельную республику на своей родной земле. Первое время это удавалось. Кроме того Муравьёв рассчитывал на поддержку армии Колчака, которая, пользуясь слабостью Красной Армии, подходила к Волге. Остановить Колчака у Красной Армии не было сил и Муравьёв, не дожидаясь подхода войск, захватил здание губисполкома и арестовал представителей советской власти во главе с руководителем Иосифом Михайловичем Варейкисом. Вот Сергею и было поручено освободить арестованных, разоружив караул, а в случае оказания сопротивления — безжалостно уничтожить.
Прибыв со своею командой к губисполкому, он разыскал командира броневого отряда, о котором его предупредил Цецарин. Посоветовавшись, они пришли к выводу, что брать штурмом здание не имеет смысла, так как для этого у них мало людей, а от пулемётов караул надежно защищают каменные стены старинного здания. Командир броневого отряда сказал, что хорошо бы затащить внутрь хотя бы пару пулемётов и расстрелять находящихся на первом этаже бойцов Муравьёва. Сергею идея понравилась, и он предложил план захвата здания. Для этого Сергей со своим отрядом и пулемётами подходит к главному входу и докладывает начальнику караула, что их прислал Муравьёв в помощь, ибо намечается штурм. Когда бойцы Сергея окажутся внутри и прозвучат выстрелы, пусть бронеотряд выдвигается на площадь и занимает оборону. Поскольку других вариантов в голову не пришло, решили рискнуть. Но случилось то, чего Сергей даже не предполагал. На крыльце пусто, двери открыты, и пятеро бойцов вместе с ним свободно вошли в здание с двумя пулемётами, оставив остальных и два других пулемёта на улице. Обычно, даже в мирное время, при входе в государственные и воинские учреждения, стоит парный пост, а тут никого. Один пулемёт установили у двери, другой в начале лестницы. В обширном зале справа, человек тридцать из охраны явно изнывали от безделья. Одни сидели на полу и курили, другие за столом играли в карты, третьи слонялись по помещению, но никто не подошел к Сергею и не спросил, кто они такие и что им нужно. Он подозвал одного солдата и спросил, где начальник караула. Тот ответил, что, наверное, наверху и собрался уходить, но Сергей остановил его и сказал, что он командир пулемётного отряда, присланного самим Муравьёвым для подкрепления, и требует к себе начальника караула. То ли имя Муравьёва, то ли начальственный голос Сергея и два пулемета с пулеметчиками в придачу, но высказанное требование возымело свое действие. Солдаты зашевелились, а двое кинулись вверх по лестнице. Вскоре сверху, перепрыгивая через ступеньки, прибежал начальник. Его тщательно подогнанная одежда, до блеска начищенные хромовые сапоги, строевая выправка — всё выдавало старого вояку. Сергею стало непонятно, как этот опытный человек мог допустить такую халатность при охране порученного ему объекта. Начальник караула подошел и спросил:
— Это ты начальник пулемётной команды?
— Попрошу, — не ответил на вопрос Сергей, — доложить, как положено!
— Прежде, чем докладываться, я должен знать, с кем имею дело. Кто вы такие и кто вас прислал? Предъявите приказ!
— Смотри, какой бдительный, а где ты был раньше со своей бдительностью? Ты даже не догадался поставить часовых у входа. Двери не заперты и не охраняются, люди бездельничают. Вот представь себе, что меня прислал не Муравьёв, а Тухачевский? И что ты будешь делать под дулами этих двух и двух других пулеметов с бойцами на пороге? Что молчишь? Данной мне властью я вынужден тебя арестовать и отправить в штаб, а весь личный состав караула взять в свое подчинение. А теперь сдай оружие!
Начальник караула, было, попятился назад, но тут же был схвачен бойцами Сергея, разоружен и сопровожден в расположение броневого отряда. Когда начальника караула стали выводить в двери, Сергей заметил, что среди охранников началось еле заметное волнение. Он подал знак, и очередь из пулемёта ударила поверх голов караульных, сбив куски гипсовой лепнины с противоположной стены. Тут же в помещение ворвались остальные бойцы отряда, охрана была уложена на пол и обезоружена. А в это время Сергей с группой солдат уже поднимался вверх по лестнице, снимая часовых и отбирая винтовки. Сняв последний караул и войдя в довольно просторную комнату на втором этаже, он увидел длинный стол, за которым сидели несколько человек и вопросительно глядели на него с выражением тревоги на лицах. Сергей подошел к столу и спросил:
— Кто из вас Иосиф Михайлович Варейкис?
Из-за стола энергично поднялся человек невысокого роста, с пышной шевелюрой и смуглым лицом.
— Я Варейкис. В чем дело?
Сергей подошел к нему, подтянулся, приложил ладонь к виску и отчеканил:
— Товарищ, Варейкис! Я Пономарёв, командир пулемётного отряда, прислан комиссаром Цецариным для освобождения вас из-под ареста!
— Это хорошо, товарищ Пономарёв, но каким образом вы будете нас освобождать, если внизу целая рота вооруженной охраны?
— Извините, товарищ Варейкис, забыл доложить, что вся охрана арестована и разоружена. На часах теперь стоят верные мне бойцы, а около здания заняли оборону три броневика с экипажем. Так что, вы свободны!