— Поддержите его, ведь он создает кооператив, а за этим будущее! Насколько мне известно — это только первый шаг у нас в области.
— Но даже за минимум инвентаря ему придется выложить огромную сумму денег! — заметил Нечаев.
— А банк для чего? Он распух от денег, а крестьяне даже не знают о его существовании. Дадим Пономареву все, что ему нужно под наше поручительство, допустим, сроком на три года под пять процентов годовых. Я понимаю, что сроки жесткие, но если он толковый хозяин, то вытянет. А главное, если он справиться, то это будет примером для других. Но деньги ему на руки не дадим, все расчеты будет вести наша бухгалтерия, и рассчитываться за кредит он будет тоже с нами, а не с банком. Главный бухгалтер в курсе дела и всю документацию оформит от имени облземотдела. Весной пришлите в село толковых агрономов, чтобы они помогли наладить работу. А теперь извините за то, что оставляю вас, некогда. А вы, не откладывая в долгий ящик, идите к моим заместителям и оформите отношения!
Вернувшись домой, Сергей сразу же пошел к бабушке Вере. Он подробно рассказал ей о своей поездке в город. Кого там встретил, о чем говорил, что ему обещали, какие бумаги подписал. Одним словом, обо всем. Бабушка высказала свои опасения тем, что уж очень короткий срок кредита и, чтобы выплатить его в срок, придется хорошо поработать и потуже затянуть пояса. На это Сергей ответил, что Нечаев ему намекнул, что в случае чего установленный срок можно будет продлить. Бабушка Вера вышла из-за стола, тихо прошла по горнице, думая о чем-то своем сокровенном. Сергей невольно любовался своей бабушкой, которая в свои девяносто лет еще не выглядела дряхлой старухой. Потом она, словно очнувшись, подошла к столу, села на скамью и тихо заговорила:
— Я, Сергей, искренне поддерживаю твою мечту об обработке земли на новый лад — это похвально. Настало время работать по-новому. Но понимаешь ли ты все трудности, с какими тебе придется столкнуться? Заранее знаю, что не понимаешь. На этом пути тебе встретится столько камней и ухабов, что обойти их понадобиться много сил, терпения. Теперь, Серега, поговорим о деньгах. Конечно, при хорошем урожае можно поднатужиться и выплатить долги, но будет очень трудно. А если неурожай? Залезешь в кабалу и век не рассчитаешься. Надежды на одну родню никакой не питай, а поэтому приглашай в пай и посторонних мужиков. И чем их будет больше, тем лучше. Мужиков нужно пригласить серьёзных, работящих, многосемейных, лучше всего тех, у кого взрослые дети — мужчины. Если каждая семья внесет свой пай в общую копилку, то легче будет расплатиться с кредитом, а платить придется, ох как много. Я ведь читаю и знаю, что и сколько стоит. Вот пишут, чтобы купить ребенку карандаш, крестьянину необходимо продать пуд зерна, а ты задумал купить не карандаш и не ручку, а машины. Вот такие дела, внучек! Думаю, нужно пригласить свата Рыбина, свата Чульнева, кума Ивана Лавлинского и свата Попова, а там видно будет. Ты сам обойди всех, поговори с ними, но не открывай пока всех карт, не пугай их трудностями, а больше говори о выгодах совместной работы, о возможностях приобрести сельхозтехнику. Учти, что тебя люди уважают, и воспользуйся этим!
Этим же вечером в дом Пономарёвых стали собираться родственники и знакомые. Первыми пришли братья Лавлинские — кум Пономарёвых Иван Иванович и Николай Иванович. Хотя они были родными братьями, но между ними не было никакого сходства. Если старший, Иван, был среднего роста, плотного телосложения, плечист, и от всей его фигуры веяло какой-то первозданной силой, то Николай, наоборот, был высок, худощав, жилист, с красивым лицом, в отличие от брата, у которого и лицо, и голова были словно высечены из каменной глыбы. Потом появились младшие братья Егора Ивановича — Митрофан и Алексей. Первый был копией старшего брата: невысокого роста, худощавый, с небольшой бородкой и усами. Алексей же был выше среднего роста, с хорошо выбритым лицом, с кудрявой светло-русой головой и благообразным лицом. С гамом и стуком в избу ввалились Рыбины — три сына Митрона Глухого, все высокие, стройные, плечистые, от них так и веяло силой и удалью. Следом за ними в дверях показалась медвежья фигура самого Митрона. С приходом Митрона в избе как-то стало теснее, словно она уменьшилась в размерах. Его квадратная фигура, с плечами в косую сажень, сразу заполнила все пространство от дверей до печки. Дом у Рыбиных был обширней и выше, чем у Пономаревых и Митрон, остановившись посередине избы, окинул взглядом стены и потолок, словно убеждаясь в их прочности, и поспешил к задней стене. Последними пришли сват Попов Никанор и сын Митрофана Пономарёва — Симон. Оба низкорослые, худощавые. Никанор был по своей природе тихим, а тут при виде уважаемых людей совсем стушевался и поспешил забиться в угол. Симон, всегда деятельный и подвижный, ввиду своей молодости тоже держался тихо и старался не выпячиваться.
Мужики расселись по лавкам, скамейкам, некоторые сидели на корточках у печки. В плотной пелене дыма от цигарок, висевшей от пола до потолка, слышался приглушенный говорок. Ни детей, ни баб в избе не было. Кто был у бабушки Веры, кто гулял на улице, другие управлялись со скотиной, дабы не мешать серьезному разговору.
Разговор начал Сергей:
— Вы, наверное, хорошо помните нашего барина, хорошо помните и его поля. Кто из вас не завидовал его урожаям? А почему? Он обрабатывал землю не так, как мы. У него, в отличие от нас, был железный плуг, а отсюда и глубина пахоты. У него были так же железная борона, косилка, веялка и сеялка. Кроме того, он, несмотря на свою жадность, всегда приглашал агронома, а мы так толком и не знаем, как сеять и что сеять. У Сомова с руками забирали зерно, а мы не знаем, как его сплавить. Дело в том, что он сеял элитные семена и собирал отборное зерно, а у нас наполовину с половой. Я привел в пример Сомова не зря. Потому что жить так, как мы живем, больше нельзя, тем более так работать.
Сергей замолчал, боясь, что до мужиков не дошли его слова. Молчали и мужики, переваривая сказанное. Наконец, покашляв в кулак, заговорил Иван Лавлинский. Сергей обрадовался, зная, что друг не подведет и поддержит в любом случае.
— И что, Серёга, ты предлагаешь?
— Ну, в первую очередь, нужно закупить такую же технику, какую имел Сомов, не хуже!
В это время в избу вошел сват Григорий Чульнев с двумя сыновьями — Петром и Семеном. Все трое рослые, жилистые, словно сделаны на одну колодку. Поздоровавшись за руку с мужиками, они расселись, и Григорий спросил, обратившись ко всем присутствующим:
— О чем речь идет?
— Да вот, Сергей говорит, что нужно закупить новую технику, а старье сжечь — усмехнувшись, ответил Иван Лавлинский, — а как ты, Григорий, думаешь?
— Ты, Хохол, не смейся, я уже слышал об этом. Дело стоящее.
— Но Сомову присылали эту технику германцы, а кто нам пришлет? — Подал голос Егор Иванович.
— А нам германцы не нужны, — ответил Сергей. — Все, что нам нужно, имеется в Воронеже. Только что я приехал оттуда и все видел своими глазами. Мало того, если мы всерьез возьмемся за дело, то нам не только дадут все необходимое, но и заплатят за все, а мы будем должны отдать долг в течение трех лет. Даже обещали прислать агрономов, чтобы обучить нас правилам земледелия и даже снабдить элитными семенами.
— Свежо придание, но вериться с трудом! — съязвил Егор Иванович, — наобещают золотые горы, а потом в кусты.
— Ты, батя, никому и ничему никогда не верил, — вспылил Никита, — вот и ковыряй землю своей сохой, а мне надоело!
— Прошу всех успокоиться, — подал голос Чульнев, — Серега дело говорит, а поэтому нужно подумать и все обсудить.
Сергей помнил слова бабушки Веры насчет отца и боялся, что тот может испортить всю обедню. Ему хотелось привлечь на свою сторону Рыбиных, но они молчали. Его беспокоило, что сам Митрон плохо слышит и не все понимает, а сыновья, без его согласия, ничего не решают. Другие молчали потому, что не имели своего мнения и ждали реакции состоятельных мужиков.
— Серега, — спросил Григорий, — вот ты говоришь, что отдать долги за технику нужно в течение трех лет, а если будет неурожай? Как тут быть?
— Мне сказали, что если будем хорошо работать, но не сможем по каким-то, не зависящим от нас причинам, вовремя отдать долги, то нам продлят срок выплаты.
— А как быть с работой? Вот соберемся всеми, но семьи — то разные. У одних больше работников, у других больше или меньше земли, а как будем урожай делить? Поясни, дядя Серёжа! — спросил Симон и даже привстал с лавки.
— Вопрос правильный. Я долго думал об этом и отвечу, что ничего делить мы не будем. Сколько есть у кого земли, пусть она у них и остается. Мы создадим кооператив только для совместной обработки земли. Каждая семья будет убирать урожай со своей земли для себя. Сколько соберёт урожая, столько и засыпет в закрома. А вот пахать, сеять, косить и молотить будем совместно. Пока попробуем так, а там видно будет, толкач муку покажет. Сначала нужно привыкнуть помогать друг другу. В случае чего мы должны помочь любому из нас, если у него что-то случиться. Теперь вопрос о деньгах. Я считаю, что не нужно ждать три года, а сейчас же собрать, сколько сможем денег и сделать первый взнос, чтобы не влезть в кабалу.
— А как быть, Серёга, с долей взноса? Кто и сколько должен отстегнуть в общий котел? — подал голос Алексей Пономарев.
— Я, дядя Леша, знаю, что у всех, кроме тебя и свата Никанора, наделы приблизительно равны. Вот вы и вложите настолько меньше других, насколько ваши наделы меньше их наделов. Думаю, что это справедливо.
Сергей чувствовал, что идея совместной обработки земли заинтересовала большинство присутствующих, а это уже победа. Особенно порадовал вопрос дяди Алексея, отвечая на который, он всем доходчиво объяснил щекотливую проблему формирования начального капитала. Его беспокоили Рыбины, от которых пока не услышал, ни да, ни нет. И тут он опять вспомнил слова бабушки Веры, которая предупреждала о сложности в решении денежных вопросов. Как только разговор зашел о деньгах, мужики заткнулись, словно спрятались в улитку. Наконец Хохол сказал, что если так нужно, то он готов. Следом дали согласие Чульневы. Остальные, пока отмалчивались. Сергей прекрасно знал, что у всех хоть небольшие, но деньжата водились, но извечная подозрительность и крестьянская жадность перевешивали здравый смысл. В избе нависла тягостная тишина. Неизвестно чем бы все закончилось, если бы в избу внезапно не зашла бабушка Вера. Она поприветствовала мужиков, подошла к столу, поставила четверть самогона, а потом обратилась к внуку:
— Что, Сергей, зажались мужики? А ты ждал от них чего другого? Ведь наш мужик, что баран, упрется в ворота, ничем не своротишь. Вот они сидят и думают, а вдруг их обманут. Деньги отдашь, а как их потом вернуть? А вдруг будут неурожай? А вдруг его поле засеют плохо, вдруг последним? А вдруг у него урожай будет хуже, чем у других? И будут они думать и чесать затылки до тех пор, пока не расчешут их до крови. Придется нам, бабам, взять землю в свои руки и повести этих мужиков за собой!
Бабушка Вера замолкла, осмотрев насмешливо мужиков, потом достала из кармана юбки десять золотых двадцатирублевок и бросила их на стол:
— Вот мой взнос на новое дело и, думаю, не последний!
С этими словами она повернулась и бодро ушла к себе. Не успела она закрыть за собой двери, как в избу вошли три снохи Егора Ивановича и стали споро накрывать на стол. Мужики зашевелились и начали рассаживаться вокруг огромного стола. После первой рюмки начался обмен мнениями. То ли самогон, то ли блеск золота вдохновил мужиков, но они друг за другом стали давать обещания на участие в покупке сельхозтехники. Сергей сгреб золото в руку и протянул отцу:
— Быть тебе, Егор Иванович, теперь кассиром. Соберешь взносы со всех и запишешь в тетрадь, кто и сколько сумел внести задатка!
После долгих лет военного и голодного лихолетья природа словно сжалилась над горемычным крестьянством и подарила им несколько лет хороших урожаев. Крестьяне ободрились, воспрянули духом, и, казалось, даже посветлели лицами. Амбары ломились от хлеба, во дворах было тесно от скотины, да к тому же были мизерные налоги. Повезло и кооперативу. За два года они рассчитались с кредитом, да еще кое-что прикупили. Этому способствовало то, что они ввели правильный севооборот, тщательную обработку почвы, вносили удобрения, применяли современную технику и сортовые семена. В течение всего сезона радовали сначала глаз дружные и густые всходы, затем правильные ряды высокой нивы и, наконец, крупные, налитые золотом колосья. Причиной тому были не только дружная работа кооператоров и беззаветная любовь к земле, но и на первый взгляд, бескорыстная помощь со стороны заведующего опытной станцией Нечаева. Вначале Сергей так и думал, но потом убедился, что эта помощь не совсем бескорыстна. До него дошло, что начальство из Воронежа пытается превратить поля кооператива в своего рода филиал опытной станции и СХИ. Побывали у кооператоров не только Нечаев, но и профессор СХИ Минин, председатель Облземотдела Базилевский, не говоря уже об агрономе Дементьеве, который бывал частым гостем в деревне. Потом к ним зачастили мужики из соседних сел, дотошно допытывались до всех мелочей, восхищались урожаем, разнося весть по всей округе. Восхищаться было чему. У кооператоров урожай зерновых превышал урожай соседей в два-три раза, зерно было отборным и его с большим желанием брали государственные ссыпки и частники, а это было важно, ибо малопродуктивный и засоренный хлеб не находил сбыта. Правда, излишки хлеба позволяли держать больше скота, но мясо было так дешево, что производить его было не выгодно. И все же излишки хлеба позволяли крестьянину не думать о куске насущном. Как следствие благополучия, участились свадьбы, что не могло не сказаться на повышении рождаемости на селе.
Кооператоры, почувствовав преимущества коллективного труда, теперь не только совместно вели сев, косили, молотили, веяли, держали единый семенной фонд, но и стали совместно распоряжаться собранным урожаем. В первую очередь на каждый двор выделялось необходимое количество зерна на еду людям, на корм скоту и птицам. Излишки зерна, после засыпки посевного материала, шли на продажу, а эти излишки были внушительными. Кооператив обзавелся конной молотилкой, сеялками, в каждом дворе были плуги, бороны и веялки. Кооператоры богатели. К ним не только присматривались, но и стали проситься принять к себе. Против этого возражали все члены кооператива, и Сергей советовал приходившим к нему мужикам создавать свои коллективные хозяйства. Мужики вздыхали, чесали затылки, но ничего не делали. Кооператоры, в порядке взаимопомощи, помогали друг другу в строительстве, в заготовке сена, уборке овощей и во многих других крестьянских делах. По этой причине Алексей Пономарёв и Никанор Попов заявили о своем выходе. Все хорошо понимали, что им, семьи которых состояли только из двух человек, не было смысла тянуть ту же лямку, которую тянули многосемейные кооператоры. С ними согласились, но пообещали, в случае необходимости, оказывать помощь. Вместо выбывших, в кооператив были приняты Дымков Никифор и Попов Егор Яковлевич. Семья Дымковых была многочисленной, религиозной, работящей и не скандальной. Из этой семьи происходила жена Егора Ивановича, Домна. Одним словом, они приходились Пономарёвым сватами. Попов Егор был полной противоположностью Никифору. Слыл дерзким, неуравновешенным, никому не давал спуску и легко, если было нужно, пускал в ход кулаки. Об этом знали все члены кооператива, но против никто не стал возражать, поскольку Егор считался очень падким, даже жадным на работу и был женат на двоюродной сестре Егора Ивановича. Урожаи все эти годы были отменными, были высокими и доходы. Удалось повысить урожай не только зерновых, но и пропашных культур. Завели высокопродуктивный скот и птицу. Все это и дало возможность Егору Ивановичу быстро и без нужды отселить сыновей, Сергея и Никиту, построив им добротные дома. Расселились Рыбины и Лавлинские. Дымковы и Чульневы продолжали держаться за дедовские обычаи, жить большими семьями, а Попов Егор не делился потому, что два его сына были еще подростками.
Шел 1928 год. Став полноправным хозяином, Сергей обустраивал усадьбу и полностью погрузился в хозяйственные дела. Хотя его перебитые руки и давали о себе знать, он срубил конюшню, коровник, свинарник, амбар, курятник и посадил сад. Фасад украшали ворота и калитка, набранные из тёса в «елочку». Бессмертным спутником в его делах был сынишка Ваня. Хотя ему к этому времени исполнилось всего пять лет, но отец хотел уже с этого возраста приучать его к труду. Правда, помощник из него был слабенький, но отцу с ним было веселее, да еще их объединяла и мужская солидарность. Девчата были старше Вани, жили своими заботами и для отца интереса не представляли. Старшая Мария, тихое, робкое существо, была загружена по горло заботой о младших, уходом за скотиной и работой по дому. Вторая, Татьяна, была полной противоположностью Марии. Бойкая, шумная, за словом в карман не лезла и не признавала никаких указаний в свой адрес. Если её пытались заставить выполнить ту или иную работу, то эта затея всегда заканчивалась провалом. Всё делала только по собственному желанию, и находила тысячу причин, лишь бы не выполнить порученное. И приходилось бедной Марии отдуваться за двоих. За свой нрав Татьяне часто перепадало от матери, но сломить её характер, подчинить её своему влиянию мать так и не смогла. Самым незаметным и тихим существом в семье была третья дочь. К этому времени Анюте исполнилось семь лет и, по крестьянским меркам, она была достаточно взрослая, чтобы выполнять посильную работу. Как-то: нянчить детей, доить коров, носить из родника на коромыслах неполные ведра с водой и множество других работ. Мать хотела научить её выполнять некоторые обязанности, но из этого ничего не вышло. Она внимательно выслушивала наставления, не возражала, не отнекивалась, покорно соглашалась, но выполнять работу не спешила. Она так долго собиралась с духом, так долго и медленно спешила взяться за дело, что Дарья, женщина горячая в работе, в конце концов махнула на нее рукой, оставив ее в покое со своими тряпичными куклами. Жена Сергея, вселившись в новый дом и, освободившись от страха перед свёкром и бабушкой Верой, дала волю своему характеру. Выросшая в семье, где правил отец, державший всех в страхе и нужде, она боялась всего. Боялась темноты, собак, лошадей, боялась мышей, боялась всевозможных зверюшек и особенно людей. При этом она ненавидела свою трусость, а заодно и всех окружающих. А как известно, именно страх рождает жестокость. Дарья не была исключением из этих правил. Все, что накопилось у нее в душе за свою тридцатилетнюю жизнь, полную страха и самоунижения, она теперь с избытком выплеснула на голову мужа, начав осаду с мелочей, но методично. Старалась всячески унизить все его начинания и всё, чтобы он не делал. Ей не нравилась планировка дома, словно она до этого жила в тереме. Ей не нравились надворные постройки, хотя там, где она родилась и выросла, во дворе был один обвалившийся сарай. Пилила она Сергея за то, что при разделе ему достался самый паршивый скот, самая плохая сбруя, что он вообще рохля и бездарь. Попытки Сергея возражать ей и доказать, что она не права, упирались в стену насмешек и сарказма. Дарья прекрасно понимала, что Сергей не только создал кооператив, был его руководителем, но и пользовался всеобщим авторитетом, слыл грамотным и умным человеком, с которым советовались. Дарья решила покончить с ореолом славы мужа и стала методично внушать Сергею, что он не такой уж умница, что другие мужики умнее его. Они не лезут в начальники, а делают свои дела по-тихому. Каким бы ни был Сергей покладистым и терпеливым, но, в конце концов, не вытерпел, и начались скандалы. Он защищал мужскую честь и достоинство, она же, закусив удила, несла по ухабам и кочкам, прибегая к хитростям, на которые способны только женщины. И кончилось это тем, что в один из летних дней, когда кооператив управился с посевной, Сергей оделся и пешим подался в Воронеж.
Зеленя вдоль дороги радовали дружными всходами и ласкали глаза ровным изумрудным ковром будущей нивы. В другое время Сергей непременно зашел бы посмотреть посевы поближе, но сейчас его думы были заняты другим. К тому же, не успел он выйти за околицу села, как начал капать дождик и вскоре пошел как из ведра. Ветер усилился, его дыхание становилось резким и пронизывающим. Тучи серыми клубами все ниже и ниже опускались над землёй, потом они уступили место почти черному цвету, и небо превратилось в сплошную мглу. Когда Сергей дошел до опушки Сомовского леса, он промок до нитки. Ноги разъезжались по вязкому чернозёму, ветер дул в лицо, каждый шаг давался с трудом, но он шел с упорством обречённого, кипя злостью и обидой. В лесу ветер стих и только крупные потоки дождя непрерывно шумели в листве деревьев. Дойдя до Семилук и остановившись на развилке дороги, круто спускавшейся к Дону, он решил дойти до Ендовищ, где жил Павел Никифорович Приходько, по образованию и опыту работы агроном, который частенько помогал своими советами кооператорам. На дождь Сергей уже не обращал внимания, так как был мокрым с головы до ног. Спустившись по пологому спуску к селу и, не встретив ни души, быстро прошел мимо красивой, выложенной из красных кирпичей церкви, и зашагал к домику Павла Никифоровича. Хозяин словно ждал гостя, стоя на крыльце, прислонившись к дверному косяку. Он пожал Сергею руку и, ни о чём не спрашивая, жестом пригласил в дом. Видя, что гость основательно промок, хозяин достал из сундука сухую одежду и заставил Сергея переодеться. Потом вынул бутылку водки, налил полный гранёный стакан и подал гостю. Сергей выпил водку одним залпом, полез на теплую печь и тут же уснул. Павел Никифорович выжал мокрую одежду и расстелил её сушиться на горячие кирпичи печки. Сергей, проспав почти до вечера, встал свежим и бодрым. Дождь перестал, и на небе весело сияло солнце. Он послал хозяина за водкой и, когда тот принес бутылку, приготовили закуску и принялись за трапезу. Так продолжалось целую неделю. Сергей старался заглушить обиду и злость, но, как не старался, добиться этого не мог. С каждым днем повальной пьянки мутный осадок обиды только копился у него в душе. Под пьяную руку он рассказал другу о своих проблемах. Выслушав откровения Сергея, Павел Никифорович долго молчал, а потом ответил:
— Видишь ли, Сергей! Противостояние между мужем и женой существуют с тех пор, как существует семья. Когда вы жили в семье, то твоя жена терпела и боялась свёкра и свекрови, боялась пересудов соседей, боялась священника, и этот страх сковывал её волю. Вместе с этим копилась ненависть и злость к окружающим и, особенно к тебе, потому, что ты не ограждал её от замечаний свекра и свекрови, пересудов снох и золовок. А когда вы отделились, то вся ненависть вылилась тебе на голову. А как это делать, женщину не надо учить. Еще наш классик написал, что у бабы ум догадлив, на все хитрости повадлив. И если бабе попала шлея под хвост, то её ничем нельзя будет ни переубедить, ни доказать свою правоту. Недаром говориться, что спорить с бабой, это все равно, что носить воду решетом. Кроме того, если мужчины по своей психологии, по уму, развитию, по взглядам резко отличаются друг от друга, все они разные, то женщины все сделаны на одну колодку. Я прожил жизнь и не встретил ни одной умной женщины, ибо они думают не головой, а сердцем. У них абсолютно нет логики. Всё, что они делают, все их поступки подчинены не трезвому рассудку, а ежеминутному капризу. Есть анекдот, в котором свекровь, желая показать свою власть над молодой невесткой, замучила её придирками. Чтобы она не сделала, свекровь упрекала её, говоря, что всё не так. Однажды молодка не вытерпела и спросила: «Скажи, мамаша, а как надо делать?» И в ответ на это услышала: «Я сама не знаю как, но не так!» Вот и твоя жена не является исключением из правил. Дай ей время пожить без тебя. Жить можешь у меня, у меня никого нет, я бобыль!
Поблагодарив за предложение, Сергей отказался, а наутро, попрощавшись с хозяином, на попутной подводе уехал в Воронеж.
Прошло больше месяца после ухода Сергея, а от него не было ни слуху, ни духу. Мужики неоднократно ездили в Воронеж, искали его везде, но все было напрасно, словно в воду канул. По селу прошли слухи и пересуды. Особенно в этом деле старались снохи и золовки, мстя Дарье за ее вздорный и ехидный характер. Никто не осуждал Сергея, виня во всем только жену. Многие, злорадствуя, спрашивали у нее: «Что, мол, Сергей еще не приехал?» Наконец, она не вытерпела и, скрепя сердце, пошла к свекру. Егора Ивановича дома не было, и Дарья зашла к бабушке Вере поделиться горем. Та высказала ей все, что она думала о ней, не щадя ни ее чувств, ни гордыни. Сноха плакала навзрыд. У бабушки на лице не дрогнул ни один мускул, и она сказала, что нужно было плакать чуть пораньше, а теперь нечего зря распускать сопли. Иди домой, а я отправлю Егорку в город, чтобы привез Сережку, а сама не будь стервой.
Вечером бабушка Вера позвала к себе сына и объявила, чтобы он ехал в город, нашел Сергея и привез его домой. Егор Иванович пожал плечами и попытался объяснить, что его уже искали мужики, но не нашли. Где же еще он его искать будет?
— Твои мужики такие же тупые, как и ты, а поэтому поедешь в воскресенье на хлебный базар, найдешь там Ваньку Жандара. Спросишь у него, где искать Сергея, он и скажет.
Мудрая бабушка Вера знала, что советовать сыну. Иван Поляков или Ванька Жандар, родился и рос в этом же селе, в котором жили Пономаревы, а теперь обретался в Воронеже, где возглавлял шайку уголовников. Путь Ваньки в преступный мир был извилистым и непростым. Семья Поляковых жила недалеко от Пономаревых. Жили они не очень богато, но и не бедно. В одну из несчастных ночей, когда вся семья спала мертвым сном после трудового дня, загорелся у них дом, крытый соломой. Пока били в колокол, пока собрался народ, дом вспыхнул факелом, похоронив под обуглившимися бревнами всю семью. В живых от огромной семьи остался только Иван, бывший с лошадьми в ночном. Приютила его родная тетка Нюрка Полякова, сестра отца Ивана. Жила она бобылкой, была веселого нрава, разгульная и жадная до умопомрачения. Хотя жила она одинокой, но достаток в её доме был, и не хватало только мужских рук. И вот, если не было счастья, то несчастье помогло нежданно и негаданно. В доме появился работник в лице племянника. К тому же люди спасли скотину, которую Нюрка прибрала к рукам. Слыла она в селе, да и в округе первой самогонщицей и все прохожие и проезжие выпивохи в любое время суток могли утолить у нее жажду. За самогон она брала не только деньгами, но не отказывалась от продуктов и тряпок. Мужики несли ей кур, яйца, муку, пшено, сало, мясо, несли холсты из сундуков своих баб и даже подушки с валенками. Всем этим и объяснялся достаток в доме Нюры. Так как она круглосуточно была занята своим ремеслом, в перерывах пьянствовала, а после попойки отсыпалась, то вся работа по хозяйству свалилась на плечи Ивана. За все с него спрашивала строго, наказывала, а кормила впроголодь. Кроме картошки в мундире, да кислых, пустых щей Ивану не доставалось ничего, хотя погреб, кладовки ломились от мяса, сала, сметаны и других лакомств. А так как он рос и организм требовал еды, то он стал потихоньку приворововать. Сначала приноровился собирать в курятнике яйца, потом, когда тетка после попойки спала мертвецким сном, снимал у нее с шеи ключи, забирался в погреб и тащил оттуда сало, сметану и соленья. Не хватало ему только хлеба, ибо тетка не только вела строгий учет караваям, но и метила постным маслом каждую краюху хлеба. Но однажды тетка застукала Ивана в погребе, закрыла на замок ляду и продержала его там двое суток, очевидно рассчитывая отучить от воровства. Выпустив Ивана из погреба, она поняла, что допустила промах и чуть не порвала на себе волосы. За двое суток Иван основательно подъел сметану, опорожнил все горшки с молоком. Сало без хлеба много не съешь, но Иван, желая досадить тетке, пообкусывал все хранящиеся в погребе соленые куски и побросал их на земляной пол. Нюрка за это так выдрала племянника, что он не мог ни лечь, ни сесть. Однажды, выждав, когда тетка уехала в город на базар, Иван сложил в мешок продукты, одежду и обувь, облил углы дома керосином, поджег и, прячась от людей, подался в город. В Воронеже, поначалу, Иван просил подаяния, а потом стал воровать с возов на хлебном базаре. Вскоре его приметили воры. Поначалу его поколотили для порядка, но все же приняли в воровскую шайку. Здесь, под руководством опытных воров, он окончил с отличием воровской университет и стал опытным и хитрым грабителем. С годами Иван вытянулся, раздался в плечах, окреп, возмужал и налился силой. Век преступника не долог. Если не пристрелят во время налета, то сам зачахнет от частых побоев. Но Иван, ловкий в делах, сильный и отважный, постепенно, шаг за шагом, подбирался к вершине власти преступного мира города. Кличка Жандар, искаженное от слова жандарм, как не лучше характеризовала характер Ивана. Его уважали за риск и удачливость в делах. Даже ближайшее его окружение боялось расплаты, если плохо выполняли его приказы. Его знали в городе и боялись не только члены шайки, но и городские жители, и крестьяне со всех окрестностей. Вот к нему и послала своего сына за помощью бабушка Вера.
Егору Ивановичу повезло. Не успел он пройтись по базару, как увидел Жандара, который, заложив за спину руки, вальяжно шествовал между рядами многочисленных повозок, тесно прижатых друг к другу. Глядя на этого верзилу, Егор Иванович даже оробел, но помня наказ матери, собрался с духом и двинулся ему навстречу. Подойдя к нему, он поднял козырек фуражки и поклонился, словно встретил своего благодетеля. Жандар, улыбнувшись, крепко пожал его маленькую руку, а потом, узнав, раскинул свои клешни, и крепко прижав к своей груди голову Егора Ивановича, похлопал его по спине. Мужики и бабы, наблюдая сцену, поспешили припрятать за свои зады узлы и уздечки.
— Да, дядя Егор, давненько мы не встречались с тобой! — Весело проговорил Жандар. — Я, ведь частенько вспоминаю наше село, наших людей. Особенно бабушку Веру, которая и кормила меня, и обшивала. Как она там, жива ли?
Они нашли свободное местечко и продолжали разговор, словно закадычные друзья.
— А ведь ты, дядя Егор, не случайно встретился со мной, у тебя какое-то дело ко мне?
— Не случайно, конечно, Иван! — И Егор Иванович рассказал о своей заботе, о своей нужде и горе.