"...Осточертела мне твоя Кубань хуже турбобура. Здесь уже собачьи холода, а мы, как последние поцы, разъезжаем на открытой машине и переснимаем брак! Но это еще ничего по сравнению с тем, что этот говнюк Киселев сделал с Зойкиной картиной. Из 3000 м, которые положено снять, он наснял полного браку (страшная передержка) все 1000 метров. У нее горит картина со страшной силой, ибо там 10 эпизодов: сбор слив, сбор груш, уборка яблок, винограда, эпизоды с людьми, работы в садах и т.д. Кое-что они пытаются переснять, но никакой гарантии, что будет не брак, - нет. И все переснимается хуже, ибо от фруктов остались жалкие остатки. Представляешь картину, когда трехмесячные труды всей группы на жаре, с сотнями бестолковых баб, убирающих урожай, с ночевками на столах, с расстроенными желудками от говенной пищи - все эти труды пошли прахом из-за этого мерзавца. Он знал, что мы и научно-популярная студия снимают на одних диафрагмах, но как лауреат и полное самомнения говно, он дул на своих диафрагмах. Я думаю, правда, что Зойка сумеет смонтировать 1 часть, но представляешь себе картину о садах, которая плохо снята операторски и вообще сделана на остатках от брака!
Вот какие дела, старик... Пиши Зойке в Москву бодрые, веселые письма, а то ей там кисло...
Служи, мой друг, спокойно. У тебя нет таких идиотских волнений, как у нас, поэтому не спеши на студию. Хотя я понимаю, что мыть сортир и чистить картошку тоже не фонтан.
Пиши мне в Краснодар.
Целую тебя.
Элик".
В конце июля мне принесли повестку из военкомата - 1 августа ехать на трехмесячные сборы. Что это такое, я выяснил к концу службы: очковтирательство, показуха и обман государства. Все три месяца мы чистили орудие, которое не участвовало даже в Великой Отечественной - настолько оно устарело и скорее символизировало собой эпоху "Большой Берты". Мы драили ствол так тщательно, что он блестел, как скальпель.
Иногда мы строились в шеренгу, и сержант долго смотрел на нас, туго чего-то соображая. Затем гнал в лес, где мы жгли костры. Бессмысленно спалив уйму хвороста, мы стройными колоннами, с боевой песней возвращались в лагерь, будто с поля Куликова.
Теоретические занятия шли четыре часа в день, "лекции" - а среди нас было несколько кандидатов технических наук - нам читали сержанты с пятиклассным образованием. Однажды сержант что-то плел про закон Ома. Тогда один из кандидатов, не в силах вынести эту белиберду, попросил разрешения обратиться и сказал, что в действительности ток идет не так, а эдак. Сержант покраснел, надулся и гаркнул: "Приказ командира - приказ Родины". Поскольку сержант был наш командир, то прав оказался он, а не Ом.
С первого же дня нас стали пугать "нарядом вне очереди" - чистить сортир! Бал открыл, конечно, я - еще бы, кинорежиссер. Когда я вернулся, на меня смотрели с ужасом, а я беспечно: "Ну, мальчики, вычистил я вам нужник на славу!" Оказалось это делом нехитрым - сбросить лопатой в очко кучу, которой солдат не попал в цель. Лиха беда начало - и все перестали бояться.
Несмотря на осень и холод, спали мы в палатках, и когда слышал по радио "заморозки на почве", то это означало "заморозки на мне". Все это мы, естественно, воспринимали как должное - "Трудно в ученье, легко в бою". Но терялись в догадках, куда отнести - к ученью или к бою? - следующий эпизод. Дело в том, что неподалеку в лесу был летний поселок, где жили офицеры с семьями. И нас по очереди назначали к ним дежурить.
...К семи утра являюсь и жду, когда господа встанут. Вот выходит заспанная офицерша, перебирая волосы, проветривая подмышки. Я поднимаюсь с бревна.
- Солдат, а ты по-русски понимаешь? (Это она глядя на мою восточную морду в пилотке.) Да ты не обижайся. Тут у нас служили ребята из Казахстана, плохо говорили по-русски. Я сказала Юсупу - принеси воды, а он... - Она махнула рукой и засмеялась.
Весь день я колол дрова, чистил картошку, мыл полы, ходил с нею в магазин и нес покупки - не то джентльмен, не то денщик. Перед ужином двум детишкам читал "Конька-Горбунка". Они слушали, разинув рты, а я подумал, что такого легкого и интересного дня у меня за всю службу не выпадало. А на другой день я в основном читал ребятишкам Пушкина - гувернер, чуть ли не "в Летний сад гулять водил". Они все меня расспрашивали про диснеевские мультфильмы, тут-то офицерша уяснила "ху из ху" и, не хуже жены Лота, превратилась в соляной столб.
Стрелять нас учили теоретически, затем выдали винтовку, один патрон и тут же повели сдавать экзамен - стрелять в мишень. Я прицелился, зажмурился, выстрелил, набил синяк на плече, оглох, закашлялся и почему-то попал в десятку. На следующий день увидел свою фамилию на доске почета под рубрикой "Отличники боевой подготовки" и понял, что в случае чего - убью врага наповал!
Таким образом подготовили ТРИСТА АРТИЛЛЕРИСТОВ и написали в военном билете "Оператор радиолокационной станции орудийной наводки. ВУС 122". Но мы как ничего не знали, так и не узнали. "Господи, грянет война, меня призовут, поставят к пушке, и враг нас разобьет. Значит, так обучают танкистов, минометчиков и прочих служивых... Какой обман!" - думал я в смятении.
P.S. 1997. И вот сегодня нет дня, чтобы, глядя по телевизору на наших ребят в Чечне, я не вспомнил тот год, когда нас якобы обучили военному делу. Наверно, такая же показуха за плечами многих юношей, у которых сегодня в военных билетах проставлена воинская специальность сродни моей "ВУС 122", но они платят жизнью за халтуру и очковтирательство тех, кто попустительствует такому "обучению".
В начале перестройки Эльдар Рязанов на своем творческом вечере в Останкине, который транслировался по ТВ, зачитал один-два абзаца из моего письма, посланного ему из этого военного лагеря в Петушках. К слову пришлось вот он и процитировал. Что тут началось! Министерство обороны особенно возмутилось описанием моих гувернерских обязанностей относительно офицерских детей: такого не могло быть, так не обучали никогда! Как это так - солдат обслуживает семью офицера, а не несет воинскую службу?! Но это было распространенное до сих пор в армии преступное явление (со мной еще в безобидном виде). Тогда, на заре перестройки, это слово было еще внове и на ТВ-встрече названо не было, но сам факт... Словом, военное министерство пошло на Рязанова войной, да еще полезло в бутылку, узнав, что сам он в армии не служил!
"Сначала министр обороны Д.Т.Язов на встрече с писателями пальнул в меня из самого тяжелого орудия, ибо он был министром, - писал Рязанов. - А потом в "Правде" на меня в штыковую атаку пошел генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Самойлович, в "Красной звезде" по мне произвел залп Герой Советского Союза майор Кравченко, а в газете "Советский патриот" в меня швырнул гранату тоже Герой Советского Союза, какой-то старшина (фамилию не помню, так как эту газету не выписываю). Так что воинская субординация была соблюдена".
А началось-то все с цитаты из моего письма... Рязанова пытались обвинить в уклонении от воинской службы во время Великой Отечественной, шли доносы, проверяли его зачетки ВГИКа, вызывали в военную прокуратуру. Армия со всеми ее пушками и танками, ракетами и бомбами встала на защиту "справедливости", хотя достаточно было заглянуть в метрику Рязанова, чтобы выяснить - в конце войны ему было всего семнадцать с половиной лет, а призывали, как известно, с восемнадцати. И когда три генерала в отставке выступили с обвинением, что Рязанов "смог укрыться от призыва в армию и участия в Великой Отечественной войне", то он, в частности, написал им: "...Вы возвели на меня напраслину, оговорили меня, обозвали трусом... В течение месяца я буду ждать от вас письменного извинения. Если его не последует, то я подам на вас в суд за оскорбление личности".
Все три генерала извинились. А Д.Язов, посрамленный Рязановым, остался его злейшим врагом. И во время путча, окажись его верх, Эльдару не поздоровилось бы. Но чем кончился путч - известно.
4 декабря. Леня Хмара - самый знаменитый диктор в документальном кино. Начинал еще в войну, все военные выпуски, вся хроника записаны его голосом. Левитан или Синявский читали, лишь когда Хмары не было. (Синявский только спорт.) Так вот Леня рассказал, что в войну на радио его пригласили участвовать в передаче, которая шла прямо в эфир - тогда редко были записи радиоспектаклей и назывались они "тонфильм". Здесь участвовали чтецы, певцы, хор, оркестр. Леня должен был торжественно произнести: "И вот свершилось непорочное зачатие", за ним - вступить оркестр и грянуть хор. Никаких репетиций - Хмара кого-то заменял. И вот в нужном месте он решил исправить неправильное, по его мнению, написание и громко, с пафосом провозгласил: "И вот свершилось НЕПРОЧНОЕ зачатие!"
В студии такое началось, что выключили микрофон. Больше на радио его никогда не приглашали.
[23 декабря. Сегодня в министерстве приняли картину Элика на ура объявить благодарность и выдать премию. Его картина о нефтяниках Кубани сделана правильно и чисто, ровно, но без фантазии и волнения.]
1954
4 января. Несколько дней назад Кармен предложил мне монтировать капустник для новогодней встречи в ЦДРИ, что-то доснять, что-то уже снято. "Раз вы там встречаете Новый год, то вам сам Бог велел". Я ответил, что "не Бог, а вы велели и этого для меня достаточно, тем более что мне это интересно". Поставили в фойе монтажный стол, тут же снимали, и тут же я монтировал, когда привозили материал из проявки.
Начинается с того, что люди требуют у комиссии билеты и Масс убивает Червинского. А Гаркави кидает бомбу в дирекцию. Готовятся к встрече Хрусталев танцует с Анной Редель, держа ее высоко над головой, а она тряпкой протирает люстру. Вертинский натирает пол, напевая "Я маленькая балерина" и делая ручками; Вл.Поляков рубит дрова и, замахнувшись, убивает Ирину, оглядывается на труп и продолжает колоть, как ни в чем не бывало; Миронова душит Менакера, застукав его с Тамарой Ханум; Гамрекели приготовил шашлык к ужину, дал понюхать Савицкой, и ту выносят вперед ногами... И т.д.
Называется
"СКАНДАЛ в цедРИМЕ"
Постановка Тамары Церетели
Сценарий утверждается
Цвет - Рина Зеленая
Музыка - Кармен
и т.д.
Словом, вышло весело, как говорили. Показали его за полночь, когда все были "под газами", смеялись и аплодировали. В последние годы ЦДРИ стал самым шикарным местом встречи Нового года и здесь собираются все артистические знаменитости. Мы должны были встречать с Майей, но ее накануне пригласили в Кремль, и я остался один со своим капустником. Сидел за столиком с Карменом, Кричевским, Вл.Поляковым, Гурарием и Клавдией Шульженко. Все с красавицами женами, а я был вроде бы кавалером Шульженко, она была в компании с Поляковыми. Было много красивых платьев, Лепешинская была вся в розовом и закрыта розовым газом, будто театральный костюм, но ровно в полночь она откинула фату. Вертинский был не в костюмной "паре", а в твидовом пиджаке и бабочке. Элегантнее всех. Бал открыли вальсом Ильющенко с Юткевичем. Колбасились до первых петухов. Но вообще я уже там в третий раз, одно похоже на другое, и больше я вряд ли захочу пойти туда. Тем более что вечер стоит двести рублей, хотя ужин шикарный - икра, шампанское, деволяй...
Майя рассказывала про встречу в Кремле: сначала был концерт, где она танцевала вакханалию из "Вальпургиевой ночи", потом всех пригласили ужинать, и вскоре после полночи она уехала, думая, что все кончилось. А оказалось, что все только начиналось - был бал, где танцевало все правительство и царицей бала оказалась Алла Шелест, которая, не в пример Майе, никуда не ушла. Очень было Майе обидно, и она сказала: "Нет, карьеры мне никогда не сделать".
11 января. Смотрел фильм Копалина о фестивале в Бухаресте. Какое убожество! (Не фестиваль, а фильм.) Он просто умеет клеить одно с другим. Но зато медленно и убежденно говорит на собраниях, надев все четыре лауреатские медали.
Показывали материал - новогодняя елка для детей, впервые в жизни в Кремле. Грандиозный Георгиевский зал, миллион детворы, елка под потолок - и все снято бездарно. Сеткина предложила работать на выпуске ассистентом, но я занят "Пионерией" и с радостью отказался.
Сегодня Майя улетела в Рим - Индию на 1-2 месяца. Огромные тюки костюмов. Незадолго до этого ее смотрел министр Пономаренко и сказал о ней, что она наиболее из всех балерин подходит для этих гастролей. Он с нею говорил после просмотра и спрашивал совета, кого брать, кого нет - например, Звягину или Галецкую? "Я сказала - Галецкую. Видно же, какие у нее сильные ноги, и танцевальность, и бешеный темперамент". Но Галецкая, кажется, не поехала, несмотря на бешеный темперамент.
Приходит мне бандероль из Ленинграда. Книга рассказов какого-то А.Володина* с надписью: "Васе Катаняну с благодарностью и преклонением. Володин".
"Кто такой? Почему не знаю?" - как говорил Чапаев. Начал читать, очень симпатичные рассказы. И вдруг в текстах мне стали попадаться фразы... из моих писем, которые я писал Миле Болдыревой. Это моя приятельница, вгиковка, работает она на "Леннаучфильме", и мы в переписке.
Я ей звоню в недоумении:
- Кто такой Володин и как к нему попали мои письма к тебе?!!
- Да это же Сашка Лифшиц, он взял псевдоним. Ты же помнишь, он работает со мной редактором, в одной комнате. Когда я получаю твои письма, я кой-какие вещи оттуда читаю Сашке, там же много смешного. Ведь никаких тайн в них нет. И он взял оттуда какие-то вещи, ты не в обиде?
Нет, конечно. И первую книжку Володина я очень берегу.
20 января. Ленинград. Ходили на генеральную репетицию в театр Райкина "За чашкой чая", очень смешно, я его обожаю. Ходили с Поляковым и Ириной, это его пьеса. Подождали, пока Райкин и Руфь Марковна переоделись, и пошли обедать к Поляковым, благо они живут за углом. "У нас сациви, сациви!" Дома у них застали панику - Тюля, юная дочка Ирины, проглотила иголки от несчастной любви - вот такое сациви, - вызвали "скорую" еще до нашего прихода, иголки вытащили, все помахали кулаками после драки, попереживали и сели обедать. Обедали долго и потом поехали на концерт Утесова, но без Ирины, вдвоем с Владимиром Соломоновичем. Мне очень понравилось, новый репертуар, он прекрасно поет, смешные репризы. В антракте зашли за кулисы, сидим у Утесова, они разговаривают с Владимиром Соломоновичем, вдруг приходит нарядная дама, расточает комплименты Леониду Осиповичу, хохочет и говорит: "Но какие ужасные репризы! Как ты можешь, Леня? Кто тебе их пишет?" А написал их Володя Поляков, который сидит тут же. Немая сцена.
Господи, сколько впечатлений, волнений и неловкостей в один день. Скорее бы в Москву!
15 февраля. Сегодня хоронили Дзигу Вертова. Рак. Последние годы он не работал, его окончательно сломала космополитическая экзекуция. Медведкин отказался встать в почетный караул, он забился в угол и всю панихиду очень плакал. В крематории выступил Кристи. На Новый год мы с Фоминой, Рязановым, Рыбаковой и Лосевой послали Денису Аркадьевичу большое поздравительное письмо в больницу с пожеланием выздоровления и нарисовали смешную елку. Увы.
Свилова звала домой на поминки, но мы постеснялись. Мы же его мало знали.