- С двумя студентами я вести занятия не намерен!
И покинул аудиторию.
Так случилось, что на нашем курсе предмет "Военное дело" выпал из программы. В те годы студент покидал стены родного вуза, пройдя весь курс военных наук, а также армейские двухмесячные сборы, в чине лейтенанта запаса. Но так как мы с Васей не обучались военному ремеслу, то в наших военных билетах осталась запись (цитирую): "Рядовой, годный, необученный. Солдат".
Однако военкомат не дремал и время от времени присылал повестки о том, что надо пройти двухмесячные сборы, чтобы стать лейтенантом. Мы с Васей после окончания ВГИКа работали на Центральной студии документальных фильмов и каждое лето разъежались в экспедиции на три-четыре, а то и больше месяцев в разные районы Советского Союза. В это время приходили повестки о явке на сборы, но мы отсутствовали. Мы не отлынивали, не скрывались, не избегали этого жребия. Просто мы были молодыми, активными, и студия не позволяла нам сидеть в Москве. Я так ни разу и не встретился с повесткой, а у Васи такая встреча произошла. И мой друг отправился зарабатывать лейтенантство куда-то во Владимирскую область. Трудно представить себе человека более не подходящего для армии. Швейк со своим якобы идиотизмом попросту отдыхает рядом с Васей. Хотел бы я, чтобы читатель взглянул на фотографию бравого солдата Катаняна. Из солдатчины Вася мне писал:
"Спим в палатках по сто человек, тело к телу. Если один захотел перевернуться на другой бок, то остальные девяносто девять вынуждены сделать то же самое...
Когда ты читаешь в газете в сводке погоды "...Заморозки на почве...", то знай: это заморозки на мне..."
Лучшими днями своей боевой жизни Вася считал те две недели, когда его направили денщиком в семью какого-то старшего лейтенанта. У Васи была типичная внешность, как говорят сейчас, "лица кавказской национальности", хотя армянином он был только наполовину. Когда жена офицера увидела перед собой нескладного долговязого "чучмека", на котором форма сидела как на корове седло, она спросила:
- А ты по-русски разумеешь?
Вася ходил с лейтенантшей на базар, носил за ней корзину с продуктами, утирал сопли двум офицерским ребятишкам, сажал их на горшок, вытирал попки и пересказывал им перед сном диснеевские сказки. Семья старлея полюбила и оценила солдата. С прекрасным отзывом о проведенном армейском учении Вася получил чин лейтенанта запаса, хотя до конца жизни он так и не знал, откуда из ружья вылетает пуля - со стороны приклада или со стороны дула...
Однажды году эдак в 1957 мы переезжали на дачу, которую снимали в Загорянке. Вася приехал, чтобы помочь нам погрузить на грузовик всяческие шмотки, корыта, детскую кроватку, матрасы, стулья, продукты, постельное белье и так далее, которые перевозились на летний сезон. Наша дочь Ольга - ей было лет шесть - сидела в коридоре на сундуке, на котором по ночам спала ничья бабушка, а взмыленные мы - Вася, моя жена Зоя и я - сновали мимо Ольги на улицу к грузовику.
Вдруг нагруженный скарбом Вася остановился и назидательно сказал:
- Вот, Оля, запомни! Не трудно родить ребенка, трудно пятнадцать лет вывозить его на дачу.
И, отирая пот, двинулся из коммуналки на лестничную площадку...
В этой же передней произошла и другая сцена. Ранним утром раздалось три звонка, это нам. Заспанный и встревоженный, я ринулся ко входной двери. Ничья бабушка мирно посапывала на сундуке. 1951 год - время тревожное, жив и процветает Берия, и ранний звонок, конечно, не сулил добра.
- Кто там? - хрипло спросил я.
- Вам телеграмма!
Я ни от кого не ждал телеграммы. Ясно, что случилось нечто плохое почтальон принес дурную весть. Я распахнул дверь, расписался спросонок и вскрыл телеграмму. Она была из Ашхабада.
Текст гласил:
"Сбрил усы целую Вася".
Катанян в это время работал ассистентом Романа Кармена, который снимал документальную ленту "Советский Туркменистан".
И еще он мне писал оттуда:
"Если ты слышишь по радио, что в Ашхабаде плюс 38 градусов, то знай, это температура внутри ашхабадского холодильника..."
Где-то году в 1947 занятия по истории русского искусства проходили у нашего курса в Третьяковской галерее. А в то время Васин отец - известный литературовед, специалист по Маяковскому, автор многих книг о замечательном поэте, муж Лили Брик - справил себе новое зимнее пальто. Старую шубу Василий Абгарович подарил своему сыну Васе-маленькому. Кстати, у моего друга сохранились детские книги, подаренные ему Маяковским. Васе тогда было лет пять. На одной из книг поэт написал: "Маленькому Васе от большого Володи". Но вернемся к шубе с отцовского плеча. Пальто, конечно, оказалось сильно поношенное, но оно было изнутри подбито мехом енота. В прежние времена такие одеяния носили народные артисты уровня Собинова или Шаляпина. Короче, вид у шубы с изнанки был дорогущий, буржуазный. И каждый раз, когда кончалось занятие в Третьяковке и студенты-голодранцы заполняли раздевалку, гардеробщик в униформе пытался подать Васисуалию манто, надеясь получить за это чаевые. Но у Васи в кармане всегда был только один рубль, чтобы добраться на метро до своей "Вороньей слободки" на Разгуляе. Между хозяином шубы и гардеробщиком начиналась борьба. Ведь если Вася позволил бы себе вдеть руки в рукава шубы, любезно протянутой служителем вешалки, он вынужден был бы топать до дому пешком. Эта перспектива не улыбалась вечно недоедавшему студенту, и он упорно вырывал шубу из рук гардеробщика. Тот в надежде схлопотать рубль не уступал. Они дергали пальто изо всех сил, каждый к себе. Дорогой, но почтенного возраста мех трещал и рвался. Иногда побеждал Вася, но иной раз гардеробщик оказывался сильнее, и тогда Вася, делая хорошую мину при плохой игре, изображал из себя барина. У него это получалось артистично, а далее он брел до дому через всю Москву пехом.
Вася жил в Доброслободском переулке на Разгуляе напротив Московского инженерно-строительного института. В одноэтажном особняке обреталось около десяти семей. Это была Коммуналка Коммуналковна Коммуналова. "Воронью слободку" из "Золотого теленка" я представляю именно так. Вася жил там с мамой Галиной Дмитриевной. О Васиной маме надо сказать особо. Она была энергичной, веселой, остроумнейшей женщиной, хотя жизнь на ее долю выпала тяжелая. В 1938 году ее оставил Васин отец, уйдя к Лиле Брик. Чем только не занималась Галина Дмитриевна, чтобы выжить, прокормить себя и сына. Она и выступала на концертах, где пела цыганские романсы, и работала машинисткой, и сдавала половину комнаты жильцам - у них были две смежные комнаты, одну из которых перегородили. Я думаю, что Вася свой легкий характер унаследовал от мамы. Отношения между матерью и сыном были по форме приятельскими, а по содержанию они глубоко любили друг друга.
Студенческие вечеринки мы всегда устраивали у Катанянов. Это был гостеприимный дом с очаровательной компанейской хозяйкой. Мы относились к Галине Дмитриевне как к старшей подруге, с кем можно было поделиться личными секретами, неудачами, успехами. Она была мудра, афористична в оценках и всегда очень доброжелательна. Хотя язычок у нее был острый.
Однажды на рассвете, часиков эдак в шесть, мы после веселого застолья покидали Васину квартиру. Вася довольно сильно наклюкался и привязал к своему поясу веревку. Другой конец веревки был привязан к ручке таза. Вася объяснил нам, что если ему станет нехорошо, то таз у него тут же, под рукой. Мы гурьбой прошли большой коридор и высыпали на крыльцо. Вася помахал нам и заявил, что отправляется в уборную. На улице мы встретили Галину Дмитриевну, которая возвращалась домой из гостей. Мы объяснили ей, что Вася с тазом на привязи ушел в туалет. Галина Дмитриевна прошла в комнату, где стол был завален грязной посудой. Минут через десять Вася не появился. Мама, обеспокоенная, направилась к уборной и дернула дверь. Было заперто изнутри.
- Ты долго еще будешь там сидеть? - спросила мама.
Из уборной ответа не последовало.
- Ты что, совсем с ума сошел? - поинтересовалась Галина Дмитриевна.
Вася не отвечал. Тогда мама начала барабанить в дверь и честить сына-пьяницу почем зря. В уборной царило молчание.
- Я тебе покажу! - вскрикнула мама.
В это время дверь открылась, и из туалета вышел сосед. А Вася, оказывается, уже давно плескался в коммунальной ванной.
Вообще-то с ванной в этой квартире существовали проблемы. Горячей воды не было, ибо дровяная колонка от старости разрушилась. И Вася, не любивший баню, шлялся по друзьям, у которых были ванные комнаты, где и мылся. Помню, он даже умудрился помыться на нашей с Зоей Фоминой свадьбе. И в три часа ночи из ванной нашей коммуналки раздавались Васины восклицания:
- Какая замечательная свадьба! И вкусно, и выпивки полно, и можно помыться!
Как-то раз, уходя с компанией гостей после моего дня рождения, он остановился у булочной, где из хлебного фургона, как обычно поздно вечером, хлеб подавался в квадратное отверстие в стене магазина.
Вася неожиданно для всех быстро забрался в хлебный фургон, улегся на пустые нары из-под лотков и свернулся клубком.
Когда его стали стыдить и выгонять, он кротко объяснил:
- Не трогайте меня! Я городская булочка!
Читатель может решить, что мой друг был алкоголиком, пьянчужкой, но это не совсем так. Однако выпить на праздник и в гостях любил и был в этом состоянии очарователен...
Мне довелось быть свидетелем со стороны жениха на свадьбе моего друга. Вася женился довольно поздно, на подходе к сороковнику. Помню, как он мне рассказывал об Инне. Инна родилась в Эстонии в еврейской семье искусствоведа Юлиуса Генса, знаменитого библиофила. Его библиотека славилась на всю Европу. Инну воспитывали, помимо мамы, бонны и гувернантки. Ее учили, кроме ее первого языка - немецкого, - французскому, эстонскому, английскому. В доме на стенах висело множество картин знаменитых художников.
Одиннадцатилетняя Инна сидела на дереве и радостно приветствовала Красную Армию, входившую в Таллинн в сороковом году. По секретному сговору с Гитлером Прибалтика, как и часть Польши, отходила к Советскому Союзу. Установление советского режима принесло неисчислимые бедствия семье Генс. Дом был разорен, библиотека украдена, семья лишилась крова, родители Инны умерли.
И вот этой аспирантке-бесприданнице (от прежней роскоши у Инны осталась только одна картина Коровина) Вася предложил свою руку и сердце. На свадебном обеде Инна показала себя во всем блеске: такой вкусной телятины я не ел никогда, ни до, ни после этого события. Выйдя замуж, Инна как-то утратила секрет приготовления этого привораживающего блюда. Очевидно, за ненадобностью. Жена Васе досталась замечательная, и это еще раз говорит о его вкусе и безошибочном умении разбираться в людях. Она готовила превосходно, а помимо этого стала еще кандидатом искусствоведения, специалистом по японскому кино (выучила еще и этот язык), автором ряда книг и монографий о киноискусстве Страны восходящего солнца. Но главное, она была любящим и преданным другом.
Свекровь Галина Дмитриевна и свекровь in low Лиля Брик души в ней не чаяли.
В сентябре 1994 года Вася позвонил мне:
- Помнишь ли ты, что ровно пятьдесят лет назад мы с тобой встретились?
Я помнил. Больше того, я помнил, что полвека мы с Васей дружили, ни разу у нас не случалось ни одной размолвки и никакой черной кошке не удалось пробежать между нами. Было решено отметить нашу золотую дружбу. Это, конечно, придумал Вася. Я бы никогда до такого не дотумкал. Золотая свадьба редко, но бывает. Про золотую дружбу я услышал впервые. Пригласили друзей - повод для застолья был редкостный, из области рекордов в Книге Гиннесса...
Особое отношение у Васи было к подаркам, которые он обожал дарить. Но, правда, иногда и отнимал обратно. Помню, на заре нашей дружбы он подарил мне какую-то картинку, а через два года пришел, снял эту картину со стены и сказал:
- Она у тебя повисела. Хватит. А теперь я ее подарю такому-то. Пусть повисит у него.
Это случилось в эпоху нашей общей чудовищной бедности.