В Большом "Спартак" Григоровича. Из трех "Спартаков" (Моисеев, Якобсон) этот лучший, хотя много войск... Вирсаладзе ничего особого не придумал. Но режиссура Григоровича и хореография - великолепны. Бессмертнова, Лавровский очень хороши. Лиепа - замечательный. Ну вот, всем расставил отметки.
Касаткина и Василев показали "Бахиану" в полном виде. Как балет это неинтересно, только прелюд, который танцуют Майя с Фадеечевым, по-прежнему восхитителен.
13 июля. Инна интересно слетала в Японию. Я бездарно сидел в Москве весь май - ждал поездку во Францию, а она все откладывалась из-за забастовок.
"Золотой теленок" Швейцера. Мне понравилось - весело, хороший темп. Но сатира исчезла начисто - кто бы ее разрешил?
"Зигзаг удачи" Рязанова долго мучили поправками, но все же не испортили. Картина сильнее, чем был сценарий, лучше "как", чем "что". Актеры все очень хороши - Леонов, Евстигнеев (этот хорош всегда), Талызина, Бурков.
"Молодой балет" - новый театр Игоря Моисеева. Труппа средняя, из солистов нам понравились Миша Мессерер и Александр Годунов. 2-3 номера интересны, но постановки Моисеева - один сплошной зевок. Скучны, безвкусны, старомодны. Классика у него не получается, а у себя в ансамбле он гениален.
С 5 сентября по 11 турпоездка в Париж, по профсоюзной линии, масса незнакомых, из своих - Нина Мжедлова, Рустам Ибрагимбеков и Лия Элиава.
[После осмотра города мы поехали в Торгпредство, где было собеседование. После него все поехали ужинать, а меня ссадили перед мостом у площади Согласия. Такси было не поймать, и я пошел пешком до рю де Варенн, кое-как ориентировался по карте.
Арагоны живут в старинном квартале Сен-Жерменского предместья. Тихая улица. Ворота открывает консьержка: внутренний двор, шикарный вестибюль диван, камин, люстра. Лестница с красным ковром. Я по ошибке звоню в дверь второго этажа, мне открывает горничная в наколке и выскакивают три уморительных пуделька - как в цирке. Оказывается, Арагоны живут выше, а здесь какая-то баронесса. Ни более, ни менее.
Дверь открывает Эльза. В гостях у них Жорж Сориа. Они только что буквально за день до меня - вернулись из Швейцарии, где отдыхали. Но скомкали свой отдых и вернулись ранее срока из-за событий в Чехословакии.
Вся квартира (кроме столовой) в мягком бобрике - шагов не слышно. В столовой пол в каких-то торцах - так выложены полы в старинных французских домах. Двери всюду двойные. Удобная мебель - кресла, диваны, стулья. Все старое, уютное, дорогое. Камины. Аксессуары все музейной работы. Картины Пикассо, Матисса, Леже, Шагала и Пиросмани.
Идем обедать. В мою честь Эльза открыла гусиный паштет с трюфелями, но я из-за замороченности (утром была еще Москва!) как-то не прореагировал на него. Пили красное вино (только я), воду (только они). Ели по куску ветчины с горошком, салатом. Арагон напирал на пюре. Но сначала был шпинатный суп. На третье - компот из персиков.
Долго говорили о том, о сем. Эльза рассказывала о забастовках, студенческих волнениях. Из того, что запомнил:
- Вчера весь вечер по телевидению выступал де Голль. Совершенно нас занудил.
- Марина Цветаева? Препротивная была баба, вешалась на всех мужиков подряд. Злющая!
- Но поэтесса была прекрасная, - замечаю я.
- Еще бы! Иначе я ее не переводила бы.]
Инна дала мне телефон своей таллинской знакомой, Зельмы - старой дамы. Ей под 80, она всю жизнь жила в Прибалтике, под конец ее выписал брат ее покойного мужа, и теперь она тут. Позвонил, передал привет, она очень захотела меня видеть, чтобы поговорить подробнее, и пригласила обедать. Живет она у брата, богатого фабриканта, у них целый этаж в доме возле Эйфелевой башни. За обедом прислуживал лакей в белых перчатках, все очень чинно, фамильное серебро, но старый фабрикант все время что-то ронял на пол или проливал на скатерть, не обращая никакого внимания на окружающих. За обедом была какая-то приезжая дама из Израиля, толстая и шикарная. Разговор такой:
- Дорочка, я сегодня на Риволи зашла в бутик, и ты знаешь, кто его хозяйка? - спрашивает Зельма. - Анна Брунэ! Ты ее помнишь?
- Анну Брунэ? Это та белокурая дама, которая работала с нами на лесоповале? Конечно, помню!
Зельма ужасно скучает, и глаза ее заполняются слезами, когда она говорит про Ригу и Таллин, хотя она хлебала там полными горстями.
Могила Эдит Пиаф, она только что похоронена, еще лежат свежие цветы. Кто-то из наших украинцев недоумевает: "Как?! Разве Эдита Пьеха умерла? Я ее только что видел". И так всюду.
Перед Нотр-Дам кто-то возмущенно воскликнул: "Так это же не замок, а церковь!"
В Лувре одна армянка перед "Джокондой" пришла в восторг: "Какие краски!"
Прямо за углом нашего отеля "Лувр" - Чрево Парижа! Говорят, что его скоро снесут, но пока мы ночью там гуляем, едим устрицы и луковый суп. Я не представлял, что может быть прилавок длиной с километр, а на нем только языки!
В "Гранд-Опера" я пошел, только чтобы посмотреть зал и, главным образом, плафон, расписанный Шагалом. Театр, как и полагается оперному, пышный, а потолок словно бы разрисовали дети... Не очень стыкуется. Как только началась "Тоска", я тут же ушел.
Кабаре "Мадам Артюр" на бульваре Пигаль. Самые знаменитые мужчины, переодетые женщинами, очень невиданно: красивые, шикарные, поют женскими голосами. Мы сидели, раскрыв рот...
Представление в "Фоли-Бержер" ошеломляет - вкус, выдумка, красота, невиданные костюмы, потрясающие девки - дорогое шоу! Майя мне сказала: "Больше никуда не ходи, ни в какие "Мулен руж" или "Казино де Пари"". Но мне предложили - и я, дурак, не послушался ее и пошел в "Казино де Пари", очень уж увлекательно звучит. Ушел после первого отделения - пыльно, разболтанно, халтурно (декорации передвигаются со скрипом), провинциально. Например, на музыку "Вестсайд стори" с полуголыми танцорами поставлен дуэт "Ромео и Джульетта", который кончается лучезарно.
Но это так - блестки с бала. Несколько раз был еще у Эльзы и Арагона...
18 ноября. Позавчера на каком-то пионерском сборище пионервожатая мне говорит: "Жалко, что вы не снимали вчера в Доме пионеров. Там была встреча с первыми пионерами. Среди них была Лиля Брик".
Я рассказываю это Лиле Юрьевне и говорю:
- Странно. Я же вчера был у вас, и вы были дома, а не у пионеров.
- Даже если бы я и не была дома...
Майе нужно было срочно в "Националь", машины не было, такси проносятся мимо - она и села в троллейбус, всего-то ехать две остановки. Какой-то дядька уставился на нее и говорит: "Ну, знаете ли! Увидеть вас в троллейбусе, это все равно, что Брежнева в очереди за картошкой".
27 декабря. Приезжал Канадский балет, танцевали в филиале Большого. Снимал для "Новостей", очень понравилось "Любите ли вы Баха?"
Еще раз смотрел "Касабланку". В войну это было откровение, а сейчас устарело.
1969
Новый год встречали у Руфины, я страшно назюзюкался, так как были напряженные "Новости дня" и я еле успел и очень устал. Инна меня отправила домой с мамой, сказав: "Вы его родили, этого пьяницу, вы и отдувайтесь", а сама осталась веселиться. По пути домой я валился в сугробы, а мама лупила меня сумкой по голове, приводя в чувство.
19 февраля. Ездил в Ленинград снимать фигуристов Москвину и Мишина, они катают здорово, мастерски, но больно уж некрасивые.
Был на приеме у Романова относительно пересмотра категории "Райкина". Отнесся благосклонно, сказал: "Пусть студия напишет письмо, я поставлю на комитет, и мы пересмотрим". И пересмотрели: 6 февраля снова - сволочи утвердили лишь вторую категорию. И это несмотря на то, что картина собрала 18 миллионов зрителей, а для первой категории ХУДОЖЕСТВЕННЫХ фильмов нужно всего 17 миллионов!
И Меркель за ее "Вечное движение" тоже дали вторую, тоже сукины дети.
24 февраля. В Консерватории слушали "Поэторию" - концерт Щедрина для Вознесенского с оркестром и хором. Замечательно и впервые. Потом все поехали кутить к Л.Ю. - Андрей, Робик с Майей, Зыкина, Рождественский, мы с Инной и оператор Вадим Дербенев.
9 апреля. Был в Новосибирске на конференции. Отвез сыну Эль Лисицкого какие-то вещи, которые оставила в наследство ему Валя Мильман. Борис Лисицкий очень интересный, талантливый оператор, мы говорили с ним целый день. Рассказывал, как они с матерью несколько лет жили здесь в ссылке и отмечались в милиции. Его мать Софью Христиановну я помню, когда я приезжал в Новосибирск в командировки, то всегда привозил ей от Перы Аташевой тяжелые продуктовые посылки. А Борис стал фотографом и потом самоучкой оператором, работал на хронике, а позже замечательно снял "Вечное движение".
Он послал со мною Инне автолитографию Лисицкого.
С 22 мая по 5 июня командировка от Союза кинематографистов в Румынию - с показом и обсуждением их и наших работ. Ездили вдвоем с Четверяковым, режиссером из Минска. Бухарест мне снова понравился - уютный, зеленый, с красивыми домами.
Смотрели и обсуждали много фильмов. Среди них были интересные, но не потрясающие. Хроника, как у нас. Игровое, как у итальянцев, но много хуже. Лучше всего мультики.
Принимал нас Попеску Гопо, под его эгидой нас всюду возили и многое показывали, но очень замучили банкетами "с румынскими оркестрами", я часто сматывался и просто сидел на бульваре.
Жили на квартире, под нами был кинотеатр, где шла "Дольче вита", которую я ухитрился посмотреть еще два раза - так она мне стала нравиться. В комнате у меня все время был сумрак - окно закрывали огромные груди Аниты Экберг, рекламной фанерной фигуры. Сквозь них я смотрел на улицу...
Однажды квартирная хозяйка пригласила меня пойти к ее подруге (Четверяков отправился на банкет). М-м Баянова жила в собственном небольшом доме с большой открытой террасой, где мы пили чай. Она из России и, узнав, что моя мать работала на эстраде, закидала меня вопросами. Я рассказал о реперткоме: что можно, чего нельзя, об условиях работы - что знал. Дело в том, что сама она всю жизнь работает в кабаре, поет и хотела бы вернуться, но вот не знает... Ей под пятьдесят, и в ее годы начинать карьеру у нас на эстраде?.. Посоветовать я ничего не мог, да и что ей мой совет? Но вечер мы провели симпатично, она была знакома с Вертинским, и тут уж я ее закидал вопросами.