19387.fb2
13 декабря. На малой сцене МХАТа (черт-те сколько ступеней, пока доберешься) смотрели "Эквус" П.Шеффера. Очень хорошо поставлено и оформлено. Играют по-разному, лучше всех младший Любшин. Пьеса замудрена редактурой Виталия Вульфа, почти как все его переводы. Исключение, пожалуй, "Сладкоголосая птица юности". Кстати, спектакль во МХАТе со Степановой гораздо интереснее, чем голливудский фильм с Лиз Тейлор.
Потом еще "Круг" в театре Маяковского. Некогда запрещенная пьеса Моэма Оскар Уайльд для бедных. Артисты все хороши.
"Контракт на убийство" Мрожека в ЦТСА. И пьеса талантливая, и поставлена по-хорошему театрально (А.Вилькин). Оба артиста - ансамбль (Ф.Чеханков и И.Ледогоров). Инициатор всего Федор.
Из писем Эльзы Триоле, которые отбираю для издания:
"Насчет поездок я поняла: следует ехать в одну страну зараз и ненадолго, чтобы не разбегались глаза, не портился желудок и не было возни с багажом".
"Постоянное желание одиночества - благоразумная защита организма". (Тут, правда, одиночество вкупе с Арагоном, одиночество семьи. Ведь как много времени съедают ненужные люди, и чем дальше, тем больше.)
"Все, что к нам попадает, немедленно пропадает в чудовищном ворохе бумаг, которые некуда даже рассовать".
Это про нас.
"Читаю новые книги, хорошие - в шкаф, плохие - в мешок. Как только мешок наполняется - вон!"
Хорошая мысль. У нас вместо мешка - передняя.
1989
7 января. Звонила какая-то тетка из Тбилиси, что Параджанов просит простить его на два часа и прийти на премьеру в Дом кино. Инна ей сказала всё, что она о нем думает.
- Это ему передать?
- Непременно и дословно.
Передали, но с гуся вода. Ибо через два дня звонок из Дома кино ПО ПРОСЬБЕ ПАРАДЖАНОВА, чтобы я... представил на премьере его и его картину. Я мог бы на этом поставить точку, но я ставлю три восклицательных знака!!!
Смотрел "Воительницу" в Сатире. Поскольку очень люблю Лескова, то понравилось. Текст замечательный, и поставлено хорошо (Б.Львов-Анохин), и сценография изобретательная (А.Сергеев). Вера Васильева играет интересно, но в трагической части "не тянет" - ведь всю жизнь играла комедии.
Смотрели "Три сестры" в постановке Петера Штайна. Реалистично-натуралистично, долго-долго. Станиславский был бы в восторге.
В Доме кино очень хорошая картина "Защитник Седов" по рассказу Изольда Зверева. Сценарий написала его дочь Маша. Снято как кино тридцатых годов.
12 февраля. Берлин - Гамбург - Берлин. В Берлине жил у Натана Федоровского в новой огромной квартире, благополучие и комфорт. И галерею он купил неподалеку, большая, красивая, в старинном доме. Был там вернисаж художницы Колетт, смешной тетки, похожей на Ахеджакову. Какие-то странные скульптуры, инсталляции и коллажи. Много композиций из телефонных аппаратов, перепачканных краской. Впечатление такое, что был ремонт, аппараты заляпали, снесли в одну комнату, свалили кое-как в кучу и позвали всех на вернисаж. И еще она любит композиции из клубней картофеля и кукол с маленькими электролампочками. И понял я, что мог бы прожить всю дальнейшую жизнь, не видя всего этого.
Вернисаж многолюдный, шампанское, угощение.
[С Петером Штайном встретился в набитом баре "Paris", поздно ночью. Был там с Натаном. Штайн очень веселый, разлюбезный, чем-то угощал. Я сказал, что видел "Трех сестер" в Москве, он радостно сообщил, что в 90-м снова приедет с ними в Москву. "Да, но тогда их должно быть уже четыре", - сказал я с надеждой. Эта нехитрая шутка так ему понравилась, что он подавился от смеха...]
Потом ездил в Гамбург, где гостил у своего троюродного брата Германа Вебера (отцовская линия из Тифлиса). Очень мне понравилась вся семья, он юрист в университете, говорит по-русски, дети Борис и Зарик кончают школу, жена Геза очень немка, очень строгая и чистюля, со мною любезна и смеется. Мать Римсо, которая эмигрировала из Тифлиса в начале 20-х, живет в пансионате для престарелых. Я помню ее имя с глубокого детства, когда, понижая голос, говорили: "Эта дура Римсо". Оказалась не дура - несколько ее родных на Кавказе репрессировали, а здесь они вон как живут. Возили меня туда-сюда, очень славные.
13 марта. 25 февраля вернулся из Берлина, а 27-го меня привезли с инфарктом в 52-ю больницу, где я и пишу - сегодня уже разрешили выходить в коридор. Много читаю - Набокова "Дар" второй раз - чтобы разобраться, но не разобрался. Не могу сосредоточиться. В "Новом русском слове" уничижительный некролог о Е.Суркове* "Двуликий", подписано Семен Марков. Инна думает, что это Сеня Черток. Он уехал в Израиль и оттуда сводит со всеми счеты и плюется из-за кордона.
"Художник не тот, кто вдохновляется, а тот, кто вдохновляет" (Сальвадор Дали). Гм-м-м...
Камю "Посторонний" - скучновато. "Чума" лучше. Вышел третий номер "Дружбы народов" с моими публикациями (картинки, вступление, "Из воспоминаний" Л.Ю., статья отца о письме Сталину). И очень интересные статьи Л. Лазарева и К. Симонова.
Вышла наконец многострадальная книга Инночки "Бросившие вызов" - о молодых режиссерах японского кино. Она так долго выходила, что молодые успели одряхлеть, а некоторые даже и умерли от старости...
Анатолий Найман "Рассказы об Ахматовой". Там, где он описывает ее и ее жизнь, - интересно. Но его рассуждения - мелкая философия на глубоких местах. Не удержалась от сплетен и А.А. (эпизод с Романом Якобсоном и Л.Ю.). Ничего этого не было и быть не могло.
По ТВ игровой фильм Сокурова "Разжалованный". Даже если учесть, что я не полный дурак, то все равно ничего не понятно. Его же документальный фильм о войне "И ничего больше". Даже если учесть, что я в документальном кино тоже не совершенный профан, то не увидел в его работе ничего нового про войну, ни нового взгляда, ни своей концепции. Ничего, кроме претенциозности. Дутая фигура, не "мой" режиссер.
31 марта. Сегодня хоронили Мариса Лиепу на Ваганьковском... Какой молодой - 53 года!
Я помню его буквально с первого шага на сцене Большого, когда он там еще и не служил. Это было в 1955 году, я снимал там заключительный концерт декады латвийского искусства, Марис танцевал в голубом плаще с серебряными звездами, он был худенький и длинноногий. А познакомился я с ним у Плисецкой, он с группой балетных зашел за нею, и они ушли куда-то в гости. Был он очень хорошенький.
Через какое-то время его пригласили в труппу театра Станиславского и Немировича-Данченко. Я видел его там в балете "Жанна д'Арк" с Элеонорой Власовой, он танцевал Лионеля, а несколько позже в "Корсаре", поставленном как-то невнятно. Мы в эти годы бывали друг у друга, он иногда после репетиции приезжал на такси к нам на Разгуляй, мы вместе обедали, он был веселый, шутил с моей мамой, уезжал на спектакль. Он держал диету и ел мясное или рыбу и много зеленого салата, который мама готовила в изобилии, когда он приходил. Он тогда снимал комнату в коммуналке у Никитских Ворот у какой-то старушки, которая ему и стряпала. Я был там у него пару раз, однажды он устроил шикарное суаре, пригласил Оксану Головню и Диму Радовского. Все было на золоте и серебре, венецианские бокалы, он уже тогда собирал антиквариат. Попросил нас расписаться на обоях, мы что-то написали, я рассказал о надписи Льва Толстого на книжке, которую недавно увидел у Любови Орловой, - "Дорогой Любочке от Льва Толстого". Он попросил, чтобы я тоже написал ему такое же. Я и написал на стене "Дорогой Любочке и Марису от Льва Толстого", все мы смеялись, молодые были и подшофе. Теперь этот дом снесли с лица земли.
Совпало так, что летом 60-го года я отдыхал на Рижском взморье, а он жил у родителей в Риге. У него что-то болело (у балетных всегда что-нибудь болит), он лежал, и я его навестил. Дом был свой, отдельный, у него была комната на втором этаже, обставленная современной мебелью, что тогда обращало внимание. Замысловатая горка с множеством цветов. Вошла его сестра, совсем на него непохожая, она полила цветы, и они перекинулись несколькими словами по-латышски. Марис потом сказал: "Она сердится, что я не поливаю горшки. А я забываю". Потом позвали ужинать, Марис натянул шерстяные гетры, закутал поясницу, и мы спустились вниз. Мама была серьезная, а отец улыбчатый, и центром всего был Марис. Вскоре я увидел его на пляже, он жил в санатории и пригласил меня на вечер в "Лидо" - собралась шикарная компания его знакомых, он был элегантен, в бабочке. Он сам шил эти бабочки из галстуков, в Москве подарил мне одну под цвет светло-серого пиджака, очень красивую, я ее долго носил, даже сфотографирован с нею...
Потом я был у него по поводу каких-то съемок в доме с окном на Поклонную гору. В те годы он делил отрезок жизненного пути с редакторшей телевидения, некрасивой и нелюбезной. Соседкой по квартире была певица, которая громко выводила рулады, что страшно раздражало Мариса. Теперь, к слову сказать, и Поклонную гору снесли с лица земли.
Затем я помню уже шикарную квартиру в доме "Здравствуй, Вася", где он жил в покоях Екатерины Гельцер. Из прихожей арка с колоннами вела в большую залу метров пятидесяти, где на лепном потолке сохранились медальоны с инициалами балерины. В этой огромной комнате когда-то на возвышении стояла кровать Гельцер под балдахином, как трон. Здесь же был станок. Марис сохранил полуметровый кусок палки, прикрепленный к стене бронзовыми кронштейнами. Это реликвия. Обстановка антикварная. Когда я пришел, Марис сидел в кресле и художник Дувидов писал его портрет. Помню, пару раз звонил телефон и Марис с кем-то пререкался насчет репетиции.
Потом была вот какая история. Я работал на альманахе "СССР сегодня" (для заграницы), и нужно было снять семью за новогодним ужином, с приходом Деда Мороза, с индейкой и проч. Я спросил Мариса, не согласится ли он на эту съемку - прелестные дети, красавица Маргарита, его мама, элегантная квартира и прочие атрибуты счастливой советской семьи. "Да, пожалуйста, и все мы останемся на пленке, дети потом будут смотреть, почему нет?" Мы договорились, что индейку мы принесем с собою и, пока будем готовиться к съемке, Инна на кухне ее зажарит; пригласили Деда Мороза с подарками; Марис позвал какую-то пару в гости, и вот мы приехали со всей нашей лохматой. Все не заладилось с самого начала и, хотя елка украшена и дети с бабушкой на месте, но Маргарита еще в театре, Мариса тоже нет. На кухне не работает духовка, и мы с ужасом смотрим на сырую индейку. Приходит хозяин, он чем-то раздражен, ему не до съемки(?!), Инна носится с бледной индейкой - может, зажарить у соседей? Нет, с соседями плохие отношения. Мариса просим сервировать стол, но он не знает, где у жены лежат красивые тарелки, лезет на антресоли. Наш осветитель носится по этажам, ищет, где подключиться, так как забыли вызвать монтера из ЖЭКа. Приходит Маргарита с подарком для Андриса, у него день рождения, крики восторга, Маргарита долго делает макияж, наконец надевает новое нарядное платье, оно оказывается велико - опять прокол! Все нервничают, и тут звонок в дверь вваливаются Дед Мороз со Снегурочкой и прибаутками, и дети счастливы, хотя Илзе немного испугана длинной бородой. Мы не снимаем, так как осветители не смогли подключить приборы. На кухне шепотом идет перепалка между хозяевами, что они сорвали нам съемку, но мы их успокаиваем, что это чепуха, к черту съемки! И вечер заканчивается заморскими напитками и вкусными закусками к восторгу осветителей и детей, которых никак не могли уложить спать.
А счастливую советскую семью мы сняли через несколько дней в доме Бориса Брунова. Духовка там работала отлично.
В театре Немировича Марис танцевал хорошо, но впечатления большого не производил, я думаю, что из-за некой провинциальности самих спектаклей. И только в Большом он обрел артистизм и исполнительскую элегантность. Я видел его во всех голубых ролях принцев "Лебединого", "Спящей", в "Раймонде", в "Жизели", где он был "в стиле" и хорошо танцевал. Он умело держал, был удобен в дуэтах, и балерины любили с ним танцевать. Одни считали, что он лучше как партнер, чем солист, другие так не думали.
Его артистизм проявлялся в ролях Ферхада, Вронского и Каренина, в "Видении розы", которую он перенес на современную сцену, в телевизионном "Гамлете". Но коронной ролью стал Красс в "Спартаке" Григоровича, это было точное попадание в характер и суть Лиепы настолько, что он сместил акцент спектакля, сделав центральной фигуру Красса, по существу вторую роль балета. Я помню, как теплым апрельским вечером 1968 года он пришел с маленьким Андрисом на студию, и я ему прокрутил три раза материал, который мы сняли на премьере. Он внимательно смотрел на себя и что-то обдумывал. Так же он пришел с Андрисом, чтобы посмотреть съемку генералки "Легенды о любви", после чего стал делать другой грим. Не все балетные интересовались своими съемками, а такие просмотры я считаю проявлением требовательности к себе.
28 марта 1982 года он последний раз вышел в "Спартаке". Время беспощадно по отношению к балетным артистам, еще беспощаднее руководство балета. "Вышла хорошая статья в "Советской культуре" о моем "Спартаке", - писал Марис в дневнике. - Автор Дашичева за это получила чуть ли не замечание. Оказывается, после моего "Спартака" директор театра послал в газету письмо: мол, газета не имела права писать хорошо. В общем, на члена своего коллектива директор в газету пишет. Где, в какой стране это происходит?" И таких горьких страниц полно в его дневниках. А в зале - триумф!
Отлучение от театра было крайне мучительным. Но, как натура творческая, он продолжал сниматься, ставить, лепить, рисовать, ездил с творческими вечерами. Как-то незадолго до конца он позвонил мне из Свердловска и попросил, чтобы я подобрал кинопленку с его съемками. Видимо, думал о фильме. Но из этого - увы - ничего не получилось.
Мне кажется, что он достиг в жизни многого - главные роли, премьеры, международные гастроли, триумфальный успех, слава, награды... И дети, которых он очень любил и которые отвечали ему взаимностью. Но в последние годы он был глубоко несчастен, и как рано он ушел! Правда, ему помогли уйти из театра, а тем самым и из жизни.
9 мая. Вчера был Евгений Рейн, он летит в Бостон на юбилей Ахматовой (плюс Липкин, Лиснянская, Саакянц и еще кто-то). Эткинд просил послать ему с ним на кассете мой фильм об Ахматовой. Рейн показал на видео длинное интервью с Бродским, где тот много раз хорошо говорит о Рейне. Для меня Бродский говорит о поэзии слишком усложненно, а стихи замечательные. Что в поэте главное.
Смотрели выставку Кандинского, понравились ранние работы. Интересная выставка Виктора Дувидова, хотя портреты не похожи. Видимо, не в этом суть, хотя я люблю узнавать. Рассказывают о портрете Стравинского, что написал Пикассо. Его хотели конфисковать таможенники, утверждая, что это военный план стратегических установок.
Приходил Натан с друзьями; третьего дня снимались в "Зеленой лампе" с Феликсом Медведевым; праздновали выход публикации о Маяковском в журнале "Дружба народов", были Карцовы и Паперные; написал большое письмо Матусовскому; оформляю пенсию - собираю справки; по ТВ "Ася Клячина..." Кончаловского, абсолютно не устарела; дописал воспоминание о Райкине в какой-то сборник; составляю "Переписку" сестер, тону в бумагах, книгах и ничего не могу найти...
Эльза Триоле в письме пишет словно бы обо мне: "Нужно вылезти из хлопот, телефонных звонков, постоянного исчезновения нужнейших писем, вещей, которые появляются на поверхности и снова исчезают под грудами бумаг; отделаться от угрызений: что-то не сделано, не отвечено, не прочитано, не написано..."
17 мая. Сбежали на Икшу, замученные людьми. Я на бюллетене после инфаркта и санатория, потом уйду в отпуск и плавно перейду на пенсию... Очень хочется! Из Манчестера приехал Володя Вишняк, Инна его привезла на Икшу и цацкалась с ним, он не безумный, каким мы привыкли его видеть.
Пресса все не может оставить в покое несчастных самоубийц, мало им живых. "Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется", - писала наша любимая Берберова. Газеты пересматривают смерть Есенина, самоубийства, мол, не было, а его повесили. Так им хочется. Про М-го придумали очередную чушь. "Комсомолка" в статье за подписью С.Заворотнова и Т.Ворошиловой "Он стрелял в Троцкого" ничтоже сумняшеся приводит воспоминания Д. Сикейроса о его встрече вместе с М-м и Диего Риверой со Сталиным, на которой поэт был переводчиком. Факт этой встречи до мелочей описан Сикейросом. Ну хорошо, чего с него взять, с Сикейроса? Но любимая газета поэта должна была бы знать, что М-й никаким языком, кроме русского, не владел и в глаза Сталина не видел?
Все передачи Съезда депутатов смотрели не отрываясь, ничего более интересного никогда не видели. Выводы довольно пессимистичные.
20 июня. На Икше ослепительно, луг цветет, летают бабочки, встретил Соню Милькину, которая собирала букет, и она мне сказала, что Сережа Параджанов лежит в клинике Мясникова, у него очень плохо с легким. И заплакала.