— Ушла.
Девчонка, положив узелок на пол, ломала пальцы. Хрустнет «'устав, она за другой палец берется.
— Зовут-то тебя как?
— Шигаева я. Рая Шигаева.
«Ошибся. Думал: Галка»,— вспомнил Трубин.
— Жить, конечно, негде?
— Ага, негде.
— Что же мне с тобой делать?— Григорий прикинул- «Фонд зарплаты может не выдержать. Ну да ничего. Как-нибудь». Отказать ей язык не поворачивался.— Возьмем ученицей. На штукатура хочешь?
— Хочу.
— Завтра поедем в милицию. Расскажешь, как было. Получишь паспорт — пропишут в общежитие. А ночевать... С кем-нибудь из из наших договоримся. Мир не без добрых людей. Деньги-то у тебя есть? Поди, нет?
— А? Чего?
— Утри нос, а то у нас в бригаде увидят, год будут помнить. Иди за мной.
Сдал Трубин девчонку бригаде, вернулся в свою развалюху, принялся за наряды, а тут пришла Чимита Догдомэ.
— Здравствуйте!
— Привет садовнику!
Чимита неудоменно пожала плечами:
— Почему «садовнику»?
— Да как сказать... Неужели не слыхали? Все, кто ведает техникой безопасности,— садовники.
— Что-то непонятно. Вы хоть бы сесть позволили.
— Садитесь, само собой. Извините. Не привык к этой хате. Забываю постоянно, где и какая мебель.
Чимита села на единственную свободную табуретку. Открыла портфель. Доставая бумаги, заметила:
— А вы так и не объяснили.
— A-а... Про садовников? Это, значит, такая должность у вас — яблоки в саду трясти.
— Ну, знаете?!
— Да что вы!—сказал Трубин, увидев, что она покраснела.—Я не собирался вас обидеть. Ей-богу. Да вы не обижайтесь! К вам эти «садовники» не относятся.
— Можно бы повежливей.
— Можно бы, конечно.
— Не представляю, как с вами и разговаривать.— Она вздохнула.— Все настроение испортили.
Сегодня она была похожа на симпатичного мальчишку, которого приучили быть вежливым со старшими. Ничего властного и злого не появлялось ни в глазах, ни в складках рта.
Трубин улыбнулся:
— Скоро вы мне настроение испортите и будем квиты. Давайте, что у вас? Акты?
— Почему акты? Вот у меня список вашей бригады. Не все прошли инструктаж по технике безопасности. Протасов, Гундорка- ев, Сурай, Копылков... Вот эти... И новенькие, наверное, есть?
— Есть и новенькие.
— А вы, Трубин, не улыбайтесь. В Хабаровске был один такой веселый бригадир. Его просили закрывать на ночь котлован, он не захотел возиться. А как раз дождь прошел. Ночью туда свалился человек и захлебнулся. Судили того бригадира.
— Бывает.
— Вот именно. «Бывает»... А как у вас с рационализацией?
— Это что? Довесок к технике безопасности?
Догдомэ улыбнулась:
— Нагрузили. Не хотят, чтобы я превратилась в того самого «садовника».
— С рационализацией и изобретательством пока не ясно. Я же в бригаде без году неделя. Надо подумать, посмотреть.
— Я побуду у вас в бригаде дня два. Не возражаете?
— Что вы! Пожалуйста.
Догдомэ смотрела на бригадира, не хотелось почему-то отводить взгляда. Она чувствовала, что давно пора опустить глаза или отвернуться к окну. Но истекли еще мгновения, прежде чем она, краснея и досадуя на себя, отвела взгляд.
Ей показалось, что он заметил все это и усмехнулся про себя.
Она поспешно встала и вышла.
В тресте провожали на пенсию старейших сотрудников. Чимита Авевыразимо скучала. Все торжество просидела с незнакомыми. Флора оказалась за соседним столом с Трубиным. Чимита обиделась, что единственная знакомая оставила ее.
Поднимали тост. Кто-то сказал: «Мы тут все люди свои. Родство профессии нас обязывает». Трубин поднялся и перебил не то со зла, не то в шутку: «Ну так и выпьем за родство, за семейственность». Все засмеялись. «Это он со зла, все еще переживает уход Жены»,— подумала Чимита.
Она невольно нет-нет да и посматривала на Трубина. Соседка доверительно спросила: «Что — нравится? Это Григорий Алексеич J Трубин. Я училась с ним в институте, на одном факультете. Мы его · авали тенью отца Гамлета».— «Почему?»—«Профессор очень ценил его».
Чимита перестала смотреть на Трубина. Но она нисколько не забыла о нем и думала: «Почему от него ушла жена? Что он такого ей сделал?»