По улице катился тополиный пух, собираясь по ямкам в белые озерки. Сквозь доски забора проскакивали солнечные лучи и скользили по озеркам, отчего они были похожи на какие-то невиданные доселе елочные украшения.
— А чего же мы можем лридумать?— протянул Цыкин, выслушав дядю Костю.— Пусть инженера думают, на то их учили.
— «Учили»,— презрительно надул губы дядя Костя.— Раз Каширихин просил, выходит, он надеется. Он и без нас с тобой знает, что есть ученые инженера, а пришел почему-то ко мне. Понял, ядрена вошь?
— На сухую я что-то плохо соображаю.
Дядя Костя, сам не замечая, что подражает Каширихину, внимательно и спокойно оглядел Цыкина и сделал внушительное заключение:
— Не уразумею никак, Агриппина Прокофьевна, и чего я держу возле себя Ванюшку Цыкина. По-мо-ощник!.. Какой он помощник? Всю смену лясы точит с бабами. За маслом сбегает, горючее примет. Что еще?
— Или я за машиниста не сиживал?— обиделся Цыкин.
— Дак это ж...— дядя Костя поперхнулся дымом от сигареты.— Это ж... Когда я сам нахожусь без понятиев.
— То-то,— удовлетворенно подытожил Цыкин.
— А ежели я завсегда с понятием на копер приходить буду? Тогда как?— грозно спросил дядя Костя.
— Второй племянник у бога родился,— вздохнула Груша, подталкивая дядю Костю.
— Ты, Агриппина Прокофьевна, не подзуживай, я дело говорю. Вот Kate сваи пойдут с избытком, робить тебе, Ванюха, по новому графику.
— Это еще по какому-такому графику? Я как по инструкции велено... Я читал ее, меня знакомили при поступлении.
— А ты, Ванюха, мою инструкцию послушай. Днем тебе нечего возле копра околачиваться. Масло и горючее приму без тебя. Заставлю, чтоб привезли прямо к самой кабине. Ты ж выходи на площадку за час до меня. Подготовь машину: вскипяти воду, масло обязательно прогрей, если ночь холодная будет. Заправь сваю в ого- ловник. А я как приду ровненько в восемь, так и бить зачну. Никакой нигде задержки не будет. Верно я говорю?
— Что ж я, или по часу в смену всего? Что ж я заработаю?— спросил Цыкин.
— А ты не знаешь, садовая голова, что если забивать по двадцать свай за смену, то копру ремонт будет нужен. После смены на твоей шее ремонт и вся профилактика, хоть до утра валандайся, а чтоб к восьми первая свая стояла под оголовником. Понял, ядрена вошь?
— Черт его знает!— засокрушался Цыкин.— Ты тут столько наговорил, что и на ночь думать хватит. С этой твоей инструкцией всю жизнь мне поло.маешь!
Груша успокоила его:
— Дак ненадолго же, Ванюшка! Позабиваете сваи на глазном корпусе и опять заживете старой жизнью.
— Хоть бы уж выпить по такому случаю, что ли?—с надеждой вопросил Цыкин.— А то черт-те что! Инструкцию тбою, Константин Касьяныч, обмоем, а?
Дядя Костя рад, что завтра ему есть, о чем «докладать» Каши- рихину, и он сдается перед Ванюшкой. Поглаживая усы и широко улыбаясь, машинист лезет за пазуху и говорит привычно:
— Дуй — не стой!
И уже кричит вслед торопливо уходящему помощнику:
— Смотри у меня! Одну на троих...
— Да я-то не буду,— отмахивается Груша.— Пейте, мужики, вдвоем.
— А чего вдвоем?— миролюбиво спрашивает дядя Костя.— Лафитник пропусти.
Они оба смеются, довольные тем, что определена без особых трудов участь Цыкина, и что вот скоро Цыкин вернется и они обмозгуют, как ускорить забивку свай.
Утром на площадке к дяде Косте подошла Груша и спросила равнодушно, то и дело позевывая и поднося кулак ко рту:
— Ты когда к Каширихину думаешь7
— Дак вот, пока свай нет, и пойду. А что?
— Может, и мне сходить, что ли?
— Это зачем?—опешил дядя Костя.
— А ты что, один у него советчик, что ли? Я, может, придумала кое-что.
— Ха!
— Вот тебе и «ха».
— А что же ты такого придумала?—осторожно спросил дядя Костя.— На крану ни черта не придумаешь.
— «На крану, на крану»... Вот видишь кладовщика?
— Ну.
— Вот он торчит тут у забора, здесь ему сваи будут сгружать, а он их оприходует документом. Отсюда сваи потянут трактором ко мне. А не лучше ли сразу сгружать сваи у копра?
— А клэдоещик?
— Ну, что кладовщик? Промнется по площадке, ничего ему не сделается, жирок лишний скинет.
Дядя Костя покрутил усами:
— Верно ты надумала!
— Ас краном я тогда маневрировать начну. То к одному копру, то к другому, чтобы никаких простоев. Свая забита и скоренько подается новая под оголовник.
— Верно!
Крановщица захохотала и, подбочекясь, смотрела на дядю Костю, Тот покосился на нее хмуро, пошевелил усами:
— Про тебя я в парткоме упомяну, а самой идти к Каширихину тебе негоже. Он тебя и не знает вовсе. Вот так, милая.
И дядя Костя удалился.
Глава шестая