19442.fb2
«Сегодня узнала, зачем он звонил. Просил передать Флоре, что уезжает в командировку на фабрику инертных материалов. Пробудет там дня два-три. Наши договорились с автохозяйством брать там гравий. Фабрика обеспечивает погрузку. А Трубин должен все «увязать и согласовать».
И вот что неприятно: туда же едет Елизова. Коля-милый сказал про ее командировку случайно. Цеху бетона не хватает сырья, и Елизовой поручено договориться с дирекцией фабрики об увеличении отгрузки гравия, песка и щебня. Все это похоже на правду. Но не обязательно же самой Елизовой ехать. У нее маленькая дочь... Могла бы послать кого-то из своих инженеров. Неужели она и Трубин сговорились? Неужели тогда, в пустой квартире, Елизова вела себя иначе, чем я думаю?
Весь день Трубин решительно не идет из головы, все мелочи напоминают мне о нем».
Глава девятая
В гостинице не оказалось свободных мест, и Григорий стоял в растерянности, досадуя на себя, что загодя не позвонил на фабрику и не попросил заказать номер. Вместе с ним в ожидании номера томились бригадир монтажников Цыбен Чимитдоржиев и бригадир плотников Аким Твердохлебов. Аким приехал на лесозавод за колотой дранкой, а Цыбен гостил у родственников в улусе и возвращался домой
Администратор разговаривала с Чимитдоржиевым, как со старым знакомым.
— Цыбен,— говорила она ему,— ты бы мог давно снять угол у какой-нибудь старушки, чем всякий раз являться ко мне и требовать.
— Помилуй, бурхан, у старушки...— отвечал Цыбен.— Я бы у тебя снял.
— У меня нет свободных углов,— улыбалась женщина.
— Можно и не в углу. Поставим койку посреди комнаты.
Чимитдоржиев и Твердохлебов поговорили с Трубиным, поболтали и пошутили с администратором и ушли, оставив ей для присмотра свои вещи.
Уходя, Цыбен сказал администратору:
— Смотри, дорогая, притесняешь мужчин. Пожалеешь потом. Звать будешь — не пойду.
— Раз все занято...— продолжала та улыбаться.
— А для начальницы Елизовой не занято?
— У нее командировка.
— Вот-вот. Знаем мы эти командировки.
Администратор время от времени поглядывала на Трубина, словно собиралась что-то ему сказать.
— Последний номер для Елизовой остзечлся. Я бы могла вам предложить, да право не знаю...
— А что такое?
— Есть у меня номер, но ключ сломан и застрял в замке. Пошла я отпирать, а он почему-то сломался.
— Я согласен взять этот номер.
— Согласны-то согласны,— в раздумьи проговорила администратор.— А вот, если случись пропажа...
Трубин заверил ее, что с собой у него нет никаких ценностей.
Она провела Григория в номер, показала на сломанный замок и снова повторила, как все это у нее произошло. Но он уже не слушал администратора, в голове стучало одно: «Даша Елизова... Здесь, этажом выше, Даша».
Они познакомились с полгода назад на каком-то совещании. Вскоре он повстречал ее в конторе, и она улыбнулась ему и кивнула. Потом они опять столкнулись нос к носу в конторе, когда она шла к Шайдарону, и они обменялись несколькими словами.
Как-то так выходило, что они виделись чуть ли не каждую неделю и все дольше простаивали возле конторы или на трамвайной остановке. Странно, что они не испытывали ни неловкости, ни неудобства друг перед другом, если даже разговор между ними вдруг иссякал и оба молчали.
Незаметно, само собой, у обоих возникло ощущение, будто они знакомы давным-давно.
С ней Григорий чувствовал себя не как с Флорой. Слушать ее было интересно и они могли, не замечая, проговорить час, а то и больше.
После института Даша специализировалась по бетону. Практику начинала в Молдавии. После демобилизации Николая Ильича она поехала с ним на его родину. Почему поехала? Так уж вышло. Знакомые спрашивали при встречах, родные спрашивали в письмах: «Ну как, замуж еще не вышла?» Надоело отвечать наигранной шуткой: «Никто не берет». Айв самом деле — никто. Все чаще приходила мысль: «Надо куда-то уезжать».
Когда познакомилась с Николаем Ильичем, он тогда постоянно болел, подолгу лежал в госпитале. Ей хотелось утешить его, сгладить ему боль. Он был так же одинок, как и она.
Даша носила ему цветы. Ничего другого он не принимал от нее. Да, она помнит прогулки с ним по каштановым, пахнущим морем, улицам. Ей казалось, что она любит Николая.
Да, у нее были сомнения в этом. Она проверяла себя. Боязнь одиночества, потребность о ком-то заботиться — это взяло вверх
Поздно вечером, возвращаясь с завода, она повстречала Трубина и сразу почувствовала какую-то смутную радость.
Он не был, как всегда, оживлен, и она это сразу заметила.
— Что с вами?—тревожно спросила Даша. — Вы откуда?
— Прогу-уливаюсь!—дурашливо протянул Григорий. — Был на вечернем сеансе. Да вот что-то приболел...
— Вас проводить?
— Что вы, пустяки!
— Провожу до автобуса.
До автобуса они не дошли. Боль в пояснице заставила его остановиться. Он попросил ее посидеть на скамейке. Ей пришла мысль увести Трубина на квартиру матери и вызвать врача.
— Вы далеко живете?
— А что? Я задерживаю вас?
— Пустое. У меня есть ключ от маминой квартиры. А мама в отъезде. Пойдете? Тут близко.
Было тревожно подниматься по темным лестничным клеткам. Гулко билось сердце, готовое вырваться из груди. .Перед ее глазами проплывало что-то неясное, бесформенное и снова стены окутывал мрак В мыслях все смешалось — и радостное, и страшное...
Даша постелила Трубину на диване, и все пыталась вспомнить, у кого из соседей телефон. Он лежал с закрытыми глазами, ничего не говорил и только пожал ей пальцы, когда она поправляла ему подушку.
Ему полегчало, боль утихла.
В тот вечер Трубин говорил ей о Софье, о том, почему она уехала. Даша поведала ему о молдавском городишке, о знакомстве с Николаем Ильичем, об извечном вопросе родных и знакомых: «Ну как, замуж еще не вышла?»
У нее вдруг возникло старое полузабытое чувство. Страх перед одиночеством, желание о ком-то заботиться. Только теперь с ней был не Николай Ильич, а Трубин. И она знала, что это чувство, явившееся из далеких годов, вызвано Трубиным. Она снова испугалась, как и тогда на темной лестнице...