Шайдарон пообещал:
— Выделим в резерв две машины.
— Кто у нас ответственный за бетонирование в главном корпусе?— спросил Каширихин управляющего.
— Поставлю Трубина. Его бригаду усилим электриками, бетонщиками. крановщиками.
— Что-либо есть такое... — Каширихин пощелкал пальцами,— необговоренное? Или все ясно?
— С бетоном, пожалуй все.— ответил Шайдарон. — Тзердохле- бов, сколько вам понадобится леса на эстакады?
— Скажем завтра.
— Обсудим, как быть с путями. На завод проехать — цел.чя история.— протянул Цыбен Чимитдоржиев.
Каширихин слушал членов комитета, внимательно оглядывая сидящих за столом. Приятный холодок из открытого окна студил ему шею и грудь, и он с удовольствием потирал ладони.
Шайдарон разговаривал по телефону. Трубин томился у него в ' кабинете — изучал от нечего делать мебель.
— Ты брось мне щелкать каблуками!—кричал управляющий п трубку. — Не щелкаешь?! А ты в уме щелкаешь, я знаю.
Подошла секретарша, спросила вполголоса:
— Вечерние заявки перевести на квартирный телефон, Озен Очирович?
— Цемент?— продолжал кричать Шайдарон. — Будет цемент!— Вскинул глаза на секретаршу: — Зачем на квартирный? Жена и так ругается — квартиру превратил в телефонную будку. Скосил глаза на Трубина: — Сиди. — И снова в трубку: — Ну, чего там считать? Железобетонные кольца для очистных сооружений? Ну, я тебе верю, верю! Сиди. Григорий Алексеич! А? Это я не тебе. Ну так вот, учти.
Бросил трубку, пригладил волосы, разглядывая Трубина, словно вспоминал, зачем тот ему понадобился.
— Много помощников — некогда работать,— проговорил Шайдарон, продолжая, видимо, неоконченный телефонный разговор. Трубин деликатно промолчал.— Догадываешься, зачем позвал?
— Да нет.
— Ну, как живешь?
— Ничего.
— Ничего — это у цыган слепая лошадь. Знаешь Павла Патра- хина?
— Этого дядьку я знаю.
— Ты чего им там насоветовал?—В голосе Шайдарона зазвучали суровые оттенки. Он то снимал очки, то снова надевал их. На чисто выбритом лице вздрагивала клиновидная бородка.— Ты что же. велел им брать камень под городом?
— Под городом удобнее.
— Удобнее, говоришь?— Шайдарон скинул очки. Подумал. Бородка уперлась в галстук. — Ну, знаешь ли... Тебе-то до них какое дело?
Бородка отскочила от галстука, по бумаге заскрипел синий карандаш.
— Постой, братец! Ты что-то не договариваешь. А бензин?
— Какой бензин?
— Патрахин насливал бочку бензина и припрятал ее. Он гоео- рит, что вместе с тобой...
— Я его с тех пор и не видел!
— За такую экономию его к следователю...
— Да не видел я его, Озен Очирович! Не верите, что ли9
— Верю. Почему не верить? Я так и следователю сказал: «Разберемся сами».
Бородка заподрагивала, по выбритой до синевы щеке пробежал солнечный лучик. Шайдарон схватился за очки, стал посмеиваться:
— Придумали, черти! А ведь лоеко! Но бензин вернуть. Да, да.
— Да не брал я никакого бензина,— сказал Григорий.
— Знал я одного такого.— усмехнулся управляющий.—На складе пользовался спецодеждой. Как-то ее списывал. Ну и попался. Давай всех оговаривать, как вот и этот Патрахин. Потом сознался во всем, и в том, что воровал один, тоже сознался. Его спрашивают: на что. мол, надеялся? А он так ответил: «Сколько лет я ка авторитет работал, пусть теперь авторитет поработает на меня».
Трубин промолчал, ждал, что еще скажет управляющий.
— Ну, как у тебя с бригадой? Не пожалел, что полез туда7
— Да нет
— С кладкой, как у вас? Отстаешь? Ну вот. Это уж никуда не годится. Хуже всякого... С чем бы другим, а то — с кладкой.
— Людей мало.
— Ну, что людей? Все требуют людей! Ты бригадир, ты и решай.
— Я и решаю.
— А что?
— На рекорд пойдем, Озен Очирович. Девятьсот кирпичей на каменщика.
— Ого! А ну давай... Как это так? Девятьсот9 Это легко сказать.
— У меня есть такой Михаил Гончиков...
— Ну и что?
— У него руки созданы как бы специально для кирпича. Мы с ним вот подработаем и покажем. Если выйдет, вас позовем, посмотрите. Если одобрите, мы быстро остальных обучим.