— Попробуем дать за сто тонн. Выдержат эти глыбочки?
— Должно быть.
Трубин не удержался:
— Дайте этим глыбочкам постоять несколько дней, «дозреть» и тогда, Бабий, подавай два домкрата. Вот эта... без подогрева, я уверен, при сломе вырвет тело плиты.
Испытания прекратили, когда стрелки манометров уже достигли отметки 110.
— Ну что, Озен Очирович?— спросил Трубин.
— Вызываю представителей заказчика. Пусть смотрят.
— А пока? Ждать, когда они приедут?
— Нет, отчего же. Действуйте. Чего ждать? Только вот намного ли, по-вашему, можно ускорить темпы бетонирования? Примерно хотя бы.
— Примерно?— Трубин, улыбаясь, прикинул. — Раза в три, а то и в четыре.
— О-о!
— Георгий Николаевич,— позвал Трубин бригадира. — Вот что... Еще одну опытную глыбу забетонируем без подогрева, проверим, убедимся окончательно и тогда уж... на полный ход!— Трубин зажмурился, предвкушая, что их ожидает.
Представители из Иркутска и Красноярска, а с ними и заказчики приехали дней через десять. В цехе поставили два домкрата. Снова двинулись стрелки манометров. Приезжие поглядывали равнодушно, не проявляя любопытства к бетонированию без подогрева плиты. Один из них прямо сказал: «Ну, чего мы время тут теряем? Пусть здешние изобретатели обращаются в соответствующие инстанции».
Стрелки перевалили отметку 120. Гости зашевелились. От равнодушия у них не осталось и следа.
— Здорово! Просто здорово!— раздавались восклицания.
— Смотрите, уже 130 тонн!
— И хоть бы что!
— 150!
Трубин выключил аппараты, когда стрелки достигли отметки 160.
Заказчики были в восторге. Они пожимали руку Трубину, говорили «здорово», «великолепно», но когда он подал им подготовленное заранее заключение на внедрение в производство бетонирования без подогрева плиты ростверка, все они отказались его подписать.
— Но почему же?— удибился Трубин. — Вы видели сами. Прочность предвосхищает любые проекты. Я уж не говорю о скорости бетонных работ. Она сильно возрастет.
Трубину ответил иркутский представитель из «Востеиборгтехстроя». На нем был толстый черный свитер ручной вязки и белые валенки. Иркутянин чувствовал себя неважно в жарко натопленном кабинете и не был расположен к длительному объяснению. У Трубима вызывали неприязнь и его теплый свитер, и особенно белые валенки, которые придавали их владельцу какой-то домашний, далекий от делового совещания вид.
— Мы только что наблюдали весьма впечатляющий эксперимент,— говорил иркутский представитель. — Безусловно, в нем заложены определенные творческие концепции, которые в будущем сулят... Э-э... их авторам... Но, как вам известно, наше строительство не является полигоном для всякого рода испытаний. Я даже не резервирую за собой право высказаться еще раз и сегодня же вылетаю в Иркутск. Я настаиваю на бетонировании с подогревом плиты ростверка, как и предусмотрено во всех технических условиях.
Толстый, лысеющий инженер из красноярского «Промстройпро- екта» делал записи в блокноте и, казалось, сочувственно поглядывал на Трубина. Но и он сослался на то, что бетонирование без подогрева плиты всесторонне не проверено, еще неизвестно, как будут вести себя все эти опоры и фундаменты в летнее время, что от бетона всегда можно ждать разных каверз.
— Вам известно,— сказал Трубин,— что мы уже забетонировали триста кубометров фундаментов без прогрева плиты?
Иркутянин вытер со лба пот и тяжело вздохнул:
— Напрасно поспешили, молодой человек. Мы отказываемся подписывать процентовки. Пусть сделанную вами работу оплачивает ваш трест.
«Белые валенки» уже проявляли нервозность, и было видно, что убедить иркутянина в полезности бетонирования без подогрева не удастся.
Самые наихудшие предположения Бабия сбылись. «Слишком уж легко шел к нам успех,— думал Трубин.— А легкого в жизни ничего нет. Вот и первое препятствие...»
Ночь у Трубина прошла без сна. Ворочался с боку на бок, думал: «Неужели ошибся? Не должно бы. А если заказчики все же не подпишут процентовку? Тогда банк прекратит финансирование. А дальше? Рабочие останутся без зарплаты. Кто за все это ответит? Ясно— кто. Так можно угодить и под суд. Поторопились, явно... Но ведь сам Шайдарон сказал: «Осваивайте бетонирование без прогрева». Вот и освоили... А теперь триста кубометров на моей шее».
Под утро он забылся. Ему снилось, что он в кабинете Шайдаро- на. Клинышек бородки прыгал перед глазами. Шайдарон не то пел, не то ругался. Трубин вдруг увидел себя в зеркале. Он был так же, как и прежде, побрит и надушен и все тот же безупречный костюм был на нем, но странное дело, он не имел прежней внутренней силы, все тело, как ватное... и все на нем казалось смешным и никому ненужным. Ему подумалось, что он просто жалок в этом безупречном костюме.
С Шайдароном удалось встретиться лишь в конце дня.
— Знаю, знаю,— заговорил тот сразу, едва Трубин переступил порог кабинета. — Хорош, ничего не скажешь1
Озен Очирович постукивал пальцами по столу, клинышек бородки был неподвижен. Непонятно: сердился он или нет?
— Садись. Выкладывай.
— Вот так получилось... Хотелось, как лучше. — Трубин вздохнул, полез за папиросами.
— Побили тебя заказчики? На попятную пойдешь?
У Трубина отлегло от сердца. Если Шайдарон так заговорил, то ночные страхи можно выкинуть из головы.
— Проверено же все, Озен Очирович! Несколько раз...
— Уверенность есть?
— Само собой.
— Если никакой ошибки нет... А все говорит за то, что ее нет. Тогда никто нам не страшен.
— А что делать сейчас?
— Я послал запросы в Иркутск и Красноярск. Посмотрим, что они ответят. А пока... Сам-то ты, как думаешь? Триста кубометров нашлепали. Продолжать или остановиться?
— Надо поговорить с бригадой Бабия. Они же останутся без
зарплаты.
— Без зарплаты не останутся. Что-нибудь придумаем.
— Если так, то надо продолжать,— сказал Трубин, чувствуя, что только такого ответа ждал от него Шайдарон.
Черс-з неделю был получен ответ из «Промстройпроекта»: разобрать все фундаменты, бетонирование вести строго по существующей технологии. А вскоре пришло письмо и из «Востсиборгтехстроя»: продолжайте опыты...