— Нет смысла,— сказал главный инженер мостопоезда.— У нас и так времени в обрез. Да и никакие акты не убедят меня сейчас в том. что бетонированию без подогрева должно быть отдано предпочтение. Об этом я подробно скажу позже.
От опытного бетонирования члены комиссии отказались в один голос. Председатель пояснил Шайдарону и Трубину:
— Мы охотно верим в точность и достоверность всех ваших экспериментальных изысканий. Посудите сами, нужно ли повторяться? Одним экспериментом больше, одним — меньше... Дело не в этом.
— А в чем же дело?—спросил Шайдарон.
— Заказчик решительно настаивает вести бетонирование по существующей технологии. Ничего другого он знать не хочет.
— Именно так,—поддержал председателя директор комбината.— Нам в этих цехах работать, нам давать продукцию и мы вправе требовать от строителей, чтобы они соблюдали технологию.
— Вы же отказываетесь от собственной выгоды!—не удержался Трубин.— Бетонирование в главном корпусе обходится вам в несколько раз дешевле. Неужели это для вас не играет никакой роли?
Директор скептически улыбнулся:
— У меня есть смета, молодой человек. И я придерживаюсь ее. Пожалуйста, не агитируйте меня, ибо я в бетонировании ничего не смыслю. Для меня «сия тайна велика есть». Я хочу одного. Не называйте меня консерватором. Да, да. Всякий опытный эксперимент, прежде чем попасть в серийное производство, должен пройти всестороннюю проверку. А вот у вас, молодой человек, этой всесторонней проверки как раз и не было.
Председатель слегка кивал головой, пока выступал директор.
— Давайте, товарищи, выскажемся по существу,—предложил он.
Слово взял главный инженер мостопоезда:
— Я охотно верю в точность и достоверность опытов, проведенных трестом. Вполне можно полагать, что сила сцепления бетонов достаточно велика. Но, товарищи, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что все это могло быть чистой случайностью.
— Позвольте! Как это можно?..
— Молодой человек!— председатель укоризненно качал головой, поглядывая на Трубина.
— На первый взгляд, выражение «чистая случайность» может показаться неубедительным,— продолжал главный инженер. — Но представьте себе, что в бетоне или плите существуют какие-то неизвестные компоненты. Эти компоненты, никем не открытые и не контролируемые, сегодня действуют благотворно на свертывание бетона, а завтра их действие прекратится — ив фундаментах возникнет ледяная корка. Надо тщательно изучить цемент... какие поступали сорта, откуда поступали. Изучить явление миграции, возможен ли перенос мельчайших частиц цемента к холодной поверхности. Как выделяется холод из металлических элементов, каким образом перемещается холодный бетон, уступая место теплому внутри конструкции. Мало ли что, все бывает в жизни. В принципе я не против ваших новшеств и сам бы с превеликим удовольствием внедрил их у себя в мостопоезде. Но, товарищи, нужно семь раз отмерить, один раз отрезать. И я понимаю положение директора, когда с него требуют деньги за эксперимент, который недостаточно проверен.
Представитель Научно-исследовательского института подробно остановился на «отсутствии теоретических обоснований в эксперименте Трубина».
— Что же получается, товарищи?— спрашивал он. — Всегда считалось, что при соединении горячего бетона с поверхностью плиты ростверка, на которой минусовая температура, образуется ледяная прослойка. Почему именно ледяная? А потому, что в общем процессе холод побеждает тепло. Бетон, разумеется, должен застыть. Но теперь позвольте вас спросить, почему же в разбираемой нами конкретной ситуации ледяная прослойка не возникла? Я не берусь теоретически обосновать, как это произошло. По никакие серебряные полтинники, уважаемый товарищ, не могут... — В кабинете прокатился смешок. — Да, да. Я считаю, что процесс проверки еще не завершен. Нам нужна обоснованная теоретическая база. Одно дело —не греть грунт, а другое дело — плиту. Внедрять в строительство предлагаемый метод бетонирования рано, товарищи. Возможно, наш молодой коллега стоит на грани открытия, но пока... Пока он сам еще идет ощупью.
От завода железобетонных изделий на совещании выступила Даша Елизова. Голос ее звучал глухо, но спокойно. Она подчеркнула, что «бетон требует к себе самого внимательного отношения, что опыты товарищу Трубину следует продолжить, что он находится на перспективном и интересном пути, но до производственного внедрения еще далеко».
— Мы не знаем, что произойдет летом,— заявила она. —Летом фундаменты могут не выдержать.
— Почему?— спросил Шайдарон.
— Если бы можно было ответить на все «почему»,— развела руками Елизова.— Изменяется температурный режим, характер атмосферных осадков, да мало ли что... Вот подойдет лето и проверьте. Я первой буду приветствовать вас, если прочность бетона сохранится.
Шайдарон и Каширихин попросили членов комиссии подождать с неделю.
— Что это вам даст?— спросил председатель. — Не думаете ли уж вы, что члены комиссии изменят свое отношение к бетонированию?
— Нет, не думаем. Этот срок нам потребуется для выяснения кое-каких деталей,— ответил управляющий.
Члены комиссии не возражали подождать неделю. Директор комбината заявил, что это будет «последняя неделя» и, если строители не внемлят здравому смыслу, он напишет в обком.
Глава девятнадцатая
Нежданно-негаданно Бабий пригласил Трубина на свои именины. Трубин хотел, было, отказаться.
До именин ли ему... Но Бабий не отставал: «Не обижай, Григорий Алексеич! Ни разу же не был у меня».
Софья, обычно не охочая до гостей, согласилась пойти к Бабию.
Григорий удивился. Уж не надумал ли Бабий свести его с Софьей? Да и та странно вела себя. Согласилась пойти...
На именины пришли бригадиры Цыбен Чимигдоржиев и Аким Твердохлебов, Колька Вылков, Рая, Мих. Остальных Григорий не знал. Напротив его сидел со скучающим виноватым лицом бригадир плотников Твердохлебов. «Чего он скучает?— подумал Трубин. —II почему у него виноватое лицо?» Рядом с Твердохлебовым сидела красивая женщина. Она была красива правильностью, соразмерностью форм и линий лица, рук, ног. Она глядела на всех строго, держалась недоступно и похожа была на афинскую богиню.
Именинник старательно скрывал свой возраст, дурашливо выкрикивал, играя плечами:
А я мальчишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, сорок...
Менялись тосты, менялись закуски. Только настроение Трубина не менялось. Водка сделала его еще более мрачным и менее разговорчивым. Шутки и смех казались неуместными. Какая-то убогая серость надвигалась на него отовсюду.
Жена Бабия, полная, кудрявая, раскрасневшаяся, кричала через весь стол такой же полной и раскрасневшейся жене Твердохлебова:
— У каждой жены есть «дело» на своего мужа. У каждой на каждого! Ты отдай мне «дело» на своего мужа. Отдай!
Та смеялась и несогласно мотала головой.К Трубину подсел Бабий. Заговорил быстро, несвязно, не всегда понятно:
— Уважаю тебя. За что? Сам знаешь. Вот как! А эта комиссия... Я тебе говорил, Григорий Алексеич! Предупрежда-ал!
— Давай не будем...
— А ты знаешь, что у меня жена всегда говорит? «Не ты моя половина, а я твоя половина». Во как! Видел? «Не я твоя половина, г ты моя половина». «Не-ет, погоди! «Не ты моя... не я твоя половина». Че-ерт, совсем запутался в этих «половинах»!
Бабий повернулся к Софье, заговорил туманно:
— Две хорошо относящиеся ко мне женщины спрашивают: «Вы, Георгий Николаевич, наверное, душа в душу живете с женой?»
А сам бочком косился на жену — хотел понять, слушала она его или нет. Убедился, что не слушала. И сразу потеряв интерес к начатому разговору, спросил:
— Вам нравится моя двоюродная сестра?
Это он про «афинскую богиню».
— Нравится,— сказала Софья.
— Когда она идет с мужем, голову держит так... кверху. Прямо загляденье.
Трубин улыбался. Гнетущее чувство постепенно рассасывалось. «Этот Бабий мертвого рассмешит»,— думал он. И тут он вздрогнул от какого-то знакомого, полузабытого слова, произнесенного Бабием. Трубин прислушался. Именинник рассказывал Софье о... Флоре. «Вот уж ни к чему,— поморщился Григорий. — И что он может наболтать? Чего он знает? Испортит ей, Софье, вечер».