Пролог
Сны порой снятся очень реалистичные и слишком активные… Иногда они могут уводить в тёмные, бездонные пропасти, где тонешь в небытии, а иногда дают вынырнуть на поверхность, вроде бы очнуться — и тут же ввязывают в какое-то действие, которому веришь, что оно настоящее. А потом спохватываешься, потому что в этом настоящем замечаешь несуразности. И всё равно не веришь, что спишь…
… Очнуться сидящей в каком-то ледяном каменном углу, обняв колени, — нехилое впечатление даже для сна.
Следующее ощущение — крупная дрожь от холода и мерно сыплющего сверху промозглого дождя на и так насквозь влажную одежду. Откуда эта вода… Где одеяло… Наверное, снова упало на пол, а проснуться — никак…
А когда она с трудом подняла голову взглянуть на слишком светлое даже сквозь веки — снова поспешно зажмурилась: мир взял столь стремительный разгон вокруг неё, что от головокружения затошнило…
Потом послышались (точней — проступили сквозь стену. Кажется) голоса, от которых захотелось спрятаться, потому что они были слишком пронзительными, и она из-за них чувствовала себя больной. А вокруг уже кричали. И крик в сновидении болезненно бил по ушам. Потом в общий ор растерянно вопивших над головой вмешался встревоженный мужской голос:
— Отойдите от неё! Это моя сестра!
Неизвестные люди сразу замолчали и отодвинулись — по тем же сонным ощущениям. Они ещё говорили — по ощущениям, горланили, но уже не так громко, что-то обсуждали между собой — с интонациями «вот как оно бывает».
Она не успела открыть глаза, чтобы посмотреть, кто назвал её сестрой. Сквозь веки почудилось: будто туча надвинулась сверху, а потом кто-то взялся за её подмышки — и она взлетела на чужих руках, а потом поневоле прижалась к чужому телу — безвольной головой к плечу, тоже холодному, потому что верхняя одежда мужчины промокла. Что-то взметнулось над головой, и стало совсем темно: кажется, её укрыли от дождя?.. Странные ощущения от действа, происходящего во сне. Слишком реалистичные…
Потом началось движение: её несли на руках. От дыхания под накидкой вскоре стало теплей обычного, и она, всё ещё крупно дрожа, снова услышала голос того, кто назвался её братом (у неё никогда не было братьев — напоминало слабо возмущённое сознание, а потом его отголоски затихали!), его лихорадочный шёпот:
— Сестра, милая, ты только не умирай, ладно? Сейчас придём домой, разогреем тебя… Выпьешь горячего чаю… Ты только не умирай! Иначе мы все пропадём без тебя…
Она слышала равномерный, бивший по ушам треск и грохот, как будто тяжело груженные телеги быстро ехали по камням, и в этом грохоте пряталось лошадиное поцокивание… Но ведь такого быть не может. Машины в дождь обычно ездят без грохота, с шипением колёс по мокрому асфальту… Ах, да…Это же сон.
Потом грохот стал уменьшаться, как будто её уносили подальше от оживлённой дороги. Оставался лишь плеск воды под ногами спешащего мужчины. Болезненное ощущение слабости заставляло прикрывать глаза и сильно сжиматься от промозглого холода, да ещё, как ни странно, задрёмывать…
— Никас, это она? — вдруг ворвался под накидку детский голосишко. — Ты нашёл её?
— Нашёл-нашёл, — скороговоркой ответил нёсший её мужчина. — Открывай калитку.
Металлический скрежет возвестил о том, что его просьбу (а сказал он мягко), кажется, только что выполнили… Она засыпала от холода, слишком медленно согреваясь в равномерном движении, совершенно равнодушная к происходящему от слабости, и в полудрёме слышала:
— … Горячую воду налить бы ей… В сухое переодеть…
— Никас, а она не умерла?
— Клади её на лежанку!
— Лисса, принеси одеяло с камина — оно уже согрелось!
Её, абсолютно безвольную, уже лежавшую на чём-то сравнительно мягком, а главное — сухом, раздели, закутали в тёплое, местами даже горячее одеяло, а потом подняли ей голову. Шея не могла, не хотела напрягаться. Голову ей придержали и заставили выпить воду — чуть горячей, чтобы можно было назвать тёплой. Обычную воду, если бы не едва уловимый привкус мёда и мяты… С трудом глотая, она выпила — и тепло разлилось внутри… Голоса стали тише, и она заснула с мыслью о том, что ноги остались холодными и их трудно согреть…
— … Агни…
Шёпот толкнулся в ухо.
Аня открыла глаза в темноту. Открыла рот, чтобы лучше слышать эту темноту.
— Агни, я замёрзла, — прошептал кто-то очень близко, дыша теплом в её лицо. — Пусти меня к себе, под одеяло…
Она выпростала руку из-под одеяла, внезапно испуганная. Дома никого из посторонних не должно быть! И тем более — детей.
— А-агни-и… — обиженно, чуть не плачуще проныл уже вслух детский голосок.
Осторожно, боясь слишком сильно откинуть пышущее жаром одеяло, а потому прижимая его к себе, она села на кровати — и снова пока ещё слабо удивилась: почему так жёстко? Вроде и матрас есть, но… И в этот момент, наверное, наклонилась чуть в сторону: свет откуда-то издалека мягко очертил линии махонькой фигурки, стоявшей рядом. Снова плачущее: «Агни, мне холодно-о…»
Она подняла руку и неуверенно опустила ладонь на голову ребёнка. А потом снова легла и отодвинулась, всем своим движением приглашая: «Иди ко мне». Маленькая, тощая, слишком прохладная для ребёнка, даже закутанного в одежду, фигурка быстро юркнула под приподнятое одеяло. Аня решила разобраться со странным сном утром, когда солнце привычно войдёт к ней в комнату… А пока… Обняв прильнувшего к ней ребёнка, грея его и дыша горячечным теплом в его макушку, она подоткнула со всех сторон одеяло и постаралась уснуть… Последняя мысль: она где-то сильно простыла — и ей снова снятся странные сны.
Глава первая
Аня открыла глаза в серую пасмурь. Утро? Вечер?
Дезориентированная после глубокого сна, она тихонько вздохнула.
Мышцы, зажатые то ли от желания сохранить тепло, то ли из-за последствий страшного сна, постепенно расслаблялись. Особенно после того, как она поняла, что находится в незнакомом месте.
Плохо видны предметы. Пока Аня осознавала лишь, что находится в громадной комнате. В пустой комнате. Точней… Мебель вроде была, но её так мало, а помещение такое большое, и потолки неожиданно высокие. Потом она поняла, что её голова лежит на странной, очень тощей подушке, а под её одеялом, от которого пахнет затхлостью и сырой пылью, спит кто-то маленький. Сон предупреждал. Но Аня всё равно не поверила. Заглушив желание приподнять одеяло — помнила жалобу из сна: «Агни, я замёрзла…», она некоторое время лежала неподвижно, ожидая, когда в комнате станет светлей. И раздумывала. Где она? Всё совершенно незнакомое.
Вчера она легла спать в собственной постели.
И… что теперь? И откуда здесь… брат? Откуда ребёнок, лежащий сейчас под одеялом? Аня напряглась: а ещё она помнила другие голоса, и их было достаточно много. И человек, назвавшийся братом, сказал странную вещь: «Иначе мы все пропадём без тебя…» Что это значит? Нет, её точно не похитили, и эти люди точно не бандиты. И размышлять впустую — смысла нет. Надо дождаться, пока всё объяснят сами.
— Лисса… — услышала она шёпот и скосилась посмотреть на зовущего.
Ого. Вот и входная дверь. В полуоткрытом проёме склонился мужчина, очертаний которого в полумраке комнаты почти не разобрать.
— Лисса, ты здесь?..
Прикинув, кого именно зовут, Аня, лежавшая на боку, хрипловато (горло побаливало) выговорила:
— Под одеялом… у меня…
— Ты очнулась, Агни! — всё ещё говоря тихо, обрадовался мужчина и что-то сделал такое, после чего в его руках оказалась зажжённая свеча. Он быстро подошёл к кровати и присел перед ней на корточки. Такой счастливой улыбки она давненько не видела.
В замешательстве захлопала глазами. Она Аня — это помнила. Но назвали её странно — Агни. Спутали с кем-то? Вряд ли… И как теперь разговаривать с этим мужчиной? По голосу узнала — это тот, кто назвался её братом. Теперь она его в пламени свечи немного разглядела. Симпатичный. Смуглый, большеглазый, чуть горбоносый. Правда, лицо худое-прехудое, словно давно не ел досыта. И широкоплечий, как кирпичник, который долго занимался ручной кладкой… Но это подождёт. Как бы выяснить, что происходит?
Мужчина тем временем ласково погладил её по голове, поправил одеяло. И Аня в растерянности вздрогнула: он освободил её… косы! Нет, одну косу — потрёпанную, видимо давно не чёсанную, тёмной змеёй соскользнувшую с плеча. Длинная… Да Аня вовек таких не растила… И, растерянная, она поняла одно: пора объявить об амнезии!
— Я ничего… не помню… — прошептала она в ответ на ласку.
Мужчина понимающе кивнул.
— Неудивительно. Ты получила слишком большую дозу колдовской отравы. Болела так, что мы решили — уже на ноги не встанешь. А когда вроде начала поправляться, ещё хуже стало — ты начала убегать из дома.
— А что… со мной случилось?
Мужчина оглянулся на входную дверь, встал и подошёл к ней закрыть. Затем тихонько взял откуда-то большой, мягкий, но очень обшарпанный стул.
— Меня зовут Никас. Я твой старший брат. — Он помолчал, но не оттого, что ждал от неё на это сообщение какой-то реакции, а потому что отодвинул от края кровати край одеяла и со стула пересел ближе к Ане. Улыбнулся, взяв её за руку, и продолжил: — Мы рано осиротели. Мы — это пятеро детей, оставшиеся из всей семьи. Ты, самая старшая из сестёр, после смерти матери решилась выйти замуж за самого богатого на нашей улице мага, чтобы помочь всем нам. Он давно к тебе сватался. А ты всегда была решительной. Вышла. Но прожила с ним недолго. Он был не очень стар. — Никас пожал плечами. — Но очень любил деньги. И брал слишком много дел, связанных с магией проклятий. Однажды вляпался в старинное проклятие, которое ему заказали снять. Когда его не стало, ты перевезла всех нас сюда, в его дом. Ведь он достался тебе по наследству вместе с усадьбой. Дом старый и не очень уютный — твой муж был скуповат на обстановку для него. Зато нам теперь не надо снимать углы у других хозяев. Вот только… У твоего умершего мужа нашли завещание: да, дом с усадьбой остаётся тебе, но деньги, которые он хранил в банке, перешли к его младшей сестре. А той показалось этого мало: она наслала на тебя проклятие на смертельную болезнь и подсунула отраву. Ведь после твоей смерти дом тоже переходил к ней. — Никас передохнул от долгой речи, а потом с тревогой спросил: — Хоть что-то ты вспомнила?
— Нет… — вздохнула Аня, внутренне замирая от ужаса: а что случилось с её телом там, в своём мире, если душа перешла в тело здешней женщины?! Не хотелось думать об этом, но по логике, если души поменялись местами, если та Агни здесь умирала, то и она, Аня… её тело тоже умерло там?..
Но сознание постепенно приходило в норму, и она нерешительно спросила:
— Можно встать? Уже утро? И… где моя одежда?
— Сейчас всё принесу, — отозвался Никас и встал.
— Никас, а Лисса? Почему она прибежала ко мне среди ночи?
— Агни, — улыбнулся «брат», — ты что — не помнишь, как горела ещё вчера от магически вызванной лихорадки? Да ты так полыхала, что я сразу понял, куда могла сбежать Лисса, чтобы погреться.
Он вышел, а у Ани появилась новая проблема: будить или не будить так хорошо пригревшуюся под одеялом девочку?..
Некоторое время женщина полежала неподвижно, думая о том, что Никас познакомил её только с поверхностным положением дел семьи той Агни, чьим именем он её называет. Что же произошло? Её закинуло в параллельный мир? Или в прошлое? С каким-то условием, типа — заменить умирающую женщину, чтобы эта семья не пропала? А что на самом деле случилось с Агни? Никас сказал — колдовство, магия… Неужели такое может быть всерьёз?! Никогда она не была слишком суеверной или верящей во всякое… неземное. Но нынешнее положение… Хм. То есть… Она должна не просто заменить, но… И почему она не помнит, что с ней было в её мире?
— Агни… — прошептали из-под одеяла. — Никас ушёл?
Она приоткрыла кончика одеяла, чтобы не выпустить сразу всё тепло. На неё сонно моргала худенькая девочка лет пяти, чумазенькая и со всклокоченными короткими светлыми, почти белыми волосёнками. Вот она зевнула во весь свой ротишко, а потом, жмурясь, улыбнулась, глядя снизу вверх.
— Я так хорошо спала, Агни! Ты всегда такая горячая?
После краткого стука в дверь вошла хмурая девочка-подросток, лет тринадцати, с гладко причёсанной тёмно-русой головой и тощей косичкой, в длинном платье с разрезами по бокам. Она молча вынула Лиссу из-под одеяла и унесла малышку, нисколько не протестующую, — видимо, потому что та выспалась в тепле. А Аня осталась хлопать глазами в недоумении: это кто — вошедшая и тут же ушедшая? Одна из пятерых детей, а значит — ещё одна её младшая сестра? А кто же ещё один ребёнок? Мальчик, девочка?
Но худенькая девочка вернулась с чашкой горячего чая и с охапкой одежды и присела на кровати, рядом, как недавно сидел с Аней Никас.
— Пей, Агни. Тебе надо поправляться, — неожиданно ласково сказала она. — Никас сказал — ты совсем всё забыла, пока болела. Меня зовут Кристал. — И внезапно закрыла руками лицо и расплакалась: — Мы все так боялись, что ты умрёшь!.. Прости, что я плачу, но мне так не хотелось уходить из этого дома!
По плечи укрывшись одеялом, встревоженная Аня села, спустив ноги на холодный пол. Она приняла чашку из рук Кристал, начиная всё больше беспокоиться о семье, в которую попала. Неужели в ней всё так плохо? Присмотревшись к бледно-жёлтому напитку, пригубила от края чашки, решив считать его главным достоинством то, что он горячий… Отпила, ощутив лёгкий вкус трав, а потом задумалась, глядя на «свои» ноги. Всегда было легко сразу садиться на постели, а затем вставать, но сейчас она резко ощутила слабость и этих ног, и тела. Та самая Агни и впрямь переболела очень сильно?
— Боишься встать? — по-своему расценила её взгляд Кристал. — Но сегодня ты выглядишь гораздо лучше! Давай я помогу тебе подняться. Сначала оденешься, а потом встанешь. Вот рубашка, вот нижнее бельё. Вот платье. Туфли я принесла только домашние. Ведь ты больше не будешь сбегать? Никас сказал — лихорадка закончилась!
— Я тоже надеюсь, что не буду, — пробормотала Аня, вдруг сообразив, что в этом мире побег из этого дома — для неё самый плохой выход во всех смыслах. Ладно — в этом доме её вроде как знают. Но в том мире, который для неё постепенно начинался с этого дома, она не знает жизни от слова совсем!
Руки, силой которых она в своём мире всегда гордилась, у этого тела оказались очень слабыми. Подняла их, когда Кристал принялась надевать на неё длинную сорочку, а они сами упали! Аня даже испугалась. Но девочка спокойно приняла положение и, чуть приговаривая что-то успокоительное, помогла ей подняться, чтобы отвести в комнатушку для умывания и прочих гигиенических процедур. Здесь даже ванна была! А потом девочка начала одевать её, как ребёнка. Причём, как чуть позже поняла Аня, этот вариант был весьма замечателен: ведь начни Аня одеваться сама… Да она названия и назначения некоторых предметов одежды и её деталей не знала! Единственное — понравилось, что Кристал неожиданно предложила:
— Наденешь платье или штаны?
Вопрос слегка ошарашил: она-то решила, что попала в мир прошлых веков — ну, примерно, семнадцатый-девятнадцатый, судя по интерьеру помещения, по одежде Кристал и её старшего брата, по цокоту копыт, припомнившегося ей из того болезненного состояния до сна. А тут — штаны для женщины?.. Это что — особая частичка мира, в котором есть магия?
— Ну, если можно, штаны, — нерешительно сказала она.
— Хорошо. Так будет теплей, хотя твоя температура и прошла, а на улице наконец закончились дожди, — энергично кивнула Кристал. — Сейчас оденешься, я принесу тебе мясной бульон, а мальчики выведут тебя в сад.
— Какие мальчики? — ошеломлённо спросила Аня.
— Наши с тобой братья, — улыбнулась Кристал. — Ты и это забыла?
— Но как же… Лисса? — только и сумела выговорить Аня, одевшись полностью. Она, если честно, поразилась: если детей пятеро, то почему мальчик не один, а двое?
Девочка поморгала на неё озадаченно, а потом снова расплылась в улыбке.
— Ты даже забыла, что нашла Лиссу на улице?
Аня открыла рот… и закрыла. Ну, предположим…
Кристал встала и убежала из комнаты, а Аня выдохнула: кажется, все в этом доме уверены, что она потеряла память из-за… Она хмыкнула: странно даже выговаривать — из-за колдовской отравы. Но… Если отрава, то кто ей дал её? Кто-то настолько близкий, что она могла принять что-то съедобное из его рук?
Впрочем, всё это подождёт. Есть дела поважней. Например, как побыстрей прийти в себя и не быть обузой в семье, которая, кажется, и так испытывает лишения.
Итак, здесь есть старший брат, девочка-малышка, девочка-подросток и ещё два брата-подростка, которых она не видела, но Кристал легко назвала их «мальчиками». Интересно, а они какого возраста?.. Но, что называется, к актуальным вопросам примешивались вопросы другие. Всё, что Аня о себе помнила: она ложилась спать. Она замужем? А… её семья? Есть ли у неё дети? Что-то такое вспоминалось, что она вечно куда-то бегала, что-то постоянно делала и кому-то помогала… Она морщилась, напрягала мозги — впустую. Прошлое словно отрезали от неё и выбросили…
Вздохнув, Аня ладонями огладила «свою» одежду: плотная рубашка, длинный жилет с шикарной вышивкой, чуть свободные штаны — эта Агни похудела здорово. Одежда лёгкая и мягкая. Кажется, из довольно дорогих тканей, хоть и потрёпана давним ношением. И кожаные тапочки. Здесь в таких ходят — или именно ей такую обувку принесла Кристал, ну, для больной?
В дверь стукнули. Сначала вошла Кристал, чему Аня очень удивилась: ей-то зачем стучаться? Но следом появились два подростка чуть старше Кристал — четырнадцать им или пятнадцать? Один — тёмно-русый и невысокий, коренастый; второй — почти чёрненький, высокий и худощавый. Если тёмно-русый выглядел крепким и сильным, то второй казался очень хрупким. Хотя первое впечатление обманчиво: чёрненький отошёл вглубь комнаты и принёс к кровати небольшой стол — явно из тяжёлых пород дерева.
— Привет, Агни, — тем временем поздоровался с ней тёмно-русый. — Кристал сказала, что ты поправляешься, но ничего не помнишь…
— Я… Ну, я кое-что… — беспомощно залепетала Аня.
— Да ладно, не горюй, — вмешался чёрненький. — Меня зовут Греди, а это — Кеган. Ты хотя бы помнишь, что мы двойняшки?
— Двойняшки? — прошептала Аня.
А мальчики рассмеялись и быстро накрыли стол: постелили скатёрочку, при виде которой Аня всполошённо подумала: «А есть ли здесь моющие средства и как тут у них с гигиеной?!», потом поставили корзинку с ломтями чёрного хлеба, которую и принесла Кристал, прежде чем снова убежать из комнаты.
— Ты вовремя начала выздоравливать, — звонко сказал тёмно-русый Кеган. — У нас пока ещё есть мясо. А с него ты поправишься быстро.
— Греди! — раздался приглушённый дверью крик Кристал. — Откройте мне! У меня руки заняты! Быстрей!
Аня ожидала, что девочка появится с кастрюлей в руках, но Кристал принесла какую-то плошку, в которой дымилось невнятное варево, а в нём покачивалась ложка.
Они накормили её супом, состоящим из мяса и бульона, на дне обнаружилась крупа. Кроме соли, специй Аня не прочувствовала. Кристал принесла ещё одну тарелку, плоскую — для мяса, которое надо было накрошить. Мальчики к этому времени ушли, так что Аня разделила кусок на три части — себе, Кристал, которая даже из вежливости не стала отнекиваться, и Лиссе, ворвавшейся в комнату и сразу протянувшей ладошки:
— Дай!
Отрезая по кусочку, Аня опять слегка испуганно размышляла, приучила ли их та Агни к кусочничеству (или попрошайничеству?), едят ли дети вообще мясо? И кто варил этот суп? Мясо разварилось достаточно хорошо, хотя чувствуется переваренность.
Лисса, одетая в то же мятое платьице, в котором была, когда спала под бочком Ани, съела свою порцию первой и, ожидаемо для Ани, немедленно осмотрелась, справились ли едоки со своими кусками. Сморщилась от досады: опоздала! И схватила последний ломоть хлеба. Кристал спокойно восприняла жадность девочки, и Аня решила помалкивать, но потом обязательно разобраться, почему Лисса так себя ведёт и почему ей так себя вести позволяют.
Почти одновременно пришли мальчики. Кристал унесла посуду. А Кеган накинул на плечи Ани то ли покрывало, то ли плед и помог подняться. И вся компания сопроводила Аню в сад. Аня, вообще-то, поначалу ожидала, что её просто оставят среди яблонь на какой-нибудь скамеечке. Однако, когда вышли из комнаты, она, бережно ведомая под руки, сообразила, что и речи нет об обыкновенном деревенском или дачном саде, представшем в воображении при одном только слове «сад».
Оказалось, что «её» комната находится на втором этаже. И если в комнате сейчас, когда Кристал раздёрнула шторы на окне, купалась в солнечном свете, то в коридоре было довольно темно… Сквозь болтовню ребятишек Аня слушала, как поскрипывают деревянные полы, отмечала, что под ногами не обычные половицы, а деревянные интарсии, складывающиеся в причудливый геометрический рисунок.
Спустилась она с помощью «братьев» и «сестры» и в сопровождении радостно подпрыгивающей Лиссы в полутёмный холл, похожий на крестьянскую избу летом, когда на улице солнце, но в помещение не попадают. Мгновенное удивление, когда осознала сравнение с деревенской избой: «Я была… деревенская?» Машинально взглянула на руки. Необычно длинные пальцы и чуть ли не аристократические тонкие запястья привели в чувство, заставив грустно улыбнуться: «Хочешь узнать, кто ты, по чужому телу?»
— Ты уже хорошо стоишь на ногах, — одобрительно сказал разговорчивый Греди. — Как ты хочешь выйти — через парадный вход или из задней двери?
— А можно… — робко начала Аня. — Можно через парадный вход, а потом обойти дом и посмотреть на заднюю дверь?
Мальчики переглянулись, а потом уставились на Кристал. Вновь удивлённая, Аня тоже взглянула на девочку. Почему они смотрят на сестру? А Кристал явно над чем-то размышляла, после чего кивнула братьям и сказала:
— Я сумею её поддержать. Бегите. Никас ждёт вас.
Глядя со всех ног удирающим куда-то мальчикам, Аня не удержалась:
— Куда они?
— Никас работает, а братья помогают ему, — спокойно ответил Кристал, словно решила не обращать внимания на то, что вопросы Ани слишком… наивны для человека, который всего лишь забыл кое-что из прошлого. Или для девочки-подростка человек, задающий такие вопросы, и в самом деле — это нормально? Придётся ещё немного выждать — решила Аня, чтобы разобраться во всём.
Лисса, носившаяся вокруг них, помчалась вперёд — к двери, за которой пропали братья. Она с трудом потянула на себя эту высокую и явно тяжёлую дверь за резную ручку. И через пару минут Аня, невольно подавшаяся вперёд (тёплые солнечные лучи мягко легли на лицо), под руку с Кристал вышла на крыльцо с четырьмя небольшими колоннами, а затем осторожно сошла по лестнице в несколько ступеней. И, пройдя ещё несколько шагов, чуть потянула за локоть Кристал, чтобы та остановилась. Девочка послушно встала на месте, а Аня обернулась и от неожиданности открыла рот.
Дом вздымался перед ней в два этажа, сверху словно нахлобучив шляпу — крышу крутоголовой и продолговатой мансарды. Впереди же — Аня снова развернулась — простиралась (другого слова не нашла) дорога между когда-то красиво подстриженных кустов, сейчас разросшихся. Дорога заканчивалась воротами из выкованных больших дубовых листьев. Этих листьев было так много и все они так гармонично соединялись между собой, что Аня невольно застряла взглядом на воротах, пытаясь проследить за игрой соединения.
И, только услышав рядом смешок, очнулась.
— Ты опять попалась! — весело сказала Кристал. — Вечно одно и то же!
— Почему — попалась? — спросила Аня.
— Ворота заговорённые с обеих сторон, и ты всегда останавливалась, чтобы смотреть на них долго-долго!
— А на что заговорённые?
— От чего, — поправила Кристал. — От враждебного глаза.
— А от сестры моего мужа, значит, это не спасло, — задумчиво сказала Аня.
— Ну, твой муж не думал, что она будет настолько жадной, — спокойно сказала девочка. — Лисса, не уходи далеко!
Малышка вернулась с букетиком розовых цветов и, взяв Аню за руку, пошла рядом, болтая о других цветочках. Уже втроём они обогнули дом по каменным плиткам дорожки, и Аня вновь вздохнула от полноты впечатлений: позади здание было украшено пристроем, больше похожим на архитектурный памятник, чем на открытую террасу, в глубине которой пряталось нечто похожее, если судить деревенскими терминами, на крыльцо. Навес террасы поражал изысканной лепниной — Ане ещё показалось, что слишком тяжёлой. А вокруг столько всяких небольших декоративных столбов, поддерживающих крышу пристроя, и вазонов — с цветами! Но больше всего терраса показалась памятником не столько из-за своих форм, сколько из-за того что её обросли настоящие кустарниковые заросли. Приблизившись, Аня сообразила, что в основном это плющ, хотя о нём знала лишь понаслышке да на фотографиях видела.
Кристал подвела её к солидной скамье под круглой крышей (портик, что ли?) — из какого-то камня, и помогла сесть. Рядом сначала примостилась Лисса. Но её кипучая натура не выдержала долгого сиденья на одном месте, и малышка сбежала куда-то в высокие кусты. Аня даже заволновалась: не заблудится ли в них девочка? И успокоилась, когда та снова выскочила к скамье.
А когда Аня посмотрела от террасы дальше, оцепенела: громадный сад (даже отсюда видно) постепенно переходил то ли в лес, то ли в парк, одновременно делясь надвое громадной чашей воды! Что это? Пруд? Озеро?
— Это… — Она запнулась, потому что горло перехватило от полноты впечатлений. — Это всё наше?
— Нет. Там, где высокие деревья склонились к воде, отсюда не видны решётки, отделяющие нашу часть озера от соседних поместий. Жаль, ты не умеешь плавать, — вздохнула Кристал. — Никас успел починить купальную беседку — через два-три солнечных дня могли бы и искупаться все вместе.
«Как это не умею плавать! — про себя возмутилась Аня, вовремя спохватившись и закрыв рот, потому как едва не выдала себя. — Очень даже умею!»
— Ну вот, — продолжила Кристал. — Вот это всё твоё…
А Лисса с писком поскакала по дорожке к садовым деревьям — кажется, к яблоням.
Глядя ей вслед, Аня вдруг прочувствовала, как холодная волна прошла по позвоночнику. «Вот это всё твоё…» И память будто прорвало. Она вспомнила.