Наконечник вечного пера выводил Терри из себя, то оставляя за собой то жирную полосу чернил, то напротив, на сухую царапая бумагу. Не оставалось сомнений — сломанное перо выдали как часть наказания.
Писать развернутые объяснительные, вместо того, чтобы коротко и ясно назвать техника жадным упрямцем, Карьяна — вором и подлецом, а Радека — зарвавшимся грубияном, было непросто. Приходилось изобретать корректные и обтекаемые формулировки, а перо было настолько своевольным, что казалось, будто оно противится и отказывается писать пустые фразы.
Терри поднял глаза на смотрителя. Карху катал в пальцах новую папиросу и задумчиво поглядывал поверх головы бакалавра на приоткрытую форточку. Что-то в его поведении казалось странным, неправильным. Он был слишком… слишком спокоен для рядового дежурного смотрителя. Почему-то сами собой вспоминались те двое на суде. Риттау и степняк, имени которого Терри не смог бы вспомнить даже если бы ему пообещали ключи от личной лаборатории.
— Что, Риамен? Не знаешь, что придумать? — добродушно усмехнулся старший магистр, заметив, что бакалавр давно не пишет.
Его недоверие обожгло как пощечина. Терри даже не думал лгать. Он всего лишь считал необходимым сохранить лицо. Мать учила его делать все «как подобает». Как бы он не опростился с тех пор, сознательно уходя от роли ее наследника, где-то в области позвоночника все еще торчала вбитая с малолетства кочерга образцового воспитания.
— А что бы вы посоветовали… «придумать»? — с прохладцей поинтересовался он, понизив голос, чтобы за приоткрытой дверью кабинета никто не услышал этот вопрос.
Карху заложил папиросу за ухо.
— Могу сказать, чего бы я не советовал. Не пиши о том, что король завербовал тебя, потому что доступ к личным делам студентов практически свободный. Ты же не хочешь, чтобы тебя все считали наблюдателем от короля в академии?
— А это противозаконно? В моей семье считали честью служить королю и стране, — еще суше и на полтона тише откликнулся Терри, вспоминая агитку, которую увидел сегодня утром. Очевидно, с некоторых пор Академия начала противопоставлять свою сияющую непорочность окружающему мраку. А король, должно быть, этот самый мрак и олицетворял. «Король за барьером» — сказал Арчер, и от его слов до сих пор во рту кислый привкус остался, словно от несвежего супа.
Карху добродушно хмыкнул. Его отросшие зачесанные на уши баки придавали ему неиллюзорное сходство с лесным котом. Смотритель размял массивные плечи и откинулся на спинку стула.
— Забавно, что ты заговорил о семейной чести, Риамен. Вот уж вправду говорят: человека поймать проще, чем рыбу. Послушай его и сам поймешь, на какую наживку он клюнет, — Карху сделал характерный жест, каким подманивают собаку: потер подушечки пальцев и сложил губы трубочкой. Терри отстранился. Нахмурился и отложил перо в сторону.
— Послушайте… — начал он, но Карху не стал его слушать. Вместо этого он поднялся и обошел Терри со спины. Приятельски хлопнул по плечу и бесшумно прикрыл дверь в кабинет. И прислонился спиной, чтобы точно никто не открыл.
— Нет, сперва ты послушай, высокородный. Здесь тебе не военная школа, чтобы незаурядный патриотизм демонстрировать кому ни попадя, а мы не гвардейцы, чтобы пятки его величеству лизать. И ты, Риамен, ты тоже больше не гвардеец. Ты понял, что это значит?
— Что я не должен лизать королевские пятки? — вымученно улыбнулся Терри.
— Что-то в этом духе, да. Если бы ты был нужен своему королю или стране, они не отдали бы тебя в Академию. А если отдали, а теперь спохватились — на что это похоже? Им нужен не ты сам по себе, им нужен осведомитель, понял?
Терри запустил пальцы в волосы, как всегда делал Арри, стоило ему разволноваться. Как ни странно, это действительно помогло собрать разбегающиеся мысли в кучу:
— Я понял, — медленно проговорил Терри, глядя Карху прямо в глаза. — Я понял, как проходит собеседование на квалификацию безопасника.
— Свежая мысль, — восхитился смотритель и беззвучно хлопнул в ладоши, изображая аплодисменты. — Считаешь, что при этой беседе не будет ни одного представителя службы, и хватит моей личной рекомендации?
— Очевидно, нужно кого-то пригласить, если вашей личной рекомендации недостаточно, — растерянно кивнул Терри. Он колебался. Стоит ли без обиняков заявить, что опознал в Карху сотрудника службы внутренней безопасности Академии, или нет?
Мужчина вытащил папиросу из-за уха и сунул в рот. Прокатил языком из стороны в сторону и хитро прищурился.
— А ты нацелен на значок безопасника, а, Риамен? — неразборчиво пробормотал он, сунув руку в карман белого плаща за зажигалкой. — Жить не можешь без этой надзорной романтики?
Возразить было нечего. Может и были такие магистры, кто почему-то не хотел получить возможность выходить в город чаще, чем случаются Ярмарки, но вот Терри с недавних пор это стало просто жизненно необходимо.
— Я не ради… — Терри замялся, отчаянно не желая использовать это нехорошее слово, но другое на ум не шло, — надзора.
— Ради пропуска, — подсказал Карху с понимающей усмешкой. — Чтобы за вином удобнее было ходить.
Терри пропустил укол мимо ушей. Тем более что он ни разу не ходил за вином, потому как Тордеррик и Радек справлялись с этой задачей самостоятельно.
— Я так понимаю, что иначе ничего не выйдет, — вряд ли кто-то из бакалавров мог бы похвастаться, что сказал нечто подобное безопаснику. Терри сглотнул вязкий комок в горле и заговорил вдвое быстрее, боясь, что повторится та же самая сцена, которая произошла с господином Пауро — его назовут дерзким и не дадут ничего объяснить. — Вы знаете, что королю нужен соглядатай, и вас это устраивает при условии, что этот человек станет одновременно и вашим осведомителем. А раз так, то мне нужен будет свободный пропуск в город. Такой пропуск есть только у сотрудников службы безопасности.
С легким щелчком открылась крышка автоматической зажигалки и над широкой ладонью смотрителя вырос длинный язык синеватого пламени.
— Бакалавров не берем, — отрезал Карху и не спеша, с удовольствием затянулся. — Защити научный проект, там посмотрим. На твое поведение прежде всего.
Терри опустил глаза на недописанную объяснительную. Все-таки Карху — не смотритель, не рядовой магистр на дежурстве, а тот самый человек, который может подписать «стирание». Сколько раз он уже подтверждал подобный приговор? Или наоборот? Приносил и клал на чей-то стол рапорт, мол, этого нужно «стереть». И все. А магистр еще накануне мог работать над научным проектом, а назавтра уже получал серую куртку и начинал таскать ведра с раствором на крышу…
Терри постарался отогнать подальше колючие мысли о крышах, о растворе и кирпичах. Спросил совсем о другом:
— А мне говорили, что сотрудники службы безопасности не носят белые плащи смотрителей.
— Правильно тебе говорили, парень. У нас такая работа, что лишнее внимание ни к чему. А белые плащи и дежурство — это для воспитания в первую очередь. У нас же тут довольно нетипичное общество. Магистры только формально считаются взрослыми.
Терри немедленно принял последнюю реплику на свой счет и нахмурился, раздосадованный, что Карху так щедро отвешивает оскорбления. Хорошо, ремень на дверной ручке был ребяческим и непродуманным поступком, но с тех пор столько воды утекло! Нет больше того мальчишки, который хотел спросить у мамы, почему она так с ним поступила.
— В тепличных условиях, без собственной семьи, ответственность отрастает долго и трудно. И не всегда. Вот мы и спрашиваем с каждого из вас за всё, что происходит под куполом. Особенно за выходки студентов. Рано или поздно приходит понимание, что плащ — это просто приметная одежда на время дежурства, а ответственность — она в голове, ты понял? — с этими словами Карху со значением прикоснулся указательным пальцем к виску. А затем подошел к столу и настойчиво постучал по листку бумаги.
— Понял, господин Карху.
— А раз понял, значит пиши что должен, Риамен. И думай, что пишешь. Если и впрямь хочешь работать в службе безопасности Академии, тебе нужно научиться просчитывать заранее все последствия своих слов. Любых слов, понял? Подумай, что будет, если ты напишешь, что король отдает тебе приказы, и этот лист ляжет в твое личное дело. Сегодня тебе это кажется неплохой шуткой, а что насчет завтра, когда окажется, что король обложил Академию так, что мы тут будем подошвы без соли доедать? Уже не так смешно, да, Риамен?
Терри молча смотрел на него. Карху вернулся на свое место и утопил окурок в хрустальной пепельнице.
— Молчишь — значит не безнадежен, — резюмировал он.
* * *
Музыка ветра на дверях второй равинтолы пропела свою нежную песню. Терри с нарочито независимым видом вошел в прохладный зал. На этот раз здесь хватало народу. На вешалке висели полдюжины синих курток с нашивками специалистов, а также несколько серых запыленных кепок рабочих. Терри снял фуражку и провел ладонью по волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди. На него никто не обращал внимания. Звенела посуда, бряцали ложки и негромко переговаривались люди. В воздухе висел обманчиво сладкий запах пряной мясной похлебки с томаатти.
Терри едва не вышел из равинтолы так же быстро, как вошел. Если бы не одно «но» — за стойкой стояла Аннели. Ее светлая макушка мгновенно приковала к себе взгляд. Когда девушка подняла глаза от пухлой тетради учета, Терри разглядел очаровательные ямочки на щеках, и окончательно убедил себя, что к неприятному запаху похлебки можно притерпеться. Она ему улыбалась, и это как-то само собой изменило всё. День, начавшийся довольно нервно, показался невероятно удачным: хлеб он мужественно не бросил, в буквальном смысле слова добился аудиенции у Арчера, выполнил поручение короля и даже — неслыханное везение для бакалавра! — почти получил приглашение работать в службе безопасности.
И если бы не скомканный влажный платок в кармане и не три кое-как вымученных объяснительных, которые Карху положил в папку с его личным делом, не перспектива провести очередную ночь рядом с печью и тестомесом, Терри мог бы сказать, что все сложилось как нельзя лучше.
— Мир вам. Чего бы вам хотелось на обед? — вежливо спросила Аннели у невысокого плотно сложенного старшего магистра. Тот как раз подошел к стойке и рассматривал написанное мелом на грифельной доске меню. После него терпеливо стояли в очереди двое рабочих, а потом уже Терри.
— Сладкий пирог, девушка, как договаривались. Вы же меня помните? Я вчера заходил, — мечтательно улыбнулся тот. — Лучше всего с ягодами ажри, но вряд ли у вас такой найдется, не правда ли?
Аннели отрицательно покачала головой и нервно перелистнула лист потрепанной тетради туда-сюда и вновь подняла глаза на мужчину.
— Знаете, пекарня не справляется, — издалека начала она.
Мечтательная улыбка пропала с лица старшего магистра.
— Значит, у вас нет пирога, который я заказывал? — строго уточнил он.
— Нет пирога, — виновато вздохнула девушка. — Только хлеб. Даже не сдобный.
Магистр достал из кармана жилета сложенную вчетверо бумажку, положил на стойку и развернул, чтобы показать Аннели.
— Вы знаете, что это? Это моя премия, — он с нежностью разгладил заломы на листе и развернул так, чтобы девушка за стойкой могла получше разглядеть красную печать: магистр служил в отделе отладки экспериментальных образцов.
— В пекарне не хватает людей, — негромко сказала Аннели. — Никто не печет сладкие пироги, если не хватает простого хлеба.
Отладчик смял лист в кулаке. Без истерики, спокойно и даже как-то буднично, будто давно привык так поступать с выписанной премией.
— Ну да, — только и сказал он. Он болезненно улыбнулся и почему-то оглянулся на Терри, не то призывая его в свидетели, не то считая его таким же виновником, как и девушку. — Лет пять назад это был бы увольнительный лист, — он говорил таким голосом, словно у него внезапно разболелся живот. — Моя семья накрыла бы праздничный стол. А сегодня это бумажка, чтобы обменять на сладкий пирог из казенной пекарни. И то не вышло.
— Мне очень жаль, — еще тише сказала Аннели.
— А мне жаль вас. Всех вас. Вы слишком молоды, чтобы… — магистр обвел глазами притихшую равинтолу. Рабочие терпеливо ждали своей очереди, и никак не реагировали на выступление, а вот студенты вдруг разом отвлеклись от тарелок и прекратили разговоры. Бородатый мужчина в сером костюме-тройке отложил в сторону кусок хлеба и развернулся.
Отладчик осекся, заметив эти настороженные взгляды, услышав это тревожное молчание. Опять улыбнулся той странной улыбкой, больше похожей на гримасу боли. Повторил: «Ну да, ну да, конечно», бросил скомканную бумажку на стойку перед растерянной Аннели и быстрым шагом вышел прочь. Медные трубочки над дверью яростно зазвенели, закачались.
Рабочий подошел к девушке и протянул картонку, наполовину синюю от штампов.
— Мир вам, — устало вздохнула Аннели и, ни о чем не спрашивая, потянулась за узкой печатью, чтобы добавить новый оттиск к длинному ряду. Рабочий молча наблюдал за тем, как она собирает для него обед, а затем взял поднос и отошел, дожидаясь своего напарника. Все повторились: формальное приветствие, оттиск на карточке, полный поднос с первым, вторым блюдом, два ломтя хлеба и сладкий чай с мятой.
Настала очередь Терри. Он шагнул вперед и будто бы случайно накрыл ладонью смятый лист с печатью, который все еще лежал на стойке.
— Аннели, да? — проникновенным голосом уточнил он и переменил позу так, чтобы правая рука непринужденно скользнула по столешнице и опустилась в карман. На эти маневры у него ушло не больше четверти минуты.
Аннели убрала выбившуюся прядь за ухо, бросила быстрый взгляд из-под длинных ресниц.
— Верно. Чего бы вам хотелось? — спросила она, пряча слабую улыбку в уголках губ. Отчего лицо у нее приняло заговорщический вид, будто она хранила какую-то общую тайну, одну на двоих. А еще у нее были поразительные глаза: не синие даже, а такого неуловимого оттенка, какой приобретает морская вода, пронизанная солнцем до самого дна.
Терри забыл, что собирался сострить про праздничный пирог. Он забыл, что она ждет от него ответа — засмотрелся на то, как улыбка постепенно из таинственной превращается в открытую. Она коснулась его рукава:
— Сегодня отличная пряная похлебка. Годится?
Терри сам не заметил, как ему щедро налили полную миску. Должно быть, он кивнул, но не запомнил. Очнулся он уже за столиком, задумчиво кроша свежий хлеб в дымящийся красный суп. Мало того, что суп был для него ядом, так еще и хлеб напитывался мясным бульоном. Терри страдальчески скривился и отодвинул миску.
На пустующий стул напротив упал Арри. Натурально как мешок с зерном и примерно с таким же «у-уф», с каким его сгрузил бы с плеч носильщик.
— Так и знал, что найду тебя в равинтоле, — выдохнул он, убирая пятерней отросшую челку с мокрого лба. — Как прошло?
Он посмотрел на миску, которая оказалась прямо перед его длинным носом, озадаченно принюхался и придвинул к себе ложку.
— Ты в порядке? Здесь определенно баранина плавает.
Терри только рукой махнул.
— Угощайся, сделай милость. Я отвлекся на прекрасные глаза, а за тем, что в этот момент делают руки, не следил.
Арри фыркнул прямо в ложку, и алые брызги разлетелись по белой скатерти. Он спохватился и выхватил из стакана сложенную накрахмаленную салфетку. Но красные пятна безнадежно впитались в хлопковую ткань.
— Я не буду уточнять, чьи руки, чтобы ты не отвлекался от темы, — предупредил Арри, тщательно накрывая пятна расправленной салфеткой. — Меня все равно больше волнует, что было после того, как ты врезал Радеку. Тебе впаяли третий лист?
— Вроде нет, — ровно ответил Терри, наблюдая за тем, как друг спрятал следы преступления и теперь с аппетитом ест его обед.
— А что сказали? Угрожали отчислением?
Терри помолчал. Хотелось все выложить начистоту, как всегда, но осторожность взяла верх. Легко было убедить себя, что молчать стоит хотя бы в интересах самого Арри. Но он понял и без слов.
— Заставили молчать, — он покивал своим мыслям. — Ну ты и влип, Риамен. Как жук в смолу. Поэтому отравиться решил? Вот прямо так сразу и без прощальной записки?
— Я сейчас тебя придушу без прощальной записки, Рантала, — огрызнулся Терри. — Пара кусков вареной баранины меня не прикончат. И за то, что я заставил Радека прикусить грязный язык, меня не сотрут.
Арри понимающе покивал, не переставая жевать.
— Ты тоже заметил, — невнятно проговорил он с набитым ртом.
— Заметил что? Что Радек оскорбил мою мать? — раздраженно переспросил Терри и с силой потер сбитые костяшки на правой руке. Кулаки чесались добавить, но как назло, Радек его не искал, в отличие от Арри. А жаль.
— Все знают, что случилось с твоей матерью, — безапелляционно взмахнул ложкой друг. — Никто, абсолютно никто не сказал бы тебе в глаза таких вещей в ее адрес.
Терри мрачно уставился на мелкое алое пятнышко на белой скатерти.
— Люди способны на что угодно, если знают, что им ничего за это не будет, — как заученную формулу проговорил он однажды усвоенный урок.
— Я бы не сказал, что ему за это ничего не было. Ты свернул ему челюсть. Про то, что ты без пяти минут гвардеец и неплохо дерешься, тоже весь кампус знает. Но он все равно задирал тебя перед собеседованием. О чем это говорит? — Арри почесал кончик носа и глянул пытливо.
— О чем угодно, — фыркнул Терри. — О том, что адъютанты Карьяна вместе со своим командиром спят и видят, как меня стирают. Или, например, что Радек — просто неотесанный болван…
— А почему они хотят, чтобы тебя стерли? Три дня — три драки, и с кем? Как я понял из слов Варии, на Карьяна ты бросился первым. А на следующий день Тордеррик начал драку, еще через день Радек буквально спровоцировал тебя, — выразительно поднял брови Арри. Он помолчал немного и добавил, опустив глаза: — Если бы он что-то про моего отца сказал в таком духе, я бы сам себя не помнил.
— К чему ты клонишь?
— Карьян видит в тебе угрозу и хочет устранить. Причем всегда видел, и всегда хотел. Помнишь, что он сказал на первом курсе, когда ты сознался ему, что король платит за твое обучение?
— Я никогда ничего не забываю, — скрипнул зубами Терри. Надменную физиономию Карьяна он возненавидел именно в тот момент, когда был в отчаянии, а вместо помощи и сочувствия получил презрение.
— Вот и подумай, — с нажимом посоветовал Арри. — На твоем месте я бы держался иначе. Они хотят, чтобы тебя не было — а ты сделай вид, что их уже для тебя нет.
Терри сощурился, обдумывая его слова. Но поймал себя на том, что взгляд постоянно ускользает через плечо Арри — и на губах сама собой появляется рассеянная улыбка, когда Аннели поднимает глаза от пухлой тетради.
Арри мельком оглянулся. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и сделать далеко идущие выводы:
— Еще не хватало, чтобы ты сейчас голову потерял из-за красивых глаз первокурсницы. — Он сухо пощелкал пальцами у Терри перед носом. — Очнись, это у тебя от систематического недосыпа. И ты даже не знаешь, как она заработала часы в равинтоле.
— Я заработал сто часов за два дня, и мне ничего не пришлось для этого делать.
— Это тоже от недосыпа, — проворчал Арри. — Если человек спит больше четырех часов в сутки — он не станет выкручивать руки старшим из-за булочки. По крайней мере, пятидесяти часов в пекарне можно было легко избежать.
Терри оперся локтем о стол и положил подбородок на кулак. От разговоров про сон неудержимо хотелось зарыться носом в колючее темно-синее сукно и на время прекратить думать. Только недавно его всерьез раздражала мысль, что придется всю оставшуюся жизнь конкурировать с заносчивым Карьяном, укравшим его идею. И что нет ни малейшего шанса куда-то переехать, найти другую работу и более лояльных наставников, чем госпожа Парлас, например. Сейчас же у него было чувство, будто его кто-то бесцеремонно вытащил из той мутной прохладной водички и начал выкручивать, отжимать и вот-вот примется возить лицом по полу.
— Так надо было, — вздохнул Терри и устало смежил веки. — Даже знай я заранее про сто часов, все равно поступил бы так же. Пошел бы к королю. И булку бы не отдал. И Радеку бы врезал.
— Почему? Это же глупо, так подставляться. И ради чего?
— Ради свободы. Король обещал мне свободу.
Арри замолчал и молчал долго — Терри успел проснуться в другой реальности и увидеть Аннели, такую трогательную и прекрасную в нарядном платье на званом ужине в его старом семейном особняке, как вдруг изверг Рантала толкнул в плечо и нарочито веселым тоном сказал:
— Ты, кстати, выкладывай, что жёг в своей комнате полночи. Втихомолку готовишь научный прорыв? Без меня?
Терри не удержался и расплылся в довольной улыбке, не открывая глаз:
— Я, кажется, придумал, как сделать «белый огонь». Если все получится, никто и никогда не посмеет меня «стереть».