Терри готовился к очередному дежурству в пекарне как к бою. Пока Аннели сидела в его комнате и торопливым почерком писала ответы к промежуточным экзаменам, он, чтобы не терять времени впустую, отжимался и качал пресс. Делить письменный стол с первокурсницей оказалось даже полезно. Прежде он пренебрегал физической разминкой, а сейчас ему не оставалось других занятий.
Третьего дня, ленясь отжиматься после долгого дня, он предложил девушке сходить вместе в библиотеку — красная книга безмолвно звала его к себе и снилась ночами. Терри, бывало, просыпался в холодном поту: его стал преследовать повторяющийся кошмар, что некий книжный вор в черном плаще и театральной полумаске забирается по ночам в Великую библиотеку и уносит книгу с собой.
Аннели не спорила, хотя на предложение отозвалась без воодушевления. И вскоре Терри понял, почему.
В окружении тесных зелено-полосатых стен комнаты бакалавра девушка чувствовала себя в безопасности и задавала меньше нелепых вопросов. А в просторном зале библиотеки она то и дело теряла концентрацию и без конца переспрашивала, отвлекалась, оглядывалась и понижала голос до неслышного шепота, боясь, что смотритель не то что сделает замечание, а даже глянет неодобрительно! Терри приходилось то и дело отвлекаться самому, вникать, о чем она спрашивает, и так же вполголоса растолковывать. Если понадобится, то и два раза.
Оказалось, что Аннели толком не училась все это время и вообще особых талантов ни к арифметике, ни к механике никогда не имела. И если поначалу Терри еще верил, что она ходит за ним хвостиком из-за того, что так сильно боится техника, то довольно скоро догадался, что настоящая причина скорее в том, что она нашла, наконец, стоящего куратора и стремится наверстать упущенное из-за переживаний и бесконечных дежурств.
Тот куратор, которого ей назначили менторы, оказался примерно того же сорта, что и Карьян: возиться с девушкой ему было неинтересно и он недвусмысленно дал ей понять, что у него есть занятия поважнее, чем тянуть отстающих.
— Неплохо бы, чтобы менторы считали не личную успеваемость, а усредненный балл куратора и подопечного, — задумчиво прокомментировал Терри, с некоторым злорадством представив себе выражение лица Карьяна, который внезапно узнал бы, что больше не лучший студент курса — а все из-за того, что не потрудился объяснить новичку несколько принципиальных положений в теории поля, из-за незнания которых Терри поначалу висел в хвосте списка.
— Он бы тогда еще хуже ко мне относился, — несчастным голосом сказала Аннели. — Так что лучше не надо…
У Терри в голове не укладывалось, как можно бросить тех, кто на тебя рассчитывает, и потому он отодвигал собственные конспекты в сторону, чтобы помочь девушке разобраться со сложной темой. Он утешал себя, что вот-вот ее экзамены закончатся, и тогда если не комната целиком, то уж письменный стол-то перейдет в его единоличное пользование.
Правда, спустя несколько дней, когда Аннели с большим трудом и скрипом, но все же прошла промежуточную аттестацию, его надежды затрещали по швам. Аннели накануне клятвенно обещала дать ему позаниматься в одиночестве, но все-таки снова постучалась в дверь его комнаты.
— Я не буду мешать, просто посижу у тебя, хорошо?
И что с ней прикажете делать? Не выгонять же.
Девушка принесла с собой в корзинке клубок красной шерсти и удобно устроилась в кровати, подложив подушку под спину. Риамен, только-только разложивший на полу — стола не хватило — выкладки для «белого огня», поглядывал на девушку с беспокойством. Накануне он как раз сделал первый более или менее пригодный для работы конспект королевской книги и сейчас планировал прикинуть, как расположить потоки в соответствии с законами древнего искусства — а вдруг стабильнее и экономичнее выйдет? А теперь у него вроде как свидетель, которого не должно было быть.
Терри сдвинул книги так, чтобы они закрывали опорный узел в основании рукояти и понадеялся, что первокурсница ничего не поймет. А она и не присматривалась, стучала себе длинными спицами и довольно споро у нее получалось, хотя в начале работы сложно было предсказать, каков будет результат. Терри ценил, когда человек понимал, что не нужно навязывать разговор, но все равно чувствовал себя как в чужих ботинках. Он привык работать в одиночестве, и теперь мучительно пытался собрать разбегающиеся мысли в кучу. А что хуже всего — при виде Аннели в голову стали лезть фантазии о том, как он посмотрит на техника этим вечером и что ему скажет, как тот ответит и что будет дальше.
Ну невозможно же!
Время шло утомительно непродуктивно. Не столько шло, сколько уплывало. Терри задумчиво грыз карандаш, листая записи в поисках особенно многозначительной фразы о природе небесного огня, которую он точно помнил, что выписал накануне, но теперь потерял.
А потом, когда обе стрелки на циферблате повисли острыми усами вниз, постучал Арри. Они договорились, что за пару часов перед отработкой обсудят контур и опорные узлы, которые Терри надеялся набросать к приходу друга.
— Те же, там же, — вместо приветствия сказал Арри и протянул Терри бумажный сверток, источающий божественный аромат запеченных яблок и меда. — Если вы тут сидите и ждете, пока в обеих равинтолах кончатся очереди, то поздравляю. Суп и хлеб закончились раньше.
— Только одну принес? — не скрывая разочарования протянул Терри, оглянувшись на Аннели. Та сидела на кровати и не поднимала глаз от вязания. Только сейчас до него дошло, что он не спросил, голодна ли она, не нужно ли вместе с ней сходить в равинтолу.
— Ну извини. Я не очень настроен драться за вторую.
— Да не дрался я, — с досадой возразил Терри. — Келва хотел отнять, а я не позволил.
— В долине Риордана в восемьдесят шестом по той же причине война началась. Горцы хотели отнять свои земли, а твой дед не позволил.
Терри тему про военные подвиги деда поддерживать не стал, только промычал что-то уклончиво. Он предложил угощение Аннели, но та сказала, что не голодна. Успокоив совесть, Риамен развернул шуршащую промокательную бумагу и впился зубами в подсохшую булку, обсыпанную семенами акая. Арри снисходительно выслушал невнятное «шпашипа» и обошел кругом разложенный на полу чертеж. Сдвинул мыском ботинка книгу в сторону, чтобы полюбоваться на рукоять кнута.
— Так вот ты какой, кнут Атайры в разрезе, — хмыкнул он.
Терри, не переставая торопливо жевать вкуснейшую булку в своей жизни, хоть и не самую свежую, посмотрел на него с укоризной.
— Кнут Атайры? — переспросила Аннели. Блестящие спицы перестали мелькать в ее руках. — Атайра… Никак не вспомню, где слышала это название.
— Это имя. Была такая безумная гражданка времен Первой эпохи. На самом изломе между Первой и Второй появилась. Собственно, это из-за Атайры и тех, кто ее поддержал, Создатель обиделся на своих первых детей, да? — Арри оглянулся на друга. — В «Песнях» Талсиена есть одна про расколотое небо — это тоже про нее.
Аннели на всякий случай выглянула в окно. Ближе к Темной декаде небо над Академией теряло багрянец все раньше. Но даже в сумерках оно выглядело вполне целым.
— Я никогда не слышала про расколотое небо. Мне не пели такую песню, — призналась она.
— Я так и думал. Кому интересно про Атайру, если можно сразу с «Великой воды» начинать, — с этими словами Арри сел на кровать и сгорбился, влюбленным взглядом разглядывая чертеж. Аннели вопросительно посмотрела на Терри. Тот пожал плечами.
— Все песни про Первую эпоху, которые дошли до нас, все-таки во Вторую были написаны. Я бы надвое делил все то, что нам известно о безумии Атайры и ее мотивах.
— Да в чем тут можно сомневаться? Она пошла против Создателя, и поэтому обе луны окрасились кровью, а Мировой океан вышел из берегов.
— С этого начинается песня про Великую воду, — кивнула Аннели. — Но там нет ничего про кнут Атайры.
— Судя по всему, Талсиен питал к ней личную неприязнь. Иначе как «безжалостной королевой» он ее не называет.
— И людоедкой еще, — подначил Арри.
— Вот уж вранье! — возмутился Терри. — Как бы она могла есть людей, если была богиней?
— Самопровозглашенной богиней.
— Но сил на то, чтобы убить Создателя, ей хватило.
— Он дал ей кнут, — напомнил Арри.
— Тот самый кнут? — дотошно уточнила Аннели. Уж если ей потребовалось что-то понять, она не даст свернуть с темы, так и будет переспрашивать до победного.
Терри набрал в грудь побольше воздуха и выпалил скороговоркой, будто отвечая на экзамене.
— Про кнут есть сразу две версии. Причем обе равноценны, потому что Талсиен не дает себе труда придерживаться какой-то одной. Либо Атайра была настолько зла на Создателя, что голыми руками поймала молнию и привязала к обломку копья погибшего мужа, то есть все-таки сделала кнут своими силами. Либо кнут подарил ей сам Создатель гораздо раньше, обещая, что с ним она будет непобедимой.
— Первый вариант вообще можно трактовать как поэтическое сравнение, — вставил свои полриена Арри.
— А второй противоречит образу Создателя в творчестве Талсиена, — сварливо возразил Терри. — Потому что выходит, что Он не настолько мудр и всеведущ, раз подарил Атайре такое оружие, которое не помогло спасти ее семью, но зато прекрасно справилось с тем, чтобы убить самого Создателя и вызвать апокалипсис.
Они помолчали, опустив глаза и каждый со своими мыслями глядя на чертеж.
— А я думаю, что Создатель всегда знает, что делает, — наконец нарушила молчание Аннели. — Потому что любая история, в которой Он появляется, — это история о выборе, по большому счету.
— Но если Он знает, что будет, значит на самом деле дает только иллюзию выбора? И кнут появился в истории об Атайре не просто так, а именно для того, чтобы стать причиной апокалипсиса? — задумчиво спросил Терри.
Арри со скептическим видом сложил на груди руки и взглянул на обоих свысока, как на неразумных детей.
— Я не верю, что выбор может быть иллюзией. Перед тобой две дороги, одна левая, другая правая, ты выбираешь и идешь в ту или иную сторону. Какие иллюзии? Думаешь, что идешь по правой, а на самом деле заворачиваешь налево? Так, что ли?
— Ну примерно так. Атайра ведь могла считать, что исполняет волю Создателя.
— Когда пошла против него и убила? Нет, я не спорю, что восприятие может сыграть с тобой злую шутку, но, как по мне, это надо родиться с котелком каши вместо головы.
Терри замолчал и отвел взгляд, не желая продолжать неуместный теософский диспут. Для него все выглядело не так ясно и просто. Если быть честным с собой, то история Атайры внезапно показалась не так уж бесконечно далекой, как он думал прежде. В самом деле, до тех пор, пока не окажешься меж двух огней, не поймешь, каково это. Когда все вокруг тонет в черном дыму, не то что правое примешь за левое, а вообще любой шаг может быть ошибкой.
— И вы, ребята, хотите сделать такой же кнут? Надеюсь, не для того, чтобы расколоть небо и убить Создателя? — почему-то улыбка Аннели показалась Терри несколько вынужденной. Натянутой.
Арри взлохматил шевелюру, отчего вид у него сделался лихой, хоть и малость придурковатый.
— Спокойно, барышня. Нам просто нужно получить степень, а сейчас такое время, что чем громче название проекта, тем больше к нему уважение. В ходе экспериментов ни один Создатель не пострадает.
— По крайней мере, это не запланировано, — внес уточнение Терри и сам не понял, почему он так серьезен.
* * *
— Ты что же, останешься здесь одна? — спросил Арри, мельком глянув на часы. Малая стрелка приближалась к рубежу последней четверти. Аннели сидела на клетчатом шерстяном покрывале и сосредоточенно пересчитывала петли. Наверное, в третий раз подряд. Чем ближе подходило время, когда Терри должен был идти в пекарню, тем чаще она сбивалась и начинала шепотом считать «раз-два-три-четыре», хмуря светлые брови. Вопрос Арри застал ее врасплох. Она осеклась и удивленно воззрилась на него.
— До сих пор тебя это не волновало, Рантала, — холодно отозвался Терри.
— Не волновало, потому что я об этом не задумывался, — Арри, стоя у двери, переводил взгляд с Аннели на Терри и обратно. — Значит, ты собираешься ее здесь запереть одну или что?
Терри пожал плечами. Его заботила иная моральная дилемма. В одной руке он держал с таким трудом вычищенный китель, а в другой тот, что был мал. С одной стороны, вычищенный китель было отчаянно жаль опять испачкать, если вдруг что. А с другой — старый стеснял движения. Он банально был узок в плечах, и толком в нем руками не помашешь.
— Я не… — выдохнула Аннели, залившись румянцем.
— Это все еще не твое дело, Рантала, — отрезал Терри, не без внутреннего сопротивления делая выбор в пользу старого кителя. Пока он влезал в узкие рукава, его не покидало ощущение, что он совершает самую большую ошибку в жизни. Да еще верхняя пуговица держалась на одном честном слове и растянутой нитке. Он попросил бы Аннели пришить, да ведь времени нет!
— А если ночью свет по тревоге включат? Что тогда? — не унимался Арри.
— Да никто не будет ее запирать, ты в своем уме?
Арри сделал страшные глаза. Он явно пытался на что-то намекнуть, но Терри не был настроен читать между строк. Да и потом, как отличишь разыгравшуюся паранойю от обоснованных опасений? Да никак.
— Если хочешь, Терри, я и правда могу пойти…
— Как знаешь.
Риамен старался не смотреть на Аннели, чтобы та случайно не прочитала на его лице мимолетное удовлетворение. Несостоявшийся гвардеец не позволял себе выражать недовольство, но ситуация, когда дева в беде фактически без боя оккупировала его частную территорию, с каждым днем казалась ему все менее романтичной. И вот она впервые пришла к нему без учебников и не для того, чтобы беззвучно плакать, глядя в окно, но впереди очередное дежурство в пекарне, да еще этот Арри как всегда… Так что пусть лучше ночует у себя, а Терри наверстает. Как-нибудь потом.
— С тобой, — после длинной паузы выдохнула Аннели.
— В каком смысле?
— Он не… Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня. У вас обоих.
Аннели убрала вязание в корзинку и встала с кровати. Одернула синее форменное платье. Вид у нее был нерешительный.
— Нет, — ровно ответил Терри, не прерывая своего занятия. Он рылся в платяном шкафу, пытаясь отыскать шарф из тонкой шерсти, который подарил ему лекарь. На первом курсе Риамен буквально прописался в лазарете из-за бесконечных простуд, и теплый шарф оказался как нельзя кстати. Не говоря уж о том, что Терри был тронут подарком до глубины души. Шарф был дорогой и восхитительно мягкий. В этом холодном месте, среди суконных колючих вещей, он был как обломок прошлой жизни. Терри нашел его в ящике с бельем и набросил на шею.
Вечера нынче холодные.
— Ты его не знаешь. Я должна пойти.
— Если ты пойдешь, будет только хуже, — серьезно предупредил Терри. — Я не знаю, как он отреагирует, когда опять увидит тебя со мной.
Аннели прикусила нижнюю губу. Ее большие светлые глаза тревожно заблестели.
— Риамен, ты что не слышал? Она. Хочет. Пойти, — сухо проговорил Арри, открывая дверь. Непривычно резко проговорил. Раздельно, будто слова ножом нарезал. Примерно так, как обычно говорил Карьян.
Терри с размаху захлопнул дверцы платяного шкафа.
— Прекрасно! Попробую стребовать с Келва бутылку «Армо». Каждый раз я привожу с собой на одного добровольца больше. Если так пойдет, к концу моего срока половина Академии будет печь хлеб, — вспылил он, и не добавив больше ни слова, зашагал прочь, нахохлившись, как замерзший на ледяном ветру филин. Даже не вспомнил, что надо запереть дверь.
Впрочем, что в том удивительного? Терри давно уже не чувствовал себя хозяином собственной комнаты.
Он рассчитывал, что Арри и Аннели быстро догонят его и скажут что-то успокаивающее, чтобы развеять его раздражение. Но они шли позади в своем темпе и, как показалось Терри, что-то обсуждали. По крайней мере, когда он в очередной раз оглянулся, они закрыли рты и дружно отвернулись в разные стороны. И это злило его еще больше, а злость заставляла ускорять шаг.
О чем они могли говорить за его спиной?
С тех пор как Арри тогда брякнул про отца, которого Терри, дескать, не убивал, разговоры у них как-то стали расклеиваться. Вот эта непривычная, необоснованная резкость вклинивалась в самый неожиданный момент. Особенно если рядом, как сейчас, была Аннели. А еще Терри временами ловил на себе тяжелый, оценивающий взгляд. Будто Арри принялся переоценивать их дружбу. Взвешивать. Но слова, после которых все мосты окажутся сожжены, никто из них еще не произнес. Поэтому Терри старательно делал вид, что ничего не замечает, а Рантала время от времени втягивал колючки и становился своим в доску парнем.
Долго ли это могло продолжаться?
Терри не знал. И хотел спросить по дороге в пекарню, раз уж Арри загодя предупредил, что тоже пойдет. Но не мог же он заговорить о смерти отца друга при Аннели!
«Но моего отца Терри не убивал», — сказал тогда Арри.
«Я никого не убивал», — думал Терри, шагая посередине улице, старательно обходя разлитые по мостовой лужи леденцового света. Память пыталась воскресить Маррета, но Терри упрямился и повторял, что он никогда никого не убивал и не собирается. Маррет укоризненно качал головой и безмолвно отступал обратно в темноту.
И все повторялось по кругу. Без подсказки, без ответа, без смысла.
«Ты что, святой?»
«Не святой, но моего отца Терри не убивал».
«Что, Владетель тебя побери, ты имел в виду, Рантала? — раздраженно думал Терри. — Это что, какой-то агентский пароль-отзыв?»
Погруженный в размышления, Терри не смотрел по сторонам и едва не влетел в фонарщика, выбирающего место для установки стремянки. Выручили рефлексы: видишь массивную тень — уклоняйся. Терри проскользнул под локтем и отскочил, придерживая на голове фуражку.
— Эй, смотри, куда летишь! А если б зашиб?
— Главное, чтобы не кирпичом по темечку, — грубовато сострил Терри. Несмотря на то, что три года прошло после отчисления из военной школы, первым делом он поправил, как положено, козырек, а потом одернул китель. Все-таки отвечал старшему «по званию».
Фонарщик поставил-таки стремянку и полез в карман за носовым платком.
— Оптимист, а? — с заметным неодобрением поинтересовался он, промакивая испарину на висках. — Когда зашибут, тебе уж все равно будет, чем. А мне отвечать потом опять.
Терри уже хотел было бежать дальше, но последние слова показались странными, поэтому он медлил. И чем дольше он обдумывал их все вместе и каждое в отдельности, тем сильнее они царапались и кололись. Очень ярко вспомнилась сцена под аркой и разбитый фонарь, подвешенный на цепи посреди арки.
— Кстати, почтенный… — За Терри водилась такая привычка: говорить «кстати», хотя это было совсем некстати. Но это словечко позволяло ему незаметно для собеседника сшивать в разговоре совсем разные темы. — Мне кто-то сказал, я сам не видел, конечно, что в старой сквозной арке кто-то буквально вырвал кристалл, и фонарь не светит. Так что может и хорошо, что я на вас налетел. Вы бы посмотрели.
Фонарщик глянул на Терри очень внимательно и совсем недружелюбно.
— А тебя как величать, начальничек?
— Терри Риамен, бакалавр.
— Да будет тебе известно, Терри Риамен, бакалавр, что ты на декаде третий, кто поручает мне посмотреть на фонарь в старой сквозной арке. Я-то посмотрел, а вот ты почему за него так переживаешь? — мрачно спросил он.
— Так я это… — стушевался Терри. Выражение лица фонарщика и его замогильный голос рассказали куда как больше, чем произнесенные вслух слова. — Я проявляю бдительность ради общего блага.
Процитированная агитка ничуть не убедила фонарщика. Он зло ухмыльнулся.
— Да что ты? Про бдительность и общее благо ты лучше безопасникам рассказывай, они умеют правильные уточняющие вопросы задавать.
— Разве это вопрос безопасности? — беспомощно улыбнулся Терри. — Всего-то разбитый фонарь…
Фонарщик поманил Терри, чтобы тот подошел поближе, а сам присел на третью ступеньку. Склонив голову набок, он поглядывал на бакалавра искоса. Послюнил платок и намотал его на палец, чтобы оттереть темное масляное пятно с тыльной стороны ладони. Пятно упрямилось.
— Трое моих лучших друзей в разное время надели серое, — с неожиданной откровенностью признался фонарщик, устав бороться с пятном и спрятав платок обратно в карман. — Одного из них уже нет. Мне не сказали, что с ним. Пропал и пропал. Куда пропал? У тех же стертых спрашивать бесполезно. Ты замечал, что они только лекаря слышат? Потому что он королевских кровей, наверное. Умеет приказывать так, что хочешь не хочешь — а подчинишься. А теперь я почти уверен, что знаю, почему он пропал.
Фонарщик убрал платок в карман и выжидательно уставился на Терри. Будто ждал, что бакалавр ему сейчас готовую версию выложит. Но тот молчал. И фонарщик молчал тоже. А потом протянул руку к его лицу, намереваясь, очевидно, дернуть козырек фуражки вниз, но Терри вовремя сделал шаг назад. Пальцы схватили воздух.
— Ну вот и поговорили, Терри Риамен, бакалавр. Ты внезапно стал рассказывать мне о разбитом фонаре в сквозной арке, а я совершенно некстати проговорился про своего пропавшего друга. Бывай. Старине Карху низкий поклон передай от Леция Тибо.
Отвесив издевательский формальный поклон, фонарщик потерял к Терри интерес и полез наверх, разбираться с коробкой питания. Инструменты у него были в кармашках на поясе. Терри понаблюдал за тем, как техник распечатывает пломбу, чистит контакты и вставляет в паз продолговатый кристалл.
«Другой бы толкнул стремянку, да и дело с концом», — подумал Терри, не ощущая, впрочем, в себе внутренней готовности решать таким образом грядущие проблемы.
Арри и Аннели подошли, остановились рядышком, трогательно держась под ручку. «Как парочка», — ревниво заметил Терри, и эта холодная, почти отстраненная мысль обожгла незажившую рану после разрыва с Варией. Он глянул на них недобро, а они не заметили. Задрав головы, Арри и Аннели хором пожелали фонарщику мирного вечера.
— Чего не спите, бакалавры? — свысока поинтересовался он. Говорил он невнятно — мешали зажатые в зубах стяжки, которыми он поочередно фиксировал узлы питания. — Шли бы вы лучше отсюда, пока я не заподозрил неладное.
Арри откинул непослушную челку.
— Если все будут спать, кто станет печь хлеб? — задиристо спросил он.
— Так вы штрафники, все трое? — густые черные брови фонарщика попозли вверх.
— Добровольцы, мастер Тибо, — звонко ответил за всех единственный доброволец — Арри. — Добровольно идем печь хлеб для Академии.
— Ну-ну. А вот вам, товарищи добровольцы, не приходило в голову, что если всякий раз выбирать хлеб между свободой и хлебом, то однажды вы обнаружите, что у вас нет ни свободы, ни хлеба? — усмехнулся Леций Тибо.
Арри собрался было что-то ответить, но Терри хлопнул друга по плечу.
— Не связывайся, — шепнул он. — Это провокатор.
* * *
В пекарню они немного опоздали — разговор с фонарщиком съел небольшой запас времени, которого хватило бы на то, чтобы явиться вовремя и переодеться перед работой. Перешагнув порог, Терри уже был готов ко всему, кроме хорошего. Китель он снимал и вешал на гвоздь с четким ощущением, что снимает его перед хорошей дракой. Но Келва не оправдал его ожиданий. Записав их имена в журнал дежурств, техник сухо приказал заняться делом.
— Никого из вас учить не надо, а? — жестковато поинтересовался он, обращаясь к Арри. Тот покачал головой. — Ну вот и прекрасно. Надо замесить и сформовать хлеба на первую партию. К дежам — бегом марш! И чтоб никаких разговоров за работой. Хлеб тишину любит.
Бегом или не бегом, но в пекарне не особо поговоришь. Особенно когда говорят чугунные формы, жестяные противни и гулко поет свою дикую песню огонь в печах. Свободных рук мало, еще меньше времени на то, чтобы ротозейничать, а работы много. На какое-то время Терри потерял Аннели из виду. Только что была тут, стояла у стола и обминала податливый комок пшеничного теста. Только утер рукавом пот с виска, глянул — уже и нет ее нигде. А тесто на месте осталось. Подхватил за ручки жестяной противень и направился к печам, там увидел Арри с прилипшей ко лбу челкой.
— Аннели не проходила? — выдохнул Терри.
Арри подцепил крюком задвижку на дверце и толкнул, открывая жаркий зев печи.
— Я тебя-то минуту назад не видел за расстоечным шкафом. Но пока Келва на виду, я за вас спокоен.
Они вместе переставили горячие прямоугольные формы в печь, закрыли заслонку и Терри обессиленно упал на трехногий табурет рядом с бадьей холодной воды. Зачерпнул полный ковшик и жадно припал к нему губами. Вода была такой ледяной, что ломило зубы. Пить ее было невыносимо, не пить — невозможно.
Арри оперся на деревянный черенок ухвата.
— Ты веришь в то, что здесь еще какие-то собрания успевают проводить? — с сомнением спросил он.
— Я верю всему, что Аннели рассказала, — просто ответил Терри. — Не вижу причин, зачем бы она лгала мне.
Тыльной стороной ладони Арри убрал мокрые волосы со лба.
— По пути сюда я пытался выяснить, как и когда и с кем Келва проводит эти собрания, если все вкалывают до рассвета у этих печей, как демоны в Бездне.
— И что выяснил?
— В том-то и дело, что ничего! Если бы ей было что ответить, она бы не отмалчивалась.
— Если бы я плохо тебя знал, решил бы, что ты ей не доверяешь, — сказал Терри примирительно улыбаясь.
Лицо Арри ожесточилось, как часто бывало в последнее время.
— Судя по всему, ты и впрямь плохо меня знаешь.
Рядом с дубовой бадьей для воды тут же появился Келва, будто нарочно караулил, когда штрафник на минутку расслабится, чтобы поймать с поличным. Взял ковш из рук Терри и вылил на камни в чугунной миске — дать пар для только что посаженного в печь хлеба.
— Прохлаждаемся? — с холодцой в голосе поинтересовался мастер, стягивая с плеча кусок холстины. Тщательно вытер руки. — Ведем философские беседы у камелька?
Терри молча натянул толстые варежки и начал сгружать на противень горячие формы для новых буханок. Арри так быстро себе занятия не подыскал, потому Келва переключился на него:
— А ты, доброволец, предпочитаешь, чтобы тяжелую работу кто-то другой выполнял, да? Присутствуешь, но уклоняешься, да? Зачем ты здесь, доброволец? Можешь сформулировать четко и ясно?
Терри выпрямил спину и сжал кулаки в толстых горячих варежках. Его щеки пылали огнем — печи щедро делились жаром, но гнев добавил градус, и сейчас Терри ощущал себя раскаленным до звона керамическим сосудом с сосущей черной пустотой внутри.
— Он не обязан это выслушивать, — будто сам с собой начал говорить Терри. В глаза техника он старался не смотреть, чтобы не потерять хрупкое самообладание. — Он пришел помочь и не обязан отвечать на обвинения.
— На тестомесе нам помощник нужен, а добровольцев не хватает, все с ухватами стоят. Пойдешь? — прищурился Келва.
Арри застыл, разглядывая техника, будто увидел впервые. Терри оставил противень с тяжелыми формами и толкнул друга в плечо.
— Идем.
Тот покачнулся, но не двинулся с места.
— А ты, аристократ, то, что начал, не бросай. Думаешь, сразу найдется тот, кто за тобой доделает, подхватит? Зря ты так думаешь. Доброволец идет на тестомес, а ты обминай тесто и закладывай в формы. И чтобы никакой философии я от вас больше не слышал.
Терри вернулся, схватил противень за вогнутые ручки и потащил к столу. Он был уверен, что Арри идет следом, но, когда подошел к столу, оглянулся — и обмер. Арри не двинулся с места. Больше того: он что-то горячо говорил технику, а Келва молча выслушивал, продолжая механически вытирать и без того чистые сухие руки полотенцем. Место Аннели по-прежнему пустовало, правда, и куска теста, которое она бросила, уже на столе не наблюдалось.
Разве могла она вдруг уйти из пекарни, даже не предупредив?
Терри огляделся в поисках светлой шевелюры. Может, он начинает сходить с ума из-за вечной тревоги и дурных подозрений? Может, весь мир сходит с ума, если даже Арри начинает искать в ее словах ложь и какие-то мотивы?
И тут все, кто был в пекарне, повернули головы на отчетливый звук пощечины. И Терри тоже.