Главный недостаток Академии напрямую проистекает из ее основного достоинства: если захочешь найти человека, пусть не сразу, но ты его найдешь. Под куполом все как на ладони.
Может быть, тот Терри Риамен, который пил вино на вечеринке свежеиспеченных бакалавров, и не рискнул бы с легкостью называть имя Карху вслух, чтобы, не приведи Создатель, не провоцировать излишний интерес. Сегодняшний Терри если кого и боялся, то только Риттау. Неожиданный совет от королевского агента не искать Карху был тщательным образом взвешен и отброшен как утративший ценность задолго до того, как прозвучал.
«Не искать Карху» — это звучало все равно что «не злить техника» или «не привлекать внимание Верховного». Риамен считал, что все это противоречило самому факту его присутствия в Академии.
А раз уж оказался в яме со змеями, стоит попробовать хорошенько повеселиться, как тот горец.
— В город? В такую погоду? — усмехнулся безопасник в ответ на подчеркнуто вежливую просьбу. Карху нашелся в юго-западном распределителе. Один из энергетиков, возвращаясь к себе после восьмичасового дежурства, в ответ на вопрос Терри устало махнул рукой в нужном направлении. Впрочем, Терри и без него уже знал, что инспектор службы безопасности разбирается с последствиями зимней грозы над куполом. Не так-то просто затеряться, если ты настолько значительный человек, как Карху.
«Во всех смыслах», — подумал Терри, глядя снизу вверх на медведеподобную фигуру инспектора. Карху, которого никто никогда не звал иначе, чем его родовым именем, действительно напоминал лесного хозяина. И обликом, и — Риамен был уверен в этом — повадками. С ним стоило держаться уважительно и не верить обманчивому добродушию. По крайней мере, Терри старался. Он не забыл поклонится.
— Я не могу ждать лучшей погоды, господин Карху, — не сдержал горькой усмешки Терри. У него были свои причины так улыбаться, никак не связанные с тем заданием, которое дали ему Карху и Арчер. Но Риамен понадеялся, что проницательности инспектора все же не хватит, чтобы просветить его душу до самого дна.
Карху тоже улыбнулся и понимающе покивал. А потом положил неожиданно тяжелую ладонь Терри на плечо, да так, что тот покачнулся и едва не потерял равновесие.
— Значит, тебя вызвали на очередную беседу, Риамен? А? — он добродушно подмигнул. — Ну, отвечай смелее, не тушуйся.
— Я запомнил, что вы велели ставить вас в известность о каждой моей отлучке, — задрал подбородок Терри. — Никаких больше тайных вылазок. Я дал слово. Смиренно прошу вашего дозволения.
— Смотри как заговорил! — Карху даже огляделся, словно стремясь разделить свое восхищение со зрителями, которых не было. Разве что поодаль дежурный энергетик, закатав рукава до локтей, ковырялся в распахнутом настежь коробе распределителя. Риамен даже за дюжину шагов чувствовал запах разогретого металла и горелой кожи. Когда взгляд Терри остановился на нем, мужчина отвлекся от своей работы и утер рукой в кожаной перчатке вспотевший лоб и посмотрел на них. Терри опустил глаза.
— Нравишься ты мне, парень. Хорошо воспитан. Схватываешь на лету. Не то, что некоторые, — Карху задумался ненадолго, щелкая пальцами, будто вспоминая нужное слово, — несознательные. Был один товарищ, который и после череды серьезных бесед так и не понял то, что ты уловил после мягкого увещевания.
— Был? — и без того ненатуральная улыбка Терри сделалась еще бледнее.
— Да, — помрачнел Карху. — Проход под старой аркой — это вам не дыра в заборе. Прореха там рваная, нестабильная. Я бы давно позволил ей зарасти, чтобы не подвергать молодежь опасности и лишить ненужного искушения. Нет прохода — нет проблем, а? Что скажешь?
— Думаю, вы совершенно правы, — дипломатично ответил Терри. У него при упоминании о старой арке перед глазами вставал образ человека, который очень хотел выйти, но в итоге остался сидеть у самого прохода.
— А с другой стороны, лиши магистров этого иллюзорного выхода, рано или поздно они начнут грудью бросаться на барьер, — не меняя тона возразил сам себе Карху. Испытующе воззрился на бакалавра. — Прав я или нет?
— Этого никогда исключать нельзя.
— Поэтому мы год за годом выбираем ничего не менять, — вздохнув, Карху принялся хлопать себя по бокам. Вынул из кармана портсигар. — Потому что какой у нас выбор? Либо время от времени гарантированно сгорает один храбрец, либо однажды с некоторой долей вероятности сгорят многие.
— Выбор — это иллюзия, не правда ли, господин Карху? — негромко спросил Терри. Его взгляд против воли возвращался к дежурному электрику. Пожалуй, самая незавидная работа под куполом для тех, кто носит не серые, а синие куртки. Опасная, неблагодарная и чересчур ответственная. Энергетик никогда ничего не изменит, даже если жизнь положит, все равно не добьется, чтобы проклятый барьер был стабильнее и жрал меньше. Работа энергетика почти бессмысленна, хоть и — магистрам этого не говорят, но Терри теперь знает от короля — жизненно необходима. Бесконечно латая старый купол, энергетики стараются выиграть еще один день жизни всем, кто живет в Академии.
Карху достал сигарету и закурил. В воздухе повис сладко-терпкий дым.
— Я бы иначе сказал. Единственное, что есть в мире настоящего — это тот выбор, который ты делаешь каждую минуту. Выбор все определяет, — с этими словами магистр обвел двумя пальцами с зажатой в них сигаретой широкую окружность перед собой. — Подумай об этом на досуге, Риамен.
— Хорошо, — покладисто согласился Терри, чем вызвал новую усмешку безопасника.
— А ты, смотрю, готов сказать что угодно, лишь бы я дал тебе карточку?
— Не стану спорить, — обезоруживающе улыбнулся Терри и развел руками, мол, поймали с поличным.
Карху стряхнул пепел под ноги.
— Ну так давай ты расскажешь мне, кто тут у нас работает на короля и передает тебе от него приказы. Имена, особые приметы. Все, что знаешь. Любая информация.
Терри перестал улыбаться.
— И что будет с теми, на кого я укажу?
— Я буду приглядывать за ними.
Терри сунул руки в карманы брюк.
— В тот раз за мной пришел гвардеец. У него был белый билет. Должно быть, личный гвардеец короля и личное же приглашение. Я не знаю имени, — щедро разбавив чистой правдой одной маленькую ложь, доложил Риамен. — Мне жаль, что я не могу быть более полезным для вас.
— А кто передал тебе приглашение на сегодняшнюю аудиенцию? — прищурился Карху. — Тот же безымянный гвардеец материализовался из воздуха прямо перед тобой по личному разрешению короля?
Терри мысленно обругал себя за недальновидность. Он не продумал как следует ответы на каверзные вопросы касательно сегодняшней аудиенции, которой на самом деле не существует. Как студент «плывет» на экзамене, так и Терри лихорадочно цеплялся за любую подсказку. Он нашарил в кармане брюк носовой платок и сжал его в кулаке, стараясь говорить ровнее.
— Я нашел письмо в кармане кителя, — нашелся он. — В письме было указание.
— Покажи, может, я узнаю почерк.
— Я его сжег.
— Напрасно, — укоризненно покачал головой Карху. — Я уже не уверен, что ты заслуживаешь получать пропуск по первой просьбе.
— Прошу прощения. Этого больше не повторится.
— Значит, кто-то положил письмо в карман кителя, а ты не знаешь, кто и в какой момент?
Терри закивал, радуясь, что безопасник услышал, что хотел, а он никого не подставил.
— А часом не в том ли кителе, который тебе пошил этот двуличный огнепоклонник Энеас?
Терри еще кивал, пока Карху проговаривал эту фразу, и до него не сразу дошло, что он все-таки подставил — причем не тех, кто этого заслуживал.
— Н-нет! Это было в пекарне, пока я отрабатывал красный лист, — выпалил он, испуганно тараща глаза. Старый добрый мастер Энеас и гадалка с чарующими глазами Ульфа совершенно не заслуживали того, чтобы впутывать их еще и в это дело. Даже несмотря на то, что обоим нужно было связаться кое с кем за куполом и, так вышло, что Терри обещал обоим, что поможет. Это определенно не касалось короля!
— Ну конечно. А я-то думал, когда ты догадаешься приплести тех, с кем у тебя счеты, — хмыкнул Карху. — Молодец, и пяти минут не прошло.
Он расстегнул пуговицу на нагрудном кармане и вытянул узкий белый прямоугольник со знакомым рисунком в виде звезды с расходящимися лучами.
— Держи. Вернешь мне лично.
Поколебавшись, Терри молча взял билет. Хотелось что-то сказать, чтобы отвести подозрения от иностранных наблюдателей, но он запретил себе открывать рот. Достаточно уже наговорил.
* * *
Стоило Терри выйти из ворот Академии, как он тут же продрог — светлый непромокаемый плащ защищал от воды, а шерстяное сукно кителя служило неплохим барьером от пронизывающего ветра, но разница между тем, как ощущался воздух под куполом и за его границами, ошеломляла.
Непогода разогнала людей по домам, вынудила накрепко закрыть ставни и убрать все, что обычно создает фоновый уличный шум. Нигде не хлопали на ветру простыни, не скрипели двери, не позвякивали бутылки, собираемые молочником, не брехали собаки в подворотнях. Холодный белый туман сползал с гор и поглощал звуки. Даже ровный гул моря воспринимался как неотъемлемая часть безмолвия городских улиц. Терри нахохлился, спрятал ладони в карманы и поднял воротник, чтобы невидимое снежное крошево не заметало за шиворот.
Он сперва не понял, что это за алые кляксы тут и там растеклись по серым камням мостовой. Все-таки слишком долго прожил в Академии и стал воспринимать красный цвет как угрозу. Почти забыл, что в преддверии Темной декады Белый город расцветает гирляндами маленьких и больших фонариков.
Сами риорцы, может, и не развешивали бы искорки в бумажных фонариках по веткам деревьев — ходили разговоры, что старые традиции в новые времена выглядят двусмысленно, тем более, когда открыты все границы, и смысл благословений предков теряется, если под ними свободно проходят чужаки. То, что прежде было личным делом, своеобразным способом общения с мертвыми родичами, постепенно превратилось в декорации невесть какого праздника. Темной декады. Самой длинной и мрачной декады, вобравшей в себя жуткие поверья всех народов, обосновавшихся на Восточном побережье вообще и в Акато-Риору в частности.
Так что живые огоньки у домов развешивали сами риорцы, а вот цепочки фонариков на улицах, на ободранных зимним ветром деревьях появлялись исключительно по инициативе магистрата. Обычно ничто не мешало им висеть там хотя бы до самой долгой ночи, но в этом году у погоды были другие планы. Жестокая гроза со шквалистым ветром и дождем разметала беспомощные фонарики, расплющила кляксами на мостовой.
Смотреть на это было неприятно. Терри поморщился, будто под нос ему сунули соленую треску. Он подумал, сколько денег и труда вложено в эти гирлянды. И в одночасье все эти деньги и труд многих людей превратились в мусор, в ничто. И кто в этом повинен?
«Как так получается, что каждый риен из казны так важен, когда речь идет о хищениях, и так ничтожен, если потратить его на бумажные фонарики?» — хмыкнул он про себя. С его точки зрения, разница если и существовала, то не в пользу бессмысленных трат. Впрочем, его душа никогда и не вожделела портфель чиновника. Так вышло, что сын Лассель Риамен презирал если не сами деньги, то науку распределения денег — уж точно. А в особенности после того, чему стал свидетелем на суде.
Он прошел мимо той равинтолы, на террасе которой когда-то ждал шефа искателей. Столики сейчас стояли голые и пустые, а все стулья были составлены друг на друга и крепко связаны между собой, чтобы не разметало ветром, — и для надежности — прикручены веревками к перилам. Под ногой что-то хрустнуло и вроде даже кольнуло сквозь подошву. Терри отступил на шаг и наклонился. Он не сразу узнал стеклянную искорку для бумажного фонарика в этой грязной скорлупке, щетинившейся обломанными краями навстречу низкому серому небу. Вот именно такую искорку, хрупкую и быстро выдыхающуюся, Арри и задумал превратить в крылатого светляка, когда верил, что это кому-то нужно в Академии.
Теперь, кажется, уже сомневался.
Риамен мыском сапога толкнул осколки к краю мостовой.
«Ты ведь поэтому так цеплялся за мой „белый огонь“? — мрачно подумал он. — Потому что рассчитывал на нем получить степень?»
«Я считал, что это наш общий проект, а ты отдал его, даже не спросив моего мнения! По-твоему, это честно?»
— Нет, — искренне ответил Терри в пустоту перед собой. — Но разве моя вина, что ты не можешь придумать свой «белый огонь» и оставить меня в одиночку справляться со своими проблемами?
«Считай, что уже оставил», — вздохнул невидимый друг и больше ничего не сказал.
Мысли о разбитых надеждах Арри точно так же кололись, как разбитые стеклянные шарики с погасшими искрами, и Терри старательно избегал их, пока шел от Народной площади вниз по улице Вестников.
Он еще несколько раз оглядывался, пытаясь понять, следят ли за ним люди Карху. Безопасник ведь всячески дал понять, что видит Терри насквозь и не верит наспех придуманной байке про приглашение на аудиенцию. Но все равно почему-то дал белый билет.
Будто для него было важнее узнать, что Риамен собирается делать, чем ловить на лжи.
А значит, кто-то все-таки должен идти следом. Терри чуть шею себе не свернул, озираясь, но так никого и не увидел.
Монументальные фигуры Вестников на низких постаментах, казалось, провожали его взглядами. Отлитые из бронзы стяги угрожающе нависали над его головой. Терри вышел на центр улицы, нервно поглядывая на острые прямые срезы с зазубринами, имитирующими золотую бахрому. Говорили, что великий мастер сперва сделал стяги развевающимися, и посмотреть на застывшую в металле струящуюся мягкими складками ткань съехались ремесленники из всех мировых столиц. Но ветры Акато-Риору не смогли снести обиды, и сделали так, что в один до крайности ненастный день бронза обмякла, захлопала и сорвалась со штандартов всех четырех бронзовых Вестников. С тех пор полотнища никто никогда не видел, а мастера Белого города зареклись правдоподобно изображать струящуюся ткань материалами для этого не предназначенными. Никто не хотел связываться со вспыльчивыми ветрами Акато-Риору.
Даже сейчас, в минуты безмолвия и безветрия, многое говорило о том, насколько риорцы опасаются своих незримых покровителей. Все, что невозможно занести в дом во время непогоды, было тщательным образом привязано, а то и заботливо накрыто брезентом. Потемневшие от воды и времени веревки защищали любой ствол дерева, даже если его окружала кованая оградка.
Терри вертел головой, подмечая детали, на какие прежде не обращал внимания. Любая мелочь казалась выпуклой и значительной. Такое ощущение бывает, когда после долгой разлуки вернешься домой и поймешь, как дорожишь даже тем, что обычно кажется неприглядным. Любой кованый фонарь в Верхнем городе напоминал Терри о том самом фонаре, который стоял рядом с его особняком и заставлял глупое сердце биться чаще. Да что говорить, если он хорошо помнил, как поднимался по крутым ступеням на улице Вестников еще когда носил смешные детские широкие штаны.
Улица нисколько не изменилась за эти годы. Величественные Вестники все так же подпирали могучими плечами небосвод, а их лица по-прежнему были полны гордого осознания важности того послания, что они несли людям.
Изменился только Терри. Теперь он не столько разглядывал мудрые лица и не думал о том, как древним мастерам удалось сделать их такими выразительными и при этом абсолютно лишенными человечности, сколько настороженно поглядывал наверх, невольно считал в уме, сколько лет тем звеньям, которые удерживали на весу плоские бронзовые листы. Сегодняшний Терри, осознанно или нет, нисколько не доверял тому, что выглядит незыблемым и основательным, и в глубине души постоянно ждал, что в любую минуту что-то обрушится.
Когда Вестники и Арка Верхнего города остались позади, облик улицы мгновенно изменился. Небо закрыли высокие дома из белого кирпича, достигающие и пяти окон в высоту. В таких могли жить до десятка семей одновременно, и у каждой семьи были свои представления о том, какой краской красить ставни и чем украшать окна и балкончики. Улицы в Среднем городе были заметно более узкими, а сточные канавы наоборот — шире и глубже. Прелую листву здесь сметали в ящики для перегноя, которые стояли чуть ли не возле каждого крыльца, и оттого даже после шторма и грозы воздух здесь пах не столько озоном, сколько душной сыростью. Не слишком навязчиво, но достаточно ощутимо, чтобы заставить Терри сторониться компостных ящиков.
К тому времени, когда колокола на башне Магистрата прозвенели мелодию, возвещающую о том, что половина двенадцатичасового отрезка миновала, риорцы стали открывать ставни и покидать свои дома. Нечего было и говорить о возобновлении работы на исходе ненастного дня, но, вопреки ожиданиям Терри, далеко не все предпочли коротать вечер у теплого камина или хлопотать у печи. На магистра в белом плаще, идущего по своим делам, оборачивались все без исключения и провожали взглядами. Острый слух позволял услышать, что горожане переговариваются и гадают, с чем связано его появление.
«Еще один выродок в белом плащике на нашей улице! То-то ветры как с цепи сорвались», — проворчал мужчина в темно-синем пальто, проходивший мимо совсем близко от Терри. Едва локтями не столкнулись! Еще не успел обогнуть, а уже высказывается!
Риамен едва не запнулся на ровном месте. Подошвы сапог будто в одночасье приклеились к камням мостовой.
Не было никакого смысла останавливаться и требовать объяснений у каэра.
Не было.
Но Терри остановился и обернулся. И обнаружил, что грубиян тоже смотрит на него пристально и внимательно. Темные серые глаза под козырьком щурились отнюдь не насмешливо.
— Что смотришь? Думаешь, ты хозяин здесь? — с хрипотцой поинтересовался мужчина. — Хочешь заставить меня поклониться?
— Нет, — сухо ответил Терри. Разум лихорадочно искал хорошую реплику, чтобы осадить каэра и при этом не нарваться, но, как назло, в такие минуты в голову почему-то никогда не приходит ни одной хоть сколько-нибудь остроумной фразы. Пауза затягивалась. Терри уже и сам не понимал, какой демон дернул его остановиться, и хотел только одного: чтобы человек наконец самоутвердился в собственных глазах и пошел себе дальше.
— Ну давай, попробуй, — расправил плечи рабочий. Ответ Терри он либо не услышал, либо проигнорировал. — Что у тебя для этого есть? Парализатор? Ошейник?
Терри промолчал, а сам подумал, что парализатор и впрямь бы не помешал. Хотя если бы Карху узнал о том, что Риамен применил оружие к человеку на улице, он бы потом наверняка этот самый парализатор засунул в такое место, о котором не говорят.
— Эй, Кэйре, что ты опять задумал? — их стычка привлекла внимание двух рабочих менее внушительной комплекции. Они поднимались из подвальчика, над которым висела достаточно красноречивая вывеска в виде раскосой лисьей морды. Терри отступил на шаг, когда понял, что все трое могут быть в изрядном подпитии по случаю непогоды и внепланового простоя на работе.
— Да вот, магистр хочет чтобы я кланялся, — надтреснутым голосом объяснил своим приятелям каэр.
— Это что, тот самый, что соблазнил твою дочку?
— Мы что, еще и кланяться таким должны? — почти в унисон изумились те, но каждый думал, видимо, о своем.
Серые глаза впились Терри куда-то в область переносицы.
— Так что, ты и правда думаешь, что я должен поклониться после того, как ты увел у меня дочь? — чуть растягивая слова, уточнил рабочий. Он при этом слегка покачнулся, будто ноги не держали его, но Терри следил за его ногами, вовремя отскочил и увернулся от кулака.
В этот момент приятели налетели на своего товарища и обхватили сзади, мешая замахнуться второй раз.
— Управление на соседней улице, — напомнил Терри, машинально ощупывая нетронутую челюсть. Ему самому не верилось, что пудовый кулак просвистел мимо. Дыхание сбилось и он не сразу смог выдохнуть и набрать в легкие воздух.
— Господин магистр, вы уж простите его. Кэйре просто не в себе как выпьет, — зачастил один из мужчин, выкручивая при этом Кэйре руку, чтобы заставить его разжать кулак.
— Обычно он хороший парень, наш Кэйре. Правда, Кэйре? — поддакивал второй, контролируя при этом, чтобы Кэйре не сделал своему другу подсечку и не опрокинул его на землю.
— Я не соблазнял… никого, — зачем-то сказал Терри, хотя не то чтобы его о чем-то таком спрашивали.
Все трое прекратили возню и уставились на него.
— Значит, попутал Кэйре, да? А тот такой же смазливый был. И холеный, даром, что наш. Рос, как все, а как вырос, плюнул нам всем в рожи, бросил родителей и ушел в эту клятую Академию, — сказал один из приятелей Кэйре. Терри обратил внимание, что про клятую Академию мужчина сказал без особой злости, буднично так, будто привык таким эпитетом сопровождать каждое ее упоминание в разговоре.
— Да не он это. Да какая разница? — огрызнулся Кэйре. Надо сказать, его мягкое имя ему совершенно не подходило.
— Нет, ну если не он, то это другое дело. Ты того найди.
— Да пошел он, — плечи Кэйре обмякли, и он отвернулся, насколько мог в таком положении. Товарищи тут же отпустили его.
— Ты это… пойми человека, — посоветовал один из них, подходя к Терри и по-свойски кладя ладонь ему на плечо. — Не для того он дочь растил, учил, одевал, да? Ты хоть понимаешь, что у нас здесь настоящая жизнь, а у вас что?
— Что? — одни только Небеса знали, чего Терри стоило не отшатнуться, не сбросить руку рабочего с плеча. Но он не шелохнулся.
— Ты мне скажи, что! Ладно, когда в Академию отправляют высоколобых сынков, они все равно больше ни на что не годны, а наших парней и девок вы зачем забираете? Вот ты сам из каких будешь?
Терри замутило. Он не знал, отчего его тошнило больше: от подобной риторики или от запаха перегара изо рта рабочего, который чуть ли не обниматься с ним вздумал.
— Руки.
— Чего?
— Руки убери, — процедил Терри.
Мужчина препираться не стал, развел руки в стороны и отошел на пару шагов.
— Не жди, что тебе будут кланяться здесь, магистр, — холодно проговорил он.
— Мне это не нужно, — сквозь зубы сказал Терри.
Рабочий выплюнул короткий смешок.
— Слышь, как заливает. «Не нужно». А зачем вам, великодушные гос-спода, парализаторы и га-аз?
Терри мог бы возразить, что не имеет к этому отношения, но у него в комнате лежали чертежи кнута, который будет действовать похлеще парализатора, и он ничего не стал говорить.
Может, кое-кто в Академии и в самом деле очень хотел, чтобы магистрам кланялись?
* * *
Охряную дверь штаб-квартиры искателей Терри увидел уже в полумраке. Зимой быстро темнело. Рядом с шелковой кистью звонка все еще висела та самая табличка с выгравированным предложением приходить когда-нибудь завтра, а в окнах на втором этаже снова горели лампы под зелеными абажурами. Терри стучать не стал, а сразу потянулся к ручке. Вошел он с каким-то странным ощущением свершившейся мести, хотя вовсе ни о чем таком до сих пор не думал и не планировал доставлять искателям проблем.
У него всего лишь была пара вопросов к их шефу, Алпину Фареллу.
Терри хотел получить ответы и уйти.
Если все пойдет, как нужно, уже через пять минут он выйдет и никогда больше не вернется.
А какие вопросы к искателям после этого короткого визита возникнут у людей Карху и, возможно, короля — если он все-таки следит за всеми перемещениями Терри — его совершенно не волновало. В конце концов, это их работа — находить ответы даже на самые каверзные и сложные вопросы.
За дверью обнаружилась небольшая чайная лавка со всеми сопутствующими скромной торговле атрибутами. Вся стена, занимающая место у большого эркерного окна, была занята стеллажом со стеклянными банками с высушенным чайным листом. На длинной, хорошо отполированной стойке для тех покупателей, кто собирался выпить заваренный здесь же чай, стояли две имперские лампы под зелеными абажурами. Перед прилавком стояла женщина с небольшой плетеной корзинкой Она нервно обернулась, когда дверь задела связку медных трубочек и те мелодично зазвенели. Продавец с мерным совочком в руке даже ухом не повел. Он следил за весами и понемногу досыпал чай в бумажный пакет.
И до того умиротворяющей была эта картина, до того не вязалась в сознании с работой искателей, что Терри сперва показалось, будто он ошибся адресом, а приметная дверь и знакомая табличка были сродни наваждению.
— Мирного вечера, — растерянно озираясь, сказал он. — Я полагал, что найду здесь искателей.
Только потом он увидел лестницу на второй этаж и вспомнил, что три года назад поднимался наверх, чтобы поговорить с Фареллом.
— Да, вы верно пришли, — тихо произнесла женщина, потому что продавец не спешил с ответом на приветствие.
Почтенный возраст человека за прилавком выдавал в нем не продавца, но хозяина. Он неторопливо, с присущей старикам основательностью, отложил медный ковшик и завернул пакет.
— Обычно никто не ищет искателей, — старик со значением улыбнулся собственной немудрящей остроте. Морщины на его смуглом лице стали еще отчетливее, и, как ни странно, именно они подчеркивали, что лицо у него чужое, не риорское, хотя говорил он как местный. Риорцы все же старели совершенно иначе. Удивительно, что именно по детям и старикам так легко определить их корни.
— Благодарю вас, мастер Ламеш, — сказала покупательница, принимая из рук хозяина пакетик с чаем. — Я зайду еще, когда этот закончится.
— Да прольется наш вашим домом благодать Создателя, госпожа Ранна. Этого должно хватить для того, чтобы хворь покинула тело вашего сыночка.
— Ваши бы слова да прямиком на Небеса, — слабо улыбнулась женщина и, недоверчиво поглядывая на Терри, обошла его по широкой дуге к выходу.
Терри подошел к прилавку и оглядел стройные ряды банок, заподозрив, что увидит в них высушенных ящериц и скорпионов, которыми, по слухам, ухитрялись лечиться уроженцы О-Диура. Но ничего подобного не заметил, как ни приглядывался.
— Продаете снадобья? — спросил он для того, чтобы как-то оправдать свое любопытство.
— Ничего такого, что могло бы заинтересовать многоуважаемую академию, господин магистр. Я продаю всего лишь чай. Для этого патент не нужен.
— Только чай? А мне показалось…
— Чай с добавлением местных трав, ваша светлость, — перебил его хозяин лавки. — Это совершенно законно.
Терри похолодел. Такого обращения он не слышал уже много лет, но ошибки быть не может — именно так к нему обращались, когда он бывал приглашен вместе с матерью на официальные королевские мероприятия. Тогда ему было неловко, ведь он был единственный брюнет в их кругу и все «сияющие» эпитеты казались издевкой, притом не столь уж и тонкой.
— Как вы меня назвали? — он заглянул старику в лицо, пытаясь вспомнить, не видел ли его в прошлой жизни, о которой почти забыл в академии. Имя «Ламеш» абсолютно ничего не затронуло в памяти, и эту простецкую, пусть и экзотичную, имперскую физиономию он точно видел впервые.
— Ваша милость, — невозмутимо отозвался Ламеш и демонстративно занялся своим делом: открыл ключом кассу и принялся пересчитывать выручку.
Терри продолжал с подозрением его разглядывать. Что за день сегодня такой: Ульфа не то в шутку, не то всерьез зовет его князем, продавец чая обращается к нему согласно дворцовому Протоколу. Может, пока он спал, король снял с их семьи все обвинения, и только Терри забыли об этом сообщить?
А неплохо бы. Теперь — то он гораздо более терпеливо относился бы к «сиятельным» эпитетам. Все-таки они дарят то особое чувство уверенности, утрата которого воспринимается в разы острее, чем наличие. Сложно даже представить, что к «его светлости» подошли бы на улице трое рабочих и попытались избить за то, что один из магистров соблазнил какую-то девчонку из Среднего города. Кажется, доброй половины его проблем не существовало бы вовсе, оставайся Терри «его светлостью».
— Значит, вы работаете у Фарелла? — чтобы не тянуть неловкое молчание спросил Терри, прикидывая, как половчее завершить разговор. Не уходить же сразу.
— Это смотря как посмотреть, господин магистр. Если сверху смотреть, я работаю у него. А если от моего прилавка взглянуть, то он работает у меня, в «чайном домике», — с дружелюбной улыбкой ответил Ламеш. Он начал говорить, не поднимая глаз от кассы, но потом, конечно, уже с удовольствием щурился, следя за реакцией гостя на его хитро закрученную мысль.
Терри из вежливости покивал, а про себя подумал, до чего странный человек. И вообще вкупе с неприветливой приветственной табличкой на двери и таким подозрительным во всех отношениях лавочником, складывается впечатление, что Фарелл делает все возможное, чтобы отвадить посетителей от штаб-квартиры искателей. Только что дверь за замок не запирает.
— И он… сейчас здесь? — уточнил Терри, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж.
— Лучше у его ребят спросить. Я всего лишь отмеряю чай да привечаю покупателей, а Фарелл птица стремительная. Ты, скажем, в дверь, а он — в окно.
Терри даже покивать забыл, отступая к лестнице. Надо же такое выдумать: «в окно»! Кажется, этот человек способен сказать все, что угодно, потакая собственному странному представлению об остроумии.
— Премного благодарен за беседу.
Мелочь со звоном полетела в отделение для монет. Ламеш закрыл кассу на ключ.
— Беседа бывает только за чашечкой чая. Я бы угостил вас лучшим чаем, который только что получил из Долины Огня.
— Я был бы польщен, но…
— Вы торопитесь, вижу. Примите мои соболезнования.
Терри уже положил руку на перила и ступил на первую ступеньку, но при этих словах развернулся.
— Простите?
— А? Я хотел сказать, так жаль, что вы не узнаете вкус моего чая, ваша милость. К старости стал забывать нужные слова, — объяснил он, не забывая безмятежно улыбаться. — Старость — это то, что случается только с другими, так я думал, когда был таким же, как вы.
Терри, который о старости вовсе не думал, состроил понимающее лицо.
— Может быть, в другой раз, господин Ламеш.
— А? Откуда вы знаете, как меня зовут? — изумился старик.
Посмеиваясь про себя над простодушным хозяином чайной лавки, Терри поднялся на второй этаж и отворил дверь в просторный зал, заставленный письменными столами. Прямо напротив двери стояла разлапистая вешалка, заваленная плащами. Воздух в помещении был прокурен настолько, что сизый дым лежал пластами, как слоеный пирог. Как раз, когда входил Терри, кто-то властным голосом распорядился, чтобы некий Фин открыл окно у дежурной доски. В ответ на приказ встрепенулся молодой человек с копной кудрявых волос, небрежно связанных в хвост. Встал из-за стола и прошел мимо Терри, смерив его подозрительным взглядом.
— Постой-ка, Фин. Там магистр пришел, спроси чего ему надо, — продолжал командовать кто-то, кого Терри не видел.
Фин закатил глаза.
— Чего тебе надо, магистр? — очень громко, явно играя на зрителя «на галерке», спросил он. Послышались смешки. Искатели наблюдали за представлением, не сходя со своих мест. Терри заподозрил, что стал невольным участником комедии положений, разыгрываемой не впервые.
— Есть вопрос к шефу искателей, — негромко ответил Терри. Ему быть звездой вечера не хотелось. Хотя кто бы спрашивал его мнения?
— Магистр имеет вопрос к шефу искателей, Доурелл! — во весь голос возвестил Фин, чем вызвал уже не просто смешки, но взрыв смеха у коллег.
— Шеф здесь? — очень тихо поинтересовался Терри, наклонившись к уху Фина. — У меня очень мало времени.
Фин, если и получал удовольствие от происходящего, ничем этого не показывал. Его темные глаза смотрели на посетителя абсолютно серьезно и тогда, когда он обращался к Доуреллу через весь зал, и когда он выслушивал, что шепотом ему говорит Терри.
— Был здесь, если не ушел к наборщикам, — не слишком разборчиво бросил Фил и, потеряв интерес к магистру, отправился открывать окно.
В это время к Терри подошел человек с блестящей, тщательно напомаженной прической. Укладка была настолько совершенной, что ее впору было бы снять с головы искателя и оправить в музей искусств в качестве экспоната.
— Магистр, ваш визит — большая честь для всех нас. Не желаете выпить чего-нибудь? Говорят, в Академии с этим строго, — он вытащил из внутреннего кармана фляжку и парой движений открутил винтовую крышку. — Фин! Да брось ты возиться с окном. Принеси гостю бокал.
Терри молча слушал обволакивающую болтовню искателя и не сопротивлялся, когда его усадили на диванчик для посетителей и всунули в руки несвежий захватанный стакан с янтарной жидкостью, плескавшейся на дне.
— Меня зовут Доурелл, — с мягкой улыбкой представился искатель, располагаясь рядом.
«Ах вот как. Доурелл значит», — подумал Терри, разглядывая светло-янтарные блики на дне стакана.
— Это гер-ч-чхек из Амират, — сделав над собой усилие, выговорил искатель. Шипящие звуки имперской речи явно давались ему с трудом.
Терри усмехнулся.
— Будьте здоровы, — пожелал он и одним глотком осушил стакан.
А потом все как-то смазалось. Будто за прошедшую минуту он отвлекся, думая о своем, или даже зевнул. А пришел в себя в тот момент, когда почему-то вспомнил имя матери.
— Да, Лассель Риамен, — услышал он собственный голос.
Терри осекся, посмотрел на искателя и на всякий случай уточнил:
— Моя мать была советницей короля несколько лет назад, — он поймал себя на том, что не знает, на какой вопрос начал так обстоятельно отвечать. Искатель сидел рядом и сочувственно кивал. Терри потер пальцами переносицу.
— Я, должно быть, смертельно устал, — пробормотал он и попытался встать, но мужчина его удержал.
— Понимаю, это нелегко. Она не говорила вам, что принимает какие-то лекарства, может, жаловалась на недомогание, потерю концентрации, провалы в памяти?
— Провалы в памяти? — растерянно переспросил Терри, пытаясь сообразить, в какой момент разговор зашел о его матери.
— Я так и думал. Фин, запиши.
— Не надо ничего записывать, Фин, — рассердился Терри. Он поставил стакан на мягкую обивку дивана подальше от себя. Во рту был странный сладковатый привкус.
Фин, пристроившийся на подлокотнике диванчика с блокнотом и самопиской в руках, глянул на Терри из-под вьющейся, как пружина, пряди.
— А я ничего не пишу, господин магистр. Вы говорили, у вас какие-то вопросы к шефу искателей?
— Да, я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.
— Непременно, — пообещал искатель с безукоризненной прической. — Он будет здесь с минуты на минуту. А пока давайте обсудим, кто из ближайшего окружения мог дать яд вашей матери, Терри Риамен.
— Я… не понимаю, — выдохнул Терри и перевел взгляд на Фина, который смотрел с большим участием, чем его старший коллега. — Она была жива.
— Она мертва, — неожиданно холодным тоном отчеканил искатель. — Примите мои соболезнования. И отец тоже, насколько мне известно.
Доурелл разлил остатки содержимого фляжки на две порции, вытряс последние капли над стаканом Терри и протянул ему.
— Давайте выпьем за то, чтобы Создатель милостиво принял их в своем чертоге, — серьезным тоном предложил он.
Терри посмотрел на стакан с недоверием.
— Отца тоже отравили? — уточнил он.
— Нет. Он связался с опасными людьми, итог закономерен. И печален. Пейте, Риамен, чтобы его душа покоилась с миром.
Манеру обращаться к нему по родовому имени первым избрал Риттау, и поэтому, когда Доурелл, случайно или нарочно, повторил этот трюк, Терри мгновенно оброс колючками. Сперва хотел просто вернуть стакан искателю, но почему-то прочитал на его лице готовность залить эту дрянь в глотку ради каких-то мутных интересов. Тогда Терри, не долго думая, демонстративно наклонил стакан над полом и позволил жидкому янтарю пролиться на темные паркетные доски.
— Не хочется, — пояснил он, с удовольствием наблюдая за тем, как брови Доурелла ползут вверх.
Он не знал, как искатель отнесется к его выходке, и был готов почти ко всему. В конце концов, Риамен больше не «его светлость», а значит в ход могла пойти и грубая сила, однако искатель все равно сумел его удивить. Он с укоризненным видом покачал головой и залпом выпил свою порцию.
— Довольно дорогая штука. Жаль выливать, — вздохнул он. Фин при этих словах расплылся в улыбке.
А Терри подумал, что напрасно поторопился с выводами насчет Ламеша и решил, будто он самый эксцентричный человек в Чайном домике. А уж когда он увидел, как отворяется стеклянная створка окна, и сам шеф-искатель Алпин Фарелл непринужденно перебрасывает ногу через подоконник, окончательно поверил в то, что находится не где-нибудь, а в городском приюте для душевнобольных.