Лечебница располагалась в старинном риорском доме с широкой террасой и укромным внутренним двориком. Терри нравилось здесь бывать — многое напоминало о родовом поместье. Обшитые деревом теплые стены, украшенные цветочной резьбой ставни-ширмы, шерстяные ковры по полу — среди всего этого он чувствовал себя как дома. Иногда возникало странное чувство, будто стоит ему уснуть и проснуться здесь, он непременно встретит мать за завтраком и окажется, что минувшие три с половиной года — всего лишь дурной сон.
Во многом, доброе отношение Терри к лечебнице было основано на его симпатии к первому лекарю. Алек Римари был его дальним родственником и поэтому всегда принимал «племянника» с теплом, расспрашивал с искренним участием и не скупился на сочувствие. О себе лекарь рассказывал с гораздо меньшей охотой, и все, что в итоге Терри узнал о Римари — прежде он служил в Королевской лечебнице, но примерно десять лет назад там произошла некая недостойная упоминания неприятная история, после которой он принял решение посвятить остаток жизни Академии. Терри сперва думал, что Алек Римари чувствует себя таким же заложником обстоятельств, как он сам, но быстро разуверился в этом. Римари с таким увлечением рассказывал о новых перспективах во врачевании, какие ему открылись, как только он пришел в Академию, что вдохновлял и самого Терри меньше думать о том, сколько он потерял, а больше — о том, как много еще нужно изобрести и улучшить.
Терри оставили дожидаться лекаря в комнате с выходом на террасу. Несмотря на то, что уже опустились сумерки, дверь-ширма все еще была открыта, поэтому в комнате было прохладно. Здесь не было очага, зато аккуратной стопкой лежали сложенные шерстяные одеяла. Поразмыслив, Терри взял себе одно и набросил на плечи. Алек Римари заботился о том, чтобы в лечебнице было как можно больше свежего воздуха. Эта забота порой самую малость переходила разумные рамки, но решения первого лекаря никогда не оспаривались.
Сбившаяся повязка мешалась под мокрым рукавом рубашки. Ткань прилипла к ране. Терри поморщился, снял китель, развесил его на спинке стула. Закатал рукав рубашки и содрал с локтя разболтанную повязку. Смысла дальше прятать рану и терпеть неудобства не было ни малейшего. Карху расскажет Римари, зачем привел бакалавра, да еще и свою трактовку добавит, наверняка. Связал же он каким-то причудливым образом в единую логическую цепочку простуду, опьянение, золотое вино и порез на руке.
Разумеется, Терри знал, в чем ошибается Карху. Все было не так, и это не король поил его золотым вином, и взял кровь для магического ритуала тоже совсем другой человек. Но тем сильнее впечатляла та скорость, с которой Карху сделал выводы.
Терри злился на себя. Слепил план из того, что первым в голову пришло: только на площади он вспомнил, как Карху почти прямым текстом требовал принести дорогое вино из следующей самоволки. Повезло, что гвардеец знал его и дал денег. Все складывалось идеально. Да, облиться вином, чтобы спрятать следы крови на белой рубашке мог только мальчишка, но это ведь могло сработать: Карху должен был удовлетвориться тем, что заставит Терри показать, что именно тот неумело прячет за спиной у девушки.
Кто мог знать, что Карху потребует закатать рукава?
Терри спустился по ступенькам террасы, прошел к старому колодцу в центре внутреннего дворика и встал рядом с ним на колени. Потемневшая, никогда не знавшая снега зимняя трава пружинила под подошвами сапог. Рана на руке пекла и щипала. Морщась, щурясь и кусая губы, Терри опустил руку до локтя в холодную воду и держал ее там, сколько мог терпеть.
Рука онемела и в конце концов перестала болеть. Только тогда Терри позволил себе вынуть ее из воды. С пальцев срывались капли и падали на камни, которыми были забраны стенки идеально круглого искусственного пруда-колодца.
— Так сильно жжет? — участливо поинтересовался знакомый голос. Терри посмотрел через плечо: на террасу вышел Алек Римари в своем неизменном белом плаще, вроде тех, что носили в лабораториях. Вроде того, что Терри потерял этой ночью в порту.
— Мирного вечера, мастер Римари, — вежливо поздоровался Терри, поднимаясь на ноги. Одеяло едва не свалилось с его плеч, и его пришлось придержать. — А меня собираются стереть, кажется.
Первый лекарь неспешно зажег один за другим все фонари на террасе. Только один из них был магическим, с голубоватым светом, остальные, старинные, пришлось запаливать при помощи лучины. Живой огонь трепетал в стеклянных стенках и дробился о резные медные решетки фонарной оправы. В саду сразу будто стало еще темнее, но при этом уютнее.
— Я бы пригласил вас выпить со мной чаю, Терри. Прямо здесь. Вы ведь не откажетесь?
— С большим удовольствием, мастер Римари.
— Все-таки сегодня особая ночь, — мягко улыбнулся лекарь. Он ненадолго вышел и вернулся с подносом в руках. Чай был уже заварен в небольшом пузатом чайничке с длинной ручкой и коротким носиком. Рядом на черной тарелочке лежали сладкие колобки из рисовой муки. Алек Римари поставил поднос на ножки и сел прямо на ступеньки террасы. Похлопал ладонью рядом с собой.
— Особая, — кивнул Терри, садясь туда, куда ему указали. Поправил одеяло на плечах, как обычно удивляясь тому, что Алек Римари совершенно не чувствует неудобств от холода. — Сегодня моя последняя ночь, верно?
Терри развернул руку так, чтобы взглянуть на порез. Не верилось, что из-за такой ерунды можно стереть живого человека. Но с другой стороны, он ведь с самого начала знал, что чем-то таким все и закончится. Как только на дверях появился красный лист за драку с техником в равинтоле. Или даже раньше: как только ему впервые рассказали о стертых. Терри уже тогда понял, что рано или поздно наденет серую куртку и не мог с этим смириться. Обреченность эта пугала его до тошноты. Сейчас это в какой-то степени казалось смешным: он никак не мог понять, зачем было тянуть с этим так долго.
— Как эта рана появилась у тебя на руке? — спокойным тоном поинтересовался лекарь, разливая по чашкам темный ароматный чай.
— Я поссорился с одним северянином в порту, — пожал плечами Терри. — Он достал нож. Я не успел увернуться.
Римари подал ему теплую чашку. Терри с благодарностями принял угощение.
— Это звучит как подходящая история для того, чтобы рассказывать ее в Долгую ночь, и я определенно жажду узнать все детали. Что за надобность привела тебя в порт, Терри?
— Я искал девушку.
— Девушку? — брови Римари поползли вверх от изумления.
— Мне сказали, что в порту можно найти девушку, я поверил, — Терри с извиняющейся полуулыбкой развел руками. — Так и повздорил с северянином. Видите ли, он к тому моменту как раз решил, что это его девушка.
— Но в Академии тоже есть девушки. Зачем было идти в порт и ссориться с северянином?
— Пожалуй, я напрасно столько выпил. Мне даже не пришло в голову, что есть более простые пути, — признал Терри, наблюдая за игрой пламени в фонарях. — Мне жаль, но это не настолько длинная и захватывающая история, какую захочется услышать во время Долгой ночи, мастер.
Лекарь взял сладкий рисовый шарик и отправил его в рот.
— Возможно так и есть. Но ты упускаешь одну важную деталь. Господин Карху утверждает, что твоя кровь была взята для магического ритуала.
— Да, он так и сказал, прежде чем привести меня сюда, — не поднимая взгляда от чашки, медленно проговорил Терри. Чай был слишком горячим, чтобы его пить, поэтому он легонько покачивал теплую чашку в руках.
— Но ты, конечно, хочешь сказать, что никакого ритуала не было? И никто не поил тебя золотым имперским вином?
Терри покачал головой.
— Безусловно. Я пил вино на Народной площади. Обычное зимнее вино, даже без пряностей. Меня толкнули, и я облился. Зато бутылку не разбил, — похвалился он.
Алек Римари бросил косой взгляд на закатанный до локтя мокрый рукав.
— У тебя уже есть два красных листа, а ты вернулся в Академию пьяным в облитой вином рубашке и с бутылкой под мышкой. Что же на самом деле с тобой происходит, если ты идешь на подобный риск ради того, чтобы скрыть правду?
— Вы сейчас говорите как мой друг, — вздохнул Терри. До этого момента он не замечал, сколько общего у него с Арри. А вот поди ж ты! Оказалось, что Римари, при желании, может копировать интонации сына судьи. Без сомнений, Арри распекал бы его теми же словами. Конечно, если бы захотел разговаривать после того вечера, когда Терри пообещал отдать Карьяну «белый огонь».
— Вот и хорошо. Давай поговорим, как друзья, и я постараюсь тебе помочь, — пообещал Римари.
Терри подумал, что у него есть целый список влиятельных людей, кто обещал помощь, и против воли развеселился. Если бы не все эти люди, он бы не сидел сейчас на холодных ступенях и не пялился бы на резные бока фонариков в полумраке, ощущая себя в ловушке, из которой нет выхода.
В саду послышались короткие щелчки и, чуть погодя, в скрытых трубах тихо зажурчала проточная вода. Дежурные включили систему орошения. В свете фонарей засверкали золотыми искрами тонкие струи из разбрызгивателей.
— Вы поможете мне? Обещаете?
— Сделаю все, что смогу.
— Вы сделаете все, чтобы меня не стерли? — с сомнением уточнил Терри.
Алек Римари посмотрел на бакалавра с сочувствием.
— Это зависит не от меня.
Терри перевел взгляд в темноту сада.
— Я так и думал, — только и сказал он.
— Перед тем, как уйти, Карху попросил меня поговорить с тобой по-хорошему, — предпринял еще одну попытку лекарь. Это, наверное, должно было прозвучать как-то особенно убедительно, но Терри внутренне ощетинился: ему померещилась недвусмысленная угроза.
— По-хорошему? Да я понятия не имею, в чем меня обвиняют. Что такое золотое вино? Зачем королю резать мне руку, если он знает, что со мной после этого сделают?
— Об опасности золотого вина намного лучше мог бы рассказать мой брат, Эдо. Он любит подобные вещи: когда кто-то кого-то чем-то опоил и что-то выведал. Наверное, Карху именно этого и опасается.
— Я слышал, что это яд, — возразил Терри и запоздало прикусил язык, когда понял, что процитировал короля и вообще невольно выдал свою осведомленность уже после того, как расписался в полном непонимании ситуации.
Если Алек Римари и заметил это, то не стал заострять на этом внимание. Он уже начал увлеченно рассказывать, а глаза его оживленно заблестели, как всегда бывало, когда он заводил разговор об удивительных свойствах сильнодействующих веществ.
— Наркотик. Имперские фанатики пьют его перед тем, как исповедаться и причаститься благодати Создателя. Золотое вино буквально облегчает голову, чтобы человек мог облегчить душу. Это может показаться нам странным — добровольно и регулярно употреблять вещество, который так влияет на разум, но имперцы, видимо, настолько лживы по своей природе, что не верят в возможность говорить правду без наркотика, — после этих слов Римари усмехнулся. Терри этого ожидал: лекарь, хоть и был очень высокого мнения о созданных руками людей веществах, о самих этих людях обычно отзывался с известной долей пренебрежения. — И да, если превысить разумную дозу, им можно отравиться.
— Значит, если человек выпил его, он не может солгать? Как это работает?
— Очень просто работает, — почти сердито ответил лекарь. — Что такое, в сущности, ложь? Это защитная реакция. Ты лжешь потому, что боишься, что с тобой будет, если кто-то узнает правду. У тебя есть желание сокрыть подробности, и ты достигаешь своих целей, жонглируя словами. Выпив золотого вина, ты ничего не боишься и ничего не хочешь. У тебя больше нет своих целей и ты не можешь ловчить. Теперь понял, как это работает, Терри Риамен?
Терри Риамен понял. Даже слишком хорошо понял. Но не сразу догадался, что ему делать с этим запоздалым озарением. Не сумел вовремя посмотреть на лекаря иначе, чем на доброго старшего приятеля.
— Не золотое вино, а янтарное… И пилюли были такие же. Как янтарь, — задумчиво пробормотал Терри, разглядывая круги, плывущие по темной поверхности чая в белой чашке. — Значит, все дело в высокой концентрации…
Терри поставил чашку с почти нетронутым чаем на поднос и накрыл правый глаз растопыренной пятерней. Больную руку он старался не тревожить — рана беспокоила его, под спекшейся коркой будто бы потихоньку начиналось воспаление. Как назло, лекарь этого не замечал, а Терри скорее откусил бы себе язык, чем пожаловался на боль.
Если бы искатель не опоил бы его имперским вином, Терри никогда бы не понял, как оно искусно обманывает разум. Он бы так никогда и не сумел до конца поверить, что именно пригоршня пилюль могла сломать вроде бы железную волю разъяренного Маррета, если бы сам не подал руку Стейнару по первой просьбе. Если бы Эриен не отчитывал Парлас за то, что она изготовила яд вместо чтеца, Терри так никогда и не узнал бы, что наркотик в высокой концентрации был создан по приказу короля.
— О чем вы говорите, Терри? Какие пилюли? — На переносице лекаря обозначилась озабоченная складка. Должно быть, он не первый раз задал этот вопрос, потому что ему пришлось повысить голос и коснуться плеча Терри. Риамен поднял взгляд, но ничего не сумел ответить. Мозаика кусочек за кусочком укладывалась в его голове, и Терри уже не мог перестать думать об этом.
Король был недоволен, значит, Парлас не справлялась. Двойник принцессы — демон, которого нужно контролировать, иначе Эсстель погибнет. Работу над нейтрализатором передали Терри, потому что он принес королю чтеца. Это значит, что Терри на верном пути, а Парлас ошибалась. Она делала яд из имперского золотого вина, а Эриен сказал, что ему не нужен был яд…
Яд, который мог обмануть разум и сломать волю.
Кто бы мог подумать, что Парлас создала его по приказу короля. И где она должна была апробировать его? На ком проверять дозировку и действие?
— Янтарные пилюли, — раздельно повторил Терри, глядя прямо в светло-лиловые глаза Римари. — Их дают стертым, чтобы они подчинялись. Вы не знаете?
Лекарь с укоризненной улыбкой покачал головой и тем ограничился. Терри почувствовал жжение в сухих глазах и сердито потер их основанием ладони. Стало только хуже. Глаза защипало.
— Вы же лекарь, — с мукой проговорил Терри, зажимая двумя пальцами внутренние уголки глаз у переносицы. Этому средству остановить непрошенные слезы его научили в Королевской военной школе. — Как вы можете не знать?
Пожалуй, в этот момент Терри предпочел бы, чтобы его мысли остановились и перестали нестись дальше. Еще день назад он жил в Академии, которой человека могли «стереть», если он сходил с ума, но сейчас он обнаружил себя в Академии, где на живых мыслящих людях ставили эксперименты по приказу законного короля. Давали им яд и отправляли выполнять изнурительную и опасную работу. Он не знал, как сможет прожить остаток жизни в такой Академии, о которой узнал только что.
«Стертые» всегда пугали Терри. Их безэмоциональность, безучастие, безмолвность вызывали оторопь и желание держаться как можно дальше от тех, кто носил серые куртки.
Его мать была такой же в зале суда. И даже раньше, задолго до суда. Она замкнулась в своем несчастье еще пока шло дознание. Тут Терри спохватился и мысленно обозвал себя идиотом.
Почему он по-прежнему, даже про себя, описывал ее состояние пошлой строчкой, уместной скорее в дешевом романе: «замкнулась в своем несчастье»? Почему он продолжал так думать о родной матери даже сейчас, после того, как вдоволь насмотрелся на молчаливых «серых» и все понял про золотой яд?
А глаза после стирания будто выцветали, бледнели. Это был довольно характерный признак. Все в Академии об этом знали.
Мать была в темных очках в зале суда. Зачем ей прятать глаза в помещении, где нет яркого света? В семнадцать лет Терри, конечно, понятия не имел о «стертых». А теперь, спустя почти четыре года, даже вспомнить не смог, как объяснял себе темные очки, когда был слеп.
— Я лекарь, верно, — после долгой паузы признал Римари. — И поэтому я вижу, что ты нездоров.
— Это простительно. Я только сейчас понял, что мою мать отравили, — хрипло сказал Терри.
— Кто?
«Парлас» — мог бы ответить Терри, если бы мог позволить себе бросаться такими обвинениями в Академии, где госпожа Арания Парлас была куратором по научной работе, а он — всего лишь королевским заложником.
«Король» — а вот это было бы точнее и лишь самую малость безопаснее, если не принимать во внимание, что сам Алек Римари происходил из древней и уважаемой семьи и служил в Королевской лечебнице.
Терри предпочел просто солгать.
— Антеро Риттау, — сказал он и растянул губы в ничего не выражающей, насквозь фальшивой улыбке. Это было сродни тому, как он улыбался в темноте, когда понял, что Вария предала его. Сейчас он потерял нечто не менее важное, чем любовь девушки: веру в своего короля. А вместе с ней надежду, что рано или поздно он вернет все, чего лишился тогда, в зале суда. Что он приобрел взамен? Понимание, что дом Риттау не настолько влиятелен, чтобы привести в действие настолько масштабный план.
План имел поистине королевский размах.
Шутка ли: наводнить Академию агентами, чтобы создать яд для королевской советницы.
«За что?» — спрашивал он сам себя раз за разом и никак не мог найти разумный ответ. Король ценил свою советницу и ставил ее в пример остальным — Терри знал это так же хорошо, как то, что его имя Риамен. Зачем он так поступил с ней?
— Что заставило тебя именно сейчас думать об этом?
— Почему сейчас? — притворился удивленным Терри. — А вы не понимаете?
— Не понимаю. Постарайся объяснить.
Риамен скинул с плеч клетчатое одеяло, встал и принялся аккуратно его складывать.
— Меня отравят тоже.
— Кто? Риттау?
— Не знаю. Может быть, вы? — прищурился Терри.
— Риамен, вы выглядите чересчур возбужденным, — озабоченно сказал лекарь и положил ладонь Терри на лоб. — У вас лихорадка. С кем вы разговариваете?
— А вы с кем? — растерянно переспросил Терри. После того, как он на собственной шкуре испытал ужас, который охватывает, когда король внезапно переходит на подчеркнуто отстраненный стиль обращения, подобный маневр лекаря легко обезоружил его.
Алек Римари ловко поймал его правую руку и надавил пальцами на бьющуюся под кожей жилку.
— Учащенное сердцебиение, — пробормотал он. А затем бесцеремонно оттянул веки на обоих глазах поочередно. Терри покорно терпел манипуляции.
— Следите за моим пальцем, но голову не поворачивайте, — велел лекарь и повел палец в сторону. Затем в другую. — Видите тени, черных мушек, может быть, плавающие круги?
Терри сглотнул комок в горле. Он понял, какой ответ хочет услышать Алек Римари, но даже не представлял себе, кто по доброй воле согласится ответить утвердительно на подобный вопрос. И не где-нибудь еще, где это могут списать на переутомление или демон знает что еще, а в Академии!
— Я в порядке, мастер Римари. Клянусь, никаких теней я не вижу, — хрипло сказал он, поднимая раскрытые ладони и показывая, что сдается.
В памяти само собой всплыло бледное лицо двойника Эсстель. Он слышал, его называли «Тень».
«Надо же, какое совпадение», — мелькнула ехидная мысль.
— Нет, вы не в порядке, Риамен. Мне докладывали, что вы ведете себя очень агрессивно в последнее время. Я не могу оставить это без внимания.
Терри снова взял чашку правой рукой. Пальцы дрожали так сильно, что чай проливался через края. Хорошо, что он уже остыл — не страшно, что холодные капли скользят по голой коже. Не больно.
— Я знаю, кто донес на меня. У меня вышла размолвка с Варией… О которой я уже сожалею.
— Вария. Карьян. Радек. Тордеррик. Келва, — начал загибать пальцы Алек Римари. Терри так на него посмотрел, что лекарь счел нужным уточнить. — Не все жаловались мне лично, но слухи под куполом разносятся быстро. Я сожалею, но мне придется подписать врачебное заключение. Завтра соберется Специальная комиссия для того, чтобы вынести окончательный вердикт по вашему случаю.
— Могу я рассчитывать, что там будет Верховный магистр? — вежливо спросил Терри.
— Я легко могу это устроить.
— Прошу вас.
Алек Римари встал с террасы и взял в руки поднос с чайником и чашками.
— Должен вам сказать, что дело не в доносах. Представляете, сколько я их получаю каждый день? Сказать, что было бы, если бы у меня вдруг возникло свободное время реагировать на каждый?
— В Академии не осталось бы людей? — невесело усмехнулся Терри, который слишком хорошо знал, как это работает. Обида, ревность, зависть, глупость — любая мелочь может стать спусковым крючком, за которым последует донос, клевета или даже убийство. Если человек будет уверен в собственной правоте и безнаказанности — он не остановится.
— Именно! В Академии не осталось бы людей, — без улыбки подхватил лекарь. — Поэтому я делаю выводы только на основании того, что вижу сам. Вы всегда находились в области повышенного риска, Терри. Но сегодня я вас буквально не узнаю. Даже если бы я не знал, чем опасен делирий… Но я знаю.
— Я должен буду пить пилюли, как Маррет? — с горечью усмехнулся Терри. — Сразу целую горсть?
— Кто?
— Маррет. Его тело должны были найти под аркой у Старого прохода. Он вел себя очень агрессивно, да.
— Я ничего об этом не знаю.
«Ну да, как же не знаешь. Еще скажи, что ты не знаешь, кто готовит пилюли и раздает „стертым“. Как будто, это не о тебе говорил Келва, когда упоминал о Древнем в лечебнице, которого они беспрекословно слушаются», — мрачно подумал Терри.
— Разумеется, — с показным смирением вздохнул он. — Простите, не подумал. У них нет имен, да? Стертым больше, стертым меньше — кто считает. Мастер Римари, у меня остался всего один вопрос, вы позволите? Завтра вы будете помнить, как меня зовут?
Алек Римари внимательно посмотрел на того, кого прежде частенько называл «племянником» и кому однажды подарил теплый шарф. Терри выдержал этот взгляд, упрямо задрав подбородок. Теперь он не вынес бы ни этой фальшивой сердечности, ни подобного родственного обращения. Даже хорошо, что Римари стал холоден и отстранился. Терри в глубине души был ему за это благодарен.
— Бессвязная речь не поможет вам выиграть это дело в свою пользу, Терри. Это тоже симптом делирия, очень яркий.
Терри оперся плечом о деревянную створку-ширму и устало прикрыл глаза.
— Бросьте, мастер Римари. Здесь только вы и я. И мы оба знаем, что я не сумасшедший.
— Ступайте спать, Риамен. Вы ведете спор с демонами в собственной голове, и я устал смотреть на это, не говоря уже о том, чтобы пытаться перекричать их. Вам стоит собраться и хорошенько все обдумать перед тем, как вы предстанете перед Специальной комиссией.
Терри поддернул за ремень отвисшие грязные брюки, оправил выбившуюся мятую рубашку, растопыренной пятерней причесал растрепанные волосы и отвесил старшему родственнику церемонный поклон.
Как бы там ни было, со стороны лекаря было великодушием позволить ему просто уйти после всех произнесенных слов. И, как бы Риамен ни злился, он все же был почти счастлив, что его, наконец, оставят в покое.
Хотя бы до конца этой мучительно долгой ночи.