Один мужчина, похожий смутно на кого-то,
В пилотке блеклой, в грубых сапогах,
К нам пробирается из толчеи —
Ручонок взмах — и - Ах!
Три спутницы мои (так это быстро вышло)
На нем повисли.
Отца собой закрыли и жалобно заголосили.
К ним доброе вернулось счастье,
И жаждали они участья.
Стояла я одна в сторонке
И тоже плакала тихонько.
VII
До дома два шага осталось. Вот подошли.
Солдат устало на серую скамейку сел.
Из комнат снова высыпали все!
Соседей узнавал солдат.
Благодарил и обнимал, как брат…
VIII
Живет во мне, всегда присутствует,
Со мною делится и мыслями, и чувствами
Та сердобольная девчонка, вездесущая.
Я, взрослая, не смею спорить с ней.
И прошлое все ближе и ясней.
Переехав из деревни в город, свою карьеру мой отец начинал как рабочий. Был стрелочником, сцепщиком вагонов, составителем поездов на внутризаводской железной дороге. Занимался также рационализаторской деятельностью. Вносил ценные технические предложения. Еще в довоенное время дослужился, имея четырехклассное образование, до ИТРовской должности и звания "техник-лейтенант движения". Во время войны занимал ответственный пост: руководил станцией, через которую осуществлялось снабжение доменного цеха металлургического комбината железной рудой. Работал, не жалея сил и здоровья, без выходных и, главное, не допуская аварий. Все это высоко оценила дирекция металлургического комбината и представила моего отца к ордену Трудового Красного Знамени.
- * * *
Очень многого достиг в жизни младший брат моего отца Николай. Родился он в 1927 году в деревне Екатериновка Оренбургской области. В город семья переехала в начале тридцатых годов. Поселились в бараке на Тупиковом поселке. Взрослые работали. Дети зимой учились, летом, предоставленные самим себе, занимались, чем хотели. Бродили по окрестностям, взбирались на горы, плавали в речках, бегали наперегонки. В какие только игры ни играли: лапта, городки. Зимой — в свободное от уроков время: санки, лыжи, коньки.
В те предвоенные годы телевизор, который обрекает молодежь на сидячий образ жизни, еще не был изобретен, и барачная детвора, развлекаясь, успешно развивалась и нравственно, и физически. Коле нравилось кувыркаться на турниках, которые между двумя столбами мастерили приезжие: завербованные и эвакуированные из Ленинграда — это уже во время войны.
Когда началась война, Николаю было 14 лет. Развив мускулатуру, он занялся тяжелой атлетикой: поднимал двухпудовую гирю, самодельную, из колес, штангу. Очень хотелось подростку угнаться за старшим братом, который запросто мог поднять груз весом в восемьдесят килограммов. Став старше, Николай не только догнал брата, но и перегнал его, всерьез занявшись тяжелой атлетикой.
В двадцатилетнем возрасте начинает принимать участие в спортивных соревнованиях. Сперва в масштабе города, области, затем — края, республики, всей страны. И всегда? с неизменным успехом.
За 20 лет пребывания в большом спорте принял участие в одиннадцати спартакиадах, завоевал бронзовые медали, а также серебряную.
В 1953 году на всесоюзном первенстве выиграл звание чемпиона в двух видах и троеборье. В том же году принял участие в международной встрече штангистов в Польше.
В 1956–1957 годах выполнил норму мастера спорта. На первенстве СССР занял 4-е место, вошел в пятерку сильнейших штангистов. Его результат шестой в международной классификации.
В 1959 году на спартакиаде производственных спортивных коллективов в городе Ленинграде команда ММК поднялась на высшую ступень пьедестала почета. Д. Сухов и Николай Немов — победители спартакиады.
В 1962 году мастеру спорта Н. Немову присвоено звание — "Почетный мастер спорта СССР".
В 1964 году в г. Салават (Башкирия) состоялась лично-командное первенство Поволжья и Урала. Участвовало в нем 130 спортсменов. В личном зачете Н. Немов — чемпион первенства.
Невысокого роста, коренастый, очень спокойный, выдержанный и скромный человек, хороший семьянин. Своими успехами в спорте никогда не кичился. Заботился о физическом развитии молодежи.
В 1953 году приступил к тренерской работе на общественных началах и занимался этой работой до 1997 года.
О нем не раз писали в местных газетах, называя его "Железный Немов".
Материал взят из спортивно-физкультурного календаря, выпущенного к 70-летию г. Магнитогорска. О детстве Николая написано с его слов.
Я горжусь своими отцом и дядей, но не хвалюсь, когда болтаю с подружками, их достижениями. Мы, молодые, должны стремиться к тому, чтобы самим стать уважаемыми в обществе людьми, а не примазываться к авторитету наших родителей и близких. В общем — поскромнее надо быть. Не словами, а делом доказывать, что мы тоже чего-то стоим…
Продолжу рассказ о Тоне Мудрецовой.
Подшучивать над "дикаркой" после того, как она продемонстрировала мне свою агрессивность, я, естественно, перестала. Но не молчала, если что-то в ее поведении не нравилось мне. Кстати сказать, она тоже критиковала меня, даже очень охотно, когда я, по ее мнению, этого заслуживала. Мы даже заключили договор: не мириться с недостатками — я - с ее, а она — с моими, помогать друг другу исправлять их, так сказать, совершенствоваться. Но бывают же у людей такие отрицательные черты, указать на которые, не ущемив своего самолюбия, просто невозможно. Когда я замечала в характере подруги такие штрихи, я молча отдалялась от нее. И только убедившись в том, что она дорожит моей дружбой, переживает размолвку и, значит, сумеет правильно понять критику в свой адрес, делала ей выговор.
Семья Мудрецовых состояла в то время из четырех человек. Младшая сестренка Тони была еще малышкой. Их родители, оба, имели высшее образование. Работали мелиораторами на одном предприятии. Мать — техник, отец — инженер. Был, наверное, у него какой-то чин. Зарабатывали они достаточно, чтобы прокормить двух дочерей. Анастасия Петровна (так звали Тонину маму) подрабатывала шитьем. Было у них также и подспорье: сад-огород. Находился он недалеко от места службы Мудрецовых-старших. Земля там была неистощенная, вода под рукой. Урожай каждый год был обильный. Особенно много дарил Мудрецовым этот участок земли помидоров. Снимали их бурыми, привозили домой, рассыпали по полу. Там они и дозревали. Из-за этих самых помидоров мы с Антониной чуть не разругались однажды на всю жизнь.
Я уже говорила, что мы, Русановы, жили бедно. Нас ведь было шестеро, а работал один отец. На хлеб и то не всегда хватало, не говоря уже о фруктах и овощах, которые на рынке стоят очень дорого, а то, что в магазинах продают, не захочешь есть. Правда, картошка у нас всегда была своя. Каждую весну засаживали мы ею по два пая. Все лето то пропалывали, то окучивали. А всю зиму ели вдоволь. Картофель — да. А другие овощи посадить нам было негде. Не было у нас, в отличие от Мудрецовых, своего земельного участка. Тратя много денег на наряды для старшей, рано заневестившейся дочери, родители никак не могли скопить какую-то сумму, необходимую для внесения первого взноса за делянку в шесть соток. Участок под сад и огород мы смогли приобрести лишь тогда, когда Галина, с грехом пополам окончив институт, стала работать и меньше тянуть с родителей.
Обзаведясь сперва одним паем, потом еще одним, родители мои принялись, не покладая рук, обрабатывать землю. Это у них хорошо получалось: они были еще молоды и не утратили навыков, приобретенных в деревне. Вскоре мы встали на ноги, зажили по-человечески. Но это было уже после того, как я окончила школу. А пока училась вместе с Тоней, нам, Русановым, можно было только посочувствовать. К сожалению, до Антонины, выросшей в обеспеченной семье, дошло это с большим опозданием.
Договорились мы однажды готовиться к контрольной работе по математике. У Мудрецовых — не у нас. У них же трехкомнатная квартира, а у нас однокомнатная. Народу много, шуму тоже.
Прихожу я к Тоне, звоню в дверь. Подруга открывает, а войти нет возможности. Весь пол в передней завален овощами. Тут и морковь, и свекла, и репчатый лук. Но в основном томаты. Тоня присела на корточки, расчищает мне дорогу. Я жду, озираюсь по сторонам. Слева от меня спальня родителей и кухня. И та и другая комнаты просто завалены помидорами. Думаю: "Вот повезло мне, сейчас полакомимся. Подруга пригласит меня на кухню, сделает салат для нас обеих. Родителей дома нет, разрешения спрашивать ни у кого не надо". Стою, слюнки глотаю, губы облизываю. Но Антонина проводит меня мимо раскрытой настежь двери кухни. В гостиную. Там тоже красным-красно. А дальше — комната девочек. Картина так же самая — царство томатов. Садимся за стол. Я все еще надеюсь, что мне дадут попробовать хотя бы несколько помидорчиков от нового урожая. Ведь не обязательно есть за кухонным столом, можно и за письменным. Было бы что. Но Мудрецовой невдомек, какие мысли копошатся у меня в голове. О чем я думаю, ее совсем не интересует. Она так держится, как будто мы находимся с нею в пустой комнате, где даже мебели нет, только мы вдвоем: я и она. А уж об овощах, валяющихся и на столе, и под столом и говорить нечего. Может быть, они ей кажутся несъедобными красными шариками? Вполне.
В общем, не предлагает она мне угоститься. Возможно, если бы я сказала "дай", она ответила бы "на". Но я не хочу ей уступить. У нас, у бедных, есть собственная гордость. Мы, Русановы, небогатые, но и не нищие, не попрошайки. Не потчуешь, не надо. Как-нибудь проживем и без твоих подачек, не умрем с голоду. И не ударим в грязь лицом. А вот ты, милая моя подруга, в моих глазах сегодня очень низко пала. Так рассуждая, решаю я один пример за другим. Все у меня с ответом сходится. Антонина тоже справляется с каждым примером, с каждой задачей. Только одну не смогла решить — ту, которую подбросила ей жизнь: не догадалась поделиться с девчонкой из бедной семьи, которая еле-еле сводит концы с концами, тем, чем богата сама. Вот уж поистине сытый голодного не разумеет…
Я ушла ни в чем ее не упрекнув. Укорить — значило бы попросить. Этого я себе не могла позволить… И на другой день, когда мы с нею встретились в школе, я ей опять ничего не сказала, не напомнила о вчерашнем. Просто снова стала от нее отдаляться. А она? Не понимая, в чем дело, переживать. Трудно было мне с нею дружить, очень трудно. Хотелось просто послать ее к чертям. Я, порвав с нею, ничего бы, как мне кажется, не потеряла. И без нее у меня было подруг, хоть отбавляй.