— Нет, Юля, — опять не согласился со мной Петр Александрович. — Ты так много времени потеряешь и устанешь сильно. Не надо тебе сегодня ни в институт возвращаться, ни в общежитие приезжать. С преподавателем я договорюсь, он войдет в положение. А с подшефными твоими позанимаюсь сам.
Чудесный человек этот Петр. Чуткий. Я посмотрела ему в лицо. Красивые губы, прямой нос, бледные, чисто выбритые щеки и подбородок. Весь такой худенький, щупленький. Мне он кажется мальчиком. "Колодки" на груди свидетельствуют о полученных на фронте орденах и доказывают, что не мальчик перед тобой, а мужчина, которому довелось многое увидеть и пережить. Правая рука парализована. Мне его, конечно, жалко, но…
Сколько ему лет? Наверное, около тридцати. Лешка его гораздо моложе, но выглядит взрослее. И какой сильный! Когда он рядом, можно быть уверенной: никто тебя не обидит. С ним не пропадешь. Какая мощная у него грудь! Так и хочется прижаться к ней своей грудью, чтобы ощутить биение его сердца, чтобы казалось, что у тебя два сердца. Крепкие мускулы, загорелые руки. Когда он обнимает меня, я чувствую себя такой маленькой, тоненькой, утопающей в нем. И как мне тогда хорошо! А его карие, жгучие, проницательные глаза! Они смотрят прямо в душу. Много требуют, но и обещают не меньше.
Задумавшись, я совсем забыла о Петре Александровиче. Он ждет ответа. Ему не хочется, чтобы я теряла время. Если бы он знал, на что я его трачу! Каждый вечер пишу Алексею письма, на которые он не сможет ответить, так как я их не отправляю. Если бы Петр Александрович знал, что мне безразлично все на свете, потому что Лешка молчит. Я учусь, чтобы, не дай Бог, не отчислили за неуспеваемость, и ребят учу в общежитии, но делаю все это автоматически. Хотелось бы выяснить, как этот замечательный человек стал бы ко мне относиться, если бы я рассказала ему о себе, О Лешке. Наверное помог бы мне в Алексее разобраться. Но не стоит взваливать на него свои проблемы. И зачем признаваться мужчине, который симпатизирует тебе, что ты без ума от другого? Зачем причинять боль ему? Все равно ты уедешь, а он останется. Уж лучше помолчать. Не зря же говорят: слово серебро, а молчание золото. Сделанное мне Петром Александровичем предложение я приняла. Пообещав, что в общежитие приеду завтра, стала прощаться. И тогда он мне сказал:
— Я знаю еще один адрес. Там, кажется, тоже сдают комнату. Сходи, посмотри.
Улица Шейхмана, 11. Стучу. Открывают. Не успела задать вопрос — отвечают: "уже занято". Ехать "домой" решила не в троллейбусе, который пришлось бы долго ждать, а в трамвае. Но как до трамвайной линии дойти, не знала. Пошла наобум, да и заплуталась. Город все же незнакомый. Остановилась, смотрю по сторонам. Где я? Кругом допотопные деревянные домишки. Вот что значит старый город. В моем, молодом, таких нет. Были деревянные бараки, о чем я уже говорила, но они простояли всего 20 лет. А сколько этим лачугам исполнилось? Лет сто, не меньше. Но сносить их, сдается мне, пока никто не собирается.
В моем родном городе на строительство жилых домов отпускается много средств. А здесь, как видно, маловато. У нас строят быстро, с энтузиазмом. А в Свердловске медленно, с ленцой. Кладут по кирпичику а день. Не могу смотреть на это. Но больше всего меня возмущает, что юридический институт не имеет своего общежития на необходимое количество мест и мне пришлось поселиться в частном секторе и жить среди чужих людей.
Не это ли является главной причиной того, что я разочаровалась в профессии юриста?..
Я долго шла куда глаза глядят. Наконец добралась до какого-то водоема и решив, что окончательно заблудилась, перепугалась. К счастью, вспомнила, что это и есть тот самый пруд, по которому летом катались мы на лодке вчетвером: я, Роза, Лева и еще один молодой человек. О нем речь пойдет позднее.
В августе, окаймленный зеленью, этот пруд был очень красив. А теперь… пожелтевшие листья опали, и сквозь голые ветви деревьев видны подступающие к самой воде ветхие строения, точно такие же развалюхи, как домик тети Симы, в котором живем мы с Тамарой (не успели еще переехать на новую квартиру). Их хочется назвать "пережитками прошлого". Они могут навеять только грусть. Летом сюда приходит так много народу. Шутки, смех, веселье. А сейчас — ни души. Тоска! Очень захотелось мне, чтобы поскорее наступила зима. Пруд тогда замерзнет. По льду будут кататься на коньках. Опять здесь будет шумно и весело. Все вокруг станет белым. И даже старые домишки, обсыпанные снегом, будут выглядеть новыми, красивыми. Будем жить, радоваться зиме. А пока остается вспоминать, как было хорошо летом…
— Август 1951 г.
Сдавая вступительные экзамены жили мы: я, Роза и Лева в общежитии университета. Мы с Розой на шестом этаже в огромной комнате. А Лев — на пятом, в маленькой, всего на семь человек. Его соседями были ребята из разных городов нашей необъятной страны. И все чертовски разные, нисколько не похожие друг на друга. Оригиналы! Опишу их всех.
Альфред Иванов. Умный до гениальности. Прозвище — Башка.
Мильштейн. Еврей. Упрямый, как осел. Не отличающийся одаренностью, совершенно неразвитый. Но есть в его характере одна замечательная черта. Этого юношу невозможно было вывести из равновесия. На что уж я, любящая и умеющая "подколоть" тех, кто неприятен мне, и то вынуждена была, после нескольких неудачных попыток взвинтить этого парня, отступиться от него. В душе он, безусловно, взбесится, смекнув, что его умышленно злят, весь красный сделается, уши горят, щеки пылают — веснушек не видно, но говорит, отвечая на придирки, ровно, спокойно. Он отстаивал иногда такие "дикие" идеи, что мне даже наподдавать ему хотелось. Окончив 10 классов, он был уверен, что не экономика определяет политику, а политика экономику. И старался доказать это другим. Ярым его противником в спорах был Георгий Геке. Этот молодой человек старше всех нас. Окончил исторический факультет педагогического института. Изучал философию. Умеет доказать Мильштейну свою правоту. Кроме наук, знает жизнь. О нем можно сказать "Тертый калач". Мильштейн не хочет признать превосходства Геке над собой. Доказывая свое, хоть и держался, как ему самому казалось, с достоинством, но выглядел жалким. Их стычки походили на дуэль. Наблюдать за ними, слушать их было очень интересно, поэтому я частенько приходила в гости к своему бывшему однокласснику Льву Ростову. Иногда принимала участие в диспутах.
Кроме названных, жили в Левиной комнате еще четверо парней.
Валерий Гаврин. Прозвище — Гаврош. Из Комсомольска. Из обеспеченной семьи. Привлекательный. Большие карие глаза. Красиво очерченные губы. Самовлюбленный, хвастающий своим внешним видом. Одним словом "воображуля". Строя девчонкам глазки, порою так увлекался этим, что начинал морщить не только лоб, но и нос, отчего физиономия его становилась просто безобразной. Однако ему об этом никто не говорил. Он очень любил танцевать, чуть ли не каждый вечер рыскал по городу в поисках действующих танцплощадок. Я ехидничала и над ним. Валерий сердился, краснел, морщился, не зная что ответить мне. А все мальчишки (они очаровашку этого не любили) одобрительно на меня посматривали. Я уже сказала, что он был из богатой семьи. Ему чаще, чем другим ребятам, присылали денежные переводы, причем крупные, тем не менее он не был чист на руку. Однажды стащил из кафе, в котором обедал, три стаканчика. Один из них подарил знакомой девушке, два других оставил себе. В городском транспорте ездил без билета, в связи с чем имел привод в милицию. Все эти его "подвиги" давали повод для насмешек. Было у него и достоинство. Сама я не слышала, но по словам ребят из Левиной комнаты, Валерий прекрасно читает Чехова. Как настоящий артист. Что ж, внешность позволяет ему стать актером.
Николай Кирюхин. Нуднейший тип. Туповатый, но пронырливый, как Молчалин. Почти все экзамены, поступая на математический факультет, сдавал по два раза: нашел подход к членам приемной комиссии. Имел и более серьезные недостатки: брал у товарищей деньги в долг, но не возвращал, за что ребята очень не любили его. В дискуссии не вступал. Иногда вставлял какое-либо двусмысленное словцо, стараясь подчеркнуть, что среди собравшихся он самый умный, самый одаренный, самый положительный. И если Мильштейн под влиянием живущих бок о бок с ним товарищей (а может, в этом есть и наша с Розой заслуга) старался исправиться, то Кирюхин с каждым днем становился все более и более неприятным. Мне он так не нравился, что я с ним вообще не разговаривала.
Жил в комнате нашего бывшего одноклассника еще один юноша, которого, как и Ростова, звали Львом. Его фамилию я не запомнила. Назову Ноздревым, потому что он вылитый Ноздрев. Денег от родителей получал больше, чем достаточно. Кутил. Сдав очередной экзамен, отправлялся в какое-нибудь кафе, которые в Свердловске почему-то называются "американками". В общежитие возвращался веселый, шумный. Пел, смеялся, передвигал без всякой надобности мебель в комнате. Показывал фотографии якобы влюбленных в него девушек, орал на все громадное здание общежития. Крутил Розе руки, если заставал ее в своем номере. И другое в этом роде. Какое мнение о нем сложилось у меня? Мне нравится его прямота, но я осуждаю его за то, что он говорит слишком много и поет неприличные песенки.
Семен Коганов (не Коган, а именно Коганов. Уверяет, что русский). Среднего роста, худощав, но крепок. Лицо симпатичное: большие серые глаза, прямой нос, крупные, как у большинства евреев, губы. Черный кудрявый чуб. Наш с Розой ровесник, но выглядит старше своих лет. Мнение о нем складывалось у меня очень медленно. Вероятно потому, что я мало с ним разговаривала и почти не замечала его: постоянно спорившие друг с другом Геке и Мильштейн приковывали к себе внимание всех, кто находился в комнате. Мы с Кулининой решили, что Семен неглуп и скромен. И пока все.
Поступив в юридический, я стала реже бывать в общежитии университета. С Когановым до своего отъезда из Свердловска встретилась всего лишь раз. Что-то еще хотела добавить к сказанному о Семене, но не написала больше ничего. Выпустила из вида. Позднее узнала от Розы что нравилась этому сероглазому юноше.
— За что? — спросила я у подруги.
— За все, — ответила она.
— А внешний вид?
— И внешность твоя ему приглянулась.
Самым интересным из соседей "нашего" Левы был, без сомнения, молодой человек по имени Георгий. Георгий Геке. Но с рассказом о нем придется повременить. Я забыла описать комнату, в которой жил Ростов. Эту ошибку, пока не поздно, надо исправить, что я сейчас и сделаю.
Однажды, незадолго до начала приемных экзаменов, посетили нас с Кулининой две девушки, наши бывшие одноклассницы, приехавшие в Свердловск, чтобы поступить в медицинский институт. И мы вчетвером отправились в гости к Левушке. До этого случая ни Роза, ни я в его апартаменты даже не заглядывали. И вот наконец вошли. И остолбенели на миг, поразившись, какой там царил беспорядок. Мне срезу вспомнились строчки из стихотворения Симонова:
Мужские неуютные углы,
Должно быть, все похожи друг на друга…
На столах обрывки газет, немытые стаканы, грязные пол-литровые банки, рассыпанная махорка, утыканная окурками пепельница, давно не чищенный чайник — все, чему не повредишь, если разольешь воду или другую жидкость. На кроватях книги, тетради вперемешку с носильными вещами. Как говорится, все вверх дном. На окне, на веревочке, вместо занавески, только что выстиранная красная майка — сохнет. На подоконнике букет гладиолусов, подаренный, должно быть, кем-то из девушек кому-то из ребят. Вода в вазе пожелтела, цветы завяли — еще одна подробность, свидетельствующая о том, что в данной комнате обитают неряшливые холостяки. Но та же деталь, если вдуматься, доказывала и другое: холостяки эти не бирюки, а приветливые ребята, охотно знакомятся с представительницами прекрасного пола, общаются, обмениваются любезностями…
Приняли нас радушно. Под музыку, что доносилась из коридора (там "не наш" Лева играл на аккордеоне, а молодежь танцевала и ликовала), мы, бывшие одноклассники, устроили веселую беседу — вспоминали школьные дни, все наши "хохмы" и проделки. Говорили и о серьезном, о предстоящих экзаменах, признавались друг другу, что очень волнуемся перед сочинением.
Будучи вежливым мальчиком, Ростов представил нас своим соседям, тем, кто в данный момент находился "дома". Несколькими фразами перекинулись мы и с ними.
Тут впервые взглянула я на Геке. Высокий, кажется мягкотелым. Рыжий чуб. Белое, усеянное веснушками лицо. Большой, приоткрытый, безвольный рот. Маленькие серые глаза за стеклами очков. Он мне сразу не понравился чем-то. Я отпустила по его адресу какую-то колкость. К сожалению, не могу вспомнить, что именно мною было сказано. Но он не обиделся и не постарался ответить мне тем же, как поступил бы другой, оказавшись на его месте. Наверное, он посчитал меня слишком "маленькой", чтобы принять брошенный мною вызов и затеять перебранку-состязание в злословии — так я тогда подумала. Мне в тот момент было неизвестно, что он на 12 лет старше меня, что у него уже есть диплом, и обращалась к нему на "ты" и называла "Жоржем". А когда узнала, чуть не сгорела от стыда за то, что позволила себе такую фамильярность. Выглядел он значительно моложе своих лет.
У кого-то из ребят были шахматы, и я стала часто заходить к Леве, чтобы сыграть с ним несколько партий. Проигрывала редко. Парней, которые наблюдали за нашей с Ростовым игрой, это удивляло. Они стали с большим вниманием относиться ко мне. Особенно Геке. Розу, которая почти всегда сопровождала меня, как будто вовсе не замечал, а с меня не сводил глаз. Донимал вопросами. Протестуя против его навязчивости, я стала ему грубить. И так этим увлеклась, что Лева (наш) вынужден был заступиться за товарища. Тогда-то Ростов и рассказал мне о Георгии то, что знал сам, подчеркнув, что Геке — человек незаурядный: исключительно эрудированный, но в то же время простой, добрый, отзывчивый — всем, чем может, помогает друзьям; наверное, талантливый. Пишет стихи. После того как мы с Левой поговорили о Георгии, я стала более терпимо относиться к нему. Он попросил Льва передать мне тетрадку со своими стихотворениями. Я прочитала их. Они понравились мне. В них звучит неподдельное чувство — грусть. Но пессимистическими эти стихи не назовешь. Сожалею, что ничего не выписала из тетради Георгия. А запомнила всего три строчки — они были написаны на обороте его фотокарточки, которая была вложена в тетрадь. Он просил кого-то не забывать его, сетовал, что память о нем будет развеяна временем.
Как дым от моей сигареты.
Вспоминайте меня иногда,
Неудачника, горе-поэта…
Шли дни. Георгию нравилось наше общество. Иногда мы выходили погулять втроем: я, Роза и Лева. Геке присоединялся к нам. Однажды рассказал свою родословную. Его далекие предки немцы. Сам он родился в Ленинграде. Пережил блокаду. В послевоенное время был выслан из северной столицы. Скитался по стране. Был и на фронте. Сначала скрывал, что в его жилах течет кровь германцев. Но как-то проговорился. Его демобилизовали. После этого побывал он в Новосибирске (жил там 7 лет), Магнитогорске, Молотове. Еще в каких-то городах. В Свердловске поселили его два года назад без права выезда. И вот он живет здесь, не имея возможности найти работу, которая соответствовала бы его образованию. Знания у него были очень обширные: истфак он окончил с красным дипломом. Он преподает свой предмет в неполной средней школе, хотя мог бы, я думаю, работать и в старших классах. Во время отпуска подрабатывает, где придется. Таких людей, как он, "зажимают" у нас, будь они хоть пламенными патриотами. Чувство патриотизма постепенно остывает у них, когда приходит осознание того, что никто не нуждается ни в знаниях, ни в умениях его. Такие люди, разочаровавшись в жизни, быстро стареют. Но не все, конечно. Взять, к примеру, нашего Андрея Александровича. Какой он жизнерадостный, веселый, активный человек! А ведь и ему, наверное, нелегко живется. Ведь он чистокровный немец. И его, надо полагать, гоняли по стране, пока он не осел в нашем городе.
В голосе Геке, о чем бы он ни говорил, слышалось уныние, а порою отчаяние. Никакой идеализации действительности, ни "грамма" романтизма. На первых порах он казался мне скептиком. Но Лева, рассказав о его трудном прошлом, сумел вызвать во мне сочувствие к нему. В разговоре я все чаще стала с ним соглашаться, перестала его "подкалывать".
Однако здесь я должна сделать оговорку. Как ни старалась я прислушиваться к тому, что говорили мне Ростов и другие ребята из его комнаты о Георгии, кардинально изменить свое отношение к этому, заслуживающему уважение человеку я не смогла. Как невзлюбила с самой первой встречи с ним, так и продолжала в глубине души недолюбливать, несмотря на все его достоинства и страдания, им пережитые. Слишком много он говорил о себе. Это утомляет.
Однажды мы с Розой заявились в Левину комнату, чтобы узнать, как наш бывший одноклассник сдал какой-то экзамен. Льва дома не было. Посидели, поболтали с другими парнями. Когда же Ростов пришел, Геке повел нас к своему знакомому, которого звали "Юрочкой". Потом еще куда-то. Всю дорогу рассказывал о себе. И я вдруг почувствовала, что он хвастает. Если узнаешь хорошее о человеке от других — это одно. Когда же он сам себя начинает расхваливать — это уже совсем другое. В первом случае ты внимательно слушаешь то, что тебе сообщают. Во втором — ждешь-не дождешься, когда рассказчик замолчит. И так скучно становится! А скуку я не выношу! Достаточно на уроках в школе наскучалась, натерпелась!
Пока мы ходили туда-сюда пешком, я еще воспринимала то, что вещал сосед Ростова, когда же подошли к пруду и сели в лодку (в это время уже совсем стемнело), я, догадавшись, что все, что могло бы меня заинтересовать, Жорж уже поведал нам и теперь будет повторяться, стала я пропускать мимо ушей его россказни…
Ночью пруд, отражая сверкающие вокруг него огни, очень красив. Хочется настигнуть какую-нибудь светлую полосу, плывешь, плывешь, а она все отодвигается и отодвигается. Пруд точно зеркальный и очень тихий. Но многочисленные отдыхающие нарушают покой. Плавая, гоняются друг за другом, плещутся, визжат. Мне нравится, когда лодка движется равномерно, пусть даже быстро, но не меняя скорости. Тогда можно отключиться от реальности и отдаться своим воспоминаниям и переживаниям. Я обрадовалась, когда Роза и Лева перестали тормошить друг друга и громко разговаривать. Отвернулась от Георгия, сидящего рядом со мной, и задумалась.
В этот миг мне так захотелось, чтобы Геке вдруг исчез, а на его месте очутился Алешка. Вспомнила я, как перед отъездом просила Лешку покатать меня в лодке по реке. Он обещал, но не выполнил своего обещания. А казалось бы, что может быть проще — сесть в лодку и поплыть по реке! Покататься в лодке по реке! Размечталась! Он даже писем мне не пишет! А это ведь еще проще. Сделалось мне от таких мыслей очень грустно. Хоть плачь.
Заметив, что я слишком уж присмирела, Георгий решил расшевелить, взбодрить меня. И начал с вопроса, который мне уже осточертел:
— Юля, почему вы такая печальная, о чем вы все время думаете?
— А вы думаете что я сейчас отвечу вам на этот ваш бестактный вопрос?
— Какое интересное у вас лицо, — решил мой поклонник подойти ко мне с другой стороны. — Какое выразительное! Вот оно уже не печальное, вы насмешливо улыбаетесь.
— Вы не правы, — сердитым тоном дала я собеседнику понять, что не перевариваю подхалимаж. — Я не улыбаюсь, я продолжаю грустить.
— А знаете, я заметил: вы очень часто улыбаетесь одними губами, а глаза остаются задумчивыми. Почему?