От резкого движения упала со стола хрустальная пепельница.
"...Тиха вода... та-ра-ра..."
Когда вернулась с рынка Тамара Борисовна, Терехов сказал ей:
- Я подумал. Через неделю мы можем с тобой лететь в Сочи. Еще застанем бархатный сезон.
26
Главный механик выполнил распоряжение Терехова. Он пришел на установку осмотреть коллектор. Но, осмотрев коллектор, он объявил, что заменять его не надо. Так он понял Терехова.
- О смене коллектора не может быть и речи! Забудьте думать! - сказал он.
- Коллектор имеет сильный прогиб, - резко ответил Алексей, хотя решил разговаривать вежливо и спокойно, зная, что на психов, вроде главного механика, это действует сильнее всего. "Впрочем, тут действуют взгляды директора, а не доводы разума", - подумал Алексей.
- Прогиба нет! - отрезал главный механик.
- Прогиб-то есть, - насмешливо сказал Алексей, - прогиб-то, конечно, есть...
- Нет!
Началась игра "стрижено - брито".
Главный механик был разъярен и орал, что белое - это черное. Алексей был разъярен и молчал. У главного механика была власть, он мог дать злосчастный коллектор, а мог не дать. Он давать и раньше не хотел, а после совещания у директора он знал, что может не давать.
Битва разгоралась в центре операторной, возле железного столика оператора. Главный механик стоял красный, так смотрел, как будто выискивал, что разломать, что расколошматить в куски. Но мебель вокруг была из железа.
"Нервный тип", - подумал Алексей, успокаиваясь. Когда видишь перед собою такого человека, очень не хочется на него походить.
"Нервный тип" продолжал скандалить, что очень не шло к его красивому лицу, к, его ярко-седой пряди волос, к его щеголеватой фигуре молодящегося мужчины.
Казаков ухмылялся. Рыжов сердился и что-то бормотал себе под нос, как в опере, где каждый поет свое и ничего нельзя понять. Кресс разговаривал с дежурным оператором. Митя с осуждением смотрел на своего начальника и пытался что-нибудь придумать, но ничего не придумывалось. Главный механик коллекционировал марки, - а что, если подарить ему альбом с какими-нибудь выдающимися марками... Митя предложил пойти посмотреть на коллектор еще раз.
- Ты вообще молчи! - Главный механик считал Митю предателем.
- Коллектор все же разумнее поменять, а не латать старые дыры, все равно рано или поздно придется, - опять сердясь, сказал Алексей.
- А? А? Что? - закричал главный механик, посмотрел на мрачных участников реконструкции, взвизгнул: - Безобразие! - и выскочил из операторной.
Алексей пошел в курилку, закурил и стал смотреть на дорогу.
Мимо медленно шла черноволосая худенькая девушка в спецовке и тащила две железные плетеные корзины с бутылками, сгибаясь под тяжестью своей безобидной на вид ноши. Пробоотборщица. Только что она собрала пробы, поднялась и спустилась по крутой лестнице резервуара с нефтепродуктом и возвращалась в лабораторию. В двух корзинах шестнадцать бутылок. Сейчас выглянуло осеннее солнце, она шла, не пряча лица. Летом ей было тяжело, но не страшно, осенью тяжело, но терпимо, однако и зимой, в морозы и ветры, когда пальцы примерзают к железным перилам, девушка точно так же совершала свой путь.
Когда Алексей был маленьким мальчиком в очках, которые он потом выбросил в Волгу и проводил злым мальчишеским взглядом, он страдал, видя лошадь, надрывающуюся от тяжести. Слезы закипали у него на глазах, он шептал: "Бандиты, бандиты" - о тех, кто не пожалел лошади.
Несправедливость потрясала его, чужая боль была страшнее собственной. "Чувствительный растет мальчик, - говорила Вера Алексеевна, - трудно ему будет в жизни". Но чувствительность прошла, а душевность стала глубже и побуждала к активности.
Завод прекрасен, это верно, но не должно быть девушек-пробоотборщиц, вечно простуженных, больных ревматизмом. На некоторых резервуарах лестницы очень крутые, по ним трудно взбираться и еще труднее спускаться, они находятся под углом в семьдесят градусов. Мерцающая серебряная емкость, огромная и легкая, такая красивая издали, может быть коварной и роковой для того, кто к ней приблизился. Бывают случаи, когда пробоотборщица срывается и падает. Пытаясь задержать падение, она хватается рукой за скобы, крепящие лестницу, за острые железные угольники. Это судорожное движение может стоить пальца. Искалеченная рука девушки - страшная плата за экономию металла. Завод прекрасен, но он не должен иметь таких крутых лестниц.
Алексей бросил папиросу и вернулся в цех, не успокоившись. Резко сказал Мите:
- Надо менять коллектор, нечего дурака валять.
Митя смолчал, решив, что Алексей сердится на него за упавшие короба. Он еще никогда не видел инженера Изотова таким разгневанным.
Главный механик еще в течение двух дней кричал, что коллектор менять не надо, коллектор менять рано, его негде взять, надо заказывать. Запасного нет, этот коллектор не простой, этот коллектор золотой, и вообще мы с вашей реконструкцией вылетим в трубу. И коллектора не дал. Он хорошо запомнил совещание у директора.
Ничего не оставалось, как ставить опоры. Надо было заново закрепить короба, снять с Митиной души грех. И снова пускать установку.
Результаты совещания у Терехова сказались не только в том, что главный механик отказал в новом коллекторе. Начались и другие неприятности. В совнархоз было послано письмо, подписанное несколькими рабочими и составленное неким инженером по фамилии Лямин. Алексей и Казаков в этом письме обвинялись в том, что они проводят неправильную техническую политику. Основанием для обвинения был огромный расход катализатора. Лямин считал себя специалистом по каталитическому крекингу и уже давно бесился, что его не взяли в компанию и реконструкцию проводили без него. Но он до времени молчал. Тень неудовольствия, промелькнувшая на лице Терехова во время совещания, послужила для него знаком.
Лямина Алексей раньше не знал, но слышал о нем много. А теперь Лямин стал появляться в операторной каталитического крекинга, хотя ему тут абсолютно нечего было делать. Здоровался и с улыбочкой смотрел, как Алексей проверяет показатели во время пуска установки. Пуск - дело длительное, шесть вахт пускают установку.
Глядя на Лямина, Алексей поражался бессмысленной злобности этого человека. Кстати, теперь он стал попадаться Алексею на глаза буквально всюду: на дороге, в столовой, на почте, даже в галантерейном магазине, куда Алексей зашел купить носки.
У Алексея выработалось отношение к Лямину, как к черной кошке. Перебежал дорогу, встретился, - значит, в цехе неприятные новости.
Впрочем, неприятностей хватало без Лямина.
У Лямина была маленькая круглая голова, черные, как будто мокрые, волосы и рот с очень красными губами, которые он все время облизывал, высовывая кончик языка. Казалось, он ловит языком мух. К тому же у него был нервный тик.
Лидия Сергеевна пыталась рассказать Алексею историю этого человека. У Лидии Сергеевны выходило, что Лямин настоящий классический злодей, душа у него черного цвета. Сжил со свету двух жен, бьет мать и сестру, на заводе переходит из цеха в цех: всем гадит. Самое смешное, что здравомыслящий Казаков тоже говорил; "Сук-кин сын, держись от него подальше".
Механик Митя был одним из первых, кто примкнул к реконструкции. Он занимался приемкой оборудования вместе с Алексеем, готовил запчасти, не вылезал из мастерской и очень волновался.
У Мити было трудное положение, потому что он был механик, ремонтник, несчастный человек. Он был помощником главного механика, а не главным механиком. И на Митю сыпались шишки с двух сторон - и от главного механика и от цеха. Он не вылезал из неприятностей, но он их не боялся.
- У меня своя логика, - говорил Митя, - своя принципиальность.
Он считал, что реконструкция даст большой эффект, и ради этого готов был страдать.
Каждый вечер Митя рассказывал своей жене Наде о делах. Больше всего она любила слушать про его отношения с Рыжовым.
- Ну, как твой Рыжов? Был у тебя сегодня с ним конфликт? - спрашивала она.
- Был. Он мне говорит насчет проводов и шлангов: "Ты, по-моему, подсунул нам какую-то гадость". Я говорю: "Что у меня было, то я и дал". А он мне: "Ты такой же делаешься, как твой начальник".
- А ты что?
- А я ничего. Посмотрел с презрением и смолчал. Ему, наверно, стыдно стало. Он говорит: "Ладно, я распоряжусь, чтобы отмеряли шланги и отрезали нашу часть". А я говорю: "Только, ради бога, не партизанничайте". Потому что Рыжов, знаешь, он не только свою часть отрежет, а раза в четыре больше прихватит. Он в деле только одну сторону видит, свою собственную, одного цеха, а всего завода не чувствует.
- А ты чувствуешь? - спросила Надя.
- Да! - горячо ответил Митя. - Поэтому я так за эту реконструкцию крекинга переживаю. Подумаешь, неудачи. Без неудач удач не бывает.
Мите было присуще живое ощущение величественности задачи, которое у других притуплялось повседневными заботами, мелкими нехватками и вечной спешкой.