- Девчата, подождите, сейчас возьмем, - сказал Григорий. - Не уходите. Парни, будете?
- Нам ночью лететь, - с важностью ответил знаток анекдотов.
- Это - москвичи, - пояснила Вера.
- Я вижу: не наши, - Григорий оглянулся на двери ресторана. - Сейчас, мы мигом. Только не уходите.
Пошел, переваливаясь, как медвежонок. В дверях обернулся:
- Не уходите, мы сейчас.
Светлана думала растерянно, невольно чувствуя свою вину за предстоящее мероприятие: где рассадит Вера такую компанию, а главное - чем она собирается их кормить? И что у нее останется на утро в холодильнике?
Григорий с другом вышли из ресторана, и их карманы, казалось, все, сколько есть на шинели и кителе, были оттопырены, и от этой картины низенький летчик, что стоял рядом со Светланой, росточком стал словно бы еще ниже.
- Поехали, - сказала Вера Светлане и махнула рукой москвичам, - привет. Счастливо вам добраться.
- Вера, - сказала Светлана про низенького, - он обиделся.
- Перезимуют, - небрежно ответила Вера, не опасаясь, что москвичи слышат ее.
- Парни, от винта, - сказал Григорий москвичам и протянул девушкам по пачке шоколада:
- Вам. Мы же не москвичи.
Едва вошли в квартиру, Григорий разлил водку по стопкам.
- Ну, погнали гражданских. Колбаска позеленела, поджарили, сколько мы ее переели, - плюхнулся на диван, довольный, потирает руки, берет в руки стопку. - А, курочки порхающие. Символ Аэрофлота.
Повернулся к Светлане:
- Почему никогда не видел? Верка, она в каком отделе?
- Да, она не у нас, - наклоняясь к приемнику, ответила Вера. - Она в школе, учительница.
- Ну, все, - с деланным испугом сказал Григорий, широко разводя руки в стороны. - Раз учительница, сейчас учить начнет. Ударение не там. - Григорий поставил бутылку, сел возле Светланы, обернулся. - И, небось, литературы? Да...- он шутливо отодвинулся. - Ну, все. Боюсь литераторов. Обязательно что-нибудь напишут. - Он взял в руки стопку и откинулся на спинку дивана. Одна просила: подвезите. Отец у нее умирал, а билет не дают, нет, и все. Рыдала на весь порт. Жалко стало. Взял. Она письмо в "Тоз" . "Не знаю их имен, не могу найти, вот запомнила номер самолета." Приходит бумага из "Тоза". И командиру отряда: "Подготовить документы к отстранению". И на двадцать дней от полетов отстранили. Потом, правда, даже что-то вроде благодарности объявили. Григорий на миг замолчал, потянулся к столу, подцепил вилкой кусок огурца.
Лишь Светлана слушает Григория. У Веры серьезный разговор с Василием - о неполадках в аэропорту и о том, что нигде нет справедливости: одни командуют и получают, другие вкалывают и довольствуются крохами.
- Только вышел на линию, просит меня одна: надо почту сбросить, рассказывал Григорий, посмеиваясь, как длинный анекдот. Теперь он сидел прямо и держал рюмку в согнутой руке, словно произносил тост. - Туман, а что-то срочное. Ну, нашел я это стадо, сбросил. Она о моей чуткости на телевидение. И меня на двадцать дней отстранили от полетов. Нарушение. При погоде минимум. И не свой курс. Как это - взял и отправился на поиски? Я этих литераторов боюсь. Все жду, что еще напишут.
- А вы меня во Владивосток свозите? - спросила Светлана.
- Запросто. Первым же рейсом. Только не сообщайте на кинохронику. Ну, еще по одной. Нас порют, мы мужаем, - и опрокинул водку в рот.
Светлана водку не любила, но ей нравилось сидеть в комнате у Веры, где тихо бормотал приемник, уютно теплилось бра и на столе не лежали стопки тетрадей, а стояли рюмки и тарелки, и за столом велся необычный, даже странный разговор, потому что если Светлана и заходила изредка к кому-нибудь из своих приятельниц - о чем бы они ни начинали говорить: мужчинах, деньгах, политике все равно все их разговоры как-то сами собой переходили в один долгий разговор о детях и школе.
Алкоголь располагал к откровению. Казалось, рядом самые чуткие, самые понимающие тебя люди. И хочется открыть им что-то заветное. Светлана начала читать стихи.
- Ну, вот, - осадил ее порыв Григорий. - Хвастаешься. В компании надо говорить о том, что всем интересно.
- Ну, давай о самолетах, - буркнула Светлана, стараясь скрыть обиду. Правда, я в них ничего не смыслю.
- А я сам в них ничего не смыслю, - ответил Григорий, и за столом все засмеялись. - Ну их.
- Ленька домой идет, - говорит Вася, - смотрит, на балконе штаны висят. Влетает, зеленый. "Ты там ничего?" "Ничего. А что?" "Да нет, ничего". Бросается, вынимает из пистончика стираные полсотни. Здесь!
- Теперь эту заначку все жены знают, - говорит Григорий. - Теперь в погоны. Сотня в один, сотня в другой.
- Левка как-то заначку перепутал. Разделил: заначка и жене. Отдает, та пересчитала: "Что-то сегодня ты много получил". Он аж присел: перепутал.
- Каригин заначку принес. Сотню. По двадцать пять. Разложил в книжке через страничку. Прилетает. К книжке. А книжки нет. К дочке: "Книжку не видела?" "Папа, я ее вчера в библиотеку сдала". "А ты там ничего?" "Ничего, папа". "А библиотекарь? Ничего не сказала?" "Ничего, папа, она скромная, ничего не говорит".
И оба смеются, довольные.
- Все прячете, - подытожила Вера.
- А сколько ни получи - мало, - зло откликается Василий. - И только и слышишь: устал? Отчего ты устал? Автопилот самолет ведет, а вы в карты всю дорогу играете. Вся работа: руль на себя да руль от себя. Ну, что у вас даже радиола не работает?
- Да диск не крутится, - поморщилась Вера, не отрываясь от тарелки. Она проголодалась, да и водка повышает аппетит. - Гришка, а что у тебя с радиолой?
- Иголки нет, - вздохнул Григорий.
- Вставь мою, - Вера хлебом подцепила на вилку остатки картошки.
- Да у меня другая, - и Григорий вновь вздохнул.
- Брось жмотиться, - сказала Вера, собирая со стола грязную посуду.
- Да, точно. Могу принести, - протягивая Вере свою тарелку ответил Григорий.
Со стопкой тарелок Вера пошла из комнаты. В дверях обернулась:
- Принеси.
- Ну, только я один идти не хочу, - Григорий, как капризный ребенок, надул полные губы.
- Тут идти-то, - возвращаясь в комнату, настаивала Вера.
- Все равно. Вера, Светлана? На спичках, - и Григорий потянулся за коробком.
Выпало Светлане.
Светлану переполняет ощущение безмятежной траты времени - чувство незнакомое, и ей интересно.
Зайдя в квартиру, Светлана, не снимая пальто, села в кресло.