Крик разнесся по округе, отражаясь многократным эхом от торосов и гигантских валунов, укрытых слежавшимся снегом. Косматая голова на секунду скрылась в густом облаке пара, что вырвался из широко открытого рта охотника. Зверь опустил острый рог к вытоптанному в сугробах пятну. Кровавая дорожка выписывала сложный узор, со множеством завитушек и полукруглых линий, следуя движениям добычи. Носорог устал, шерстяные бока то широко раздувались, то бессильно опадали. Редкие, скрюченные ледяным ветром деревца, окружали вытоптанное пятно. Напротив лохматого великана застыл приземистый человек. Чрезвычайно развитая, широкая грудь поминутно втягивала морозный воздух. Всклокоченная, косматая борода беспорядочно топорщась во все стороны, окружала грубое лицо охотника. Покатый лоб и мощные скулы, с крепким носом выдавали непреклонную волю человека. Черные, маленькие, как у медведя глаза, сверлили зверя из-под нависших надбровных дуг.
Мощный торс прикрывала замшевая куртка, а крепкие, как стволы деревьев, ноги замшевые же штаны и кожаные мокасины. Толстые как корни дуба пальцы сжимали древко короткого копья с каменным наконечником. Листовидная пластина с ретушированным краем, напоминавшим каменную пилу, уставилась на носорога. Чуть в стороне, у огромного валуна, валялись два копья. Одно треснувшее и размочаленное в месте перелома, а второе без наконечника. Острая пластина осталась под лопаткой зверя, откуда по передней ноге шерстяного великана стекала тонкая струйка крови.
Носорог сорвался с места, земля вздрогнула, топот гулким эхом разнесся по окрестностям. Огромный рог боднул в сторону, пытаясь нагнать необычайно шустрого врага. Сделав всего один шаг, человек отошел с траектории атаки. Голова зверя последовала за охотником, но не успела, в то время как каменное жало глубоко вошло в горло жертвы. Страшно захрипев, носорог закрутился вокруг своей оси, древко ударило по ногам человека и опрокинув его на землю переломилось. Охотник попытался перевернуться, но носорог налетел сверху, и тяжело топая мощными, как колонны, ногами, принялся топтать землю.
Под огромной тушей исчез и человек, и вытоптанное пятно снега. Четверть часа спустя зверь зашатался и выдыхая из раздутых ноздрей красную пену отошел к огромному валуну, немного не доходя до камня, носорог рухнул. Шерстяные бока опали, а шумное дыхание стихло.
Кровавое пятно прерывалось лишь смоляными космами поверженного охотника. Светлая замша, обильно залитая кровью, скрывала переломы. Только неестественные выступы под тонкой кожей выдавали истинное положение вещей.
Косматый тяжело дышал, воздух со свистом входил в проломленную грудь. Охотник попытался пошевелить рукой, пальцы слегка дрогнули, а человек громко застонал. Мука исказила грубые черты, медвежьи глаза светились гневом и решимостью. С громким криком он сел, руки как плети повисли по бокам, человек смотрел пустыми глазами на сломанную ногу. Казалось он не понимает, что с ним произошло, но мгновение спустя охотник резким движением вышел на колено целой ноги. Секунду человек удерживал равновесие, а затем рухнул лицом на окровавленный наст.
Теплые руки приятно согрели щеки и лоб.
— Так бабочки иногда садятся, когда неподвижно лежишь в траве, — подумал косматый.
Руки куда-то исчезли, охотник открыл глаза, у самого выхода его дома белел силуэт. Косматый не мог определить кто перед ним. Он знал всех животных, что жили на расстоянии двухсот километров, но такое увидел впервые. Самка нежно смотрела на него огромными, голубыми глазами. В том, что перед ним самка у охотника сомнений не осталось едва мужчина взглянул на значительную грудь, выделявшуюся под тончайшей рубахой, достигавшей стройных щиколоток незнакомки. От мягкого взгляда, влажных глаз у мужчины заныло в груди, а на глаза навернулись слезы умиления. Самка чем-то походила на него, ну конечно потоньше, да и поизящней. Лицо так и вовсе чудное, без волос совершенно, а вот на голове, грива, как у коней. Удивительно, но самка ему нравилась, прежде он не испытывал таких чувств.
Чудная подошла к его спальнику, охотник не чувствовал боли, руки и ноги слушались, не было только сил. Впервые он ощущал себя подобно выпотрошенному оленю. Сколько не поворачивай все равно тело скручивается, а ноги не держат.
— Лежи, — легкая рука коснулась покатого лба, испещренного глубокими дорожками морщин.
Голос незнакомки трогал особые струны где-то внутри охотника. Ему хотелось, чтобы она говорила, сейчас он мог слушать ее вечно.
— Сколько же сотен лет ты прожил? Один, в глуши, бедолага, — узкая кисть прошлась по глазам, мужчина зажмурился от удовольствия.
— Ну теперь я все исправлю, чудо природы, — голубоглазая мягко улыбнулась.
Косматый этого уже не видел, глубокий сон сковал мощное тело.
****
Женщина в белом приходила каждое утро, теперь он знал, что она женщина, и приносила необычную воду. Поначалу косматому от нее делалось плохо, но затем в его голове прояснилось. Он даже начал стесняться дома сложенного из костей шерстяной горы, и обтянутого сшитыми вместе шкурами, открытого очага, и навалов костей за домом. Понять почему ему теперь неловко охотник не мог, ведь прежде он жил, не думая о таких пустяках. Правда жил он один, наверное, потому и не думал. Позже, женщина, ее звали Аар, научила его говорить, ему нравилось учиться. Он и прежде любил смешивать разные штуки. Варить или жечь, колоть, стучать, ему нравился огонь, и его умение уничтожать все до чего коснется красный злыдень. Охотник сам придумал иголку, шитье, и одежду, его руки точно знали, как надо. И вар для копья, он тоже сам научился варить. Такой клей получается, что ни по чем не отобьешь от палки камень. Благо под рукой всегда есть все, что нужно, только подмечай и повторяй, ну и сам не теряйся.
Аар часто нежно касалась охотника, отчего по телу мужчины проходила неведомая прежде истома. Раз не удержавшись он перехватил ее талию, могучая рука притянула женщину к дрожащей от желания груди. Богиня рванулась всем телом, но тонкие запястья утонули в широких ладонях мужчины. На секунду хватка ослабла, но медвежьи объятья окончательно подавили сопротивление. Потрескавшиеся от ветра губы мужчины впились в пухлый рот Аар. Женщина ослабла, от мощных объятий богиню повело, дыхание сбилось, а сердце в груди затрепетало, косматый потянул платье вниз. Ткань затрещала, расползаясь под непреодолимым напором, и обнажая беззащитную плоть женщины. Аар извернулась и вырвалась из объятий, оплеуха звонко шлепнула по щеке. Охотник рассвирепел, в один прыжок Сантар, она дала ему имя Сантар, нагнал обнаженную беглянку. Аар вскрикнула, и заколотила кулачками в широкую грудь косматого. Перехватив в талии, он закинул добычу на плечо и поволок в землянку.
Полог скрыл дневной свет, осталось только призрачное мерцание углей в очаге, да слабый огонек в лампадке, у ложа из шкур.
Косматый швырнул Аар на лежак, и склонился к белянке, в едва различимом силуэте что-то изменилось. В сумраке заблестели огромные глаза, казалось они светились изнутри. По спине мужчины пробежал холодок. Он остановился в нерешительности, желание куда-то испарилось, одурь отступила. Стыд и неловкость сковали все существо могучего охотника. Затравленно глядя на Аар, Сантар отступил к очагу, а затем и к пологу. Изящно изогнувшись Аар поднялась с лежака и совершенно не кроясь шагнула к мужчине, высокая грудь вызывающе смотрела на растерявшегося охотника.
Холод, в прежде пленявших особым теплом и мягкостью глазах, поразил Сантара. Прежде он никогда не ощущал себя таким ничтожным и слабым. Женщина прошла мимо, он чувствовал запах ее тела, а выбившийся локон белокурых волос пощекотал объемные бугры на плече. Сантар вздрогнул, полог отошел в сторону, свет разрезал полумрак жилища, охотник поднял руки к лицу, закрывая глаза. С улицы донесся заливистый смех, высокие ноты сверлили мозг мужчины, все больше вызывая жгучее чувство стыда и отчаяния.
Дни потекли, как и прежде незаметно и стремительно. Аар пришла на следующий день как ни в чем не бывало, и продолжила учить неотесанного мужлана. Вот, только, чем он больше узнавал и понимал, тем сильнее ощущал одиночество. Прежде его это не беспокоило, он всегда, со своего первого дня, был один. Теперь же рядом находилась женщина, и Сантар потерял покой. Поведение богини сводило с ума, желание, смущение и страх рвали душу косматого. Сантар несколько раз пытался поговорить о случившемся, но Аар либо молчала, либо переводила разговор на иные темы.
Холодный ветер трепал край шкуры, прикрывавшей вход в темный дом охотника. Аар пришла раньше обычного, рассвет только окрасил алым горизонт. Женщина вошла тихо, едва слышно шелестя длинным подолом ослепительно белого платья. Сантар приподнялся на ложе из лапника укрытого огромной шкурой пещерного медведя. Очаг алел углями, оставляя красные отблески в глазах мужчины и женщины. Охотник почему-то сразу почувствовал, что привело белую богиню в его лачугу.
Загадочно улыбаясь Аар расстегнула высокий ворот из тончайшего кружева, и оголив плечо, бесшумно шагнула к лежаку Сантара. Платье тихо шурша сползло, по высокой груди, и на мгновение задержавшись на тонкой талии, скользнуло по гладким коленкам на шкуры северных оленей. Удивленный охотник поднялся навстречу, могучие руки перехватили ладное тело, грубые ладони прошлись по трепетной плоти, отвечавшей на прикосновения сладострастной дрожью. Голову кружило желание, дыхание перехватывало, а руки не могли насытиться шелковистой кожей. Они рыскали по телу Аар отыскивая все более укромные места. Влажные губы белянки впились в рот Сантара, чувство тела ушло. Впервые охотник потерял уверенность в том, что он жив. Землянка исчезла, вокруг вились сверкающие силуэты и белесые нити. Они то сходились, то рассыпались мириадами брызг, а в ушах звучал певучий голос белой богини.
****
Вечер заглянул в дом, последние лучи зимнего солнца легли на серо-коричневый мех. Из-за откинутого полога двери ворвался ледяной ветер. Впиваясь в лицо и волосатую грудь Сантара, стихия словно требовала от человека покинуть землянку.
Сантар нехотя поднялся на все еще непослушные ноги, и побрел к выходу, туда где высокая земляная ступень сливалась с горизонтом. Кровавый закат окрасил алым сугробы, окружавшие стоянку охотника. На разлапистой ели, приземистой и кривой, как и все деревья севера, восседал огромный орел. Пестрый, с белой крапиной, и крючковатым клювом, он строго взирал немигающим глазом на человека.
Тяжело взмахнув крылами, огромная птица поднялась в воздух, ель натужно заскрипела. Пронзительный клекот заставил охотника взглянуть на небо. Высоко над головой человека хищная птица сделала круг, и вновь издав крик потянулась к далеким горам.
Схватив плетеные снегоступы, Сантар тронулся за птицей. Позабыв одежду, полуголый, без копья, охотник следовал за орлом.
Вскоре пошли глубокие снега, и резко потемнело. Поодаль завыли волки, а стужа безжалостно впилась в обнаженную плоть. Снегоступы, здорово облегчили погоню, но потемневшее небо поглотило образ птицы. И теперь маяком служили лишь редкие крики орла. Впереди вырос уходящий в небо торос, глыба оледенелого снега возвышалась подобно скале, сверху донесся клекот. Птица кружила над человеком.
Рядом засветились зеленые точки, к первым двум прибавились еще восемь, в десяти шагах завыл волк. Сантар осторожно повернулся, выискивая глазами зеленые огни, перемещавшиеся по кругу. Раздался гневный рык, из тьмы вырвался огромный зверь, оскаленные зубы метили в горло человека. Раскрытая ладонь встретила тело хищника, легко отшвырнув вожака стаи на торос. От удара мощной туши с верхушки скатился снег. Волки разбежались, подвывая и скуля. Прямо перед лицом Сантара мелькнули крылья орла. Птица налетела на вожака, крючковатые когти впились в восьмидесятикилограммовую тушу серого, а огромные крылья легко оторвали хищника от земли. Зверь завизжал, а затем перешел на вой, доносившийся откуда-то сверху. Звук быстро приближался, тяжелый удар гулко отозвался в ближайших торосах. Вой мгновенно стих, перед застывшим в немом изумлении охотником лежал покалеченный волк. Кровь еще парила, но Сантар скорее чувствовал ее тепло, чем видел пар.
Орел прижался к земле и почти касаясь краем крыла пушистых сугробов, полетел вдоль тороса, охотник зашагал следом, на клекот беспрерывно летевший из темноты.
Мягкий свет упал желтым пятном на снег, Сантар задубел, но упорно шел за птицей. Несмело заглянув в освещенную пещеру, из льда и снега, человек перешагнул границу света и тьмы.
Грот освещал маленький шар, огонек летал под сводом убежища. Все свободное пространство грота занимали молодые девушки, белые, как и его знакомая Аар, только много моложе. Девы расступались, пропуская Сантара внутрь ледяной пещеры. Ближе к центру, прямо на сине-глянцевом полу, на четвереньках стояла белая богиня. Ладное тело, вздрагивало, а взгляд огромных голубых глаз застыл на темной корке гололедицы под ногами. С длинной шеи богини свисала тесемка, на конце которой качался, в такт движениям тела женщины, необычный медальон. Две свитые во едино спирали, точно обнимали одна, другую. Посередине чернела капля. Сантару показалось, что кто-то случайно пролил на каменное украшение растопленную смолу. Аар подняла лицо и взглянула на Сантара. Слабая улыбка едва коснулась четко очерченных губ, а глаза вновь затянуло мучительное переживание материнства. Тонкие пальцы заскребли лед, а из горла женщины вырвался крик. Тело прогнулось, молоденькие повитухи окружили богиню, скрыв момент рождения первого человека от глаз отца.
Звонкий шлепок, и по гроту разнесся высокий крик младенца, расправившиеся легкие получили первый глоток воздуха. Человек родился, а вместе с ним и новое племя.
Белянки расступились, Сантар недоверчиво вгляделся в крохотное тельце, оравшее на руках у Аар. Полная молока грудь оборвала крик, вернув покой под своды снежной пещеры.
Спирали на медальоне колыхнулись, точно щепа от прикосновения медвежьей лапы. Тонкие нити узора расплылись, а грудь Аар, поверх которой украшение лежало, мелко завибрировала. От тела младенца отделился силуэт, со стен и потолка взметнулся снег, лед под ногами потек, показалась земля. Черная жижа парила, быстро теряя влагу, в воздух поднялись первые крупинки почвы. Рассыпаясь в пыль, они превращались в маленькие смерчики, которые тянулись к отделившемуся от ребенка силуэту. Две девы, растолкали подруг, и бросили перед Аар, охапку еловых ветвей, богиня сделала знак одной из дочерей. Девушка щелкнула кресалом, сноп искр упал на поднесенный подругой трут. Веселые огоньки заплясали поверх иссушенной трухи мхов. Ельник нехотя взялся огнем, с трудом отдавая древесину стихии. Смолистый дым окутал пещеру, неизвестно откуда взявшийся ветерок, понес едкое облако к выходу.
Силуэт младенца втягивал все больше земли, огня, горящих углей и водяного пара. Маленькое тельце обрело плотность, и упало в протянутые руки одной из дев. Медальон вздрогнул, и снова от рожденного младенца отделился призрачный силуэт. Нити из земли, огня и пара потянулись к нему, а секундой позже обретшее плоть тельце легло на руки следующей дочери Аар.
Сантар молча взирал на акт творения нового рода, сам не зная почему он ощущал особое благоговение перед женщиной-матерью. Могучий охотник опустился на колени.
— Со дня сего, ты более не одинок. Родила дочь тебе я в жены, и жизнь вложила в племя новое, чтоб скрасить долгий путь среди растений и животных. Прими детей моих, как следует отцу. Тут и жена тебе, и новые друзья. Лишь обожди немного, и Маи приведут народ, что понесет твое наследие.
— Как мне тебя отблагодарить Аар? — спросил потрясенный охотник.
— Люби рожденных мною чад. Не каждый род имеет часть меня в своей основе, особенные будут дети. Веди народ свой к свету, пусть знания не ослепят людей, а породят великие свершения. Учи их мир любить, как любишь сам, — богиня ласково улыбнулась.
— Но я и сам только обрел разум. Твои уроки мне отрыли мир. Чему могу я научить? — Сантар опустил глаза, страх ответственности сковал душу отца.
— Пытливый ум и страсть к познанию, пленили сердце, столь долго спавшее в груди, — тонкие пальцы коснулись обнаженного полукружья, напротив сердца. — А любопытство в ложе привело, служившее убежищем для одного. Достоин ты вести свой род, хоть и случайно зародился образ человека. Прими детей моих, отбрось сомнения и страх, и проведи к величию свой род. Богам подобны станут, потомки первых малышей.
****
Обратный путь Сантар не помнил. Оказавшись в холодной землянке, охотник долго сидел напротив раскрытого входа, глядя на сверкающие просторы заснеженной тундры.
В голове звучали слова Аар, когда-то услышанные от богини в одной из бесконечной череды бесед.
— Наш мир один из многих, и если посмотреть на свод, то целый ворох виден нам, лишь черным небо, выкрасит ночной покой. С рождения всего, на каждом из миров, возникли силы, что могли творить по воле жизнь иную. И все же иногда встречаются изгои, миры что лишены создателей живого. В таких, сама природа, выступает богом, перебирая виды и рода, она выводит удивительных существ. Таких, что даже наша сила не способна породить. Фанарион был щедро одарен, природа здесь лишь наш помощник, вся воля созидания заключена в стихиях. Они родят себе подобных, а мы даем жизнь новым расам, вручая каждой, что-то от себя.
****
Налетел ураган, шишковатые стволы столетних дубов застонали. Широко раскинувшиеся ветви хлестали соседние деревья, треск и скрип поминутно оглашали наполненный ревом стихии лес. Тугие струи ливневого дождя, нещадно били в лица воинов. Сама природа гневалась на слепую ярость людей. Огромные ветви падали под ноги воинов, кого-то убивало на месте, другие продолжали бой не желая уступать стихии.
Камень дополнила медь, к вываренной коже долгие века надежно защищавшей тела людей, добавился металлический панцирь. Головы воинов укрыли клыки кабанов, собранные в причудливые шлемы, а руки сжимали копья с листовидными наконечниками, обитые медью дубины, а также молоты, цельно резанные, из дуба. Особо знатные бойцы носили на поясах длинные мечи с сужающимися к острию клинками.
Витые бороды, оскаленные зубы, сверкающие в бликах молний глаза, и мокрые тела смешались в священной роще. Гулкие удары в кожаные щиты, сменялись вскриками павших или стонами раненных.
О ствол с размаху ударилось тело крепкого воина, в толстой кирасе из меди. Копье и щит отлетели под ноги идущим следом товарищам. Скрежет металла напугал бойцов, они отступили от невысокого, коренастого мужика с огромной дубиной в руке. Взмах дрына, и увесистое навершие мягко плюхнуло в тело знатного воина. Кожаный нагрудник, густо укрытый красной чешуей, вогнулся вместе с ребрами и позвоночником. Воин отлетел в шеренгу, подходившую с левой руки. Прикрываясь огромными, кожаными щитами, копейщики приняла тяжелое тело павшего товарища. Секундное замешательство сменилось вскриком гнева. Выставив копья, бойцы ринулись на силача. Впереди шеренги, между копий, шли воины в медных доспехах с маленьким щитом в одной руке и длинными мечом в другой. Построение приближалось сбоку, а с фронта на здоровяка напирала толпа бойцов попроще.
Коренастый скрывший широкое тело за бронзовой кирасой, от которой вниз тремя рядами спускались сегменты металлической юбки доходившей до колен воина, выставил изящно изогнутый щит. Прямоугольный лист бронзы, с выступом наверху надежно скрывал тело силача. Широкие наплечники, гнутые подобно рукавам, свободно ниспадающим на плечо, загремели, сочленениями, а обутые в сандалии ноги, точно дубовые стволы уперлись в землю. Наголенники, прикрывавшие нижнюю часть ноги, блеснули изгибами витого узора. Тугие кожаные ремешки, крепившие наголенники к ноге, натянулись, грозя в любую секунду лопнуть от натуги вздувшихся буграми икр.
Медный шип утопленный в дубовом комле, прочертил борозду в раскисшей земле Дубина опустилась вниз, перед тем как взлететь наверх, чтобы сеять панику и смерть в рядах врага. Размахнувшись что было сил, коренастый с оглушающим воплем швырнул дубину в ряды, наступавшие сбоку. Строй рассыпался, воины кинулись кто-куда. Но огромный кусок дубового корня все-таки настиг троих противников.
Земля содрогнулась, коренастый кинулся в гущу перепуганных воинов. Острый, длинный меч быстрыми тычками находил щели в сочленениях доспехов, влетал в раскрытые рты кричавших от ужаса врагов, пробивая черепа насквозь. Зацепив медную кирасу коренастый согнул клинок, широкий шит тут же закрыл его от ответного удара копьем. Со спины, с высокого ворота, по касательной слетел полукруглый медный топор. Здоровяк упал на колено и подобрал чье-то копье. Длинное, узкое жало прошило, снизу-вверх, голову копейщика, что успел обойти огромный щит силача. Обратный удар подтоком пробил медный панцирь топорника. Копье намертво застряло в теле павшего, но топор врага славно послужил коренастому.
Ливень усилился, казалось вода падает с неба сплошным потоком. Разлетелся шлем из кабаньих клыков, войлочная основа, вместе с вываренной кожей, смялась, скрывая рассыпавшийся череп воина. Тело рухнуло под ноги силача, топор повело, полукруглое лезвие с отверстиями смялось, напоминая теперь дубинку, окованную металлом.
Молния ударила в землю, совсем близко от здоровяка, из-под кирасы повалил дым, а воин плашмя ухнул в испаряющуюся лужу.
Вопль торжества разнесся по роще, из-за деревьев показались копейщики. Короткие древки засвистели, пронзая влажную тьму. По пути следования сулиц, потоки воды рассекались на мириады брызг. Каменные острия крошились о твердую бронзу доспеха, одно копье пробило бедро коренастого. Он открыл глаза и попытался подняться, кровь ручьями текла в жидкую грязь под ним. В колено согнутой ноги, впилась стрела. От дуба, в десяти шагах, отбежал паренек с узкой дощечкой в руках. Специальный зацеп уже принял новый дротик, готовый в любое мгновение сорваться в сторону силача.
Превозмогая невыносимую боль коренастый поднялся, в панцирь, в шлем и наколенники часто застучали каменные, костяные и медные наконечники. Враги метали копья и дротики издалека, избегая страшного противника. Под колено ударило еще одно копье, силач покачнулся и рухнул на спину. Лицо воина заливал дождь, но он улыбался, зажмурив глаза коренастый ждал последнего удара.
Враги окружили раненного, копья быстро вздрогнули, но жала не нашли жертву. Со всепоглощающим треском в круг воинов ударила молния, слепящие изломы ветвились по бойцам поражая все в радиусе пяти метров. Огромные дубы задымились и вспыхнули, а тела людей рассыпались в прах. Лишь с трудом определяемые контуры медных доспехов, остывая со злобным шипением, светились в жидкой грязи.
Находившийся в центре силач, остался цел. Секундное замешательство копейщиков, прятавшихся в чаще, сменилось беспорядочным бегством. Коренастый перевернулся на живот и пополз следом за врагами, но силы покинули человека. Тяжело вздохнув он упал лицом в коричневую пульпу, размытую небесной влагой.
****
Удило уныло повисло над речкой. В прозрачной воде шустрили мальки, серо-коричневые черточки на фоне пестрого галечника. Иногда солнце выхватывало яркую вспышку, зацепив боковую чешую подросшего рыбьего молодняка. Поплавок вздрогнул, но тут же затих.
Сегодня утром ушел Ванад, мудрый толстяк с глазами ребенка. Он спас его в Священной роще, с тех пор прошло двадцать пять лет. Буря еда не унесла его жизнь, он упал в лужу и, если бы не сердобольный путник наверняка захлебнулся бы.
Толстяк больше года лечил его. Раны плохо затягивались. Несмотря на все усилия Ванада, хромота так и не прошла. Каждую осень Сантар мучился болями в коленях, но не она донимала его. Каждый год с началом листопада, перед глазами всплывали гибель Ванелии, и Охалии. В такие дни голубые глаза Ванелии, так схожие с глазами Аар, точно смотрели на него из другого мира. Его жена почему-то унаследовала прекрасные черты своей матери, а также ее долголетие и умение лечить песней. Дочь, Охалия, напротив пошла в отца. Невысокая, но очень ладная, плотно сбитая и черноокая, девушка казалась полной противоположностью матери. Тысячи лет прожитые вместе, во многом сгладили различия между женщинами, но до конца своих дней мать и дочь держались отстраненно.
Замужество Охалии разрешило многолетний конфликт. Новый дом принял дочь Сантара и вскоре его род пополнился тремя прекрасными внуками. Сын правителя Танада, Семиокл оказался на редкость одаренным малым. Вместе с тестем они создали удивительный сплав из меди и олова. Долгие поиски идеального соотношения привели их к открытию, несколько граммов секретного минерала делали бронзу твердой и гибкой.
Открытие заинтересовало василевса Гамананда, он пригласил Танада и Семиокла на пир по случаю рождения наследника. При дворе Гамананда было принято держать несколько наложниц, помимо жены. Молодые девы, чаще дочери непокорных василевсов, или врагов Интурии, конфедерации городов-государств, регулярно приносили потомство. По желанию отца, некоторые из его отпрысков могли получить право наследовать трон. Вот по случаю рождения очередного претендента на внимание василевса и состоялось празднество во дворце Гамананда.
Праздник не задался, отказ принести секрет бронзы в качестве подарка, разгневал василевса. К Охалии вернулась лишь правая рука супруга, а следом под стенами их города встали воины гневливого правителя. Даннур устоял, но из-за скученности и плохой воды, в город пришла болезнь. Полгода Сантар собирал войска, и к осени подошел к Даннуру. Первая схватка осталась за Гаманандом. Сантар отступил, и обустроил лагерь в ближайшем дубняке. Колесницы он потерял в первой битве, потому предпочитал скрывать пеших бойцов в священной роще.
Враг, немного выждав, направил часть войска в лес. Под сенью древних дубов и случилась битва во время бури. Вмешательство Ванада спасло Сантара от верной смерти. Гамананд приказал отыскать последнего носителя секрета изготовления необычной бронзы.
Зараза, пришедшая в Даннур унесла жизнь Охалии и внуков, а жадность василевса Интурии сгубила Ванелию. Их замок простоял в осаде больше двух лет, но голод заставил защитников уступить Гамананду. Люди Сантара убили Гория, старшего в доме во время его отсутствия, и выдали Ванелию врагу. Муки, что претерпела несчастная супруга, до сих пор рвали сердце калеки. Набежавшая слеза упала в прозрачную воду, круги разошлись по гладкой поверхности заводи.
Двадцать лет он прожил на севере. Среди сосен и диких зверей, где девять месяцев стоит зима, а лето приходит всего на месяц, он обрел себя. Коренастый сруб стал для отшельников домом. Охота, рыбалка и собирательство вполне позволяли прожить без земледелия или скотоводства.
Вспомнились времена, когда пришли первые люди, наивные как дети. Они не знали ничего. Открытия Сантара, из поколения в поколение наполняли разум молодой расы полезными навыками. Аар почему-то решила, что они будут смертны, в то время как Ванелия не постарела и спустя десять тысяч лет. Перед глазами всплыли точеные ножки жены, тонкая талия, упругие ягодицы, нежный взгляд родных, голубых глаз. Он часто смотрел на ее профиль, когда Ванелия любовалась закатом, с вершины башни, что он построил на холме. Ноздри расширились, ему казалось, что от воды исходит аромат ухи, той самой, что готовила его жена. Появление дочери несколько омрачило их отношения. Сантар не мог понять почему Ванелия так равнодушна к Охалии. Дочь тоже несла дар вечной молодости, живой, веселый нрав девочки изменил Сантара. Впервые суровый одиночка, открыл сердце для теплого чувства отцовства.
Между тем время шло, люди плодились. Из нескольких сотен народились тысячи, а потом они разошлись по миру. Спустя тысячи лет, некоторые вернулись совсем чужие, без памяти предков, без знаний, заложенных в прежние времена. Суровые испытания выветрили из нестойких умов некогда подаренные секреты природы. Сантар щедро делился открытиями, камень, земледелие, скотоводство, медь и оружие все это двинуло человека вперед. Вот только с изобилием, появились войны, в которых понадобилось новое оружие, а следом пришло неравенство и угнетение. Появились рабы, выросли города, шаманов сменили жрецы, а вождей, василевсы.
Только Сантар оставался верен знанию, даже Ванелия и Охалия склонились к суевериям и приняли волю шаманов, а позже и жрецов.
Двадцать лет изгнания дали много времени на изучение сил природы. Сантара интересовала молния, он никак не мог понять, в чем причина его спасения в ту роковую ночь. Почему молния в первый раз ударила его, а следом уничтожила врагов? Что за сила в слепящей убийце?
На многие вопросы он получил ответы сам, некоторые тайны приоткрыл Ванад. Толстяк поражал обилием знаний, сведения сыпались из него, как просо из распоротого мешка. Он рассказал ему о природе молнии, о сути всего, что окружает Сантара. Ванад показал ему как надо взаимодействовать с миром. Мудрый с детским лицом раскрыл перед человеком секреты первоосновы.
Вдалеке, на середине запруды плеснула щука, блеснув мокрым боком на солнце. Сантар поднес ладонь ко лбу, прикрыв глаза от яркого светила. Над водой показалось перо, плавник резко менял направление преследуя скрывавшуюся под водой добычу. Громкий всплеск, широкие круги разошлись к пологим берегам запруды. Изумрудная ряска всколыхнулась у самого края зарослей камыша, а высоко над головой зашелестели метелки прибрежной травы.
Со стороны казалось, что человек любуется неспешным течением реки, но перед глазами Сантара витал образ Ванада.
Толстяк, выставив вперед ногу, выводил на свирели затейливую мелодию. Искусно выточенная из кости какого-то зверя, она выдавала поразительный звук. Короткие пальцы ловко бегали по отверстиям зажимая их в навеянном мотивом порядке, а, и без того толстые щеки, раздуваясь до безобразных размеров, наполняли силой звучания, соединенные вряд серебряными ободками дудки. Они стояли на берегу реки, Ванад почти у края воды, Сантар немного позади толстяка. Над рекой всколыхнулось марево, точно в знойный день. Сантар решил, что ему померещилось, но над водой заплясали светляки. Не насекомые, а тысячи крохотных вспышек, что гасли прежде чем глаз успевал зацепиться за них.
— Что это? — удивился Сантар.
— Это вибрация, волны, колебания, как тебе угодно, так и назови. Все они, имея определенную длину, и частоту колебания, и составляют все сущее, весь тот мир что окружает тебя, — к Сантару повернулось улыбающееся детское лицо. — Разные звуки порождают к жизни различные эффекты, одни могут служить во благо, другие нести разрушение. Свирель позволит тебе по-новому взглянуть на изучение природы. Ее возможности поистине безграничны, для пытливого ума вещь незаменимая.
Пухлая рука протянула соединенные в ряд дудки Сантару, косматый застыл в нерешительности. Наивные глаза Ванада заулыбались, а белесые брови подпрыгнули на выпуклом лбу, предлагая принять подарок.
Прошло много лет прежде чем его мелодия всколыхнула марево. Случайно открытый мотив излечил ноги. Колени вновь гнулись, а боль ушла навсегда. Но долгие годы бездействия сделали их слабыми. Чтобы быстро и долго бегать, пришлось много стоять.
Последние два года Ванад наблюдал, как его ученик, вставая против реки, и вытягивая вперед руки слегка присаживался на невидимый глазу шар. Так, обхватив руками воображаемую сферу, Сантар оставался неподвижным до темноты. Несмотря на сомнения толстяка, ноги косматого уже через два месяца покрыли тугие переплетения мышц. Слабость и усталость отступили, тогда же Ванад заметил, что Сантар издает горлом звуки, многие из которых сильно смахивали на его мотивы. Толстяк усмехнулся, никому еще не удалось управлять вибрацией элементов посредством голоса. Потуги Сантара его забавляли, но он не бил ретивого ученика по рукам.
Рыбалка позволяла отвлечься от грустных мыслей, он вновь остался один. Сруб, берег реки, и тайга с диким зверьем позади. С уходом Ванада начал захаживать медведь. Зверь мягко, словно в мокасинах, ступал по усыпанной ореховой шелухой и сосновой хвоей земле. Пробовал лапой дверь, но особая конструкция, позволяла створе из единой доски, в добрые десять сантиметров толщины, выдержать напор хищника. Врезанная в притолоку и порог, дверь вращалась на толстенных шипах, служивших продолжением доски, и уходивших на ладонь в бревна сверху и в ногах.
Хозяин тайги как правило появлялся рано утром, иногда по темну. Сейчас, при ярком солнце, он где-то скрывался. Поплавок дернулся, ушел под воду, леса пошла в сторону. Сантар приподнялся и осторожно потянул на себя удило. Над водой показался красный плавник, и тут же ушел на глубину, удило рванулось из рук. А секунду спустя леса лопнула, в мутной ряби показался поплавок, он обреченно всплыл на поверхность и расслабленно раскачиваясь на волнах поплыл к берегу.
Чертыхаясь Сантар, принялся сматывать удочку, его любимый крючок ушел вместе с уловом. В двадцати метрах от берега, показались просмоленные лодки. Суденышки вывернули из-за подтопленного выступа, поросшего камышом и рогозом. Травы четко определяли его границы, позволяя ориентироваться в глубинах таежной реки.
Рыбалка так увлекла косматого, что он пропустил появление незваных гостей.
— Эй там на берегу!!! — прокаркал высокий, тощий мужик. Судя по тунике, он происходил из мест, которые прежде служили домом Сантару. — Как далеко до Озерного причала?!!!
— Три дня!!! — пробасил в ответ Сантар.
Косматый корил себя за неосмотрительность. Столько лет скрывался, и вот стоило только Ванаду покинуть их избушку, как тут же попался.
— Вниз по реке, не пропустите!!! — недружелюбно глядя на гостей добавил Сантар.
— Тогда мы остановимся у тебя!!! — крикнул в ответ тощий.
Лодки повернули к берегу, несколько минут спустя отряд из четырнадцати человек топал к его избушке. Двое направились к поленнице, и нагло лыбясь потащили наколотые дрова к берегу, где разожгли костры у самой воды. Четверо остались в лодках, а восемь бойцов вломились в сруб.
— Мы остановимся у тебя на ночлег, а завтра тронемся в путь. Нам нужен провиант на неделю, — проговорил тощий, глядя сверху вниз на Сантара.
Косматый неспешно, поставил удочку у входа в сруб.
— Назвался бы для начала, — тяжело взглянул на наглеца хозяин заимки.
— Чего?!!! — взревел тощий, из сруба выглянули двое.
Довольные рожи, жевали вяленого леща, один из «гостей» сжимал тонкую палку с каменной шайбой на конце. В глаза бросилось, что в трещинах древесины засохла бурая кровь. От костров подтянулись еще двое, со щитами и короткими копьями.
— Как величать тебя, спрашиваю?! — не обращая на наглость пришлых отозвался Сантар.
— Кенгель! Я торговец, а это мои ребята! Теперь шуруй собирать провиант! Иначе сами все возьмем! — Кенгель шагнул в распахнутую дверь, торговца встретил дружный хохот.
Двое у костров вернулись к своим обязанностям, старик и молодой парень. Старый внимательно всмотрелся в Сантара, но спустя минуту качнул головой, точно отгоняя глупую мысль. Косматый потащился в ледник, из сруба вышли семь воинов, гогоча и подтрунивая над Сантаром, бойцы вытащили на берег огромные кувшины.
— Дикарь! Вот кувшины для провианта! Как закончишь позовешь нас! — прикрикнул на косматого, широкий мужик средних лет.
Он выделялся качественным доспехом, красные пластины меди, красиво отливали на солнце, багряные шнуры в сочленениях усиливали общее впечатление парадности.
Сантар кивнул от входа в ледник, и скрылся в недрах холодного погреба. Вяленное мясо, коренья дикой петрушки, сушеные грибы да сушенная рыба, вот и весь провиант, что удалось наскрести Сантару. Алый закат окрасил горизонт, когда косматый закончил наполнять кувшины, широкие горла закрыли плотно притертые крышки, и воины Кенгеля покатили тяжелые емкости на лодки. Широкие доски прогибались под весом провианта, мимо Сантара прошли двое молодых воинов они тащили короба с медовыми сотами и кедровыми орехами.
— Ладно не серчай, на нас! — прозвучал позади каркающий голос торговца. — Вот тебе за труды, — он сунул в широкую ладонь косматого красный камень.
— Это покроет все, что мы у тебя взяли! Чего, не нравиться?! Да это же Канварский гранат, да еще такой величины! Ну ты и дикий, — усмехнулся Кенгель.
— Спасибо за плату, — покрутил между пальцами камень, Сантар.
Гранат и правда оказался большой, с крупное ядро лещины. Внутри переливалось темно-красное марево. Или может это отсветы от костров играли в недрах кристалла.
Сумерки неспешно опустились на поляну перед домом, от реки рваными клоками пополз туман. Воины собрались у костров, и травили байки, взрывы веселого хохота разносились по округе. Воин в пластинчатом доспехе, все его звали Югал, теперь избавился от кирасы и расслабившись сидел на бревне, с глиняным ковшом в руках. Позади Югала топтался парнишка, он разливал из тонкогорлого, изящного кувшина рубиновое вино, тут же разбавляя, питие, водой.
— Вы бы шли в дом, — неловко переминаясь с ноги на ногу посоветовал Сантар.
— Что дикарь боишься русалок или водяного?! — рассмеялся Югал.
Дружный гогот поддержал шутку командира.
— Водяные и русалки сказки. Мишутка тут повадился, по вечерам на мои угодья захаживать, — усмехнулся косматый. — Если не боитесь шестьсот килограмм ярости, то вы поистине великие воины, ну, а я обычный охотник, потому спрячусь в сруб.
Хохот смолк, воины точно протрезвели. Кенгель скомандовал, и бойцы нехотя последовали за Сантаром, в его убогое, но крайне надежное убежище. Старик и парнишка у костра, испуганно озирались, воины на лодках оттолкнули посудины от края берега.
Дверь заклинил мощный засов, маленькие окошки уплотнили ставни. Воины разлеглись по лавкам вдоль стен, а Сантар на шкуре, у очага. Оглушительный храп не давал уснуть, заканчивал один, тут же вступал другой, и так всю ночь. Рассвет уже заглянул в щели ставней, когда от реки донеслись крики. Что-то с грохотом ударило о берег, послышались плеск и вопли, переходящие в душераздирающий визг.
Перепуганные воины, хватаясь за копья, топоры и булавы, повыскакивали из убежища. Щиты мешали бойцам, первые выбравшиеся из сруба застыли на пороге. Из густого тумана вышел старый, он тащил парнишку, по земле стелился алый след. Из перекушенных напрочь ног парня толчками била кровь.
— Как его угораздило?! — прокаркал Кенгель, с отвращением глядя на разжеванные остатки ног несчастного.
— Косолапый, — удивительно спокойно ответил старик.
— Твой дружок?! — повернулся к Сантару торговец.
— Наверное. Он тут частенько шастает, и больше под утро, — зябко повел плечом косматый.
— Кувир, хотя бы жив, а ребятам с лодок не повезло, — также спокойно продолжил доклад старик. — Зверь подобрался от реки, и пока сообразили, что к чему, уже разорвал Иларда, и Фаналона. Дальше хуже, тварь разнесла в щепу лодку Ганалма, весь берег в щепках.
— Что? — севшим голосом произнес торговец.
— Разбита посудина Кенгель. Все пошло прахом и меха течением унесло, и медь под воду ушла. Все гад пустил по ветру, — старый опустился на колени и затягивал кровоточащие обрубки Кувира. Парнишка стонал, бледное лицо и синие губы говорили о серьезной потере крови.
— Обожди. Я помогу, — воины удивленно расступились, никто не заметил, как косматый дикарь исчез в доме, и вернулся назад.
— Да чем ты поможешь?! — сокрушенно возопил Кенгель.
— Увидишь, — коротко отозвался Сантар.
В руках отшельника показалась свирель, и прежде чем кто-либо успел возмутиться, косматый огласил трелью округу. Редеющий туман разнес мелодию далеко по тайге. От воды послышался захлебывающийся крик, воины бросились к раненному. Кенгель застыл, старик уставился на Сантара, мучительно, что-то припоминая. Мелодия лилась, постепенно меняя вибрацию, в воздухе вспыхнули светляки, марево пошло в сторону Кувира. Парень блаженно улыбался, раны стянулись, а толчки крови затихли.
Воины притащили одного из выживших на лодке Ганалма, седой мужик, лишился половины лица. Медведь начисто снял щеку, ухо и часть кожи с черепа. Лишенный века глаз жутко таращился на соратников. Поломанные ребра и вдавленная грудина не оставляли бедолаге даже шанса на выживание. И все же мелодия и тут остановила кровь, а лицо несчастного расплылось в улыбке.
— Это демон… — прохрипел раненный мужик. — Он не жрет убитых… он приходит за душами… — шептал, умирая седой воин.
— Что за бред, — возмутился Югал.
Бледное лицо бойца красноречиво говорило о нешуточном испуге, но упёртость бывалого вояки гнала его на противника, посмевшего бросить вызов ему и его воинам.
— Дмилиан, собирай отряд! Пойдем за тварью! — жестко скомандовал воин.
Бойцы без энтузиазма облачились в доспех, проверили оружие, и подхватив щиты, тронулись к реке. Потоптавшись немного у воды, отряд вернулся к срубу.
— Зверь ушел по воде. Нет следов, — растерянно произнес Югал.
— Нужно ждать тут, — поддержал командира Дмилиан, сухой, но жилистый воин.
— Чего ждать?! Надо садиться на лодку и убираться отсюда! — возмутился Кенгель.
— Не на чем, — равнодушно отозвался Югал.
— А вторая лодка? Она же на воде, — удивился торговец.
— Там мель, лодка дала течь, — отрезал командир.
— Больше половины товара потеряно, — подтвердил худшие опасения Кенгеля, Дмилиан.
— Нам потребуется ремонт, а значит надо перетащить товар в сруб, и подготовить встречу косолапому, — рассуждал старик.
— Проклятье Афлунг, как мне теперь отчитываться перед Ганалмом! Это ведь его товар. Я потерял его лодку. Считай шестидесятую часть от прибыли уже отдал скряге, — чуть не плакал торговец.
— Или так, или потеряешь все. Выбор не велик Кенгель, — надавил старый. — Подумай о людях, и так уже потеряли четверых, да и Кувир теперь обуза, а не воин. Мне перед его отцом держать ответ, а ты о деньгах, — укорил он торговца.
Товар перенесли в дом, окна укрепили, а вдоль стен вкопали заостренные колья. Тем временем другая часть отряда вытащила лодку на берег, и взявшись за пилы и топоры, приступила к ремонту.
Сумрак наполз со стороны тайги, гости спрятались в срубе, у очага кашеварил старик, утомленные бойцы расселись на коробах с медью и малахитом. Кувшины с пушниной снесли в ледник, мощные створы надежно укрыли товар Кенгеля в обложенном огромными каменными глыбами и льдом погребе.
— А что это ты делал? Ну, когда лечил Кувира, — пояснил Афлунг.
— Использовал силу музыки, — угрюмо отозвался Сантар.
Косматый уже пожалел, что помог парнишке, слишком уж недобро на него поглядывал старик. Подошли бойцы весь день возившиеся с лодкой, двери заперли, воины расселись вкруг очага поближе к стряпне Афлунга.
— Знаешь Кенгель, что мне не дает покоя уже второй день?
— Почем мне знать, что в твоей голове твориться? — раздраженно отозвался голос торговца из дальнего угла избы.
— Ха, и правда, ты же не демон, — хитро прищурился старый, разливая варево по глиняным мискам.
Воины, принимая еду, с интересом смотрели на Афлунга.
— Помнишь я тебе рассказывал, как двадцать пять весен назад участвовал в сражении подле Даннура?
— Ну, и, — вяло откликнулся Кенгель.
— Там в священной роще, мы столкнулись с ужасным чудовищем…
— Помню, ты рассказывал, что он всех убил молнией, — оживился немного торговец.
Югал одел доспех, Дмилиан помогал командиру затянуть крепления, наколенники, обмотанные кожаной полосой, прикрыли ноги бойца.
— Доспех тебе не поможет с медведем, — улыбаясь произнес Сантар.
Косматый оказался зажат у стены без окон. Воины удивленно смотрели на происходящее. Кенгель вышел из сумрака и напряженно вглядывался в Сантара.
— А я не на медведя собрался, — подтянув ремень на кирасе Дмилиана, ответил Югал. — Сегодня у нас куда более опасный враг, — командир жестко посмотрел в глаза косматого, который сейчас очень походил на загнанного в угол медведя.
Невероятно широкий, с гривой жестких волос на голове и лице, а из-под нависающих надбровных дуг выглядывали маленькие, по-звериному настороженные глаза. Темные буравчики сверлили старика, не упуская из виду остальных «гостей».
— Вот видишь, ты убил моего брата и сына в той битве, а судьба привела меня в твое убежище. Наказание за содеянное неизбежно. Боги не терпят пустоты, демон! — старик швырнул в Сантара дротик, припрятанный за котлом, под одной из лавок. Воины сорвались с места пытаясь дотянуться до оружия. Кенгель отступил к щиту и длинному, остроконечному мечу, что остались у его лавки. Югал и Дмилиан прикрываясь щитами выступили на Сантара, короткие копья быстро челночили пытаясь достать верткого противника.
Лицо старика вытянулось, когда косматый, легко ушел от дротика, который вонзился в бревно позади Сантара. Огромное тело мгновенно оказалось, перед Кенгелем, четкий удар в горло вколотил кадык торговца внутрь, вытаращив глаза он упал навзничь, страшный хрип потонул в вопле бойцов. Огромный кулак ударил в несущий столб, опора хрустнула и подогнулась. Расщепленные волокна лиственницы продолжали удерживать дерновую крышу сруба, с каждой минутой все больше уступая силе тяготения.
Оторванная от стены лавка, раскидала на стены бойцов Югала, как таран Сантар пронесся к заклиненной двери. Лавка ударила в створу, доска расщепилась, острые расщепы проткнули живот и руки косматого. От удара лопнул засов, дверь распахнулась. Сантар шагнул в проход. В мощную спину ударило копье, каменный наконечник переломился, пробив лопатку. Древко с остатками жала, стукнуло о порог, а косматый скрылся во тьме.
— Не упустите его!!! — орал Афлунг. — Он оборотится!!! Не упустите оборотня!!!
Вспыхнули факелы, люди высыпали из дома. Югал взялся за топор, а Дмилиан достал булаву. Туман окутал плотной пеленой и дом, и лодку во дворе, и даже людей, что искали косматого. Факелы слабо помогали, казалось, что они попали в иной мир, где живут чудовища и мертвецы.
Оглушающий треск донесся от лодки, перевернутое судно взлетело в воздух и с грохотом обрушилось на сруб. Дождь из щепы и поломанных досок осыпал бойцов. Испуганно озираясь люди начали собираться в отряд. Свет факелов и крики указали верное направление в клубящемся молоке тумана.
Глухой топот раздался от леса, люди рассыпались, и прежде чем увидели, кто к ним приближается, начали стучать в щиты и громко кричать. Туман пошел вихрями, из-за зыбкого полога вынырнула гигантская голова. Широко раскрытая пасть обнажила длинные клыки, клочья белой пены слетали с вытянутых губ твари на мокрую землю. Рев заставил людей вздрогнуть и попятиться, кто-то побежал. Лапа с когтями, не уступавшими в длине хорошему кинжалу, зацепила Дмилиана. Воин взлетел куда-то в туман, а секундой позже рухнул на соратника, раздавленного огромной тушей медведя. Зверь метался меж людей, лапы и пасть рвали, перекусывали и тиранили плоть бойцов. Чудовище совершенно не боялось огня, медведь поднимался на задние лапы и обрушивал всю мощь четырехметрового тела на сумасшедших, что посмели встать у него на пути.
Югал зацепил лапу твари, но ответный удал когтями вырвал на его груди часть медной кирасы, вместе с ребрами и сердцем.
В несколько минут от отряда не осталось никого. Гигантский зверь направился к срубу. Афлунг попытался закрыть дверь, но древко копья, которое выпало из раны Сантара, предательски застряло между порогом и створой. Мощный удар отшвырнул старика на лавку Кенгеля, в дальнем углу дома. Из другого, противоположного угла, закричал Кувир, парнишка расширенными от ужаса глазами смотрел, как в дом вошел медведь. Ему казалось, что гигантская голова заполнила все пространство убежища.
Между парнем и медведем встал Афлунг, он подобрал щит и меч Кенгеля.
— Давай!!! Тварь!!! Я тебя не боюсь!! Оборотень!!! Иди!!! Я покажу тебе, как бьются воины Интурии!!! — брызгая слюной на клочковатую бороду орал старик.
С улицы долетело низкое гудение, кто-то пел чудовищную мелодию. Зверь остановился и недовольно оглянулся на вход.
Искры вспыхивали и гасли, освещая коренастый силуэт. Человек гудел непрерывно, лицо его исказила гримаса невыносимой муки. Раны в животе и на руках затянулись, из спины медленно, раздвигая края раны выполз кусок обломившегося наконечника копья. Окровавленный камень почти бесшумно упал на притоптанную траву. Сантар изменил тональность, страшная боль разрывала лопатку, из которой выходили мелкие осколки кремниевого копья. Черные сгустки выплеснулись из кровавой щели и поползли по широкой спине. Рана затянулась, а гул затих. Мелкая дрожь била все тело косматого, но ноги продолжали держать ослабевшее тело.
Медведь вышел из дома, рев всколыхнул округу, гигант поднялся на задние лапы.
— Тише, тише, — спокойно повторял Сантар.
Не отрывая глаз от зверя, он выставил вперед руки, раскрытые ладони, направленные на хищника четко, определяли границу, за которую медведь не должен заходить. Огромная туша ринулась вниз, лапы ударили со всей силы в неразумного человека. Кувир так и не понял, показалось ему или в самом деле, но на секунду между человеком и медведем возник черный полог. Зверь обрушился на Сантара, но у самой головы косматого застыл, а секундой позже рухнул на сруб.
Дом обвалился, бревна рассыпались, осталась только задняя стена. Медведь лежал неподвижно. Огромные когти, частично обломанные, частично вывернутые вместе с фалангами, оставили жуткие раны на плечах и груди чудовища. Закинутая назад голова, с безвольно раскрытой пастью, и остановившимся взглядом, налитых кровью глаз, говорили о сломанной шее. Сокрушительный удар зверя, погубил само чудовище.
Не веря глазам Сантар, смотрел на мертвого врага, он впервые почувствовал вибрацию. Тело само решило, что надо сделать, а голос привел в действие законы мироздания.
Преодолевая слабость, Сантар осторожно перелез через медвежью тушу, под обломками крыши стонал Афлунг. Бревно раздробило старику спину, и он умирал в муках. Испуганный, но живой, на единственной оставшейся целой лавке сидел Кувир. Парень как безумный таращил глаза, все еще не веря в случившееся.
Сантар склонился к старику.
— Смерть твоих близких не моя вина, — тихо произнес косматый. — Тогда была война, они могли убить меня, но получилось по-другому.
— Ты оборотень, кха… — закашлялся старик.
— Опомнись, полоумный! — закричал Сантар. — Это был просто медведь! Я человек, такой же, как и ты. Вини в случившемся Гамананда, твой василевс начал эту войну. И я обязательно взыщу с него, за погубленные жизни.
— Кха… Ничего ты уже не получишь от… Гамананда… Прошло уж пятнадцать лет, как… кха… как вороны склевали его лицо. А вот я обязательно… кха, кха… выкарабкаюсь и тогда… — старика забила мелкая дрожь, глаза закатились, а дыхание сделалось частым и прерывистым.
Огромный кулак обрушился на голову Афлунга, череп лопнул, а старик затих. Брезгливо отряхивая руку, Сантар подошел к Кувиру. Парнишка трясся словно его била лихорадка, он смотрел на раздробленную голову дядьки и боялся поднять взгляд на страшного человека.
— Я тебя не убью. Но ты никогда больше не вернешься в Интурию.
— Ты не будешь мстить сыну Гамананда? — все также не поднимая глаз спросил парнишка.
— Нет. Мой враг мертв. Судьба меня опередила. Теперь моя семья, это знания. Одиночество мой удел, я не уберег самый дорогой подарок. Да и вас, людей, не смог направить по нужному пути. Вы превратились в животных, отвергнув великий дар. Дар творения.
Парнишка поднял удивленные глаза на косматого чужака, и ничего не понимая из сказанного, кивнул.