Эн-2 принялся ходить взад и вперед по комнате.
— Каково? — сказал человек с бритой головой.
— Я спрашиваю себя, — сказал Эн-2, — что я думал бы, если бы был на их месте?
— На чьем месте? Немцев? Фашистов?
— Тех сорока, которых завтра утром расстреляют. Трое переглянулись, потом посмотрели на него.
— Мы не имеем права задавать себе такие вопросы.
— Но если бы я оказался в их числе? В числе тех сорока, которых завтра утром расстреляют? Что бы я думал и чувствовал, если бы мне вместе с другими тридцатью девятью пришлось идти на расстрел за тех четырех сволочей, которых убрали патриоты?
Седоусый встал.
— Ты хочешь сказать, что не стоит жертвовать десятью нашими людьми за каждый удар, что мы наносим врагу?
Из уголка, где он сидел поодаль от остальных, к столу приблизился старый знакомый Эн-2.
— А ты забыл то время, — сказал он, обращаясь к Эн-2, — когда нам нечем было наносить удары? Каждый из нас отдал бы жизнь ради того, чтобы уничтожить хоть тысячную долю фашиста. Нам казалось, что тысяча наших прольет кровь не зря, если в ней можно будет утопить хоть одну фашистскую собаку. Мы хотели бороться. Теперь борьба идет.
— И обходится она нам, — сказал Кошачий Глаз, — десять за одного. А не тысяча за одного.
— С одной стороны — десять человек, — сказал Эн-2, — с другой — одна сволочь. Мы должны делать больше.
— Так ты это хотел сказать? — спросил Седоусый. — Делать больше?
— Наносить больше ударов, — ответил Эн-2. — Удар за ударом, пока мы не оглушим их. Не давать им времени проводить репрессии. Как можно допустить, чтобы завтра расстреляли сорок человек?
— Никто этого не хочет допустить, — сказал Бритоголовый.
— Почему бы нам не помешать трибуналу собраться сегодня ночью? — продолжал Эн-2.
Снова те трое переглянулись.
— Мы для того здесь и сидим, чтобы обдумать, как нам помешать им, — сказал Седоусый.
— Мы полагали, что надо снова устранить председателя, — сказал Бритоголовый. — Что ты думаешь по этому поводу?
— Идет, — сказал Эн-2. — Идет.