— Петя, как ты считаешь, очень дорого берут за посылку? Чего спонсоры так жмотятся? — Муня хищно вскрывал фанерную крышку на ящичке. — Неужели на порядок дороже, чем доставить омаров в ваши «Кресты»?
— Думаю, да. — задумчиво ответил тот, ковыряясь палкой в костре и сдвигая угли в центр.
— Набор шкурок. — разочарованно сказал Муня, показывая комплект из «Леруа». И лупа. Они там на Земле вообще долбанулись? Ну лупа более-менее понятно, костер разводить. Хотя и налобника достаточно. Но шкурки зачем? Что за дебилизм за такие деньги?
— Полировать древки. И для гончарного круга пригодится. Ну а все вместе скорее всего для чтения. Воткнул? — и Петр многозначительно посмотрел на Муню.
— Чушь говоришь. В следующий раз сборник «17 мгновений весны» вышлют?
— Нет, восемнадцать «плюс»! Только для взрослых и сообразительных! А теперь положи обратно и отнеси в грот! — и Петр опять задумался, не обращая внимания на обиженного Муню.
В их группу опять пришли четыре новеньких. С европейцем и американцем было все понятно. Болгарин мечтал просто трудиться, но чтоб никто над ним не стоял. В Европе уже были какие-то квоты на колонистов и его выбрали по лотерее среди возможных участников программы переселения из Восточной Европы, так с пафосом назвали эту ерунду местные бюрократы. Сел он за убийство троих цыган, которые покусились на самое святое. Хотели стащить у него только что купленные новые водосточные трубы. После того, как он их застал, тащащими искомые святыни к себе в подвал, пригрозили ему ножом. Но не учли его вспыльчивый нрав и хранившееся дома ружье. За тройное убийство вкатали ему пожизненное, но через два года «Заповедник» дал ему шанс дожить оставшееся время в инопланетной колонии. Американец тоже был понятен. Он сразу заявил, что мечтал познакомиться с настоящими русскими и пожить в условиях дикой природы, но сразу поставил условие, что если будет очень сурово, свалит в поселок к своим. Выживальщик был против и сказал, что не хрен заводить шпионов, и вообще, он пиндосам ни на грош не верит, на что Муня ядовито прошелся по появлению здесь самого Игоря и предположил его возможное кгбэшное прошлое. Типа легенда хорошая, но исполнитель конкретно лажает, выдавая своими действиями настоящее прошлое, а не ту легенду, какую он поведал распустившим уши слушателям. Петр на все это только махнул рукой. Все это шифрование бессмысленно. Как они пришли к китайцам, так и к ним наведаются когда-нибудь гости из поселка. И что, не пускать их ближе ста метров к поляне? В-общем, американец пошел с ними. А вот с со своими земляками все было сложнее. Петр как-то привык, что настоящих матерых зэков у них не было. А эти всем своим видом кричали, что тюрьма их дом родной. Оба в наколках, словечки в разговорах соответствующие. Очень не хотелось их брать, но скрипя сердце пришлось. Свои ведь. И сейчас он сидел и размышлял о том, кого куда пристроить.
Тем временем у костра разгорелся жаркий спор.
— Ты хоть представляешь, как должен выглядеть гончарный круг? — наседал на профессора Выживальщик. Или твои профессорские мозги в каше у академии наук остались?
— Да не мое это. Ну, круг. Сделал заготовку, облепил ее глиной, дно приделал и все!
— А что все твои посудины все в трещинах?
— Какие есть. Зато не с листьев ешь.
— Не ссорьтесь, мальчики. Пастух этим обещался заняться. — Влез в ссору Муня.
— Ну вот пусть и занимается! А ты не встревай, бездельник. Один раз в пещеру сходил, и герой уже!
— Герой — не герой, а в пайках соль теперь. Пора бы и тебе вторым рангом озаботиться.
— Тихо! Хватит лаяться. — сказал Петр. — Профессор, соли наделал?
— Мало, но есть. — профессор достал мешочек, из которого вынул немного соли сероватого цвета.
— А чего грязная? — опять взъелся Выживальщик.
— Примеси. Не завод же.
— Игорек, отвяжись от человека. Главное — соль. — попросил Петр. — У меня такое предложение по дальнейшим действиям. Я, Муня и Хунг завтра на поле траву собирать. Ты с Пастухом займетесь гончарным кругом. Остальные тренируются метать дротики и копья. Заодно в перерыве принесут еще земли с солью.
— А охота? Мясо закончилось ведь.
— Без Хунга не стоит. Пусть он, когда вернемся, отберет охотников на послезавтра. Может, что в силки попадется. Потерпим. Посуда сейчас нужнее. Профессор, ты чистишь шкуры, и думай, как и с чем их просаливать, чтоб не портились. У кого какие вопросы?
— Недельку отдохнуть надо после камеры. — заявил новенький земляк, тот, что помоложе.
— У нас нет воскресений. Работы каждый день, если погода позволяет. В дождь работы по благоустройству грота. Надо делать дополнительные площадки под людей.
— Так может, сначала площадки? — спросил кто-то из новеньких.
— Сейчас все равно шкур не хватает. Надо кого-нибудь крупного завалить. Тренируйтесь, послезавтра большая охота.
— Начальник, так как насчет отдыха? Я слегка не въехал в твои расклады. Жрачки нет, спать негде, а вы тренируйтесь себе… — снова спросил новенький.
— Ты к нам сам попросился? Если б в поселке остался, там бы и отдыхал. Здесь так не получится. Хочешь, обратно в поселок иди, дорожку знаешь. Мы не обидимся. Но права не стоит качать.
— То есть ты здесь — бугор? И мнение остальных не считается? — с кривой ухмылкой спросил мужик.
— Твое уж пока точно. Мнение сначала заслужить надо.
Новенький пренебрежительно сплюнул и отошел от костра. Петр посмотрел ему вслед и беззвучно матюгнулся. Потом тяжело посмотрел на второго соотечественника. Это был худой подтянутый мужик лет на вид под пятьдесят. Он тоже ворошил угли веткой в костре и внимательно слушал разговоры, сам ничего не произнося. Глянув с вызовом на Петра в ответ, он опять уставился в костер и произнес.
— Не смотри на меня так. Ты не барин, а я не твоя собака. Все что надо, услышал.
— И?…
— Поживем, увидим.
— Зовут тебя как? Забыл уже, извини.
— Имя мое тебе знать необязательно. А кличут Зямой. В разборках ваших участвовать не собираюсь. Что скажут, буду делать, мне фиолетово. Если это только полным фуфлом не окажется.
— Катит. Отдыхай пока.
На поле случилась странная история. Петр с Муней, как всегда, собирали траву, а кореец шнырял вокруг, выискивая место, где теоретически можно спрятаться от зова, заодно открывая куски новой местности. Собирали по пятнадцать минут, чтоб не надышаться пыльцой. Растения уже вовсю раскрылись и отупление от дурмана наступало очень быстро. Петр собирал листья, а Муня решил собрать в этот раз соцветия, чтоб поэкспериментировать, что можно из них сделать.
— Бабка, ты что здесь забыла? Мотай отсюда старая!
— Что значит, поливаешь? Не надо поливать, мне пыльца нужна, а она мокнет. И никто днем не поливает, это вечером делается!
Петр подошел поближе и уставился на Муню. Тот стоял посреди дурмана и явно видел перед собой глюк в виде бабки с лейкой. При этом выглядел он вполне нормально.
— Старая, откуда ты вообще вылезла? Ближайший дом престарелых сотни световых лет отсюда.
— Что значит мы чужие здесь? Мы здесь теперь живем, а вот что ты здесь делаешь, законсервированная фея, я не знаю. Я с почтением отношусь к старшим, но на ноги мне лить совершенно необязательно.
— Ай! — дернулся Муня. — Ты чего дерешься? Я вот сейчас твою клюку отниму, с обрыва вдаль запущу и будешь ее до самой смерти искать. Старая ты дура!
На крики Муни отреагировал Хунг и подбежал, намереваясь оттащить парня к лесу, но Петр, заинтересованный реакцией Муни на наркоопьянение, предостерегающе поднял руку и Хунг тоже стал смотреть на бесплатное представление.
— Бабка! Я не шучу! Не шипи на меня, твои ведьминские штучки здесь не проходят. Труху сначала с позвонков отряхни! Что ты творишь? Не надо раздеваться, я очень впечатлительный. Я с женщинами потом спать спокойно не смогу! Нет, не надо, умоляю тебя! — И Муня побежал по полю, нелепо размахивая руками.
— А пыльца позабористей листочков будет. Эк его вштырило. — усмехнулся Петр. — Пора ловить страдальца, а то окончательно скопытится.
Ловили Муню долго. И будучи пойман, он начал брыкаться, как необъезженный жеребец. Кое как дотащили его до леса и тяжело дыша, оба повалились сверху, чтоб не убежал. Муня постепенно затих и дрыгаться перестал. Только через минут двадцать он пришел в себя и с удивлением обнаружил себя в лесу, лежавшим под товарищами.
— Вы зачем на мне сидите? Я не кресло от трамвая.
— Муня, я говорил, что ты — дурак! — ласково произнес Хунг. — Говорил, а ты не верил. Не надо играться с дурман-травой.
— Да я откуда знал? А в вашей Якутии такое вообще не растет! Лишаи одни, и те на спине! Лучше скажи, бабка свалила? Или там на поле?
— Не было никакой бабки. Ты сам с собой общался. Пыльцы наглотался, вот и повело опять. Такой цирк нам устроил, мы от смеха плакали как дети. — поведал Петр.
Муня подозрительно уставился на улыбающихся собеседников. А те стали ржать над ним, вспоминая его перлы.
— Мунь, а она красивая? Успела раздеться? Или ты позорно сбежал раньше этого волнующего момента?
— Да идите вы в дупу! Вас бы так торкнуло!
— Не, мы без травки как-нибудь. В форте одного клоуна вполне достаточно! Мунь, а она чем тебя звезданула? Или грудью перешибла? Как ею размахнется и давай хлестать!
— Злые вы, уйду я от вас — обиделся Муня и замолчал аж на целый час.
Вернувшись, застали душещипательное зрелище. К скале около грота прижался Костя — бык, тот самый что настаивал на отдыхе, весьма испуганный. И было с чего. Неподалеку от него лежали оба кошака, недовольно порыкивая. Оказалось, он вызвался сходить с Профессором проверить силки. В них попалась крупная птица и Костя потащил ее в лагерь, не став дожидаться Профессора, перезаряжавшего силок. Там его с добычей увидели кошаки и подошли, чтобы получить законные крылья и голову. Костя, естественно, этого не знал и начал отмахиваться птицей от зверей. Те подумали, что с ними играют и начали весело скакать вокруг Костика, норовя отобрать птичку. А теперь представьте себе двух небольших рысей, азартно отнимающих дичь у человека и постепенно начинающих сердиться. Вокруг импровизированной сцены уже собрались зрители и с восторгом следили за бедолагой, пытающимся уклониться от бесславной капитуляции перед кошаками. Петр решил прекратить это мини насилие над человеком, но тут подошел Профессор и забрал птицу себе, отогнав питомцев. Потом отрубил пернатой крылья и голову и кинул вмиг успокоившимся кошакам. Не на шутку струхнувший Костик тоже быстро ретировался, сопровождаемый скабрезными шутками про подмоченную репутацию вместе с комбинезоном. Петр же напомнил всем, что не стоит ходить по одному даже около лагеря и всегда иметь с собой оружие для защиты.
На следующий день с охоты пришли уже в темноте. Буйволов в луже на плоскогорье не было и устроили засаду у солончака. Там просидели весь день и только вечером туда пришли местные дикие козлы. Дальше пошло все наперекосяк. Кто-то из новеньких метнул дротик раньше времени, и козлы удрали. На счастье, одного все-таки задели, но на обрыве с плоскогорья он сорвался и рухнул вниз. Доставали его оттуда еще часа три и под покровом ночи вернулись в лагерь, порядком уставшие. Но главное было не это. Задержавшийся у края плато Хунг вдруг позвал Петра и указал ему на оранжевою точку далеко внизу.
— Костер, однако, Петя.
— Думаешь? — ответил тот, вглядываясь в темную даль.
Там действительно мерцало что-то, похожее на огонь костра. Они долго вглядывались в ночную темень, но больше ничего не смогли разглядеть. Яркая точка через какое-то время исчезла и все.
— Ящеры? — предположил Петр.
— Не знаю. Мы их у огня не видели. Но точно разумные. — Хунг перестал вглядываться вдаль и пошел в лагерь. Петр еще окинул взглядом окружающую людей темноту и стал догонять корейца.
Догнав, спросил у него
— Хунг, если это был костер, то надо узнать, кто там. Или хотя бы выставлять наблюдение по наступлению темноты. Как думаешь?
— Пока нет. Идти в рейд слишком опасно, скоро зов. Потом надо. Только самим ходить. Остальным не надо говорить. Так думаю.
Ночью Петр долго сидел у огня и обдумывал сложившуюся ситуацию. Если они не ошиблись с далеким костром, значит там кто-то живет или охотится. Но вот кто? Рейд сделать в ту местность опасно. Их пока мало и большой группе отпор не смогут дать. Просто разведку? Тоже опасно. Мест не знают и их могут заметить раньше. А если незнакомцы раньше поднимутся на плато и обнаружат следы их присутствия? В таком случае обнаружение лагеря — дело пары часов. А от нападения сверху они полностью беззащитны… С такими тяжелыми мыслями Петр и отдежурил свое время, потом лег спать и еще долго ворочался под теплой шкурой.