— На кой мне подрываться вместе с лузерами? — ответил Шопен. — Здесь секретная запись их встреч. Прослушаете и все поймете.
— Почему ты не сказал нам об этом прежде? — снова взорвался Том.
— И потерять три сотни фунтов? — ответил Шопен.
— Но ты потерял еще и палец. — Том начал злиться.
— Дьявол отнял один палец, да, но я перехитрил дьявола и сохранил другие, пока не отдадите мне еще одну сотню, я не заговорю, — Шопен посмотрел по сторонам, словно дьявол прятался в ближайшем чайнике, подслушивая его гениальную конспирацию.
— Дай сюда, — Там схватил флешку, но случилось нечто неожиданное.
Соня понял, что находится в комнате с заснувшими прямо стоя Шопеном и Томом. Он сразу понял, что к этому причастен Шахматист. Безумец ранее заявлял, что Оксфорд и Лондон заснут следующими.
— Хмм.. — Инспектор подобрал флешку, недоумевая, почему он единственный не заснул. — Это странно.
Он забрал флешку, желая прослушать её в машине Тома, её можно было использовать через МР3… в это самое время весь университет Оксфорда погружался в сон.
— Думаю, это не странно, — размышлял он. — Думаю, это чудесно. Человек, который большую часть своей жизни спал, теперь наконец проснулся. Быть может, у меня иммунитет к проклятию Шахматиста?
Глава 69
Финальная Шахматная Партия, Шахматный Город, Калмыкия
— Белый Рыцарь? — повторяю я, не в силах постичь.
В книге Белый Рыцарь был самым добрым и нежным созданием во всей Стране Чудес. Несмотря на свой кроткий нрав, он спас Алису от ее врага — Алого Рыцаря. Я помню, что читала о том, как он неоднократно падал с лошади и всегда приземлялся на голову. Он также был ответственен за такие глупые изобретения как пудинг из промокашки, перевернутый контейнер, ножные браслеты, чтобы защитить лошадь от укусов акул.
Как мог добрый человек превратиться в это?
— Вижу, теперь ты меня вспомнила, — говорит Шахматист.
— Я вспомнила то, что прочла о тебе в книге, — отвечаю я. — Только и всего.
— Ты вспомнишь, — говорит он. — Всё то, что ты со мной сделала.
— Почему бы тебе не напомнить?
— Боюсь, тогда ты умрешь от шока прежде, чем я смогу побить тебя в игре.
— Если так, нужно было сказать мне давным-давно и воздержаться от поисков Кэрролианского Рыцаря, — ответила я. — Хватит играть в игры. Скажи, что я сделала. Очень любопытно, как я сумела навредить самой Смерти.
— В этом-то и вся соль, Алиса, — говорит он. — Я не был Смертью, пока ты не сотворила со мной этого.
Всё оказалось сложнее. Неужели я в прошлом создала Смерть?
— Я не хотел становиться Смертью.
— Теперь я уже сомневаюсь в твоей истории. Было бы разумнее, чтобы ты жаждал стать Смертью, чтобы отомстить. В это я бы поверила.
— Нет, если был бы задействован особый ритуал. — его слова словно эхо в моей голове, я ощущаю головокружение, кажется, я вот-вот вспомню.
— Ритуал?
— Темный ритуал, из-за которого ты убила мою дочь.
Я вцепляюсь рукой в край стола. Голова кружится сильнее. Отголоски воспоминаний, затуманенные былыми грехами.
— Я убила твою дочь?
— На самом деле двоих, — Шахматист мастерски обнажает свою боль, и она рвет и пронзает разрозненные куски моего савана.
Мне нечего сказать, я лишь желаю, чтобы этого не случалось.
— И мою жену, — перечисляет Шахматист. — Мою бабушку и собаку.
— Я это сделала?
— Нелегко принять, что ты была злодейкой, да, Алиса? — гнев Шахматиста выбирается на поверхность. Пух исчезает, когда демон вырывается наружу. — Злодеи не поняты. Люди осуждают их за убийства и буйный нрав, но никто не задается вопросом, а почему они такими стали.
— Я не злодейка.
— Так говорят все злодеи в Голливудских фильмах, — усмехается он, приглаживая усы.
— Мне, правда, жаль, если я сотворила хоть что-то из этого, но ты должен понять, что я..
— Изменилась? — он склоняет голову набок и прижимает руку к уху. — Ты понимаешь, что так звучит практически каждое жалкое оправдание злодея перед виселицей?
— Ты должен мне поверить, — умоляю я, готовая упасть на колени и молить его о прощении, готовая заплатить за свой проступок. Мне нужно чтобы он понял, что я уже не та, что раньше, что я даже не знаю, кем была та я прежняя.
— Нет слов, чтобы унять всю ту боль. То, что я сотворила, ужасно. Поверь мне. Прошу, поверь, когда я говорю, что ничего из этого не помню. Понятия не имею, почему я все это сделала.
— О, прошу, — Шахматист резко встает из-за стола, разбрасывая фигурки, все, кроме коня, тот стоит непоколебимо. — Ты знаешь, почему это сделала. Из-за ритуала.
— Снова этот ритуал? Что за ритуал?
— Хочешь, чтобы я рассказал? — он склоняется ко мне, его лицо вспыхивает, зубы скрежещут, словно он собирается съесть меня живьем.
— Прошу. Я ничего не помню о ритуале. Что за ритуал требует убийства целой семьи?
— Жертвенный ритуал, — он усмехается. — Который требует убийства четырнадцати людей?
— Четырнадцати?
— Четырнадцать приносят в жертву, и четырнадцать заключают сделку.
— Какую сделку? — я стою на коленях, приблизившись к краю стола; его голос звенит у меня в ушах, а слюни на щеках.