– У вас кончились пособия для начинающей стервы?
А сама на стерву ну никак не тянет.
– Да, разобрали. Знаете ли, востребовано…
– А еще что-нибудь в этом духе?
– “Секреты уверенной женщины”.
– А они есть? Эти секреты…
– Наверное… Хотя мне такие штуки не помогают, иначе бы не сидела здесь.
– А как заработать деньги? Есть такая книга?
– Это к охраннику. Он рекламирует компанию “Amway” и ищет распространителей косметики.
Девушка тихо вышла за дверь, хотя глаза у нее были такие, что она смогла бы пройти сквозь стену.
Фиг с ней, с внешностью, а вот интересно: способность зарабатывать деньги – это особое свойство личности, или каждый может? Если разбогатею, напишу. Или? Если напишу, разбогатею…
Плохое самочувствие толкнуло меня на знакомство с книгой “Болезнь? Ну и хрен с ней!”. Ученик Норбекова Алексей Марченко советовал читателям устремляться к долгой жизни. В конце, правда, сообщалось, что автор бестселлера безвременно погиб. Это подрывало веру в то, что известный анекдот смешной:
“- Доктор, скажите, я жить буду?
– А смысл?”
Однако когда вошел Веткин, я клюнула. Чем изобретатель не шутит? Да ничем… Новый приборчик. В оболочке от кофемолки совершается превращение банальнейшей воды в воду посеребренную, позолоченную.
– Смотри, эти пластины для обогащения воды ионами серебра и золота. После месяца употребления – расцветешь. Тебе всегда будет восемнадцать.
– Да, только как к ним сначала вернуться?
– Доведем твой возраст до восемнадцати, а дальше будем поддерживать.
– Мне бы хоть до двадцати пяти, – вспыхнула я.
– Сделаем так, что муж не узнает.
– И слава Богу! Может, пройдет мимо, скандалить не будет. Муж-то у меня бывший…
– Но учти: если перенасытишься серебром, кожа на солнце окрасится в синий цвет.
– О! Как Аэлита. Согласна!
Веткин взахлеб продолжал:
– После насыщения ионами на больное место водрузим хрустальный колокол и подадим внутрь музыку на определенной частоте. Ты ее не услышишь, ее слышат только внутренние органы. Чувство потрясающее… На себе проверял.
– А еще на ком?
– Старушку восьмидесяти лет вылечил, она ходить не могла, а теперь носится как угорелая, замуж собирается. Колокол, он ведь того… сексуальное влечение увеличивает.
– Тоже на себе проверял?
– А как же? Каждый вечер на это самое место…
– И какую же музыку ты ставишь для подъема?
Веткин смутился:
– Этого я не могу сказать, коммерческая тайна.
В десять утра заглянула покупательница и как бы между делом привязала внутри магазина своего пекинеса.
– Можно, он тут побудет пару минуточек?
– Да… – не успела я согласиться, как дама испарилась, а собачка, лениво поводя глазами, уселась между полками.
До обеда за животным никто не пришел. И я решила закрыть его на ключ, чтобы сбегать в столовую. Тем более что песик лежал, как сфинкс, и не давал повода для беспокойства.
Но едва захлопнулась дверь, комок шерсти отчаянно затявкал. Охрана за стеклом оживилась. Я тут же вернулась к кассе, решив, что обед не главное в жизни. Чтобы ободрить животное, почесала ему за ушами. Через минуту моя кожа покраснела и покрылась волдырями. Аллергия! Я бросилась в туалет мыть руки.
Вернувшись, застала у дверей толпу студентов, сочувствующих взбесившемуся пекинесу, сблевнувшему у прилавка чем-то похожим на педигри.
Остаток рабочего дня я беспрерывно спотыкалась о плоскомордую тявкалку, трижды падала на коробки, дважды читала ей Булгакова и один раз делила с ней бутерброд.
В шесть вечера хозяйка как ни в чем не бывало вошла и извинилась… Перед собакой!!!
– Бедняжка, извини, я задержалась, наверное, ты устала?
– Еще бы!!! – зарычала я.
Телевизор по всем каналам будто нарочно иллюстрирует рассказы Ирвина Уэлша. “Я попытался умерить прием алкоголя и наркотиков так, чтобы я смог отоспаться и испытывать меньше паранойи”. Не уменьшили, не отоспалась. С экрана ломятся наркоманы, вампиры, ублюдки: кто-то блюет возле унитазов, кто-то стреляет в блюющих… Выключаю и пытаюсь спать. Сон опять по Уэлшу: колются, трахаются, бредят. Вскакиваю в холодном поту. Книгу можно выкинуть, телевизор вырубить, но насилие и паранойя будут продолжаться на улицах, в домах, в снах…
С утра в магазине слышу у парня на мобильнике мелодию: “Что я знаю о джанки? Джанки – это я!” Берроуз знал о джанки всё…
Чем поражает Берроуз, так это тем, что он сразу переступает все двенадцать заповедей и ведет свое повествование так, как будто их и вовсе не существовало. Мы пыжимся, стараемся хоть одну да соблюсти. А он все христианское за борт: наркомания и гомосексуализм как образ жизни человека.
Многие ругаются: зачем писать такие книги?
А зачем проживать такие жизни?!
И оттого ли вырастают плохие мальчики, что начитались нехороших книг. Я думаю, плохие мальчики книг просто не читают…
Они орут в полную глотку: “На х… эту жизнь; дайте мне другую, пожалуйста!”