Она сидела рядом, подложив под себя ноги, а руки сложив на коленях. Растрёпанные волосы, в которых я видел запутавшийся репей. Руки расцарапаны. Под глазом ссадина. Либо при свете луны она казалась ещё более болезненной, либо она действительно истощала ещё больше. Глаза блестели от слёз.
— Почему? Зачем расторгать договор? Что я сделал не так?
— Это не ты, — она утёрла слёзы. — Обещай, что дослушаешь.
— А куда я денусь, — пожал я плечами и сел напротив.
— Тогда, когда ты говорил… Я услышала, что ты знаешь, где моё сознание, и очень обрадовалась. Думала, что сделаю ставку. Поставлю на кон всё. Потому что… Это было целью, всегда было целью. Но я не могу так, я не могу тебя обманывать, — сбивчиво стала говорить она.
Она с надеждой посмотрела мне в глаза, замерла, ожидая услышать приговор.
— Ничего не понял, — буркнул я. — В каком месте ты меня обманываешь?
Она смутилась и глубоко вдохнула.
— Мы заключили договор, — принялась объяснять она, но всё ещё нервничала. — Ты высвобождаешь мою силу, а я выполняю твою просьбу. Но получив силу я не собиралась ничего выполнять, — она вдруг кашлянула. Ей действительно сделалось хуже. — Потому что получив силу, мне нужно было бы убраться отсюда подальше, исчезнуть на время. А Оковы Сна просто перестанут существовать — твоего мира уже больше не будет. Это совсем не то, на что мы договаривались. Но мне было всё равно. Такой шанс второй раз мог бы и не представиться, ты должен меня понять.
Меня развели? Ирви осознанно обманула меня и просила за это прощение? Раскаивалась? Впрочем, я не успел ещё ничего сделать, я не смог её разбудить. Она смотрела на меня с надеждой, открылась мне. Сейчас так легко было нанести удар. Отыграться за то, что Четвёртая меня бросила, что отец отказался от меня и стал врагом, что меня преследуют одни лишь сплошные неудачи…
— Прости меня, я тебя обманула, — в глазах снова появились слёзы. — Сможешь ты меня простить? Я не прошу забыть, не прошу вернуть всё как было. Ошибки всегда ведут к последствиям. Я ошиблась и нужно как-то двигаться дальше.
— Богиня, обещающая исправить чужие ошибки, но бессильная перед своими.
— Я пытаюсь! — разрыдалась она.
Ирви казалась искренней.
— Мне уже всё равно. Терять ещё и тебя из-за какой-то ерунды, — отмахнулся я и обнял её. — Я прощаю, к чёрту тот договор, как-нибудь разберёмся. Тем более что у меня не получилось тебя разбудить — Ашура схватил меня и хочет стереть мне память.
Она утёрла слёзы и посмотрела на меня. Глаза её округлились от страха.
— Ты забудешь меня, — всхлипнула она. — Значит, это наша последняя ночь. Что ж, тогда пошли, я тебе кое-что покажу.
Я встал, помог ей подняться и она повела меня за собой в сторону старой разрушенной башни.
— Я никогда не была богиней обмана, я презирала его, и чуть сама не стала на этот путь. Этой ночью я ходила здесь, всматриваясь в ваши лица, я пыталась вызвать в себе чувства ненависти, сделать снова свой мир чёрно-белым, но поняла, что это больше не работает. Люди поплатятся за свои дела, в особенности Ашуры, Викторианцы, Йомсбуры и Вортесы, — зло добавила она, — но я сделаю это честно. Я не стану падать до вашего уровня.
Она остановилась. В этом месте трава была притоптана, в ней кто-то лежал. Я заглянул и ахнул, увидев там Лидию-Аманду, такую же, как в реальности, спящую. На ней была вся та же одежда, что и на мне — белый лён.
— Почему здесь моя кожа светлая?
— Потому что тебя зовут Альфри, но Шон мне нравится больше, — отозвалась Ирви.
Она взяла меня за руку. Такая хрупкая, невесомая ладонь легла в мою бледную руку.
— Больше нет времени откладывать. И пусть весь мир погрузится в Хаос, но теперь я решила — я расскажу тебе всё. Спрашивай.
— Почему Лидия вдруг попала в мой сон? Она так много для меня значит?
Ирви замерла.
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Почему?
— Потому что он лишён смысла. Это не сон, Шон. Это реальность. Это Фреска, и выглядит она именно так. Ты не засыпаешь, чтобы встретиться со мной, — она хитро улыбнулась. — Ты просыпаешься. Пошли быстрей, у нас мало времени. Вскоре чары вернут тебя назад.
В голове не укладывалось. Принять этот факт не получалось.
— Но я здесь не чувствую голода и боли! Ты достала расчёску и ножницы прямо и воздуха! А в реальности есть и боль, и голод, и желания. Есть всё. И ты мне говоришь, что вот это вот всё, лишённое ощущений — реальность.
— Ты не чувствуешь боли, потому что её чувствую я. Ты не чувствуешь жажды и голода, потому что их чувствую я. Ты чувствуешь это всё во сне, потому что я даю вам боль, радость, гнев, наслаждение… Всё это есть во мне и я часть вашего сна.
— Но ты же не спишь.
— Не спит только часть меня, безвольная и способная на мелкие фокусы, вроде сотворения расчёски и ножниц. Я не могла тебя придушить. Ашура настроил барьеры очень хитро, и каждое действие против вас ложилось отпечатком на меня. Я не могла тебе сделать ничего, Шон, но как я хотела! Великие Аэну и Аэти, я жаждала этого, хотела больше собственной жизни. Но прикончи я одного, и впала бы в не-жизнь, а мне нужно было разделаться со всеми вами тремя.
— Тремя?
— С тобой в первую очередь, — гнев изливался из её уст. — Потому что ты самый страшный враг, который смог смастерить ловушку — Оковы Сна. Подчинить и заточить ту, которую нельзя убить. И вам хотели помочь: Огненная Аманда, Рассекающий Клинок Самото и Железный Вильвер. Я сама их воспитала, и они обратились против меня. До Вильвера я добралась, — она облизала губы и мне показалось, что её рот полон острых клыков, а язык неестественно длинен. — Остальные добрались до меня.
— Ты всё ещё хочешь меня убить? — смутился я.
— Глубоко внутри — да. Но… Я не хочу тебя терять. Ты напоминаешь мне Лэнса: такой же спокойный и добрый, такой же заботливый и поддерживающий, такой же терпеливый и снисходительный. И даже то, что ты разговариваешь со мной после того, как я чуть всё не испортила…
— А если я женюсь на Марго?
Она улыбнулась.
— Это твой сон — глупый. Делай в нём всё, что захочешь, — она вдруг смутилась. — Но некоторые вещи мне можешь не рассказывать, — ещё больше смутилась она. — Оковы Сна — хитрый конструкт. Но он лишь магический конструкт — не более. А Марго — это твоя вера в тебя.
— Она ушла от меня. Разругалась и ушла.
— Не бывает так. Она лишь затаилась, — обнадёжила меня Ирви.
Она закашлялась сухим непродуктивным кашлем, согнувшись пополам.
— Тебе хуже?
— Сил остаётся всё меньше. Мы пришли.
Она замерла, съёжилась, словно от холода, хотя ночь была тёплой. Ей нужно было сделать всего лишь шаг, но она стояла и поглядывала на меня своими огромными блеклыми глазами. Я приобнял её и она шепнула:
— Это место, которого я так старалась избегать, но я найду в себе силы подняться вновь.
Башня стояла на невысоком холмике. Деревья рядом сплелись корнями, не дав фундаменту обрушиться. Вход когда-то был завален огромным камнем, но лес сделал своё дело и корни, вьюны и вода подточили камень, который в итоге вначале раскололся, а после кусками съехал с холма, открыв небольшой проход.
— Место моего заточения, — пояснила Ирви.
Мы вошли внутрь. Башня представляла собой одну большую винтовую лестницу с небольшими окошками в два кирпича. Ступени вытесаны были из камня, скреплены скобами — опасная и странная конструкция. Поднимаясь наверх, я заметил выщербленные отметины — палочки по четыре, перечёркнутые пятой — счёт дней. Ими исписан был каждый кирпич, начиная от второго этажа башни.
— Столько дней я провела в заточении. Бессильная и безвольная.
— Почему…
— Почему вы восстали? А что рассказал Самото? Он всегда любил поболтать, всегда лояльно к тебе относился. Я не поверю, если он ничего не рассказал.
— Сказал, что был голод, а ты всё равно их обирала.
— Не их, а вас, — напомнила она. — Понимаешь, когда корабль идёт через шторм, капитан ведёт команду. И если команда верит в капитана, то как бы им ни было тяжело, они будут прорываться. Фреска летела в бездну. Как бы объяснить? Целый мир, всё, что ты знаешь, летело туда, где не было силы. Эта область наоборот вытягивает силы. Нужно было поменять курс, срочно. Избежать шторма. И я говорила вам, говорила много раз! Но никто из вас этого не видел. Вы видели лишь жадную и злую Мелиссу. Ох, говорил мне Лэнс бросить эту затею. Но как? Я же не могла оставить вас! Капитан не покидает корабля. А оставалось потерпеть совсем чуть-чуть! Но вместо этого вы предпочли войну. Не все, конечно. Были ещё Нерон, Ивис, Айла, Моана и Корвус. Вас было девять, девять больших кланов, вечно грызущихся и воюющих, но живущих. И пятеро было на моей стороне, об этом тебе вряд ли кто-то говорил — этот факт предпочитают забыть. Почему, Альфри? — она скривилась от звука моего настоящего имени. — Почему ты решил пойти против меня?
— Я не помню, — пожал плечами я. — Но прошлое нужно оставлять в прошлом, так ведь?
— Часто это выше наших сил. Смотри.
Мы добрались вершины башни, когда солнце вынырнуло из-за горизонта и принялось подниматься всё выше. С башни легко можно было окинуть взором весь лес. Моему удивлению не было предела, ведь лес был зелёным хорошо если на полкилометра, а дальше шли сухие деревья. Там, среди них, бродили костлявые твари, выискивая что пожрать — виверны.
За сухим лесом лежала такая же мёртвая земля, мёртвые луга и мёртвые поля. Там, на грани различимого взором, виднелись маленькие фигурки людей.
— Они живы. Их всё ещё много. Они страдают. Я всё чувствую. И они не забыли обо мне. Просят моей помощи не только Нерон, Ивис, Айла, Моана и Корвус, но и Виктория, Йомсбур, Ашура и Вортес. Весь мир вопит — больно слышать. Что вы натворили?
Она поглядывала на меня. Лицо её морщилось, словно от боли. Я не знал, что ответить, и, вздохнув, лишь спросил:
— Почему же это место живёт?
— Я невольно отдаю этому месту свою силу. Вы не стареете благодаря мне.
— Самото хочет выпить тебя до конца.
Ирви вначале удивилась, а после лишь вздохнула.
— Значит так тому и быть. Я приму это как милость.
Я ужаснулся.
— Но тогда разбудить тебя было бы…
— Нет, Шон! Как бы я ни хотела всё исправить, но у всего есть цена. Бессмертие есть и дар, и проклятье одновременно, потому что смертные тащат свои ошибки в могилу. Я же с ними живу. Вечность.
Мы принялись спускаться, протиснулись мимо камня, прошли заросшей тропой и остановились на краю поля.
— Я хочу тебе помочь, — честно признался я.
— Даже после того, что я рассказала, что тебя тоже ждёт расплата? Не надейся, Йомсбур, величайший в своём роде, заточивший бессмертную Мелиссу в Оковы Сна, что тебя минёт эта участь! — стиснув зубы, процедила она.
— А может всё же…
— Нет! — схватилась она за голову. — Не может быть так! Не после тысячи лет заточения! Я не смогу, ты не остановишь мою руку, вы все должны будете ответить! Все должны будете умереть! Но… — она заглянула в мои глаза, будто бы прощаясь. — Я полюбила тебя. Мне казалось, что это уже невозможно. Со всей той ненавистью и со всем тем злом, что вы совершили. Ты хочешь мне помочь?
Я уже не был так уверен, но всё равно кивнул.
Она попыталась толкнуть меня к дереву, но с тем же успехом могла попытаться сдвинуть гору. Я сам отошёл к корням, сел. Она села мне на колени, взяв ладонями мою голову.
— Тебе противостоят опасные противники. Самото и Аманда — хитрые и изворотливые, сильные чародеи, но ты — творец Оков, тебе по силам справиться. Может быть я и вру тебе прямо сейчас и возлагаю ложные надежды, но я так чувствую. Мне хочется верить в твой успех, а там что будет, то будет. И возвращайся ко мне.
— Хорошо, Ирви, — улыбнулся я.
— Но я не… — начала она говорить и осеклась. — Хорошо, Шон.
Она потянулась ко мне и поцеловала.