Постанывая, я приподнялся на локтях: в глазах плыло, нога не слушалась. Придерживая за шею я попытался схватить Марго. Просвистела пуля, разбила боковое заднее стекло моей «победы». В дверном проёме стояла Ринжина. Её тёмная кожа сияла в свете солнца от грязи, пыли и пота. Она тяжело дышала, держа пистолет на вытянутых руках.
— В следующий раз я не промахнусь.
— В следующий раз ты не выстрелишь, — стиснув зубы, произнёс я и подхватил, наконец, Марго, напрягая спину, чтобы подняться.
Она выстрелила, снова мимо меня.
— Данные уже не у меня, можешь не стараться, — крикнул я.
От чего-то совсем не было страха. Только тошнота и осознание, будто я упустил что-то очень важное.
— Мне нужно срочно уезжать, Марго нужна помощь, — буркнул я.
Ринжина посмотрела на девушку у меня на руках, перевела безумный взгляд на меня. До меня начинало доходить:
— Ты сдала нас! Ринжина, это всё ты!
Я не отпускал Марго, но до машины доковылять не мог, стоя на месте. Какой бы миниатюрной она ни была, я пытался удержать на руках взрослого человека.
— Шон! — в сердцах бросила она. — Я тебя ненавижу! Ты снова меня впутал в какую-то авантюру, из которой нет выхода. А всё потому, что спутался с Миротворцами. Кинь эту тварь и поговорим!
— Закрой пасть, — обожгло меня её отношение. — Мы поговорим, но не сейчас и не так, как хотелось бы тебе, продажная ты тварь!
— Я не… — она хотела сказать, что не сдавала, но это было ложью. — Миротворцев тут быть не должно было. Я получила заказ от людей Аманды Виктори. Шон, взгляни правде в глаза. Это всё твоя сучка устроила, она тебя подставила!
— И слушать не хочу… — буркнул я, ковыляя к машине.
— Мы не поговорим! Следующего раза не будет! — кричала она вслед. — Нужно бежать, прочь из города! Перейти дорогу корпорации…
Да, знаю, — грустно подумалось мне. — Сам же говорил, что это самоубийство.
А ведь победа была так близко. Взять щепку, передать куда надо, слить себе информацию, шантажировать, сократить срок… Победить всех! Впервые за свою жизнь выиграть не битву, а войну.
Лидия, зачем это тебе? Почему ты помешала? Зачем отобрала данные? Почему унизила меня после всего, через что мы прошли? На кого ты работаешь? Почему мне мерещится этот глаз? Почему ты вообще тут появилась, когда должна была быть на похоронах Майклсона?
— …Глория бы расстроилась, увидев тебя таким… — уже чуть тише сказала Ринжина напоследок.
Я развернулся, бросил гневный взгляд:
— Манипулировать мной именем моей матери? Как же низко ты пала?
— Манипулировать? Я хочу тебя сберечь! Ты мне почти как сын!
Она подбежала ко мне, пряча пистолет.
— Почему, зачем ты во всё это ввязался?
— Говорит та, которая хотела сама меня застрелить.
Она достала пистолет. Только теперь я увидел, что это не боевой, а очень похожий на боевой травматический.
— Из этого?
Она швырнула травмат через дорогу, угодив им в гору мусора. Подбежав ко мне, она хотела что-то сказать, но я остановил её.
— Открой мне дверь в машине.
— Зачем тебе это тело? Что ты будешь делать?
— Это не тело, это Марго, и я ей должен. Ей нужна помощь.
— Как?..
— Ринжина, блять! Открой чёртову дверь и пиздуй отсюда!
— Не горячись… — смутилась она.
Я уложил четвёртую на заднем сидении, пристегнул, вколол ей медицинский комплекс первой помощи.
— Мальчик мой, мне так тебя жаль.
— Ты плачешь, что ли?
Ринжина обняла меня, потрепала по волосам.
— Совсем лишился рассудка. Почему ты не дался мне? Всё было бы хорошо…
Она всхлипывала. Я взял её за плечи.
— Прячься. Удачи тебе.
Я сел за руль и газанул со старта, выруливая на дорогу.
— Сейчас, Четвёртая, я отвезу тебя в безопасное место. Я всё ещё называю тебя так, прости. Не могу перестроиться. Очнёшься, проспишься и всё будет хорошо. И что это за смутное чувство тревоги у меня в груди? Будто уже ничего нельзя вернуть. Будто ты… Ты же не мертва! Ты же просто без сознания!
Глаза защипало.
А вдруг она всё же мертва?
Трейлерный парк был пуст, не считая нескольких бедолаг на самом его краю. Сюда уезжали те, кому не доставалось место в городе даже в роли бомжа. Здесь не работала часть имплантов, территория была вне медицинского обслуживания, не было даже трубопровода. И всё же здесь сейчас было относительно безопасно.
Я вышел из машины, прошёл к своему трейлеру и остановился. Немного поразмышляв, я направился к соседнему и долго ковырялся в замке, вскрывая его. Вроде трейлером давно никто не пользовался: внутри воняло пылью и чем-то кислым. Я открыл форточку, но это не помогало. Солнце жарило, разогревало эти консервные банки.
Схватив Марго, я принёс её и бережно уложил на кровать, подкладывая под голову подушку.
Холодная, тело одеревенело, губы синие, глаза открыты. В голове дыра размером с кулак. Я сел в кресло, совершенно не понимая, чем же я думал и что делал…
Стакан с выпивкой в руках я держал крепко, а вот стены бара «Баламут» уже начинали шататься. Бармен услужливо налил вторую, протянул сидящему рядом Вирру. Вояка был трезв, я же пьян уже почти в стельку.
— Что случилось? — с опаской спросил он. — Зачем ты меня вытянул?
— А я и не знаю… — пожал плечами я. Язык слегка заплетался, мысли в голове путались. — С-суки эти…
— Кто?
А действительно, кто?
— Все, — развёл я руками. — Вот он, и он, и вон тот с отдела маркетинга, — стал тыкать я пальцем, а мой сопроцессор отмечал их как цели. — Корпоратские крысы, изнеженные и обнаглевшие, грызущиеся за власть.
Он посмотрел на меня с неодобрением.
— Я понимаю, что Майклсон умер, там у тебя что-то утром ещё случилось странное. И это, помнишь про долг? — он с сочувствием посмотрел на меня. — Забудь про него.
Я посмотрел на него с прищуром. То есть Вирр больше в меня не верит? Не верит даже, что я долг смогу отдать? Подумаешь, какая-то консерва! Слышать об этом было неприятно.
— Сколько ты уже тут сидишь?
— Бармэн? Сколько я уже напил?
— 2200, - сообщил бородач.
— Тебе хватит, пошли отсюда.
— Никуда я… не пойду! — я присосался к стакану. Руку неожиданно повело и я часть пролил себе за шиворот. Я всё ещё соображаю. Это невероятно больно — соображать. — Ещё!
Я хочу перестать соображать. Перестать видеть этот проклятый мир. Проклятый Мелиссой за то, что люди… А что они сделали? Чем мы так провинились, что заслужили всё это?
Я развернулся и опёрся о соседний столик.
— Чем ты провинился? — спросил я у здорового парня, сидящего за столиком.
— Да, вроде, ничем. Приятель, присаживайся, но тебе, кажется, хватит, — с добродушным высокомерием произнёс он.
— Думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам? Я! Это я здесь решаю! Я знаю, когда мне хватит, а когда нет. Это вам всем хватит!
Я встал, окинул бар поплывшим взглядом. Мой мозг уже успел отметить всех как цели. Всех, кроме Вирра. Тот подошёл ко мне, схватил за локоть. Я отдёрнул руку.
— Хватит быть крысами! Хватит тащить только себе в нору! Хватит идти по головам!
— Парень, заткнись, ты мешаешь отдыхать, — крикнул кто-то.
— Это же Шон. Шон, ты пьяный! Угомонись! — крикнули с дальнего столика.
— Вы уроды, я вас ненавижу! А сам я главный урод и ненавижу себя больше всех…
Я сел прямо на пол, сложив ноги. По щекам потекли слёзы.
Я чувствовал себя маленьким и беспомощным ребёнком, которого порол отец за то, что я отказывался делать домашку и сбегал от своих учителей. А мне хотелось лишь поиграть с друзьями. Тогда они у меня ещё были.
Зал быстро обо мне забыл. Вирр постоял надо мной, после плюнул и пошёл прочь. Впрочем, кто он мне? А я ему кто? Если меня продала подруга матери, которая обещала за мной приглядывать, то кто я для обычных людей?
Отец всегда был одинок. Даже девушек у него никогда не было, даже проституток. Личный консультант проводит с ним по двенадцать часов каждый день и всё равно знает только рабочие моменты. Его коллеги знают о нём только необходимое. Скрытный, скупой на слова, холодный. С кем он разговаривает?
Я свернулся калачиком, глядя, как меня переступает какая-то пара, зашедшая в паб. Всем было насрать.
Памятный камень, текущая река. Я сидел рядом и молчал. Ирви тоже молчала.
— Почему ты хочешь всех убить? — вдруг проронил я.
— Ты в странном настроении сегодня. Будто бы закрылся.
Её бледное исхудалое лицо было серьёзным и, казалось бы, расстроенным.
— Я хочу всех убить, — устало проронил я и зевнул. — Я же сплю, как я могу ещё хотеть спать?
Она похлопала себя по коленям.
— Ложись.
— Тебе будет тяжело, — смутился я.
Она ж словно тростиночка.
— Ничего, — улыбнулась она. — Я могу потерпеть. Ложись, пока я не передумала.
Я лёг, сложив руки на груди, глядя на неё снизу вверх. Камень упирался в спину, но лежать было приятно, словно на перине. И будто бы проблемы переставали быть проблемами.
Она принялась гладить меня по волосам, а я начал рассказывать. Она слушала вовлечённо, иногда спрашивая что-то или уточняя, переспрашивая о моих предыдущих днях, выясняя какие-то одной ей понятные подробности. Когда я дошёл до момента, как привёз Четвёртую в трейлерный парк, глаза мои защипало.
Я резко сел.
— Ты убрала мою боль. Не знаю, как так вышло, Ирви, но ты смогла! А ещё моя жизнь стала чуть-чуть легче, когда я встретил тебя. Четвёртая… Не хмурься, она всё же реальна, и ты разрешила. Четвёртая действительно хотела помочь.
— Я хмурюсь не от того. Тебе только кажется, что твоя жизнь стала легче. Чего ты хочешь?
— Воскреси её! Прошу тебя, умоляю.
Я встал на колени, целуя её ноги.
Она попыталась отодвинуть меня от себя руками. Я поддался и отодвинулся сам.
— Шон, — её блеклые глаза блестели от слёз. — Мне ужасно жаль, но… Я не могу.
— Почему? Ты убрала последствия сотрясения! Ты смогла повлиять на мою реальность из сна. Это ведь не простой сон? Это не просто ошибка когнитивного модуля!
Она закрыла лицо руками, всхлипывая.
Я сел рядом. Она потянула меня к себе. С тем же успехом муравей мог тянуть слона. Но я подчинился, лёг ей на колени.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — произнесла она, вытирая слёзы. — Я потеряла однажды самого дорогого человека, с которым мы прожили бесчисленное количество времени вместе. Его заманили в ловушку, долго пытали… — Она снова всхлипнула, слёзы катились у неё из глаз. — Я кинула всё, задвинула все дела. Я искала его. Каждый час, каждую секунду. Я знала, что времени у меня всё меньше и меньше. Он продержался десять долгих дней, но я так и не нашла его живым! — она стиснула зубы.
Я прикрыл глаза. Мне было больно видеть её такой.
— Почему, Шон? — всхлипнула она.
— Почему «что»?
— Почему ты согласился? — вздохнула она и погладила меня по голове. — Я иногда злюсь на тебя за то, что ты мешаешь мне ненавидеть. Делаешь мой мир серым.
— Серым? Лишённым красок?
— Нет. Серым — не поделённым на чёрное и белое.
Солнце садилось.
— Ирви, я не могу так дальше жить. Что мне делать?
Она пожала плечами.
— Что хочешь, только возвращайся ко мне.
— У меня нет сил… — взвыл я. — Я боюсь, что у меня их не хватит, чтобы к тебе вернуться.
— Тебе пора, — произнесла она и наклонилась ко мне, целуя меня.
Мурашки побежали по телу.
Я встал, отряхнулся, поправил волосы, падающие на глаза.
Она смущённо перевела взгляд своих блеклых глаз на журчащую воду, потом вновь посмотрела на меня.
— Я очень хочу, чтобы ты вернулся, — сказала она и встала с камня, подходя ко мне и обнимая меня. — Я привыкла к тебе. Каждую ночь я слушаю рёв виверн и думаю, что за этой ночью настанет утро и, возможно, ты придёшь. И расскажешь мне что-нибудь. А я тебя выслушаю и…
— И мне станет легче, — улыбнулся я, боясь её сломать.
— Но я очень хочу, чтобы ты вернулся. Не пугай меня, не шантажируй!
— Я не шантажирую. Я с тобой честен. Я заснул на полу в пабе, может меня уже на улицу выкинули спящего, может обворовали или избили. Без денег, без работы, без сил.
— Но с мечтой.
— А толку?
Она нервничала и что-то хотела сказать, переминалась с ноги на ногу. Это было что-то очень важное, что-то, на что она не могла решиться.
— Это всё закончится быстрее, — вздохнула она. — Но лучше я тебя увижу хотя бы ещё один последний раз, чем больше никогда и буду оплакивать твоё тело так же, как… — она закрыла лицо руками, а когда открыла, в глазах горел огонёк, а на щеках пылал болезненный румянец. — Я проклинаю себя за то, что говорю это, но тебе не нужна сила, тебе нужна вера. А теперь иди, и не оборачивайся!
Она попыталась развернуть меня, но точно так же мог пытаться человек повернуть гору. Я повернулся сам, пошёл прочь, но напоследок обернулся. Она стояла, ударяя указательными пальцами друг о друга и загадочно улыбалась.
Раньше, чем я успел открыть глаза, меня вырвало.
Вонь с большой буквы.
— Боже, как мне плохо. Зачем я… Вчера, сегодня?
Царила ночь. Свет фонаря падал на мусорку, рядом с которой я лежал. Куртку и ботинки с меня сняли, выковыряли даже третий оптический фокус из гнезда. Хотя, может я его просто потерял вчера? Или это всё же сегодня?
На карачках, я встал и выпрямился.
«Тебе не нужна сила, тебе нужна вера».
— Нет, Ирви, вера мне сейчас… — я словил спазм, едва удержал содержимое желудка. — Господи, как же плохо…
Дыша через рот, я в носках побрёл к машине. Там должна была быть бутылка с водой. Путь этот мне казался бесконечным. Я озирался по сторонам, чтоб ненароком не угодить под кулак какого-нибудь особо ретивого бомжа-людоеда, который вдруг увидит во мне поздний ужин.
Горло саднило. От меня разило кислятиной.
— Что я пил?
Я проверил баланс. Копейки какие-то ещё оставались.
В моей машине кто-то сидел и безапелляционно слушал музыку.
— А ну вон отсюда! — взревел я и закашлялся, хватаясь за место, где должен был быть пистолет. Но и пистолет я проебал вчера. Или сегодня?
Два пацана в безрукавках и с разного цвета ирокезами переглянулись.
— Шёл бы ты отсюда, дядя. Мы первые её нашли, — выдал парень с красным ирокезом.
Я приоткрыл дверь. Он, бычась, встал с кресла, высовываясь на улицу. Я размахнулся дверью, ударил раз, второй, третий. Хрустнули попавшие в щель пальцы, хлынула кровь из разбитого носа. Я открыл дверь полностью.
— Что за херня?! — взъелся его друг с синим ирокезом.
— Выметайтесь, петухи… — устало произнёс я, и добавил: — Водички не найдётся?
Но они уже драпали.
Я сел, вляпавшись в чужую кровь. Пошарил по бардачку, открыл багажник, нашёл старую бутылку, не чувствуя затхлого запаха выпил её до дна, стараясь удержать её в себе, сел за руль, вздохнул.
— Эх, Ирви-Ирви. Чем мне поможет вера? Ты так тонко издеваешься надо мной?
Но она говорила серьёзно. Она будто бы разглашала мне секретную информацию, которую говорить нельзя.
Так, стоп. Я же отдаю себе отчёт, что Четвёртая мертва, а Ирви — плод моего больного воображения? Но думать об этом было больно. Словно в гнилой зуб иглой тыкать. Раз за разом.
— Не. Хочу. Я не хочу, — тело расслабилось, в голове посветлело. — Ха-ха, разве так можно было? Я просто не хочу, — изнутри принялась подниматься радость. — Я ничего не хочу. Я уже не отличаю вымысел от реальности.
— Ты уже сам с собой разговариваешь, — сказал я себе.
— И что, что я разговариваю сам с собой!?
— Погоди, прими реальность, не убегай от неё — будет только хуже.
— Хахаха, не хочу! Не хочу и не буду я сам себя слушать. Ты, Шон, втираешь мне какую-то дичь. Нам плохо, зачем делать хуже?
— Что за детский сад? Давай, мужик, ты ж крепкий, соберись!
— Ирви реальна, а Четвёртая жива! — ударил я по рулю и сработал клаксон.
— Ты же знаешь, что это не так!
— Бебебе, ти зе знаесь, сьто ето не тяк, — передразнил я самого себя и сплюнул на пол кислой слюной. — Иди ты в жопу!
И он замолчал.
Я замолчал.
И перестал отличать, где был я, а где не я. Потерял часть себя.
— Сошёл с ума? — с горечью подумал я.
Но боли больше не было. Лишь тянущая пустота. Мне не обмануть себя, сколько бы я не пытался. Сейчас голос разума замолчал, но он наберётся сил, проснётся и возьмёт верх. Рано или поздно. Но не сейчас!
Ехал в трейлерный парк я медленно, особенно выезжал из города, который даже ночью был довольно оживлённым местом. Выехав за город и включив круиз контроль, я краем глаза почитывал сообщения.
Из бухгалтерии — просрочка документов, штраф и репутационные санкции. Моя репутация опустилась до средней, больше не смогу пользоваться некоторыми корпоративными услугами, а к концу недели мне приставят наблюдателя, которому я должен буду отчитываться.
Из университета — завтра последний срок сдачи четырёх задолженных мною работ. В случае несдачи я не допускаюсь к сессии и вылетаю с курса.
От отца…
— Шон? — голос отца холоден и бодр, будто и не спал.
— Да, я, — улыбнулся я.
— Что за представление ты устроил?
— Быстро же меня сдали. Вирр?
— Не важно. Ты являешься лицом компании. Это недостойно…
— Я не твой сын. Ты не мой отец. Мне от тебя ничего не надо. Я умру на помойке, отстань от меня.
Он вздохнул.
— Ты так быстро сдался? Для того, чтобы быть Йомсбуром, нужен стержень!
— Есть он у меня! Тебе ещё двадцать лет доказывать или пустишь меня наконец рулить делами?!
— Терять терпение…
— Недостойно. Знаю. Мне похуй! Я ебучий волнорез, с меня хватит!
Я положил трубку и расхохотался. Что-то съезжало со своего места, но что-то на место вставало.
«Ты пьян, поговорим в четверг. Ты отстранён на два дня от работы. Завтра я направлю к тебе проверку, готовься», — письмо от Альфри Йомсбура.
Что-то ёкнуло в груди, но я усилием воли задавил внутреннего паникёра. Я нужен Ирви, она реальна и ждёт меня, я не имею права слушать какой-то бред.
— Это бред одного из трёх самых…
— Иди в жопу и не вылазь оттуда. Ещё раз вякнешь и я пойду и пристрелю этого самого одного из трёх, понял?!
Я ударил по рулю, сработал клаксон, приведший меня в чувства.
Когда я подъезжал к трейлерному парку, я выключил фары и ехал медленно, после чего за сотню метров вообще вышел из машины и крался пешком. К моему счастью за мной никто не пришёл. Я никому не был нужен, ни отцу, ни Миротворцам.
Я зашёл в трейлер и сел в тёмном углу, потирая виски. Пока я ехал, я методично выкидывал из головы то, что мне «надо» сделать. Медленно, но неотвратимо там образовывалось место, которое я полагал нужно заполнить тем, что я «хотел» сделать. А хотел я подойти к Лидии, нежно обнять её за шею, повалить на матрас и душить, пока она не посинеет, и после этого душить ещё столько же. Но она пока была вне зоны досягаемости.
— Давай немного подумаем, хорошо? — попросил я себя.
Всё ещё тошнило.
«Ты не спишь? Смог найти мне шаблон?» — сообщение от Юдоры из бухгалтерии.
«Завтра в восемь утра у Вас пересдача по семинару об оружейном деле», — сообщение из деканата.
Всем от меня что-то надо. Стоило начать думать об этом, как силы тут же принялись меня покидать и я потряс головой.
Задача на исключающее третье: есть Йомсбур, Ашура и Виктория. Йомсбур крадёт данные, но не те, его кто-то подставляет. Крадёт у Ашуры, значит не Ашура. Виктория — элементарно. То есть Лидия, которая работает на Аманду Виктори. Как доказать? Нужно…
В голове принялся вызревать план, но один я его не выполню.
Я позволил плану вариться в моей голове. По крайней мере до утра. А дальше решу, что делать и на кого давить. Мне, всё же, ещё Самото услугу должен за информацию.
В трейлере я занавесил окна и включил неяркий свет. В сторону Четвёртой я не смотрел, медленно приходя в себя. Умывальник с пустым баком, выключенный и неработающий, заросший пылью холодильник. Полки с напечатанными книгами, которым было больше сотни лет. Я взял одну и она развалилась у меня в руках: «Сказ о трёх». Я знал его, мне мама его читала.
История мерзкая, потому что до тошноты пропагандистская.
— Все мы прокляты Мелиссой. За что, только, непонятно. — Я сел напротив кровати, глядя на лежащее в темноте женское тело. — Вначале было Полотно, бесконечное и переливающееся всем. Там был страх, была боль, была радость и любовь. Полотно было из стекла, и больше ничего не было, кроме проклятой Мелиссы. Тогда она не была проклята, но стала, кинув в Полотно камень… Ага, ничего не было, а тут и Мелисса появилась, и камень где-то нашла… Полотно пошло трещинами и рассыпалось на множество осколков. Совершенное стало несовершенным, и из этого несовершенного Мелисса сложила Фреску — наш мир. Лоскутное одеяло полей, лесов, пустынь, гор и морей. И трещины рек на Фреске. Она сложила осколки и появилась жизнь.
Я прошёлся по страницам текста, разглядывая картинки.
Мелисса изображалась с рогами, с кошачьими глазами и клыками. Люди стояли у её ног на коленях, протягивая осколки той самой Фрески.
— Ну и Мелисса тут вообще ни при чём. Жизнь просто появилась, — ухмыльнулся я. — А дальше Мелисса стала требовать, чтобы каждый живой находил осколок, и нёс ей. Она хотела вобрать Полотно в себя. Те, кому удавалось, сбегали от злой Мелиссы и возвращались в великое единое Полотно, восстанавливая его, искупая грех своей богини. Но Мелиссе было мало, и однажды она решила, что не станет ждать, пока люди умрут, а убьёт их раньше. Все боялись её, кроме трёх людей, родных по духу: старшим был Ашура, средней Виктория, а младшим Йомсбур.
Эта история поднимала во мне отвращение. Её неприятно было читать. Я словно знал, что каждое слово из этого — враньё. Но не просто враньё, а как новость в газете — перевёрнуто с ног на голову. Откуда была такая уверенность, понять было невозможно.
— И трое родных по духу вызвали Мелиссу Злую на бой, победили её и все зажили счастливо. Вот и сказки конец. А как победили-то, а, Четвёртая? Вот так никто не мог победить, а они взяли, да победили?
— Они были не просто людьми. Это были магистры великих орденов, главы трёх величайших родов, могущественные и мудрые, — произнесла Четвёртая, повернула ко мне голову и улыбнулась. — И победили они не просто так. Они устроили ей хитрую ловушку, потому что в прямой схватке у них не было ни единого шанса.
Я замер.
— Ты мёртвая. Мёртвые не разговаривают.
— С чего ты взял? — перевернулась на бок Марго, прилипнув волосами к подушке.
— С того, что я видел много мёртвых и ни один из них не говорил.
Марго дёрнулась.
— Ай, что это такое? Ау, как больно. Чем ты меня облил? И куда меня привёз?
— Тсс, — я приложил палец к губам. — Мёртвые не говорят…
Я подсел ближе, голова моя шла кругом.
Впрочем, я не верил, что она мертва.
— Да тебе мерещится просто, — заявил я сам себе.
— Кто это из жопы тут вылез и повякивает, а?! — огрызнулся я на себя. — Лезь обратно!
Четвёртая на меня смотрела большими глазами.
— Шон, что с тобой?
— Всё совершенно нормально, Эмэм.
— Кто-кто?
— Сокращение от Мёртвая Марго.
…Несанкционированный доступ…
Да плевать.
— Ну что там видно? — нахмурился я.
— Тебе в больницу нужно, срочно. Тебя подкорачивает!
— Никуда я не поеду, мне и так хорошо, — отмахнулся я.
Четвёртая села с приклеенной к волосам подушкой, не замечая даже этого.
— У тебя перегрузка системы. Загрузка процессора на восемьдесят процентов в холостом режиме, потому что… У тебя система на дополнительный раздел стала, ещё и криво. Теперь у тебя работают две системы одновременно: одна из бэкапа, а вторая чистая! Так и знала, что из бэкапа будет сложно восстановить на твоём железе… Срочно!..
— Тсс, — шепнул я и поцеловал её в губы. — Всё в порядке. Я просто сошёл с ума. Ничего страшного.
Я взял бутылку с пола, открутил крышку и стал лить Марго на голову. Она принялась верещать и отбрыкиваться, пару раз зарядила мне пощёчины, а я будто бы и не чувствовал боли. Подушка намокла, отлипла и отвалилась. Она проморгалась, вытирая глаза. Я краем своей майки вытер ей лицо.
— Слишком резкое преображение… — закусила губу Четвёртая, убирая мокрую прядь с лица и трогая затылок, что-то вспоминая.
Я откинул свою рациональную часть, принимая наконец, что я сумасшедший. А если это всё не более чем моё воображение, но неотличимое от реальности, как сон об Ирви, то я назову это реальностью и никому не разрешу говорить иначе.
И только решив это, я сгрёб её в охапку, пусть она и была мокрой и грязной, а я вонючим.
— Как же я рад, что ты жива! Я не мог…
Поверить. Я не мог поверить в её смерть! До меня дошло. И не важно, сколько сил, мне нужно лишь поверить! Но тогда, когда всё против тебя — это очень сложно сделать.
«Лопух, это всего лишь твоё воображение!» — кричал в моей голове запертый я.