<<Каждый желающий прокатится по землям Демасии, может лицезреть множественные фермерские угодья с десятками гектаров полей, усеяных пшеном, овсом, картофелем и иными сельхозкультурами. Они дают пищу работникам, денно и нощно пахающим в поле; служат надеждой нищим, пытающимся прожить до нового рассвета; поставляются в созревшем виде на столы баронов и графов, закупаются кабатчиками и армией. Если говорить коротко, то сельхозкультура является неотъемлемой частью демасийских земель. Леса в царствовании богачей; они нанимают ловчих, чтобы те поставляли им свежее мясо. Такое деление на статусы обыкновенно не заканчивается ничем хорошим и многие революционеры, анархисты и иные герои наших дней висят на шибеницах в назидания всем инакомыслящим.
Эти "столбы позора", как мы их называем, можно увидеть вдоль большака и совершенно невозможно миновать хоть один из них на пути в столицу. Там висят все, ведь тугая верёвка на шее не разбирает правых и виноватых; то место для культистов с северных гор, священнослужителей храмов, бедняков, баронов, героев, трусов, воинов… Вскоре их тела превращаются в подобие скелета с тонким слоем кожи, которую, по-обыкновению, в летнее время излюбливают вороны. Они собираются стаями, выклёвывают глаза, вырывают язык и не брезгуют…>>
— Святая Кейл, вот ужас. Пожалуй, хватит на сегодня литературы.
Витус потянулся, размял затёкшие за длительное пребывание в экипаже мышцы и, отложив книгу, носившую название "История Демасии", поддался вперёд, минуя многочисленные мешки, ящики, бочки; одним словом — провиант, — и всё нужное в дороге. Вот уже трое суток четвёрка белоснежных жеребцов везут их в земли Демасии, и, если верить пожилому кучеру, вскоре они обязаны добраться до границ Ноксуса.
Эта поездка, если говорить начистоту, была самая скучная в жизни Витуса. Всё, что он делал за прошедшие три дня, так это читал, трапезничал, выпивал и слушал болтовню дяди Винуена. Книги наскучили ему быстро, снедь не отличалась изыском, а вино не пьянило, и единственным спасением в этом тяжком испытании становились рассказы кучера. А тот всё не умолкал, только дай ему свободу почесать языком. Как мы уже обмолвились, он говорил столь много, что наше перо не сумело бы записать и половины того, о чём вещал старец. Другое дело был господин Мальцепани. Он говорил кратко, будто бы имел в запасе определённое количество слов и не хотел попусту растрачивать их. Однажды, случилось это близ Паклиффа: он поравнялся с экипажем Витуса и неожиданно заговорил:
— Палклифф. Хуже маршрута не придумать. Здесь живут демасийцы, но Ноксус отнял эту землю и провозгласил своей. Каменщики, м-гу, народ суровый. Глядите в оба, господин, и мой вам совет: накиньте капюшон.
Витус опешил то ли от слов главы эскорта, голос которого был сродни чуда, то ли от слов, которые молвили его уста. Опасаться? Ему? Пф, вот умора! Кто бы ни напал на них, выходец из лесов был к этому готов; его кортик покоился на поясе, а бурлящая кровь требовала приключений. Страх заменила уверенность, та самая, которую приписывают глупцам. Неожиданно для себя он ответил:
— Для таких случаев и существует эскорт.
— Вы убивали невинных? — лицо господина Мальцепани сделалось каменным, а в глазах сверкнуло раздражение. — Когда толстосум набивает брюха трудами фермеров, про этих трудяг не вспоминают, их гоняют розгами, чтобы те работали быстрее. И, если овца скалит зубы, её легче прирезать, чем перевоспитать. Каменщики, мой господин, народ суровый, будьте осторожны.
Витус, обещавший себе больше не опешивать, опешил вторично. Его спину покрыл холодный пот, будто бы слова главы эскорта были сродни предупреждения. Ждёт ли его опасность? Что скрывают в себе слова мужчины? Нет, конечно нет, всё это — лишь издержки профессии, ведь Мальцепани долгое время промышлял наёмничим промыслом, вот и несёт всякую околесицу. Когда юноша закончил монолог с самим собой, обнаружил, что <<пятёрка тёмных>> окружает экипаж. Неужели каменщики и правда могут быть опасны? Ответ явил себя через несколько минут.
Было решено съехать с главной дороги и двигаться зигзагообразной тропой. Это был опасный путь, но в то же время он позволял быстрее добраться до нужной цели; риск был оправдан. Экипаж продвигался по тропам примерно в четыре локтя ширины; внизу волны набегали на скалы, будто бы хотели взять их штурмом; ветер завывал свою песнь; небо недовольно хмурилось.
Следуя тайной тропой, используемой немногоми купцами, они подъехали к Паклиффу. То селение представляло собой сборище квадратных домов с несколькими загонами для скота, наляпанных на землю без какого либо архитектурного изыска. Перед их очами предстала следующая картина: несколько ноксианских воинов согнали жителей на пустой поляне чуть дальше селения; там были все, начиная от новорождённых и заканчивая едва стоящими на ногах старцами. Перед ними расхаживал важный павлин: мужчина в преклонном возрасте, с раздутым животом и надменным взглядом. По сравнению с ними он был изысканно одет, в то время как его слушатели прикрывались разорванными туниками. До Витуса долетели обрывки слов:
— Добрый господин, но поймите же вы наконец: мы не можем добывать больше! После этого обвала…
— Ты поглядите, — обратился сановник к одному из сопровождающих, усмехнулся, — Нашли они мне тут причину, чтобы не работать. Да вас розгами гонять мало! Ух, неровен час сгоню вас всех за "Ворота Скорби", почувствуете на себе гнев демасийских солдат! Они шутковать с изменниками не намерены. Вы, грязный скот, только и заслуживаете…
Экипаж продвигался дальше, посему более Витус не сумел ничего расслышать. Он наблюдал за этим сборищем людей, видел, как одному из них в назидания остальными вывернули руку, ещё одному разбили лицо; такие методы запугивания были весьма действенными. Юношу охватило сожаление. Ему хотелось спрыгнуть на землю, сорвать мешок динаров и осыпать ими головы несчастных, сказав: <<Вы свободны!>>
Но свободны они не были; как ни посмотри, эти люди находятся рядом с границей Ноксуса, которая ещё недавно принадлежала Демасии. Они были вынуждены построить стену, и их постройка, в конечном итоге, послужила границей. Строили ради спасения, но обрекли себя на ещё большие муки. Кто эти люди? Скот, рабы, бесплатная рабочая сила… Мир жесток, судьба коварна и мы не в силах изменить положение некоторых вещей.
— Если овца скалит зубы, её легче прирезать, — прошептал господин Мальцепани, кинув пустой взгляд на Витуса; юноша содрогнулся.
— У овцы нету клыков… — пальцы выходца из лесов прошлись по надетой маске; настало время долгих дум.
***
Вскоре экипаж вновь был на дороге, эскорт собрался позади, а Витус преобразился после увиденной сцены. Он будто бы был ребёнком, который увидел нечто, для его возраста непозволительное, что-то, что он не может понять. И правда, Витус не мог понять извращённого правосудия Ноксуса, где преступник — обычный крестьянин, пытающийся выжить и едва сводящий концы с концами. В то же время он не мог обвинять сановника, потому как тот работал на правительство, а оно в большей степени, всегда право. Его разрывали противоречия. В одночасье юноша вспомнил слова Патриция, его предостережения, но всё ещё относился к ним легкомысленно. Он был опьянён воздухом свободы, ощущал себя птицей наконец-то познавшей радости полёта. И, всё-таки, думы его были колоритны…
Далее поездка продолжалось без привалов и совершила остановку лишь у "Ворот скорби" — исполинской стены, раскидывающей свои объятия на десять ярдов; она была границей и, как бы, делила два мира, таких разных, но в то же время идентичных в своём стремлении возвысится над соседом. Путникам, желающим пройти через это препятствия, предлагалось предоставить документы и подтвердить личность. В случае обнажения гнусной натуры, стража тут же принималась за плута, и тогда ему ничего не оставалась, кроме как сдаться в лапы правосудия. И правда, захочешь убежать — лучники подстрелят, решишь отмахиваться — несколько десятков воинов в стёганках проткнут своими пиками, а после прямая дорога на эшафот, который, к слову, имел честь и на землях Ноксуса. Старик рассказал, как однажды стал свидетелем казни вора. <<Ух и кровюки тогда было! Хлестала, как из фонтана!>> Немудрено, что от таких рассказов Витусу поплохело.
В одночасье юноша задумался: <<Кем был тот вор>>? Украл ли он золото, быть может, похитил баронессу в лучших традициях романов или же совершил неудачное покушение на кошель знатных господ; нельзя исключать, что этот нечестивец позарился на малочисленный скот жителей Паклиффа и был уличён в своём злодеянии. Но в то же время Витусу казалось, что герой рассказов старика, мог быть несчастным каменщиком который украл единственную важную вещь — свободу. Он хотел бежать, скрыться, но его приговорили к казне. Больше выходец из лесов не думал, ему стало дурно от подобного и чтобы прийти в себя, он стал разглядывать торговцев толпившихся перед его экипажем. Там были все: шарлатаны, продающие "целебные" эликсиры, пешие торговцы и даже хозяева ослов, чьи питомцы двигались с большой неохотой. Вскоре все они прошли дальше, и настал черёд наших героев предъявлять бумаги.
— Эй, старик, куда едешь? — задал вопрос один из стражей "Ворот скорби", давая сигнал товарищам осмотреть экипаж. — Не знаешь, что ли, за груз больше двух мешков нужно платить мзду!
— Эк, да как же так? Мой господин будет…
— Оглох, что ли?! Говорят тебе, плати мзду или проваливай в конец очереди, сначала идут те, кто налегке.
Стражники со скучающим видом осмотрели дно экипажа, проверили её содержимое и, кажется, даже не обращали внимания на Витуса. Герой наконец-то нашёл письмо, с решимостью вождя, вышел наружу и вручил его хранителю власти. Тот взял его, сорвал печать и, бегло пробежав глазами, вздохнул.
— Эх, а могли на пару рунитов надуть…Кхм, прошу прощения и приношу соболезнования, господин Гальего. Для вас путь открыт.
— Эк как, даже мзду платить не надо? — послышался голос старика за спиной Витуса.
— Рады служить, доброй дороги, — приторно улыбнулся стражник и, отдав письмо юноше, приказал пропустить Гальего и его эскорт.
Это была последняя остановка Витуса на пути в Столицу, и вскоре, а если быть точным, этим вечером, экипаж въехал в город. Но перед тем, как добраться до назначенного места, герой смог лицезреть земли Демасии, будто бы сошедшие со страниц одноимённой книги. Они миновали множественные деревни, где на полях пшеницы, трудились жёны и мужья, дети и старцы; стали свидетелями нескольких повешенных, которые становились грушей для битья толпы лодырей, что возомнили себя стражами света; купили несколько хлебобулочных изделий у добродушной старушки и даже наткнулись на дуэт бардов, чьими устами были рассказаны многие шутки. Когда небо приобрело оранжевый окрас, на горизонте появилась огромная точка с несколькими, уходящими вверх шпилями, будто бы держащими солнечный шар. То была Столица, встречающая новых путников…
***
Они проезжали многочисленные улочки, ощущая себя заплутавшими в лабиринте зданий, сделанных из белого камня с вытянутыми в длину и ширину рамами. Отовсюду доносились голоса: кто-то кричал, спорил, смеялся; несколько девиц веселились, отплясывали каблуками по мостовой, а их ухажёры восхищённо аплодировали; велись торги, большие и малые, торговцы разного калибра проводили сделки, и каждый желал остаться в плюсе; кошки мяукали, собаки лаяли, а где-то в домах баронов раздраженно закапывались в сено хомячки. Город жил своей жизнью и, как бы, зависел от своих обитателей, ведь что такое Столица без показов мадам Пулери владеющей самой модной лавкой на всю Демасию; нельзя представить город без цирка братьев Цофро с представлениями мечеломов поро; нам страшно думать, что когда-нибудь салон Пуше закроется и десятки молодых баронесс уйдут к подражателю Мигелю; немыслимо даже думать, что когда-нибудь воркующие голубки перестанут приходить в сады близ дворца, наслаждаясь величавой работой группы садовников, которые способны не только облагородить, но и воссоздать фигуры, точно скульпторы, погибших героев. Это означало бы гибель для Столицы.
Всем известно, стоит лишь глянуть на человека, и можно догадаться, откуда он родом. Жителям Столицы был присущ пафос, потому и одевались они с шиком, а так же вели праздничную жизнь, наполненную светлыми днями, будто бы свет Кейл озарял этот город, а всё темное оставалось за неприступными стенами. Даже "средний класс" жил здесь достойно, впрочем, находились и уличные шайки, готовые на любую пакость и скрывающиеся в лабиринте переулков. Мы многое сказали, и пора бы возвращаться к нашим героям.
Итак, экипаж проехал несколько улочек и остановилась у первого попавшегося трактира, названия которого Витус не разглядел. Тень будто бы нарочито желала скрыть те несколько слов на вывеске заведения. Не сильно интересуясь этим, юноша отворил дверь, попросив (приказом это можно было назвать с большой натяжкой) соратников дожидаться снаружи.
Как только ноги его переступили порог, а дверь закрылась, он почувствовал на себе многочисленные взгляды. Кутаясь в дорожный плащ, точно нищий пытается согреться, герой добрался до стойки, пробираясь через толпы народа. Не мудрено, что завсегдатаи и гости заведения обращали на него внимания, ведь его стальная маска пусть и скрывала происхождение, однако была способна заинтересовать кого бы то ни было. Кто этот человек? Наёмник? Шпион? Ассасин? Шёпотки сыпались отовсюду. Расположив свои руки на деревянной поверхности стойки, Витус встретил взгляд хозяина, протирающего миску; глаза его выдавали брезгливость.
— Найдётся ли свободные комнаты для меня и моих спутников? Нас…
— Нет.
От такого ответа юноша опешил и не сразу пришёл в себя, лишь по прошествию нескольких секунд он сумел выпрямить спину и с заговорческим видом стал настаивать:
— В таком случае, мы могли бы расположиться в конюшне за таверной. Она ведь…
— Мест нет.
Герой мог, и следовало бы это сделать, попытать счастье в другом месте, но проснувшийся азарт заставлял его идти до конца. Ведь происходящее сейчас можно сравнить с поединком: если он даст слабину, противник его уничтожит. Преисполненный решимостью в своих действиях юноша достал увесистый кошель из-за пазухи и положил его на стойку; громко звякнули монеты, приковали взгляды сидящих рядом. Хозяин таверны стал пересчитывать и довольно ухмыльнувшись, ответил:
— Один господин бронировал комнату на вечер, но не пришёл в назначенный час, его время вышло. Компания торговцев оповестили меня о своём визите, но вот уже несколько часов я их дожидаясь. Их время, увы, вышло. Что ж, господин, кем бы вы ни были, можете занять комнаты семь и двенадцать на втором этаже. Прислуга сделает всё, что нужно.
Витус чувствовал себя победителем, но вскоре осознал, что добился своего самым нечестивым путём. Этим же вечером его эскорт поселился в комнатах торговцев, пришедших несколькими минутами позднее, а Витус занял ложе молодого барона, прибывшего с миловидной кокеткой в точно назначенный срок. В обоих случаях на жалобы якобы опоздавших хозяин заведения разводил руками, мол, ничего не знаю.
И вот герою подали завтрак, представляющее собой куриное мясо с дольками запеченных яблок. Оно заставило предаться воспоминаниям, и в одночасье Витус словил себя на мысли, что уже несколько минут тупо глядит в одну точку, вспоминая мать. Когда-то давно, когда юноша был ещё совсем малышом, Овечка поджаривала добытые Волком яблоки на костре, а иногда и толчила их в ступке, создавая пюре. Юноша может поклясться, что ничего вкуснее с тех пор не пробовал.
На губах его расплылась улыбка, плечи познали эфемерные прикосновения ностальгии, будто бы в тот миг Овечка находилась позади и вот-вот была готова прошептать: <<Сынок, давай спать.>> В одночасье захотелось вернутся назад, бегом добраться до знакомой чащи и, встретив Овечку, зарыться в её шерсть, познав минуты счастья. Мы говорим счастья, ибо разлука матери и её чада всегда наполнена горечью, а воссоединение вбирает в себя самые чистые, светлые эмоции. Нет ни одной женщины, что была бы готова отправить своего отпрыска на виселицу. В данном случае, подражая мыслям Патриция и осознавая в какой угрозе находится юноша, слова о виселице весьма актуальны.
Все эти мысли полчищем жужжащих шмелей мешали уснуть, и лишь под утро герой сумел сомкнуть веки, отправляясь в липкое ничто, пустоту сна, великую темноту мироздания. Счастье тем, кто, укладываясь спать, видит добрые сны, расслабляется телом и душой, Витус же мог лишь мечтать об этом: кошмары набросили на него сети и сопровождали отголосками былых дней до самого рассвета. Это была поистине дурная ночь…