«…И были они неразлучны. Черепаха и дракон — вот два путника, пересекающие пустынные земли Шуримы. Первого звали Ахатоп, и двигался он очень медленно; второй носил имя Махэпа и всегда дожидался своего товарища. Будучи детьми богов, этим существам были чужды земные меры времени, но к ним приходилось прибегать, когда друзья подсчитывали прожитые годы.
— Две сотни лет, — ворчала черепаха, — и бесконечность в запасе.
— Семь сотен лет, — хмурился дракон, — и сотня в запасе.
Что Ахатопу мгновение, то для Махэпа целая вечность. Несмотря на это, они были неразлучны: разделяли горе и радости, беды и печали. Они продолжали своё путешествие, пока однажды дракон не остановился, склонив голову на обжигающий песок. «Что с тобой Махэп?» — задал вопрос Ахатоп, но ответа не услышал. Он понял, что его друг прожил отмеренный ему цикл и теперь станет вольным ветром, парящим над Шуримой. Но они были неразлучны, а потому черепаха решила подарить ему часть своей жизни. Острым когтем она разрезала свою плоть и насытила почившего дракона своей кровью.
— Три сотни лет, — ворчала черепаха, — и столько же в запасе.
— Восемь сотен лет, — супился дракон, — и три в запасе».
***
Витус отложил книгу с легендами Шуримы, потянулся и, сладко зевнув, завалился на односпальную койку. В данный момент герой пребывает на шлюпе «Понмерси» под командованием капитана Лоуренса, который любезно согласился переправить его и товарищей в шуримский порт. Сначала он воротил нос, но крупная сумма рунитов изменила положение дел, и морской волк согласился на сделку.
Молодой человек крайне скудно описал своё появление в Зерницыным Округе, а потому мы не видим смысла добавлять в рукопись выписки из его дорожной книги. Ограничимся констатацией фактов: Анута получила несколько ящиков фруктов в дорогу, Николай заимел девять отказов от девушек из десяти, при этом десятая была, мягко сказать, не в его вкусе; Патриций оставил жестокую критику бару «Лагунамуна», назвав его и всех жителей Демасии тупым сбродом, пьющим мочу; Винуен совершил несколько хитроумных сделок, которые в простонародье называются надувательством, а Витус впервые написал письмо брату.
В Зерницыном Округе компания пробыла не больше двух суток и, на удивление, здорово конспирировалась. Ни один стражник, ни одна портовая торговка не заподозрили их в чём бы то ни было. Витусу пришлось снять маску и накинуть на голову капюшон плаща; эта маскировка донельзя оправдала себя: именно в таком виде он появился в таверне, где и повстречал Лоуренса. Группа путешественников тут же взяла его в обиход и стала давить на жалость, угрожать и подкупать капитана ради того, чтобы тот согласился переправить их в Шуриму. Почему именно он? Герои без труда могли найти другого владельца судна, но на это ушло бы время. Кроме того, Лоуренс был из тех, кто не задавал вопросов, да и вообще говорил мало и по делу. Таким образом, Витус и его спутники нашли корабль до Шуримы и отплыли семь дней тому назад.
Сейчас они в море: Анута достаёт матросов, Патриций играет с ними в карты, Николай спорит с капитаном о вещах неважных, Винуен следил за грузом, а Витус читал легенды и сказки. Прочтение подобного рода литературы всегда успокаивает. Сейчас, когда сердце юноши объято сомнениями, ему как никогда нужен покой. Путешествие в Демасию выдалось не таким, каким его видел Гальего. Он в какой-то мере разочаровался в своих стремлениях, но был вынужден идти до конца. Не возвращаться же ему, как подбитой псине, в родной Болхейм. В него верит Антуанета, Гэвиус, Киндред и, если верить Патрицию, половина селения. Он не должен их подвести!
Юноша впервые совершал морское путешествие и был искренне удивлён кораблю и его обитателям. Они плыли на шлюпе с ярко-синим парусом, на котором под порывами ветра волновалось изображение бараньей головы. Судно было оснащено всеми радостями жизни: баком для отходов, ухоженными каютами и обеденной палубой, где зачастую устраивались карточные игры. Единственным, что могло испортить пребывания на «Понмерси», были немытые матросы и до ужаса скверная еда, приготовленная худшим коком из возможных!
Через месяц плавания герои добрались до конечной точки — порта Нашраме. Витус покидал судно с большой радостью.
***
Мы приглашаем читателя прогуляться по чудесному портовому городу Нашраме, где всегда печёт солнце, а языки торговцев особенно остры. Здесь по улицам ходят люди в разноцветных туниках с блестящей от пота кожей. Местные жители привыкли оголять свои тела по мере сил, но большинство носило шендит. Пожалуй, улицы Нашраме можно назвать яркими из-за множеств радужных лент, которые, кажется, были везде: на людях, зданиях, лавках и так далее.
Дома представляли собой кирпичные коробки, чьи дверные проёмы были занавешены льняной тканью. Над ними простирались деревянные помосты, служившие переходом для тех, кто обитал на крышах. В порту находилось множество складов, рядом с которыми бедняки просили подаяния. Подай одному из них рунит, и тот расскажет, покажет и исполнит всё, что вашей душе угодно: проведёт по базару, устроит экскурсию по площади, где расположен храм с копией солнечного диска, а после посоветует хорошее заведение.
Героев теперь было не узнать — они облачились в туники, простирающиеся от груди до пояса; все, кроме Николая: он решил блистать своим волосатым торсом, ограничившись шендитом. Витус накинул на себя плащ, чтобы в очередной раз не давать повода для толков. Анута обзавелась удобной сумкой и теперь находилась за спиной у хозяина, вызывая улыбки на лицах прохожих. Они тыкали в овечку пальцем, нарекали новым божеством и просто смеялись, обсуждая увиденное. Кто знает, быть может, Анута является первооткрывателем Шуримы для своего вида — первая овечка в шуримских песках.
Было жарко, пот тёк ручьём, редкий ветер поднимал пыль, а ещё смердело немытыми телами. Повсюду доносились выкрики торговцев, зазывалы (часто — голожопая ребятня) стремились привлечь героев к своему магазину. Но они выбрали противоположное лавкам направление и, рассматривая растущие пальмы, как бы стремящиеся вырваться из этих каменных джунглей, добрались до некоего подобия постоялого двора.
Это место представляло собой обширную площадь с несколькими десятками столов, зелёным уголком и стойкой заказов. От посетителя к посетителю ходили темнокожие женщины, виляя внушительным тазом и не стесняясь пререкаться с гостями заведения. Одна из них настолько сильно окликнула Витуса, что юноша опешил от такого гостеприимства.
— Вот это я понимаю место, так место. А главное народ открытый, сразу видно — добродушный! — твердил старик Винуен, присаживаясь за стол и улыбаясь вооружённому мужчине; тому было не до улыбок.
— Во времена моей молодости было в Ноксусе подобное местечко. Там собирались только самые важные люди и…
— Долбили коз, — закончил за Николаем Патриций. — Знаем, видели, симпосиями называются.
— Весело, наверное.
— О, да, Витус, тебе бы понравилось!
Наставник неофита залился смехом, Никола и старик Винуен сделали заказ. И вот, сидят мужики и овца, жуют финики, запивают разбавленным вином и джином, да судачат о том, о сём. А может, ну его, эти приключения? Денег хватит на несколько дней свободного фланирования и расточительства. Пожалуй, для Витуса, который никогда не ощущал отцовского воспитания, подобная компания была в самый раз.
— Кто не пьёт — тот дурак! — кричал юноша, и компания взрывалась хохотом, соединяя стаканы.
Было жарко, тепло и вкусно!
***
— Витус, дай воды, я умираю.
— Витус, не слушай Патриция, дай мне воды, я больше умираю, чем он.
— Витус… — кряхтел Винуен. — Старику подай водицы…
— Бе-е-е! — Анута топталась по телам лежащих.
Юноша глядел на своих спутников, развалившихся на полу арендуемого дома. В его руках был кувшин с водой, последний и почти опустошённый. Герой погладил овцу и с чистой совестью допил остатки воды. И всё-таки хорошо никогда не пьянеть!
***
Витус чувствовал себя прекрасно, фланируя по улочкам Нашраме. Он улыбался торговцам, заигрывал с молодыми девицами и даже купил себе ожерелье из бус. В пути он узнал, что этот город принял власть Ноксуса, а потому здесь без труда можно было найти множество товаров из заграницы. Проходясь по узким улочкам, внимание героя привлёк сидящий купец, чьё тело как бы выделялось из людской толпы. Это был слепой на один глаз, лысый, бородатый, с накинутым на плечи фиолетового оттенка плащом мужчина преклонного возраста; его меткий взгляд мог сбивать птиц, а выпирающие вены подражали цвету накидки. На его прилавке было много всякого барахла, но героя привлёк именно плащ, и о нём, он решил расспросить незнакомца. Завязался разговор:
— Добра вам и благополучия.
— И тебе, юноша, и тебе… Гляди, какие окуляры, почти целые, не хочешь взять?
— Нет, я…
— Ну, оно и видно, муж учёный. Для таких у меня существует особое предложение: отдаю весы за полцены, а вместе с ними и набедренный пояс.
— Послушайте, я…
— Ну, нет, так нет, тогда обрати внимание на этот самовар, привезённый из Ноксуса. Сама посудина бесполезна, но в ней живёт кобра Афесий.
— Откуда у вас этот плащ? — Витус наконец-то решил быть прямолинейным.
Торговец смерил его взглядом, поднялся, размял спину, а после скрестил руки на груди. «Дурной знак», — отметил про себя герой.
— Этот плащ соткан из ткани Икатии, она, — мужчина усмехнулся, — вам не по карману.
— Никогда не слышал об этой ткани.
— И о бездне, поди, не слышали?
— Бездна?
— Да вы не местный, оно и видно. А захотите быть местным, купите вот эти бусы. Те, что на вас, — работа дилетанта, мои в…
— А где находится эта бездна?
— …Может посох ивовый возьмёте? За полцены отдам. Бездна? А, Бездна, да… Ну, на карте путешественника она отмечена, и я могу…
— Продадите мне её?
— Да! За пол… — мужчина осёкся, увидев толстый кошель Витуса. — Но это будет дорого!
— Я беру карту путешественника и один из ваших плащей. Заплачу любую цену.
— А это у вас… руниты, что ли?
— Да, оплату произведу в рунитах.
— Тогда… — глаза торговца загорелись, — десять тысяч рунитов за плащ и три за карту.
— Идёт.
Витусу было всё равно на цены, он с интересом младенца разглядывал полученный плащ, засовывая тубус с картой подмышку.
— Эй, юноша! Может, чего-нибудь из хлама заберёшь? За полцены отдам!
***
— Спасибо, конечно, Витус, но на кой ляд, ты мне объясни, мне потресканные замыленные окуляры и поломанный ивовый посох?
— Не знаю, за полцены купил.
— Ты слишком небрежен со своими финансами.
Герои уже были за пределами Нашраме, держали путь в небольшое поселение, куда им посоветовали направиться для покупки средства передвижения. Патриций чувствовал себя ужасно: его похмелье было беспощадным. Никола некрепко стоял на ногах, уже успев пропустить несколько кружек в постоялом дворе, а старика Винуена пришлось тащить в тележке для фруктов, там же сидела Анута. Витус облачился в новоприобретённый плащ, который был лёгким, подобно флёру: наощупь походил на шёлк, но юноша помнил, что имеет дело с таинственной тканью Икатии.
Шли молча под палящим солнцем, шлёпая тростниковыми сандалиями по обжигающему кожу песку.
***
Деревня, в которую прибыли герои, не имела официального названия, но все именовали её «Оплотом страждущего». Там толпилась кучка собирателей — жителей Шуримы, собирающих всякий хлам в песочных дюнах. Домов здесь было мало, а те, что были, видом напоминали широкие склады. И то было верным, ибо это были и не дома вовсе, а вольеры для пескоплавов — наездных животных, мордой и телом напоминающих крокодилов. Эти удивительные создания могли передвигаться под знойным солнцем целый день, за собой волоча тяжкий груз. Именно это и требовалось группе Витуса.
Глава этого поселения, по совместительству — развозчик пескоплавов, отказал им предоставить какую-либо помощь, ссылаясь на бандитов, поджидающих в дюнах. «Призраки поджидают в песках, а после как напрыгнут!» — верещал, активно жестикулируя, один из собирателей весь в синяках и ссадинах.
Николай пообещал искоренить их, но ему мало кто верил, учитывая его внешний вид и придурковатую улыбку. Тогда в дело пошла дипломатия Патриция, благодаря которой удалось прийти к взаимному согласию, но, следует заметить, без уступков с их стороны. Хозяин пескоплавов согласился предоставить им транспорт, но с условием, что на нём поедут и собиратели, а герои станут для них эскортом, который сопроводит их до Солнечного диска. Руки были пожаты, договор закреплён, и вскоре герои и группа собирателей двинулись в путь.
***
Витус располагался на первой телеге вместе с Патрицием и Анутой, Винуен и Никола сидели во второй, идущей следом. Они продвигались вперёд благодаря пескоплавам, которые реагировали на особые команды. Это были не слова, а скорее набор звуков и слогов, используемых для руководства животными.
В дороге ученик рассказал своему наставнику про Бездну и ткань Икатии, бахлясь своим новым плащом. Тот не разделял энтузиазма молодого человека и крайне скептически относился к цели их поездки. «Сначала довезём собирателей, а потом двинем в сторону Бездны», — таковы были слова Витуса, но у Патриция были очень дурные предчувствия на этот счёт. Вместе они о многом поговорили: вспомнили родной Болхейм, посмеялись с Николая и обсудили важные темы, касающиеся шуримской стали. В пути ели фрукты, пили купленное вино и даже пели.
Однажды Витусу удалось увидеть дормена — огромное существо, на котором живут кочующие племена. Оно высилось на двенадцать метров и имело мощные лапы и тяжёлые рога. Члены общины возводят на его спине здания, где пребывают большую часть времени. Когда нужно сбить сосущих тварей, этакую мошкару, жители свешиваются со спины на стременах и убирают нежелательных гостей; также осуществляется мойка животных и их медицинское обслуживание. Это зрелище поистине невероятное, особенно на фоне заходящего солнца.
Первая ночь выдалась неспокойной: Витусу всё время казалось, что за ними следят. Его инстинкты не подвели, и вскоре Патриций дал холостой залп по группе бандитов; они преследовали их, скользя по песку, используя некое подобие лыж. Стычки удалось избежать, но теперь становилось понятно, почему собиратели так опасаются встречи с «призраками песков». Кажется, их пути не было конца, но однажды пришлось сделать остановку. Витус заметил на горизонте одинокий шпиль и не смог побороть в себе любопытство.
***
— Перед вашими глазами руины одного из самых древних городов Шуримы. Место, где рождаются легенды, а из чрева скрытых в песках улиц появляются боги. Быть может, именно здесь был рождён Раммус. Слава Раммусу! — менторским тоном рассказывал один из собирателей.
— Или это просто храм паломников, — говорил его товарищ по ремеслу.
— А может и так. Кто же эти храмы разберёт, все на одно лицо!
Группа остановилась у небольшого здания, видом оно напоминало гробницу. Возвышающаяся арка, укрытая горсткой песка, уводила своих гостей вниз, в тёмное лоно неизвестности. «Мы ведь туда не пойдём?» — спрашивал Патриций. Ответ Витуса был очевиден. Он и ещё несколько собирателей намеревались спуститься вглубь и отыскать там если не сокровища, то, как минимум, впечатления.
Факелы были зажжены, смельчаки готовы, и вот, через неполные две минуты, они преодолели, как оказалось, короткую лестницу. С каждой секундой эхо шагов усиливалось, а холод накидывал на спустившихся прохладное одеяло. Пожалуй, только ради этого можно было рискнуть и поддаться любопытству. Внутри было просторно, стояло несколько статуй людей с головами животных; в руках у них были посохи с круглым навершием, направленные на главный вход. Посередине гробницы находился обелиск, а рядом с ним прямо-таки светился ярким светом больших размеров камень.
Витус взобрался на пьедестал, поднял необычный камень и, не долго думая, сунул в отверстие. Что ж, привычка бездумно совать породила на свет множество дурного: например, демасийцев, как сказал бы Патриций. В одночасье помещение наполнилось ярким слепящим свечением, а после из посохов статуй полетели несколько шаров. Бах. Бах. Бах! Они разрезали яркими острыми пятнами тёмную ткань мрака. Послышались крики — это собиратели запаниковали, бросились на пол, а один из них получил серьёзное ранение.
Юноша кинулся к статуям. Его кожа отражала снаряды; они рикошетили от неё, точно мяч брошенный об стену. Взобрался. Сломал посох. Ударил по морде. Повторил. И так до тех пор, пока опасность не миновала.
— Всё кончено, — оповестил Витус, подбегая к раненому собирателю.
Мужчина харкал кровью, крепко прижимая ладони к боку. Герой приказал поднести к нему факел, зафиксировать руки пострадавшего, и, когда указания были исполнены, его взору предстала ужасная картина. Этот необычный шар не просто нанёс собирателю увечья, он лишил его куска плоти, как если бы его укусил один из пескоплавов.
«Острым когтем она разрезала свою плоть и насытила почившего дракона своей кровью».
Витус привык использовать все знания, полученные от каких бы то ни было источников. Он в одинаковой мере доверял трактату Эдуарда Сантанджело, как и медицинскому гримуару Филипа Эбейхаузена. И пусть легенды Шуримы — это всего лишь вымыслы, но ведь в каждой сказке скрывается доля правды.
Быстрым движением когтя юноша распорол свою ладонь и заставил пострадавшего выпить собственную кровь. Он прекратил дёргаться, его физиономия замерла в последнем вздохе. Витус дотронулся до сердца, приложил ухо к груди мужчины. «Дышит», — констатировал факт юноша, приказывая перебинтовать рану и уносить пострадавшего. Героя охватило волнение, он чувствовал затылком удивлённые взгляды собирателей, но ничего не сказал. Поднялся, поправил плащ и неспешно покинул гробницу. Больше здесь делать нечего.
***
Вечером путники развели костёр, собрались у огня и стали поджаривать снедь. По ночам в пустыне было холодно, она будто бы издевалась над героями. Никола в своём шендите заметно дрожал и стучал зубами. Патриций то и дело ходил туда-сюда, обсуждая случившееся с собирателями. Он нарекал Витуса азом медицины прямиком из ионинского монастыря. Эта ложь была способна пустить пыль в глаза и, быть может, обезопасить юношу от каких бы то ни было расспросов.
Но там, где толпа сдаётся, один одерживает вверх. Николай подсел к юноше, погладил Ануту, потешно жующую яблоко, и как бы невзначай начал диалог о случившимся.
— Травник из Ионии, мастер медицинского цеха, значит? Я-то думал, ты сын барона, исследователь и учёный.
Витус не нашёл что ответить, удручённо опуская голову. Ему было стыдно за свой поступок, хотя он в полной мере осознавал, что его действия спасли человеческую жизнь и позволили пострадавшему встать на ноги. Да, это было чудом из чудес, но, поглотив кровь героя, мужчина, пусть и с трудом, но уже мог передвигаться. Ему всё ещё было невероятно дурно, а товарищам по цеху приходилось менять бинты каждые три часа. Кровотечение бьло продолжительным, но со временем остановилось — рана зарубцевалась. «Раммус нам благоволит!» — кричали собиратели, вознося молитвы.
— Как ты познакомился с Патрицием? — задал вопрос Витус, направляя тему диалога в иное русло.
— Тебе версию для маленьких или правдишную? — с усмешкой отвечал Никола.
— Расскажи всё как есть.
— Это случилось, когда мы были новобранцами ноксианской армии. Оба были преданными фанатами генерала Фольгеса — ужасного типа, настоящей машины для убийств. Мы хотели стать героями, следовали пути сильнейших, осознавая истину: кто сильнее — тот и прав. Меня и Патриция отправили под командование Неона, тот ещё тип, мерзкий до тошноты. Вместе с ним мы высаживались на берега Ионии и штурмовали Пласидиум.
— Пласидиум в Навори?
— Ну, как штурмовали… Пытались, по крайней мере. Эти чокнутые храмовники вбили нам мозги как следует… М-да, много тогда полегло, а мы с Патрицием выжили и унесли знамя с поля боя. Поэтому, собственно, нас повысили и посвятили в офицеры. Два года, четыре, десять… Мы проходили с ним через огонь и воду, дождь и снег, подчас преодолевая немыслимые трудности и подвергая себя тяжёлым испытаниям.
— Представляю солдатскую долю. Тяжко, наверное.
Никола не ответил, лишь тяжело вздохнул, играя с пальцами левой руки. Он грелся у костра, глядел на звёзды, но, кажется, не собирался продолжать диалог. Вскоре повторно вздохнул, будто бы на что-то решился.
— Армия меняет людей: она садит в людских сердцах семя ненависти и взращивает его по мере сил. Патриций ненавидит меня за трусость, а я презираю его за жестокость. Не поверишь, Витус, но когда-то твой наставник был хилым мальчишкой в круглых окулярах, над которым то и дело издевались сослуживцы. Кажется, он копил злобу все эти годы, а когда в его руках появилась власть, он стал измываться над заключёнными. Он всегда любил науку, химию, эзотерику, и все полученные за долгие годы знания твой наставник использовал в камерах пыток. Порою его «эксперименты» выходили за рамки дозволеного. Те, кто попадал к нему на допрос, живыми не возвращались, а их останки хоронили в деревянных коробках. Я считал, что Патриций — истинный патриот и готов на всё ради победы Ноксуса, но однажды мне довелось присутствовать во время допроса. Этот человек наслаждался своей ролью палача, ему нравилось ощущать себя выше жертвы, и он растягивал её мучения только ради забавы. Стальные крюки, гвозди, хирургические инструменты — всё это было в частом обиходе нашего общего друга. Однажды мы поймали лазутчика — пастушку, ещё совсем малышку, едва ли ей стукнуло десять. Патриций не делал исключений для ребёнка, и ты даже в самых страшных кошмарах не представишь, каким мукам подверг её этот изувер. Уж не знаю, каких демонов он кормит, но спорю — они всегда сыты.
Снова пауза. Никола сглотнул, вздохнул, протёр вспотевшее лицо.
— Как только война с Демасией закончилась и был подписан мирный договор, я затерялся в чужих землях и официально был признан погибшим. Тогда мне хотелось свободы, и первым делом я пошёл на знакомый хуторок, спаленный пару лет тому назад при первом вторжении нашей армии. Нашёл там деваху, полез к ней, и меня огрели чем-то тяжёлым. После привязали камень к ногам и пустили на дно реки. Меня спас старик — священник, доживающий своё. На протяжении года я помогал ему разносить милостыню, кормить бедных и работать при храме. Мы помогали всем тем, кто пострадал от ноксианской армии, и тогда я понял, что вся эта война не имела смысла. Я раскаялся.
— Но ты ведь демасийский…
— …барон и по документам — бывший офицер. На деле — рантье, снимающий хибарку в Зерницыным Округе. Та дамочка, леди в чёрном, пригласила меня из вежливости за «старые» заслуги. Вот и всё. Ты ведь и сам помнишь: я разделял камеру с Патрицием и стариком, только потому что имел глупость сказать, что знаю его.
Витус не знал, что ответить, как себя вести. Он не был эмпатом, но сейчас явно ощущал раскаяние мужчины. Никола и правда сожалеет о своём прошлом — это видно по его намокшим глазам. Юноша был ошеломлён правдой о Патриции. Да, герой знал, что его наставник — настоящий мастер своего дела, великий воин, на кого равняются ноксианские бойцы. Теперь становилось ясно, какой путь преодолел этот мужчина.
Молчали, задумчиво глядя на пламя костра…
***
— Чего лицо кривишь, лимон жуёшь?
Патриций был навеселе, опустошив не один графинчик вина. Они продолжали свой путь, двигались по маршруту собирателей и были готовы отражать атаку «призраков пустыни».
Этой ночью Витус спал дурно. Его мысли то и дело крутились вокруг наставника и рассказов Николая. Неужели тот, кого он считал своим вторым отцом, был способен на такие зверства? Главный дознаватель, великий душегуб, изобретатель машин для пыток — это всё о Патрицие?!
— Ты служил под командованием капитана Неона?
Вопрос застал мужчину врасплох. Он не ожидал подобного от своего ученика и опешил, услышав давно забытое имя.
— Нет. Неон — это сучий выродок, но командиром его называть я не стал бы. Он бросил арьергард под натиском монахов. Если бы не этот… — Патриций ощерился, — …мы могли бы захватить Пласидиум. Он жил, как трус, и помер соответствующе.
— Николай сказал…
— Николай говорит много, но ничего не делает — это разнит нас. Не слушай его, доверься своему сердцу и чутью.
— Оно подсказывает мне остерегаться тебя.
— Верно, — Патриций замолчал, сплюнув на песок, — друзей нужно остерегаться вдвойне.
Ехали молча под знойным солнцем, слушая болтовню старика Винуена. На душе было погано, и теперь Витус осознал значимость фразы: меньше знаешь — крепче спишь. Оно и верно, многие знания — большие печали. Вскоре телеги скрылись за линией горизонта.