Наши герои миновали Великую Саи и держали курс прямо на столицу Шуримы — Солнечный Диск. Витус до сих пор держал некие обиды на Патриция, хотя сформулировать свою претензию не мог. Юноша будто бы снял маску с наставника и под ней обнаружил донельзя мерзкое существо. Это походило на неспелый фрукт, чью червивость ты обнаруживаешь лишь после снятия кожуры. И мужчина был испещрён этими пороками: гордыней, гневом, чрезмерной жестокостью. Он упал в глазах ученика, из кумира сделался чужим. Однажды герои поговорили на эту тему и приняли решения не ворошить прошлое.
Патриций никогда бы не простил себе потерю ученика, потому как ощущал некие отцовские чувства к нему. Он будто был дядей Витуса, этаким золотым человеком, который всегда поймет, простит, утешит. Вся эта история закончилась крепким рукопожатием соратников. На этот жест Никола скривил мину, но ничего не ответил.
Долго ли, коротко ли наконец герои увидели на горизонте второе солнце. «Солнечный диск!» — вскрикнул один из собирателей. То было верно, и телеги в скором времени подъехали к столице, вернее к тому, что от неё осталось. Она увяла, как увядают растения; разрушилась, как песочный замок волной прилива; истоптана ногами богов, стала игрушкой для легендарных героев. Коротко говоря, это было место подобное залу славы, где когда-то блестели награды, но сейчас их покрыла пыль, точно так же, как и величественные сооружения, укрыл толстый слой песка. Единственное, что осталось от некогда величественной столицы, — это дворец, возведённый под пресловутым солнечным диском, который левитировал между двумя шпилями.
Повсюду сновали люди, они жили в бараках и руинах; многие прятались от солнца под тентами. По сравнению с ними жители Нашраме были богачами, и даже тамошние бедняки выглядели более презентабельно. На местных же не взглянешь без слёз.
Телеги добрались до моста ведущего во дворец. Остановились, их пассажиры сошли, а местные грумы приняли вожжи и повели пескоплавов на водопой. Приезжих встретила стража — трое чернокожих воителей с копьями, облаченные в ярко-красные шиндиты. Они говорили с шуримским наречием, бросая слова в лицо. Это походило на крики, хотя мужчины вели преспокойную беседу. Им взбрело в голову обыскать телеги. Становилось ясно, что подобное мероприятие затянется на несколько часов. Патриций пытался ускорить процесс, но ничего не могло сравниться со стойкостью или, быть может, ленью стражей. Они остались непреклонны.
— Эти идиоты не хотят шевелиться, — со злостью шипел мужчина.
— Но ведь в город мы можем пройти?
— Да, Витус, можешь пройти, но только без меня. Я им наши вещи не доверю. У меня в телеге бочонок вина спрятан, и, если он пропадёт, я за себя не ручаюсь!
— Разве это проблема для великого дознавателя? Устроил бы допрос, ты же в этом мастак.
Патриций поглядел на Витусу с сожалением, как бы, раскаянием и, не найдя нужных слов, похлопал по плечу, удалившись к упомянутому бочонку.
— И обернутся грехи наши птицами, и улетят они из душ наших, и озарит свет тёмные сердца, — Никола подошёл со спины, проводил взглядом бывшего напарника и, улыбнувшись герою, продолжил: — Каждый заслуживает прощения. Я рассказывал тебе про прошлое Патриция не для того, чтобы ты отдалялся от него.
Витус промолчал, кивнул и направился в сторону города. Солнечный Диск открывал свои объятия для очередного путешественника…
***
Юноша опешил, стоило ему увидеть столицу. Здесь было многолюдно, воняло потом и отходами; люд теснился в полуразрушенных домах, большинство жило прямо на улице, забиваясь в углы; прилавки торговцев пустовали. Витус проходил череду узких улочек и ловил на себе пристальные взгляды. В одночасье он стал предметом толок и вскоре заметил, что за ним тянется толпа наблюдателей. Тогда герой ускорил шаг, вбежал по уходящей вверх лестнице и потребовал у стражников, чтобы те провели его к императору.
— Господин Гальего, барон из Болхейма, — слегка солгал герой, желая как можно скорее отвязаться от докучливой толпы.
В ту же секунду, его повели по пустующему дворцу к действующему императору Азиру II. У стен несли стражу песчаные скульптуры солдат. Лики гигантов грозно глядели на героя, их копья опасно блестели в свете гуляющих лучей. Кроме них в здании находились многочисленные слуги, начиная детьми и заканчивая стариками. Они были грязными камушками на золотой тарелке, морщинами на миловидном личике. И правда, внутренности дворца были украшены позолотой, дорогими тканями и величественными статуями древних богов.
Хозяин принимал героя в своей комнате, обставленной по лучшим традициям Шуримы. Мягкие ковры, красочные портреты на стенах, небольшой столик с яствами; наложницы так блестели, что казалось, были сделаны из золота, оным была обставлена вся комната, в ней же блистал и правитель. Это был среднего телосложения мужчина в бархатной тунике с керамической маской на лице; застывшее изображение имело клюв, тонкие прорези для глаз и ручейки затейливых узоров.
Увидев Витуса, Азир сделал небрежный жест своим наложницам, те поклонились господину и покинули комнату. Хозяин встал, подошёл к гостю и протянул руку.
— Кажется, так у вас принято?
Обменявшись рукопожатиями, они сели подле стола, опустившись на мягкие подушки. Первым заговорил Азир.
— Можно не знать отца своего ребёнка, но Витуса Гальего — барона из Болхейма — знать приходится, — голос императора был мелодичен, нежен, но в то же время герой ощущал в нём ядовитые нотки.
— Боюсь, вы путаете меня с братом. Я простой учёный, совершаю кругосветное путешествие. Нет, благодарю, я не хочу вина. Моей целью в настоящее время является изучение шуримской культуры. Вы очень добры, но я откажусь от сладкого хлеба. В самом-то деле пески Шуримы достойны кисти Мимолето Авенити или, быть может, Георга Рулония. Прошу, не стоит наливать мне пиво, я не любитель алкоголя. О чём я? Ах, да, я прибыл в столицу, чтобы довезти сюда новых друзей, они по профессии собиратели и были вынуждены просить у меня защиты.
— Желаете мяса?
— Только воды, если можно.
Азир сделал движения рукой, и слуги исполнили его желания в мгновения ока. Более того, они заполнили стол различными фруктами: дольками дыни, арбуза, персиков и слив. Витус был потрясён до глубины души, ведь сердечно считал, что народ и его правитель вынуждены сводить концы с концами. Но представшая перед ним картина показывала обратное.
— А я, пожалуй, выпью вина. Знаете, Витус я уважаю вашего отца, благодаря ему я потерял часть южных земель. О, нет-нет, не стоит извиняться, или что-то в этом духе, я уважаю права сильного и разделяю политику Ноксуса. Они хорошо делают, и мало кто знает, что в далёкие времена Шурима придерживалась схожих взглядов. Наши отчизны так похожи: величественны, богаты, велики. Право, я даже подумывал построить небольшую усадьбу, в ноксианском стиле, кажется, они очень обширны… Мне много читают, мои наложницы очень образованы. Я люблю архитектуру далёких стран и изучаю заморские культуры. Знаете, для существа, которое живёт тысячу лет, я почти не видел света. То ли дело вы, впрочем, мы с вами одного поля ягоды.
— Простите?
— Меня называют идеальным существом, что в сущности чистая правда, а вас кличут вастаи. По крайней мере, мои слуги. Но вы ведь не вастаи, я понял это в тот момент, когда вы сняли маску. Да, Витус, я благодарю вас за соблюдение этикета и прошу унять моё любопытства.
Витусу было некомфортно, но уйти сейчас означало бы проиграть бой с самим собой, а потому герой поведал Азиру о своей матери, отце и их трудах. В конце истории хозяин сухо засмеялся, как если бы ему рассказали вчерашний анекдот.
— Вот оно что, вечный охотник. И что же думает Матерь, пожиная плоды трудов на Сумрачных островах?
— Они не слишком отличаются от Шуримы.
Азир поднялся, движением руки поманил за собой Витуса. Они прошли несколько шагов и, отдернув занавески, оказались на балконе. Отсюда открывался захватывающий вид, и даже телеги, на которых приехал герой, были видны, как на ладони. Хозяин раскинул руки в стороны, будто бы собирался обнять необъятные просторы.
— Поглядите на этих людей, взгляните на эти пески. Всё это однажды будет процветать, каждый из этих мучеников будет вознесён в сады наслаждения. Они счастливы служить провидению, потому что осознают свою роль и доверяют мне. Великие пески Шуримы любят своих детей, любят меня и каждого, кто преклоняет колени перед их величием. Взгляните за горизонт, что ты видишь? Песочный ковёр? Отнюдь. Это место для будущих храмов, дворцов, святилищ. Люди возводят мне памятники своего горя, и я радостно принимаю их жертву во благо будущего.
— Я не вижу на их лицах счастья.
— Вы слепы.
— Они жалуются на свою жизнь.
— Вы глухи.
— Я считаю, они страдают.
— Вы глупы.
Витус умолк, понимая, что дальнейший разговор не принесёт плодов. Теперь ему стало омерзительно разговаривать с таким собеседником. Здесь, во дворце, он тонет в роскоши, набивает брюхо, в то время как его подданные страдают и умирают прямо на улицах. Это ужасно!
Не в силах больше терпеть этот абсурд, герой поклонился и покинул правителя. Ему хотелось помочь этим людям, но он понимал, что его подачка будет равняться капле в пустыне. Как только добрался до телег, тут же приказал Винуену запрягать пескоплавов.
— Мы отбываем, — коротко сказал Витус.
Перед тем, как покинуть пределы города, герои попрощались с собирателями. Они расстались на доброй ноте, и через десять минут группа возобновила движения.
***
Разбойники в песчаных дюнах Шуримы подобны ящерицам: они сливаются с окружением, становятся призраками, и, когда ничего не подозревающий путник проезжает мимо, злыдни напрыгивают на него. У этих супостатов нет сердец, ибо сожаление, как и раскаяние, им неведомо. Они безжалостно перерезают глотки, а после закапывают тела в слои песка. Внимательный читатель помнит, что передвигаются оные на специальных лыжах и зачастую орудуют луками. В группе их не больше десяти — малочисленность помогает выгодно делить барыш.
Но сегодня один из лидеров шайки, слоняясь по Солнечном Диску, увидел знатного господина, идущего во дворец. Он послал мальчугана оповестить своих и стал следить за незнакомцем. Читатель уже догадывается, о ком идёт речь. Витус обратил на себя внимание не только жителей столицы, но и бандитов. Они быстро скучковались, собрали многочисленный отряд, насчитывающий два десятка, и были готовы к налёту.
— Это дельце будет самым прибыльным! — говорил один из них.
— Четыре человека и две телеги, нагруженные доверху. Нам везёт! — вторил ему второй.
— Чего стоите?! Быстрее, они уже выезжают! — торопил всех третий.
Император со своего балкона взирал на телеги Витуса, которые преследовала группа теней. Азир улыбнулся, натягивая одну из своих гаденьких улыбочек. Героев ждало испытание.
***
Патриций опешил, его сердце ушло в пятки в тот момент, когда стрела пролетела в миллиметре от его носа. Увы, старику Винуену повезло меньше, он свалился с козлов, и лишь чудом Витус остановил пескоплавов.
— Винуен! — кричал юноша. — Держись, старик!
— Витус, стой!
Николай пытался опередить героя, но было поздно: Витус спрыгнул с телеги и, не обращая внимания на ливень стрел, подбежал к старику. В это время Патриций и Никола сгруппировались, и стоило им укрыться, как тут же послышались крик и топот десятка ног. К ним сломя голову бежали разбойники, размахивая палашами, дубинами, копьями и иными видами орудий умерщвления.
— Витус! — крикнул наставник, кидая ученику его излюбленный кортик.
Юноша ловко словил оружие, обнажил сталь и непринуждёнными движениями встретил врага. Он бил без промаха, резал быстро, сильно, беспощадно. Каждый удар находил свою цель, и каждая цель падала под натиском нечеловеческой силы. Николай и Патриций прикрывали тылы, всё ещё находясь под гнётом лучников. Первый кидал копья в бойцов дальнего боя, а второй использовал свой пистоль. Совместными усилиями они держали позиции, пока Витус неистовствовал на поле брани. Он колол, резал, рубил. Кровь окропила песок, конечности летели во все стороны.
Разбойники всё прибывали. Несколько из них, несмотря на бдительный надзор Николая и Патриция, всё-таки влезло на телеги и тащило первое попавшееся под руки.
— А ну, гнида, вино не трожь! — Патриций бросился на противника, повалил его на землю и пробил глазницу дулом пистоля.
— Патриций, сзади!
Мужчина не успел обернуться, как прилетевший со стороны Витуса фальшион обезглавил скачущего на пескоплаве наездника. Герои встали спиной к спине, блокируя нападки сразу нескольких недругов. Они сыпались, точно муравьи, появлялись из неоткуда, оправдывая свои прозвища «призраков пустыни».
Ожесточенный бой длился на протяжении нескольких минут. Точку в нём поставил Витус, лишая нападавших преимущества в виде стрелков. Юноша вырезал лучников, точно косил траву. Не сумев изъять сталь из плоти недруга, герой стал орудовать кулаками; удары его были беспощадны. Он бил, рвал, кромсал когтями, входя в безудержный раж. Удар. Удар. Удар. Это походило на бешеный танец, пляску безумия.
Осознавая, что враг сильнее, разбойники стали отступать, но герой не дал им этой возможности, пуская в догонку поднятую сталь. Он метил без промаха. Вскоре воцарилась тишина, нарушаемая слабыми стонами умирающих. Птицы, парящие в небе, предчувствовали пир.
***
Воистину месть сладка, особенно когда оцениваешь её плоды. Во время битвы один из нападавших — тощий обнажённый карлик — сумел скрыться под дном телеги и намеревался сбежать, как только герои отправятся дальше. Увы, ему уготована незавидная участь. Витус закопал его в песке по шею, рядом водрузив тела убитых бандитов. Вскоре коршуны заинтересовались мужчиной, а троица выживших на безопасном расстоянии наблюдала за птичьим пиром. Никола с отвращением глядел, как массивные крылья птиц накрывают голову супостата; Патриций наслаждался отчаянным криком мученика, а Витус со стеклянным взглядом, лишенным каких бы то ни было эмоций, наблюдал за шматами плоти, кою делили крылатые бестии.
— И воздастся нам за дела наши… — Николай сложил ладони в молитвенном жесте, возвёл очи горе.
Молчали. Говорить было нечего.
***
Старика Винуена расположили на белоснежной скатерти, закрыли веки, сложили руки. Герои приняли решение сжечь труп товарища, чтобы он не стал пищей для падальщиков. Разбив один из ящиков, Витус сделал что-то сродни маленькой версии кострища и, водрузив его на почившего, поджёг. В ноздри тотчас ударил мерзкий запах палёной плоти, но ни один из троицы не смел отворачиваться. Они стоически терпели смрад, отдавая последнюю дань почившему товарищу.
Анута заметила движение на горизонте и, марая копытца в лужицах крови, потопала к тёмному силуэту.
***
Он пришёл из ниоткуда, словно призрак явился по дуновению ветра. Его поступь была столь легка, что ни один из наших героев не услышал приближения. Лишь овечка радостно подбежала к старику Ворону, получила порцию поглаживаний и решила сопровождать его к хозяевам.
Мужчина выводил в воздухе узоры, как если бы дирижировал оркестру. При этих движениях из тел почивших бандитов вырывались души. Они светлыми огоньками отделялись от плоти, точно роса на кончике травы зависали на мгновение, будто бы сопротивляясь неизбежности. Вскоре вечный охотник исполнил назначение и, приметив птичий пир, поравнялся с троицей героев.
— Мы убиваем людей быстро и безболезненно. В противном случае, если жертва оказывает сопротивление, наша жестокость оправдана, — Ворон глядел на обглоданный скелет бандита через огненный флёр: с черепа свисали ошмётки плоти, глазницы стали чёрными дырами; падальщики выкапывали жертву. — Но это, пожалуй, слишком даже для меня.
Витусу нечего было ответить. Его обуревает гнев, приливами лавы обжигая сердце. Ему хотелось разорвать всех этих нечестивцев, надругаться над их трупами как бы в отместку. Быть может, теперь юноша понимает, что чувствовал Патриций и отчего в нём преобладала жестокость. Но в то же время герой осознавал, что уже ничего не вернёт старика Винуена в мир живых. Он сокрушенно понурил голову, тяжело вздохнул. «Я не смог, его защитить», — шептало сознание Витуса; душа познала смятение.
Молчали. Ворон не спешил забирать душу почившего кучера.
***
Вскоре вечный охотник покинул героев так же внезапно, как и появился. Они отъехали от места бойни на несколько ярдов и по велению Витуса остановились.
— Дальше я поеду один, — сказал юноша, спрыгивая с козлов.
Патриций положил ладонь на плечо ученика, глянул на Николая. Тот отпустил вожжи, упёр руки в бока, но его жест непокорности ничего не мог изменить. Им придётся расстаться.
— Шурима — это настоящая обитель нечисти. Здесь отовсюду поджидает опасность, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас пострадал.
— За мою задницу не волнуйся, Витус. Сопровождать тебя — мой долг наставника.
Патриций был непреклонен; юноша поблагодарил его.
— Не хочу быть обузой, поэтому если моя компания вам в тягость…
— В тягость, — перебил Патриций.
— … то я отправлюсь в Болхейм в роли гонца и доложу всем о наших похождения. Ануту заберу с собой.
— Бе-е-е!
— Ишь ты, какая! Ну, малышка, гляди: хозяин желает уберечь тебя.
Витус не хотел отпускать Николая и тем более — своего любимого питомца, но ситуация требовала решительных действий. Останься они подле героя, и неизвестно что может произойти. Он делал это с болью на сердце, но осознавая всю важность принятого решения.
Итак, герои решили разделиться. Николай пожал руки соратникам, Витус обнял Ануту, Патриций пожелал удачи отбывающим, и на доброй ноте они попрощались. Прожорливые птицы наблюдали за двумя расходящимися телегами.