— Спасибо, Ариадна. Владислав, чай будешь?
— Лучше кофе. Без сахара, но со сливками.
Быстро сделала кофе и собралась уходить.
— Владислав, Ариадна — именно та девушка, о которой я тебе говорил.
А?
Они меня обсуждали? Хорошо, что поднос стоял на столике. Жалко было бы выкидывать печенье, если бы я перевернула его на пол от удивления.
— Я готов рассмотреть этот вопрос. Даже если не смогу заняться этим делом сам, то могу посоветовать компетентного человека.
О чем-речь-то???? Видимо мой удивленный взгляд и абсолютно круглые глаза наряду с молчанием и немного пыхтением (ладно частым и громким дыханием…) сподвигнули Вяземского на объяснения.
— Присаживайтесь, Ариадна. Я знаю, что после дня рождения вы планируете самостоятельно вступить в наследство Чернышевых-Бельских?
— Да. Насколько позволяют юридические ограничения. Все же до 20 лет я не имею полного доступа к своему наследству. Просто боюсь, что с моим опекуном к двадцати годам, мне просто нечего будет наследовать.
— Очень разумно для столь юной девушки, — Владислав улыбнулся и взял свой кофе.
— Владислав Викторович — лучший управляющий, которого я знаю. Я попросил его заняться вашим наследством Ариадна. Вы не против?
А? Управляющий? Я конечно планировала искать нового, поскольку не доверяю тому, кого поставил мой опекун. Но собиралась делать это после того, как получу на руки решение суда. А тут… Если бы кто другой посоветовал, я бы, наверное, взяла паузу, потянула время, собрала информацию… Хотя один способ для быстрых решений у меня все же есть…
— Владислав Викторович, можно вашу руку, пожалуйста?
Нереально красивые мужские глаза округлились, а зрачок закрасил черным цветом всю радужку.
— Зачем?
Смирницкий поглядел на абсолютно спокойного Вяземского.
— Все в порядке. Для нее это важно.
Удивленный, но успокоившийся Смирницкий протянул мне руку ладонью вверх. Кладу свою ладошку, закрываю глаза и вижу, как мы подписываем договор о сотрудничестве в конторе у Штольца, следующий момент: мы потом идем по какой-то территории, зимой. Я подскользнулась, он меня подхватывает, что-то говорит, я смеюсь…
Вяземский считает его лучшим… Рилли посылает мне волну поддержки.
— Я — за. Просто на данный момент я не представляю, какую заработную плату я могу предложить… Ведь я даже не знаю, сколько опекун платит нынешнему управляющему.
— Сколько бы он не платил, я готов остановиться на этой сумме. Если после изучения всех документов, я приду к выводу, что это помешает моей работе по основному месту работы, я дам кандидатуру надежного профессионала. Согласны?
— Согласна.
Интересно, а где у него там основное место работы?
— Я сам свяжусь с вашим поверенным. Можете дать его координаты?
— Конечно.
Вот и пригодилась визитка Штольца, за которой пришлось возвращаться в приемную.
Так у меня появился управляющий, увидев которого, пришедшая звать меня на обед Анечка, онемела, потом десять минут молчала (что для нее нереально долго), а потом всю оставшуюся часть обеда про него выспрашивала.
Смирницкий, конечно, красавец, но Ярослав Александрович ему не уступает, защищала я шефа перед лицом нашей небольшой женской компании. Хотя не думаю, что моя защита ему нужна…
***
Штольц передал через квартирную хозяйку записку о необходимости встретится. А так как Алексей Бехерев все также встречал и провожал меня на работу и домой, пришлось иди к Вяземскому. Брать на торжественное открытие меня он все так же отказывался, хотя с этой просьбой я подходила к нему как минимум один раз в день. Сначала он повторил свое решение-отказ удивленно, на второй день — раздраженно, а на третий — просто улыбнулся и ничего не ответил. Только его улыбка, полностью уверенного в себе и в том, что он делает, мужчины выбила меня из себя больше, чем явный отказ.
Если есть отказ — то можно попробовать переубедить, заставить, как-то повлиять. А на эту теплую заботливую улыбку ответить было нечем. Совсем нечем. А если что и было, то я просто пока не знаю — что.
Поэтому, что ожидать от беседы по поводу освобождения Бехерева от ежеутренней и ежевечерней повинности меня сопровождать — я не знала. С другой стороны, единственный, кому была выгодна слежка за мной — это опекун. Но что-то мне подсказывает, что после встречи с шефом он пересмотрит свои планы, а то, что встреча имела отношения ко мне — я была уверена. Зря что ли он меня из приемной выставил?
Думаю, опекун-то уж точно, а Никки — возможно, итак уже знали где я работаю, потому что документы на самостоятельное управление Штольц подал ровно за две недели до моего дня рождения, чтобы решение было уже готово. Там — моя нынешняя фамилия, да и в преданность квартирной хозяйки мне не очень верилось. За определенную сумму денег она легко подтвердит, что я у нее живу. В комнату, конечно, никто не входил без моего ведения. Аскольд после бала не просто так у меня в комнате ковырялся. Но вот просто выдать информацию — легко.
Да, Венюков может влиять на мое распоряжение собственностью. Сможет опротестовать в суде любую продажу или акт дарения, но подписать от моего имени брачный контракт — уже не сможет. Как объяснил Штольц, даже если он попробует это сделать задним числом до решения суда, сам факт, что я подала в суд, если и не аннулирует этот контракт, то точно отодвинет его до моего полного совершеннолетия, а там… Как говорят в каганате: «Или осел помрет, или правитель, или поручитель». Много чего может изменится за это время.
Личная свобода — дороже, а насчёт собственности… Зарплаты помощника заместителя имперской жандармерии мне пока вполне хватает. А там и патенты уже готовятся…
Ребята из лаборатории Самуила Яковлевича вместе с ним во главе загорелись идеей сделать рабочий прототип одного из изобретений родителей. Перетрясли весь склад и поставщиков в городе, чтобы найти именно те минералы, которые нужны. Самуил Яковлевич сказал, что, когда все заработает, он напишет такую рецензию на патент, что драматурги будут плакать от зависти к такому шедевральному произведению. Даже боюсь спрашивать, чем именно это изобретение привлекло их внимание из семи, документы по которым я принесла.
Кстати, скоро закончится срок, на который Штольц оплатил квартиру, поэтому я уже начала откладывать, чтобы вносить квартплату самостоятельно.
Очередная беседа с Вяземским закончилась улыбкой, разрешением на встречу со Штольцем в кафе напротив управления, и с отказом отозвать Бехерева. Он все равно должен меня сопровождать. Жутко неудобно перед Миланой. Я уже и утром стараюсь пораньше выходить, чтобы она выходила из дома как обычно, а вечером с работы наоборот попозже и с минимумом магазинов. На мои замечания, что все равно никому я не нужна, никто за мной не следит и Алексей может идти спокойно домой, он только улыбается и опять заходит за мной в приемную или ждет на лестничной площадке перед дверью на этаж.
Это у мужчин, которых я знаю сейчас, такой способ мне отвечать? Улыбнулся и все. Даже спорить не хочется. Учту на будущее, в обратную сторону это тоже должно работать.
***
День торжественного открытия — и вот он наступил.
Проснулась затемно и поняла, что больше не усну, поэтому умылась, позавтракала, оделась и честно попыталась почитать и законспектировать учебник, данный Миланой.
Конспект получился на загляденье: завитушки, стрелочки, закрашенные в шахматном порядке клеточки, косички… В общем не получилось ни почитать, ни пописать. А открытие — в час. Да я за это время всю бумагу в приемной изрисую!
Первое, что сделала, придя на рабочее место — это поздоровалась, второе — опять попросилась в сопровождение, хоть в служебном транспорте посидеть.
— Ариадна, вы что-то видели новое?
Соблазн соврать был велик, но врать человеку, который ложь определяет на раз …
— Нет. А можно мне до вас еще раз дотронутся?