— Ну конечно, понимаю. Я была не права, но меня так шокировало то, что я тут увидела, что не смогла сдержаться… Я журналист.
— Да? Ну если бы у тебя было разрешение, тогда без проблем. У тебя есть разрешение?
— Нет.
— А, тогда нельзя. Хорошо, что дело не дошло до полиции, тогда тебе точно пришлось бы платить штраф… Я вовремя спас тебя.
С опаской покосилась на него, — кажется, это был намек на то, что неплохо бы и отблагодарить его. Джай этот взгляд поймал.
— Нет, ты неправильно поняла меня, мне не нужны деньги, я просто так решил помочь тебе. Тем более, что для меня это несложно — ведь это мой бизнес. Это дело моей семьи уже несколько веков.
— И что, тебе нравится?
— Конечно. Это хорошая работа. Надежный заработок.
— Уж это точно, — меня слегка передернуло от такого фамильярного отношения к смерти, но он говорил о своем бизнесе так, как будто торговал воздушными шариками.
— Ты же знаешь, что в Индии люди поделены на касты? Каст очень-очень много, я даже сам не знаю сколько точно. Моя семья принадлежит к одной из самых низших каст, и мы не можем заниматься другой работой, мы должны делать именно это — продавать дрова, огонь и места для сжигания.
— Огонь?
— Да, я тебе покажу потом, это рядом, — для того, чтобы поджечь дрова, нельзя использовать спички или зажигалку, надо обязательно взять огонь у Шивы, иначе все будет неправильно.
— В каком смысле?
— Умерший не попадет к Шиве. Ты и этого не знаешь?
— Да, знаю, но мне это не понятно. Получается, что ты можешь быть каким угодно негодяем, убийцей, например, но если тебя сожгут здесь, ты попадешь к богу.
Замялся. Не хочет видеть этого противоречия, отвечает что-то невнятное. Ладно, расскажи о чем-нибудь еще.
— Не все тела сжигают. Не сжигают мусульман, беременных, садху, укушенных змеей, пораженных оспой и самоубийц.
— Их хоронят?
— Нет, их просто бросают в реку.
— ???
— Что тебя удивляет?
— Я видела, что люди там купаются и стирают белье… Я даже видела, что одна женщина там мыла ребенка.
— Ганга — это мать для всех нас. Каждое утро я захожу в нее и совершаю пуджу, делая несколько глотков, тысячи людей делают то же самое, и вот сейчас мне сорок лет, и со мной НИКОГДА еще ничего не случалось. Ганга божественна, в ней не может быть грязи.
— Джай, может быть люди все-таки болеют, но боятся даже подумать о том, что это может быть из-за Ганги?
— Ты не понимаешь…
— Ну здесь же постоянно кто-то болеет! Так почему не из-за этой воды? Я читала, что в ней в триста тысяч раз больше вредных бактерий, чем в городской реке где-нибудь в Европе.
— Это может быть и так, но это не имеет никакого значения. Ганга — это не река, это богиня, мать. Шива — отец, Ганга — мать.
— Ясно:)
— Хочешь я принесу тебе воды из реки? Ты сама увидишь, что ничего не будет, это только улучшит твою карму.
— Нет, Джай, не надо, — даже заерзала на месте, как будто он может меня заставить.
— Боишься?
— У меня другая религия, — соврала, зная, что это произведет нужное впечатление. Точно, уважительно закивал головой. Меняю тему. — Странно, что здесь никто не плачет. Я слышала, что в индуизме совсем другое отношение к смерти, чем в других религиях. Вы нет боитесь смерти, так?
— Ты обратила внимание на то, что здесь одни мужчины?
— Ну да.
— Как думаешь, почему?
— Женщины плачут дома?
— Точно! Смерти все боятся, но здесь не принято показывать свою боль.
— Так значит ты не веришь в то, что после смерти попадешь к богу, если все-таки боишься смерти?
— Верю, конечно же верю, но все равно страшно. И больно, когда умирают родственники… В прошлом году умерла моя мать, я сам сделал костер для нее, с виду я был невозмутимо спокоен, но внутри, вот здесь, — показал на сердце, — была боль.
— Ты каждый день видишь смерть, я думала, ты уже успел привыкнуть ко всему.
— Так и есть, пока это не касается меня и моей семьи.
— Ясно… А это что за здание? Выглядит зловеще.
— Крематорий. Здесь сжигают тех, у кого нет денег на дрова. Дрова для многих — роскошь… В твоей стране людей хоронят?
— Да. И потом еще годами ходят на кладбище общаться со своими родственниками.
— Так они же уже родились заново!
— В моей стране в это не верят:)))
— Во что же они верят?
— В рай и ад. А вообще-то — кто во что. Многие вообще не верят, что что-то есть после смерти.
— Как же они живут??? Это же ужасно, — жить, думая, что после смерти ничего нет.