— А? — переспросила Максимовна.
— Конец, говорю, суркам подходит! Всю степь поднимаем! Где жить будут?
— Верно, верно, — согласилась Максимовна, думая о своем.
К вечеру приехали на центральную усадьбу. Первое, что увидела Максимовна, был красный флаг, подвешенный к радиомачте. Флаг упруго трепетал на ветру, по небу летели облака, солнце опускалось за дымчатые вершины далеких сопок.
Под флагом в беспорядке возвышались каркасы деревянных домов, белели палатки, чернели полевые вагончики, над которыми вились хвостики дыма.
— Стоп! Отдать якорь! — весело крикнул Абрамов и выскочил из кабины.
Максимовна сошла на землю, распрямила одеревеневшую спину, огляделась, не встречает ли Гриша. Но его не было видно. В ушах стоял звон и скрежет, земля все еще колебалась.
— Вот и наша усадьба, Пелагея Максимовна, — сказал Абрамов.
— Вижу, вижу, — ответила она и не услышала своего голоса.
— Давайте ищите своего сына, а я по делам пойду.
Абрамов зашагал к вагончикам.
— А мы приезжаем до дому, до хаты! — горланили парни, соскочив с прицепов. Они разминали ноги, с любопытством оглядывались вокруг.
Кто-то крикнул:
— Ого! Да тут и речка, ребята! — парень шутливо встал на колени перед Марусей в синем берете и протянул к ней руки: — Маруся, выходи за меня замуж, остаюсь здесь жить!
— А ну тебя! — отмахнулась Маруся и вдруг жалобно, чуть не плача, проговорила: — Мне есть хочется…
Все зашумели.
А Маруся увидела Максимовну и обрадованно захлопала в ладоши:
— Братцы, с нами новая повариха!
И все обступили старушку:
— Мамаша, скорее!
— Как волки проголодались!
— Идемте на кухню!
Максимовна в нерешительности посмотрела на Кочубея, тот выжидательно на нее.
И, наконец решившись, сказала:
— Ну, я пошла…
Ребята и девчата издали торжествующий клич и бросились к саням разбирать пожитки.
Но Максимовна пошла не на кухню.
— Сына моего, Гришу Орлова, не видели? — спросила она у паренька, осматривающего трактор.
— Нет.
— Сын мой, Гриша Орлов, не знаете где? — спросила она у ребят, привинчивающих предплужник к плугу.
— Не знаем, мамаша.
— Гришу Орлова, сына моего, не встречали? — спросила она у пареньков, грузивших на автомашину бочки с горючим.
— Не встречали.
Все были заняты своим делом, и никто не знал, где ее сын.
— Господи, что же это такое? — прошептала Максимовна. — Где же мой Гриша?
Навстречу попался Кочубей.
— Ищете? — сурово спросил он.
В его глазах Максимовна прочла такой укор, что не стала ничего спрашивать.
— А, между прочим, я знаю где, — сказал Кочубей, пройдя мимо.
— Где? — бросилась к нему старушка.
— На полевом стане, в десяти километрах отсюда. Завтра там выборочную пахоту начинают.
— И Гриша мой тоже?
— Ну, а как же! — посветлел лицом Кочубей. — Первую борозду будет прокладывать.
— Веди на кухню! — решительно заявила Максимовна.
— Ладно, как-нибудь без вас обойдемся, — снова нахмурился Кочубей.
— Веди, веди! — грозно приказала Максимовна.
Теперь ей было все равно. Поварихой так поварихой — хоть два, хоть один день, до встречи с Гришей. Но туг же она поймала себя на мысли, что гордится сыном, которому поручили проложить парную борозду. И впервые почувствовала себя здесь хозяйкой.
Это увидел и Кочубей; он шагал рядом, искоса с уважительной усмешкой поглядывая на старушку.
У входа в кухню паренек с ожесточением терзал киркой бревешко. Бревешко поддавалось туго, от него отлетали вконец размочаленные щепы, и паренек изрядно вспотел.