Старая пыль взмыла в воздух, клубясь, словно раскуренная блажь. Кожаный переплёт истрескался почти до корешка, а бумага позеленела от сырости подвальной библиотеки. И всё же, спустя очередные сутки, треск изношенной книги, наконец, отдался мне не только горьковатой пылью на зубах и узором удивительно древних пиктограмм.
— Нашёл…
В темноте, видения преследовали всё чаще, но не смотря на мигрень и подвальную сырость, я впервые за всю сознательную жизнь был трезв умом, как никогда. Уже не думая о капитане, руки не считали времени и кропотливо перелистывали сотни страниц, наконец, найдя желаемое.
То, что позволит всё изменить и перевернуть осточертелый стол с устоявшейся игрой…
То же, что нашёл и Смерть.
— Прости, Чека…
Руки медленно налились свинцовой тяжестью маны, отдав сокровище магического мира тому, кто в дымке ладанных свечей, наконец, превратит всё это в сказки мира без безумства кутерьмы.
— Прости, что из-за меня стал «сожжённым крылом», но…
Тело вспыхнуло сизыми завихрами, раскидывая всё могущество магии в замирающий мир моей маленькой дочурки и милашки с улыбкой до ушей.
— Как ты и просил…
Я всем естеством ощущал, что время заспанного мира разгонялось, крутясь вокруг меня как на оси, набиравшего скорость, колеса, а с тела улетучивались просто адские протуберанцы плазмы из жизни тысячи миров, окончательно ломая устоявшийся порядок поматрошенной вселенной.
— Я дойду до конца!
С пошлым стоном, отыметое время уже дошло до грани в ласке сизой кутерьмы, поравнявшись с моим на стрелочках часов, а я закинул капсюль за щеку и щёлкнул пальцами, как в последний раз.
Стоило прогореть сизому топливу, как всё стихло. Даже не задумываясь, я снова щёлкнул, но уже не насилуя время, а по привычке изменяя ему с куда более отзывчивым пространством.
— В общем, не оплошай, янки, но будь осторожен. Следующий удар я уже не предотвращу…
Не успев обрадоваться успеху заклинания, вернувшему меня в собственное тело не на пятнадцать минут, как обычно, а на добрых трое бессонных суток в прошлое в обмен на всю мощь тысячи миров, как Руслана Палыча у меня на глазах вновь втянуло в чёрную волну маслянистого прибоя.
— Хрена с два!
Я что было силы сжал кулак и впервые в жизни позволил мане течь по телу и глазам, словно продолжению бурой кутерьмы.
— Ты хотел встречи, сволочь… ты её получишь.
Хоть заклинание с руной и обескровило магический запас, но я резко разжал кулак со стиснутыми в нём потоками ржавой кутерьмы, и с ноги ворвался в насильно распахнувшиеся чёрные врата, утонув в безграничном мраке когда-то серого фрактального мирка.
Медленно…
Чертовски медленно, словно нарочно разрезая маслянистый угар, расползавшийся по призрачным кубам, с неба, впервые с того самого дня, спустился белый… бесконечно белый цвет лоснящегося пиджака облегал истощённые плечи, а рубаха облипала проступавшие рёбра, подчёркивая лишь тонкость почерневших губ.
И всё же… едва нависая над землёй, словно неприкаянный дух, силуэт не касался пальцами пола, а с его ног сочилась маслянистая, словно жирные щупальца пролитой нефти, неестественно перетекающая и вязкая мана…
Чёрная, как Смерть.
— Раз ты здесь, то старуха добралась и до тебя.
Демонстративно расправив плечи, пугающий лик чистого зла исказился в подобии улыбки и, словно встретив блудного сына, протянул ко мне руку.
— И ты нашёл её руну… что же. Мы не такие уж и разные.
В тот же миг меня словно прожгло насквозь.
— Я верну Леру и временному двойнику мне не помешать… поверну время вспять столько раз, сколь придётся, но верну ту, что любила меня. Неудачника, ставшего богом…
От касания бледных пальцев, измазанных в маслянистой кутерьме, по призрачной глади зачарованного мира, растеклась широкая рябь, достигшая ног и сковавшая тело незримыми щупальцами маны.
— И не говори, что ты здесь не за этим же…
Я чувствовал, как мой ночной кошмар выедал мозги, оставляя на губах лишь кровавые потёки. Голову пронзали тысячи видений, словно разбросанная мозаика, но чем глубже Смерть вгрызался в голову, тем я отчаяние хотел ему поверить. Соблазниться призрачной надеждой и сделать всё, как и обещал любой мужик своей любимой, чтобы спасти наш единственный свет, но….
— У нас и правда одна цель… даже тошно.
Мой личный дьявол в Прадо медленно сжал пальцы, пронизав ноги жгучей взвесью из дымной кутерьмы. Все наши прожитые жизни смешались в голове в единый винегрет, который могло развязать только время, разрубив узел и сожрав лишь кого-то одного в пользу мира, который построил второй.
— У нас посторонние…
Я закрыл глаза и сквозь боль впитал потоки маслянистой кутерьмы, разорвав и дымчатый капкан. Из тени белоснежного пиджака тотчас распрямился Нагильфар, инстинктивно принявший сторону силы, но я знал его повадки наперёд. Стремительный рывок и портал обвился вокруг его шеи, а открылся в стороне, оставив пасть смыкать легендарные челюсти в отдельности от тела.
— А теперь ты…
Словно сам желая этого, Смерть проводил взглядом желтоглазую фигуру у него на плече, которую мне впервые удалось заметить наяву, и с визгом дымной маны, развеять силой кутерьмы.
— Давай закончим с этим…
Я стиснул зубы и сквозь немые слёзы, не смотря на трепещущий ужас, протянул врагу руку.
— Да будет так…
Словно измываясь над немощью подсосов, Смерть притянул меня к себе и с хрустом сероватых костяшек, сошёлся со смертным в рукопожатии судьбы. Я думал, что готов ко всему, но чёрные всполохи выжженных глаз мгновенно стёрли синеву и с адским заревом вгрызались в душу, медленно поглощая взглядом барицентр наших беснующихся сил. Миры сменялись раз от раза, обжигая красноватым пеплом на потоках кутерьмы, а протуберанцы между нами, развеяли, как дым, остатки фрактального мирка, оголив меха боярыни тайги. Место, где мы оба сделали выбор и о котором пожалели настолько, что стали носить Прадо.
Обледеневшие стены знакомой тюремной ямы встретили обжигающей стужей, уже давно позабытого мира без весны. Мира ревнивого леса, доставшего меня даже сквозь года и за чьё украденное лето я был проклят на бой с самим собой — самым страшным злом.
Злом, которое хочется понять.
И всё же, под хруст вырванной души, стрелочка часов вновь отсчитала годы до того самого дня, когда всё пошло под откос, а сквозь бурые разводы взвеси облаков моей разодранной маны, пронеслось любимое лицо и мрачные стены старого депо.
— Прощай… Лера.
Стиснув зубы, я не сдержался от улыбки, завидев любимые глаза, и в обнимку со Смертью, с последним вздохом утонул во взвеси раскушенного капсюля с золотистой кутерьмой.
А дальше была лишь тишина.
Ни ворот. Не котлов… не было даже чёртовых жаворонков и вечного древа. Ничего, кроме маслянистого угара бесконечной темноты. Не выдержав потрясений, время, схлопнулось, словно два пожара, погасивших друг друга смолью дыма и золотом огня. Ход мыли слился с пустотой, оставив в покое после урагана всполохов и болезненных огней, проходившихся по памяти катком.
Казалось, что я закрыл глаза. Не чувствовал. Не знал, а лишь сделал всё, что могло бы их закрыть в мире без чувств и единственного лучика света, но… Раз за разом, в теле проступала боль, словно истощённое время пыталось стереть меня из памяти, как досадную ошибку. Не лучшего в постели временного двойника, поправшего устои бытия и переписавшего стройный ход её хронологической фигуры. И всё же, боль повторилась вновь. Я спал с множеством девок и не нашлось бы той, что не простила мне всего-то одну «украденную» ночь и подсаженный приплод, но боль настырно возвращалась вновь и вновь.
— Кто… ты…?
Язык едва поддался уговорам головы, но глаза не верили в увиденную взвесь золотистой маны, разорвавшую руками беспроглядный мрак маслянистой кутерьмы.
— Натворил же ты делов… а ведь я предупреждала.
В мгновение ока развеяв оковы тьмы, блистательная фигура из маны и огня, спустилась ближе и бесследно стерев остатки маслянистых щупалец, мягко прислонила руку к моей груди.
— Тебе была дарована великая сила и право поиграть в бога, Рой… теперь дай времени течь, как задумано судьбой.
— Значит… теперь я точно всего лишь временной двойник?
Ослепительная фигура сочувствующе погладила по щеке и кивнула.
— Поверь, пусть уж лучше наша встреча войдёт в написанные тобой легенды, чем ею станет весь, переписанный тобою, мир, как хотел Смерть…
Под её пальцами стало жечь, но вместо боли незнакомка из видений лишь как-то печально рассмеялась и окунула меня в безумство золочёной кутерьмы.
— Не расслабляйся, юноша. Твой конец был прописан не здесь. В этом депо ты не умрёшь.
Ослепив вспышкой чистой маны, фигура растворилась без следа, а я горел от испарины, но вокруг вновь не было ни души. Словно всё было сном. Заделом на новую главу или дерьмовым сиквелом к старому кино с перевранной озвучкой, в которой я бы стал героем, а не пьяницей и мразью.
Вот только я давно уже не верил в сказки…
И всё же, под спиной была кровать Хэджон, а в груди мешалась боль и трепетавшая радость от того, что просто жив и слил свой самый жуткий ночной кошмар. Закадычного врага, павшего, как в дрянном кино без эпичного конца. Неожиданно и без следа.
Радость от ценности скучного финала для того, кто был героем и просто не умер для красного словца. Радость, что обыграл объятия дымной кутерьмы приёмом из ею же навеянных снов…
Хэджон же сидела напротив, но смотря куда-то сквозь меня.
— Хэ…
Стоило коснуться её колена, как сноха медленно подняла на меня совершенно пустые глаза и, словно в трансе, вновь опустила взгляд, а по застывшей гримасе скорби вновь потекли слёзы.
— Тебя нашла Сюзи. Она летала… одна… всю ночь и… нашла… в яме…
Разбитая и поникшая, одна уз лучших женщин промзоны, казалось, постарела на глазах. Хэ не стала даже кричать и лишь тихо отошла к креслу брата, умостилась у него на плече. В груди же моей маленькой, мирно дремавшей суженной и правда ярко пульсировал комочек сизой кутерьмы, взывая к остальным частям моего умирающего тела.
— А ведь это я обещал спасать… вот что я за мужик?
Тревожно хмурясь во сне, Сюзи прижималась ко мне и невинно цепляясь за краешек уже переодетой рубашки, просто вынуждала улыбнутся.
— Умница…
Даже не ожидая, что мой же подарок спасёт мне жизнь, а не добавит мороки со спасением принцесс, я поцеловал девчонку в лоб и влил в неё ещё больше кутерьмы.
— Остальное зависит от тебя…
Бережно переложив супругу на подушку, я оставил, отныне, самого сильного мага зоны, мирно досматривать сны, а сам с трудом согнул колени, до жути пронизанные холодом и всё больше заполняемые вязкой маслянистой кутерьмой. Мерзостью в не времени, пересевшей на меня и в путах золота, обречённой уйти со мной в могилу.
— Хах… не думал, что из-за этого стану «ходячим мертвецом».
Сизая россыпь всё ещё бурлила в жилах, подкопившись вновь за те пару дней, что отлистал календарь, пока я спал.
— Вот тебе и шанс…
И всё же… в душе была лишь пустота. Пустая оболочка для, пожиравшей изнутри, отчаянно бьющейся дымной кутерьмы.
— Чёртова магия…
Я медленно доковылял до кресла и молча посмотрел на чистое и бескрайнее небо за сверкающим стеклом. Смотрел вместе с Хэ на солнце, под которым счастливо миловались Рой и всё то, за что боролся даже Смерть… постаревшая, но счастливая и живая Лера.
Наш с ним общий… вновь засверкавший свет.
— Отдай мне частицу, Хэ. Не стоит помнить такого козла…
Хэджон не отвечала, но я знал, что она всё поняла от силы пульса моей сизой кутерьмы в её груди. Там же, где теплилась и последняя братская искра. Поняла, что мир изменился и этот ад — временной пузырь, из которого уже виднелся далёкий и недостижимый рай, рано или поздно, медленно растает, как пачка эскимо… переродиться в чудное место без того, кто носил Прадо.
Вот только не для тех, кто связан с бездушным мертвецом… иссыхающим временным двойником.
Наконец отозвавшись и со всей нежность взяв свой смысл жизни за руку, Хэ со всех сил сдержалась, чтобы не зареветь, медленно провожая взглядом его растворяющуюся кисть в золотистой кутерьме, стиравшей с глаз остатки сизого налёта временно пузыря.
— Знаешь, Рой…
Со стен медленно стекала взвесь, открывая взгляду чистые стены и добротные шкафы, словно снимая с убогого дома зачарованную дымку после поцелуя истинной любви.
— Совесть предложил мне выйти за него замуж, представляешь?
По её изнеможённому лицу прокатилась судорожная улыбка и хриплый истерический смешок.
— Это так в вашем стиле… столько терпеть и сказать такое при неостывшем муже. Всё же, вы, «Рои», такие козлы…
Хоть я и запретил Евгеничу появляться в моём мире и тем более в доме с Хэ, но, как бы не злился на самого себя за такую вопиющую дерзость, а был чертовски рад.
— Но знаешь… самое смешное, что я согласна. Пускай и страшно от того, что после стольких лет, от его слов мне впервые стало легче. Словно спало с плеч…
Отстранившись от Ростика, Хэ впервые утёрла слёзы и не моргая посмотрела на меня с далёким отблеском её строптивой взвеси из огня.
— Я ненавижу себя за это, но тебя презираю всей душой, Рой. Ненавижу настолько, что не забуду, даже отыми ты у меня всё. Забудь я даже собственное имя, но тебя…
Её глаза пугали, но в них всё равно читалась непоколебимая нежность, не способная на ненависть.
— Я всю жизнь знала только тебя, Рой… с мыслями о тебе мне уже нет дороги к мужу. Утешай себя или нет, но моим суженным, по сути, всегда был только ты, но теперь… мне впервые не придётся себя ненавидеть и смывать тебя с кожи кипятком.
Со слезами на глазах, моя любимая женщина посмотрела в окно, где с покупками возвращалась её новая, до ушей улыбавшаяся ипостась об руку с драгоценным… настоящим мужем.
— Пусть уж лучше хоть эта Хэджон проживёт в мире без тебя… а я останусь шлюхой, но с тем, кто меня любил задолго до тебя… хоть ты это и скрывал.
Я не нашёл, что ответить, да и не было причин. В конце концов, брат это заслужил.
— Тогда уходи, Хэджон. Я не стану умолять тебя остаться со мной в могиле… Совесть бы уж точно такого не позволил.
Хэ очень грустно улыбнулась и подошла ближе.
— Я правда любила мужа, Рой, но…
Встав на носочки и заглянув в глаза, дорогая сердцу женщина поцеловала меня в щёку.
— Спасибо, что, наконец, подарил мне свободу…
Уже на грани золотистой маны, изящными изгибами фигуры, исправлявшей мир, Хэ улыбнулась мне в последний раз, пока её заплаканные глаза не растворилась в портальной кутерьме.
— Прощай, Хэджон…
Из окна пробилось яркое полуденное солнце, но мне впервые было не больно смотреть сквозь яркие лучи. Впервые было приятно отложить на стол пачку чекистских сигарет и под звук открывавшихся дверей, испариться вместе с женой в сизой кутерьме. Впервые было так легко умоститься в рабочее кресло и встретить день без мысли о последней пуле в старом, давно дожидавшимся кольте.
— Прости, Чехов… твой патрон уже нашёл свою цель.
Я медленно покрутил в руке пистолет с пустым барабаном и медленно отложил его на стол, впервые осознав, что всегда хранил его именно для этого дня… момента, когда смогу посмотреть не на мой драгоценный лучик света, а туда, куда он освещал мне путь.
Погладив Сюзи по русым прядкам растрёпанных волос, мне вновь захотелось жить, но на пороге стали проявляться фракталы, от чего лишь сильнее захотелось увидеть новый мир, что соткёт из золотистой маны и огня уже знакомой фигура.
И всё же… мой конец не здесь.
— Да возродиться мир из нас…
Я поцеловал мою суженную в тёплое темечко и впервые доверившись сизой кутерьме, с радостью щёлкнул в свой последний раз…
Больше книг на сайте - Knigoed.net