— Вот так всё и было, моя госпожа.
Подытожил я рассказ, пригубил сваренный для меня чай и улыбнулся.
— Вау…!
За рассказом Сьюзи даже забыла про напитки и лишь восторженно сплеснула в ладоши, но тотчас стыдливо прикрылась веером.
— Спасибо уж вам на добро слове, миледи.
Всё же, не смотря на жизнь, полную этикета и наук, на меня с нескрываемым восторгом смотрела простая девчушка, с упоением поглощавшая историю, словно совсем не детский роман, но разыгранный специально для неё.
— Рад, что вам понравилась история. Всё же, я не лучший рассказчик.
Пускай и самые приятные моменты я учтиво опускал, вспоминая их, скорее, только для себя, мне было отрадно присесть на благодарные уши. Всё же, такое случалось редко…
— Право я не думал, что девушкам милы рассказы про любовь давно минувших дней. Уж точно не от их супругов.
Хотя именно для этого её ко мне и прислали, изрядно науськав перед отъездом из отцовского гнезда. Если и не для страшных тайн, то хотя бы для вынюхивания таких историй. Для сплетен сгодиться может всё… стоит только вбросить их за нужным столом.
— А то, Ваша Светлость! Ещё как!
Её глазки на мгновение вспыхнули, но потом вновь приобрели натренированное выражение эмпатии и покорности.
— Поверьте, слушать вас куда интереснее, чем…
Поражаясь стойкой жизнерадостности этой крохи, я всё же понял, о чём она совсем не хотела вспоминать.
— На самом деле мне и правда не мило, что в вашем сердце есть другая, и гложет зависть, но я не дурочка, Ваша Светлость… понимаю, что ради меня вы опустили много подробностей, на которые я и правда пока что не способна.
Девчонка стыдливо прикрыла глазки веером и стала куда сильнее обмахивать им свои покрасневшие ушки. Впрочем, чему я удивляюсь? В её кругу все девчонки отлично знали с самого детства, как работать своим самым «ценным товаром» и как делаются наследники.
А в её-то случае почти что заставляли приобщаться к практике.
— Но готова учиться…
Добавила она совсем тихо, сгорая от румянца, но я сделал вид, что не расслышал.
— Что же, миледи, вынужден раскланяться, а вы располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.
— Теперь это и есть мой дом.
Сьюзи по-доброму усмехнулась и по-хозяйски откинула ручкой волосы.
— Точно…
Я улыбнулся.
— Может у нас и грязно, но чисто в душе. Надеюсь, вам понравиться.
Я впустил в комнату нескольких сироток, мобилизованных и поставленных под горничный чепчик.
— За сим откланяюсь.
— А как же конец истории!?
Окликнула меня супруга, аж подскочив со стульчика.
— Ах, это…
Я подошёл к миленькой девчушке и, словно фокусник, вынул из-за её покрасневшего ушка маленький сизо-бурый шарик.
— Вот так вот Лера и вынула его из меня. Ругалась, как сапожник, но такой счастливой я её ещё не видел.
Мне сильно хотелось улыбаться, глядя в удивлённые зелёные глазки, а от того я просто вложил шарик моей маны в маленькую ладошку и не стал упоминать, что такой же есть и у Совести.
— Теперь он твой… «любовь моя».
Сьюзи едва хватало сил, чтобы не отводить смущённый взгляд, а я лишь потрепал её по волосам, заставив тотчас сердито насупиться.
— Пускай его научил вынимать другой колдун, но именно этот шарик помогал нам всегда находить друг друга… будь мы даже в иных мирах. Так что береги его, Сьюзи… и я обязательно приду.
Девчонка с трепетом прижала шарик к груди, и он тотчас впитался в её слабенький поток розовой маны.
— Буду ждать… Ваша Светлость.
Наконец найдя силы улыбнуться, жёнушка поклонилась супругу в пол, когда за мной уже захлопывалась дверь. Хоть я и догадывался, что она попытается устроить мне к вечеру, ещё задолго готовясь к такому знаменательному дню, но всё равно решил не испытывать судьбу и не портить мой образ рыцаря поспешной консумацией.
— Для этого у нас ещё много времени…
За порогом же комнаты, страшно ёрзая на стуле, меня уже дожидался Владимирович.
— Ну зачем я вам, мистер?
Заблеял он в нерешительности.
— Прошу, верните домой… обещаю, что ничего не утаю.
Уж не знаю какую жизнь прожил парнишка в трёхсотом, но бледнел он всё сильнее.
— Попервой так всегда…
Я закурил и протянул пачку парнишке, не став, впрочем, вспоминать, как впервые выглядел сам.
— Семьдесят второй умер, Руслан Владимирович. Целый мир, понимаешь?
Почему-то всегда казалось, что каким бы не был мир, мне удалось бы себя понять. Простить и довериться без лишних слов, так что и в этот раз сказал парнишке всё, как на духу, лишь слегка сжав его плечо.
— Я не думаю, что для нас целый мир ничего не значит…
С трудом уняв волнение и спрятав очки, Владимирович трясущейся рукой поднёс сигарету к моему огоньку и всё-таки кивнул.
— Хорошо… тебе будет полезно.
Всё же, ощущать себя героем — это самый сладкий наркотик и лекарство от трусости.
— Как и мне…
Так и не решив, кто из нас нуждался в геройстве для храбрости, а кто для подпитки гордости, я щёлкнул пальцами.
В глаза бросился лишь тусклый сизый свет.
— Где мы?
— В семьдесят втором.
Вокруг была полнейшая тьма, разгоняемая лишь призрачным мерцанием сизой кутерьмы, словно иней облепившей ледяные фигурки домов и замерших людей.
— А почему так темно?
— А сам подумай, парнишь.
Из моих стоп стремительно сочилась мана, в мёртвом мире утекая быстрее, чем хотелось бы, но уж лучше так, чем беспроглядный мрак, а на такой вопрос я мог ответить и без физика в штате.
— Раз мир замер, то как свет попадёт тебе на сетчатку? Он ведь тоже замер… каким бы быстрым не был.
— Логично…
Парниша поправил очки и, казалось, даже перестал дрожать, обдумывая не самую интуитивную идею.
— То та… главное хоть иногда читать что-то кроме твоих заморских комиксов.
Владимирович посмотрел на меня, как на дурачка, но тут же посерел, стоило мне на мгновение присесть и нарочно пропасть у него из виду.
— Всё, что ты видишь, это моя мана, так что не отставай.
И всё же ради гордости тут был я…
— Не хочу оставлять тебя здесь на «консервацию».
Владимирович лишь возмущённо хмыкнул и поправил очки.
— Моё вы «солнышко»…
Вот теперь-то я себя узнал и одобрительно кивнул, в последний момент увернувшись от дорожного столба.
— А что не так с этой машиной?
Я в последний момент остановил его руку от витающего в воздухе полупрозрачного, призрачного скопления фракталов, игравшего лишь рваными цветами на половину поглощённого седана.
— Поверь, парнишь… объяснить сложнее чем кажется. Пока просто прими то, что не стоит играться с фундаментом вселенной. Она такого не любит…
Мир уже начинал исчезать. Его энергия испарялась и ничего не сдерживало время, что смешивалось само с собой, накладываясь в бедном пространстве, словно башенка из домино. Прошлое, будущее… всё одно и сразу всё.
Или точнее всегда…
А скоро и вовсе растворится без следа.
Я дёрнул парнишку за рукав и потянул подальше от чудес за гранью чьего бы то ни было ума.
— Пойдём… если хочешь помочь, то не отвлекайся. Пусть уж лучше эта машина войдёт лишь в список городских легенд, чем сам мир войдёт в легенды, если мы опоздаем.
Спустя пару минут я распахнул дверь любимого стрип-клуба, в чьи прелести любили углубиться по выходным все мои пареньки. Разумеется, кроме Совести.
— И что мы ищем? Ещё и в таком месте?
Уже перестав сжимать мою ладонь, как беззащитный детсадовец, спросил Владимирович и вновь поправил очки, с интересом озираясь во все стороны.
— Точнее уж кого…
Благо объяснять долго не пришлось.
— Знакомься, «Молодой»… это семьдесят первый.
Перед нами стояла сизая, мерцающая голубыми огоньками, статуя, застывшая с гримасой ужаса.
— «Альфонс»…
В груди вновь начинало жечь, а в глазах промелькнула бурая струйка.
— Прикрой уши…
Сказал я «Молодому» и не оборачиваясь, прикоснулся к брату.
— А-а-а-а!
Барабанные перепонки чуть не лопнули от замершего крика, но я тут же обхватил лицо Альфонса руками и прижал его лоб к своему.
— Это я, брат, это я!
— Р… Рой…?
В его глазах читалось недоверие, но вдохнув знакомой сизой дымки, Альф пришёл в себя и кивнул.
— Он был здесь, Рой… Смерть.
— Твои девочки смогли что-то у него узнать?
Глаза парнишки вдруг наполнились тоской и уставились нам под ноги, где лежала девчушка с дырой в груди.
— Она узнала, что его сердце не при нём. Что дуракам его не украсть… ведь оно у всех на виду.
Хоть и с трудом, но в девчонке я узнал любимицу и от того самому стало горько от потери.
— Конечно, она говорила всего лишь о любовной чепухе, но… её сердце он точно украл.
Понятнее не стало, но уже было над чем подумать. Однако мана стала всё сильнее багроветь, а её струйки иссыхать, словно медленно испаряющаяся влага после лёгкого дождя.
— Прости, брат, но ты знаешь протокол…
На мгновение в глазах Альфа промелькнула тень отчаяния, но сразу угасла, и он сдержано кивнул.
— Да… да возродиться из нас мир.
Дрожащим голосом попрощавшись, Альфа сквозь силу улыбнулся и окончательно замер, оторвавшись от живительной маны. Силы, украденной из его мира в том числе…
— Прощай… брат.
Я так и не нашёл в себе сил сказать ему о фракталах, уже заполонивших его коридор.
— Пойдём, Молодой… пусть Альфа хоть немного отдохнёт от баб.
Я попытался отшутиться, быстро выйдя из злачного двора моего парнишки, но во рту всё равно кровило от со злобой закушенной губы.
— Я проиграл этот мир…