В дверь постучали. Мио, слегка помедлив, разрешил войти внезапному визитеру, попутно гадая, кто бы это мог быть. Для визита его юного подопечного уже поздно, и их занятия на сегодня уже окончены. Впрочем, юный тигренок вполне мог пренебречь этим и явиться к нему в любое время. Он проделывал это весьма часто, не взирая на недовольство своего нового наставника. Однако, когда дверь выделенной ему правителем комнаты открылась, за ними оказалась совсем еще юная самочка из племени песчанок, одетая более чем скромно, в простую одежду, присущую прислуге не самого высокого ранга. За ней он увидел одного из членов внутренней стражи.
— Простите за беспокойство, но эта юная особа была крайне настойчива в желании немедленно вас увидеть. Она сказала, что речь идет о жизни того, кто вам весьма дорог, — произнес тот, склонившись в почтительном поклоне.
Мио с недоумением перевел взгляд на юную посетительницу, стараясь припомнить, где он ее мог встречать. Она казалась ему очень знакомой, но он никак не мог вспомнить, откуда он ее знает. А между тем страж удалился прочь, повинуясь знаку юного льва, одновременно с этим он пригласил неожиданную гостью войти. Как только за той закрылась дверь, он вопросительно посмотрел на нее. Она, прижав просительно лапки к своей едва начавшей обретать очертания детской груди, с жаром произнесла, сбиваясь и путаясь в словах так, словно их было больше чем она была способна выпустить из своего милого ротика, а ее огромные темные глаза наполнились слезами, готовых вот-вот пролиться не менее обильным потоком, чем ее сбивчивая и торопливая речь:
— Ваша милость, молю, спасите госпожу. Если вы не поможете, она вот-вот отправится в свое последнее путешествие!
Ее слова буквально ошарашили Мио, словно внезапный удар молнии с совершенно ясного небосклона. Он постарался остановить бесконечный поток мольбы и всхлипываний. Набросив на ее дрожащие плечи свой плащ, мягко, но решительно усадил ее у огня разожжённого очага и дал ей чашу слегка хмельного сока, настояв на том, чтобы она его выпила и постаралась взять себя в лапы. Когда ей это наконец удалось, он снова спросил, что произошло и кто она сама такая.
— Я Найя, служу в убежище господина Лацта на его кухне, помогаю готовить еду для его посетителей.
Эти слова заставили сердце Мио тревожно забиться, ведь это было то самое убежище, где жила Тики.
— Тики, что с ней? — произнес он охрипшим голосом, чувствуя при этом, что ему совсем не хочется услышать ответ.
Его юная гостья снова залилась слезами:
— Ее ранил один из наших посетителей, когда она его обслуживала.
От этих слов Мио почувствовал, как горячая волна гнева стала медленно охватывать его естество. Хоть он никогда и не озвучивал этого перед хозяином Тики, но все же она считалась его личной капой, за которую он платил немалое количество солнечный камней. По негласному соглашению она обслуживала лишь его одного, ведя спокойную жизнь в стенах убежища. То, что этот порядок был так нагло нарушен, привел юного льва в откровенное бешенство, так что он даже не сдержался и глухо зарычал. Найя испуганно вздрогнула и сжалась на своем месте, отчего стала выглядеть еще меньше, чем была на самом деле. Мио сделал глубокий вдох и постарался обуздать свой гнев. Между тем Найя снова принялась говорить, да так быстро, что едва можно было понять ее речь:
— Не гневайтесь, милостивый господин. Посетителю пытались отказать, но этот могучий самец из племени медведей ничего не желал слышать, он бы просто разгромил наше убежище, если бы ему не уступили. Он даже несколько каменных лавок в общем зале успел превратить в кучку мелких обломков. А ведь они настолько тяжелые, что их от пола-то оторвать сможет не каждый самец из числа наших работников.
Хозяин старался предложить ему других кап и даже их количество не ограничивал ради того, чтобы тот отказался от Тики но все оказалось напрасно. Ему пришлось уступить, у него просто не было иного выхода, да и сама Тики вмешалась, дав свое согласие ради того, чтобы только этот посетитель успокоился. Он вроде бы и успокоился, когда она взялась его обслужить, вот только чересчур распылившись во время их соития, он так сильно поцарапал ее, что оставил на ее теле слишком глубокие раны. Она даже лишилась чувств, и мы обнаружили ее на залитом кровью ложе только после того, как этот буйный посетитель наконец ушел.
Хозяин позвал врачевателя, не знаю, что тот сказал, но все это произошло пять солнцеходов тому, а он после того визита больше ни разу не приходил. Тики впала в беспамятство и уже несколько солнцеходов не может ни есть, ни пить и почти не реагирует на наше присутствие.
Последние слова она едва смогла выдавить из себя и снова залилась слезами. Помедлив несколько мгновений и стараясь осознать все услышанное, Мио решительно произнес:
— Возвращайся в убежище, я скоро буду. Я не дам Тики отправиться в обитель Древних.
Найя с благодарностью посмотрела на него и, едва заметно кивнув, беззвучно выскользнула из комнаты. Мио тоже не стал сильно задерживаться. Накинув плащ и взяв из тайника часть запаса солнечных камней, которые успел к тому времени накопить, будучи на службе у правителя, он поспешил прочь, направившись в сторону убежища, которое так часто за последнее время посещал в те моменты, когда у него выпадали паузы между его занятиями с юным наследником местного правителя.
Дорога была ему знакома настолько, что казалось, его лапы сами несли его туда, пока мысли были заняты обдумыванием всего, что произошло. И вот он наконец оказался перед знакомой обшарпанной дверью. Не задумываясь, он решительно распахнул ее и шагнул внутрь. Солнцеход еще был в самом разгаре, и в главном зале убежища почти не было посетителей. На шум открывающейся двери по привычке вышло несколько кап, в чьи обязанности входило встречать вновь пришедших посетителей. Однако при виде юного льва они вдруг как-то внезапно сникли, а одна из них поспешно юркнула вглубь зала, туда, где находились внутренние комнаты убежища.
Не прошло и пары минут, как в зале появился сам хозяин данного заведения. Он, попытавшись изобразить на своей мордочке радость, что у него вышло весьма неважно. Стоило только чуть пристальнее посмотреть на него, как сразу становилось ясно, что он сильно встревожен. Стараясь не смотреть в глаза своему постоянному клиенту, он пробормотал приветствие. Мио же буквально сверлил его взглядом, едва ответив на приветствие, потребовал немедленно провести его к Тики. От этих слов коротышка так сильно вздрогнул, словно его кто-то невидимый наградил неслабой затрещиной, так что он даже как-то внезапно поник. С трудом переведя дыхание, он с едва заметная дрожью в голосе произнес:
— Ну зачем так торопиться, добрый господин? Присядьте, поешьте. Уверен, вы не откажетесь от парочки наших новых блюд.
Мио слегка нахмурился и с плохо сдерживаемым раздражением ответил:
— Нет, благодарю, я хочу немедленно увидеть Тики, — с этими словами он было шагнул в сторону лестницы, ведущей к внутренним комнатам, но хозяин в отчаянной попытке как можно дольше оттянуть неизбежное почти пропищал:
— Прошу, подождите.
— В чем дело? — почти прорычал Мио, уже чувствуя, что начинает окончательно терять остатки терпения.
— Мой господин, вам нельзя ее видеть.
— Это еще почему? — спросил он, буквально буравя хозяина взглядом, так что у того даже начали мелко дрожать усики.
С трудом сглотнув и отведя глаза куда-то в сторону, он едва слышно пробормотал:
— Дело в том, ну… понимаете, она заболела. Да-да, заболела и, возможно, это заразно, не хватало еще вам заразиться от нее. Выберите лучше другую капу, уверяю вас, все они не менее искусны, чем она, и смогут вас порадовать, мой господин.
Похоже, хозяин убежища давно заготовил эту байку, дабы скрыть состояние Тики, и если бы она отправилась в обитель Древних, он мог легко объяснить это тем, что она просто-напросто не перенесла болезнь. И если бы Мио не стало заранее известно от Найя правду, он, пожалуй, мог бы и поверить всему этому, но теперь это была лишь напрасная попытка, которая не вызвала у него ничего, кроме новой волны раздражения.
— Немедленно проведите меня к ней, и я больше не желаю слушать ваши отговорки, — буквально прорычал юный лев, при этом вид у него был такой, что едва бы во всем мироздании нашелся бы тот, кто решился возразить ему, и, естественно, хозяин убежища был последним среди таковых.
Обреченно опустив голову, он молча побрел к лестнице, ведущей к внутренним комнатам его заведения. Вот только на этот раз следуя за ним, Мио не поднимался, а стал спускаться куда-то вниз.
Пройдя с десяток ступеней, они оказались в небольшом коридоре с рядом весьма скромных по сравнению с теми, что находились наверху комнат. Пройдя несколько, они оказались перед одной из них, вход в которую был закрыт плотной занавеской. Не теряя ни минуты, Мио решительно отдернул ее и вошел в тесную комнатку. Там он увидел ту, ради которой явился сюда. И глядя на лежащую на весьма потрепанном, неказистым ложе самочку, он едва верил своим собственным глазам.
Ее шерстка стала тусклой и местами свалялась; ее щеки и бока там, где они виднелись из-под широкой повязки, сделанной из каких-то странного вида волокон, ввалились, а из груди с тихим хрипом вырывалось тяжелое дыхание; ее глаза были плотно закрыты, и она не только никак не отреагировала на внезапное появление в ее комнате гостя, но осталась неподвижна, даже когда Мио осторожно притронулся к ней, бережно взяв ее совершенно холодную лапку в свою. Глядя на ту, что за все это время стала ему весьма близка, он чувствовал, как в его душе борется боль и одновременная злость на грани ярости. Кое-как справившись с ними, он посмотрел на переминающегося с лапы на лапу у входа хозяина убежища.
— Пошлите за лучшим врачевателем немедленно. И перенесите ее в ту комнату, которую я у вас снимаю для нас с ней.
— Но…
— Немедленно! — буквально рявкнул Мио, так что его голос, казалось, заставил содрогнуться стены комнатки.
Хозяин испуганно подскочил на месте и мгновенно скрылся из комнаты, не смея больше произнести ни звука. Однако уже через несколько секунд пришло несколько работников и, действуя весьма осторожно, перенесли бесчувственную Тики наверх, в комнату, в которой они с Мио провели столько сладостных мгновений. Вскоре после этого пришел и вызванный хозяином врачеватель. Осмотрев раненную, он обреченно покачал головой.
— Боюсь, что шансов на то, что она выживет, очень мало. Раны хоть и не смертельные, но весьма запущены, — изрек он неутешительный вердикт.
Но Мио не собирался вот так просто сдаваться. Заплатив врачевателю немалую горсть солнечных камней и посулив еще больше, он уговорил того все же заняться раненной. Пока врачеватель хлопотал над Тики, Мио вышел из комнаты, не в силах наблюдать за всем происходящим. Спустившись в общий зал, тяжело опустился на одну из скамей.
Какое-то время он задумчиво смотрел в пространство невидящим взором. Но вдруг его взгляд привлекло странно пустующее место у одной из опор, и на ней он увидел какие-то странные повреждения, будто кто-то с невероятной силой чем-то по ней ударил, оставив глубокие вмятины. Удивительно, как он вообще ее не сломал. И тут Мио вспомнил слова Найя о буйном посетителе, который был виновен в нынешнем состоянии Тики.
Немного помедлив, Мио принял хоть и казавшееся запоздалым, но все же важное решение, возможно, способное защитить Тики от подобного в будущем, конечно, если Древним будет угодно даровать ей его. Мио приказал одной из обслуживающих посетителей кап позвать хозяина, и когда тот явился, он смерил его тяжелым взглядом и тихо произнес:
— Я хочу выкупить у вас Тики, назовите вашу цену.
От этих слов хозяин внезапно оживился, да так, что даже его усики вдруг затопорщились, как было всегда, когда с ним заводили разговор об оплате.
— Право, не знаю, ваша милость. Она обошлась мне весьма и весьма недешево, — произнес он задумчиво, слегка растягивая слова, думая при этом, что если он продаст Тики сейчас, то потеряет весьма выгодного постоянного клиента в лице юного льва, крепко привязавшегося к его капе и приносящему ему все это время весьма неплохую прибыль. Однако вместе с тем он отлично понимал, что шансов на то, что та выживет- практически нет, а тут можно неплохо наживиться.
— Сколько? — коротко произнес Мио, не желая начинать торг и готовый в тот момент отдать все свои камни до последнего, что успел накопить, служа наставником. Главное хоть как-то сгладить свою вину перед Тики. Ведь он был так уверен, что она, будучи его любимой капой, и принося тем самым немалые суммы своему владельцу, будет в безопасности, оставаясь тут. Но увы, как же он оказался наивен.
Однако корить себя было уже поздно, оставалось сделать с этим хоть что-нибудь и немедленно. Даже если она действительно уйдет в обитель Древних — пусть уйдет, принадлежа ему. А между тем хозяин убежища все прикидывал, сколько же ему можно получить с юного льва, дабы не продешевить, однако и запросить слишком много, потеряв при этом все, он тоже не желал. Наконец он, словно придя к окончательному компромиссу между жаждой наживы и осторожным расчетом, прочистил горло и неожиданно твердым голосом произнес:
— Тысяча больших солнечных камней.
Услышав его слова, у Мио даже перехватило дыхание. За такую сумму можно было приобрести не только несколько весьма искусно обученных кап, но еще и небольшое стадо верховых безмолвных в придачу. Однако он не стал торговаться, решив, что это просто неуместно. Вытащив свой поясной мешочек, он высыпал его содержимое на стол перед собой, при их виде глаза хозяина запылали огнем не меньшем, чем их блеск.
— Остальное я принесу в ближайшее время, а пока что я занимаю комнату, в которой должна оставаться Тики, пока не поправится. Подойдет та, в которой она находится сейчас. И подыщите для нее того, кто будет при ней неотлучно, одной из ваших служанок, думаю, это будет вполне по силам. Любой из них за это все я оплачу отдельно, — коротко произнес он и решительно встал со своего места.
Хозяин поспешно сгреб камни в свой кошель, услужливо кивая головой. Сухо с ним распрощавшись, Мио вернулся назад в дом правителя, где его ждала служба. Потянулось тягостное время, где надежда боролась с полным отчаянием — именно так можно было описать то, что происходило в душе Мио. Возносящий в то время столько молебных воззваний к Древним, сколько не произносил ни до, ни после этого отрезка своего существования в подлунном мире. Несмотря на все старания врачевателя, казалось, Тики просто таяла на глазах и ее переход в обитель Древних был лишь делом времени, а все старания лишь отсрочивают этот момент и ничего более. Однако юный лев не был готов вот так просто опустить ее. И вдруг, когда казалось, погас последний робкий луч надежды, Тики подала явные признаки жизни, все еще теплящиеся в ее изможденном теле.
Всего на несколько секунд она пришла в себя и смогла открыть глаза, но и этого краткого мгновения хватило Мио для того, чтобы снова воспрять духом. И его надежда не оказалась напрасной — с того момента силы стали снова возвращаться в изможденное тело юной гиены, и вскоре она смогла прийти в себя и даже проявить характер, запретив пускать к ней Мио, пока она полностью не восстановится. Эта новость несказанно обрадовала Мио, теперь он окончательно уверился в том, что Тики, пусть и медленно, но верно выздоравливает.
И вот наконец пришел тот миг, когда он снова смог обнять ее. Но их воссоединение, увы, было недолгим, по крайней мере, не настолько, насколько бы им хотелось. Правитель, которому теперь служил юный лев, став наставником его отпрыска, решил переехать в другую часть своих земель на время великой суши. Он и его приближенные каждый сезон отправлялись в западные леса, где оставались до самого начала великих дождей. Мио, как и остальным, предстояло отправиться туда, но тут перед ним возник вопрос: как быть с Тики? Оставить ее на столь долгий срок в стенах убежища, где она не так давно была ранена — он точно не хотел, но и взять ее с собой он не мог. Вот и теперь, лежа рядом с ней и лениво поглаживая ее, он с тревогой думал об этом. Словно почувствовав его напряжение, она привстала над ним и пристально посмотрела ему в глаза:
— Мой господин, что с вами, что вас так тревожит?
Мио постарался ее успокоить, сказав, что все в порядке, но она не отступала. И тут в голову Мио пришла неожиданная идея — кажется, он нашел способ, как поступить. От этой мысли он даже довольно усмехнулся, чем привлек внимание Тики. Она с удивлением посмотрела на него, а между тем он мягко привлек ее к себе и стал медленно водить кончиком своего носа по ее шее, одновременно щекоча ее своими усами. Она поневоле засмеялась, прижавшись к нему, и он тихо прошептал ей на ухо:
— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня.
— Все, что только в моих силах, мой господин.
— Уверен, тебе это вполне по силам, но будет очень трудно. Однако думаю, ты точно с этим справишься.
При этих словах он ласково провел по ее обнаженной спине, слегка выпустив когти и нежно касаясь ими ее шкурки, чем вызвал ее сладостный вздох.
— Есть один самец, который, похоже, в жизни никогда не знал близости с самкой.
— Разве такие бывают?! — с недоумением в голосе произнесла Тики, продолжая млеть под ласками своего собеседника.
— Как оказалось, есть. И мне хотелось бы это изменить, так что я хочу, чтобы ты соблазнила его.
Она не сразу ответила, похоже, эта идея ее не очень радовала, но она хотела отблагодарить его за все, что он для нее сделал. Чуть помедлив, она тихо прошептала:
— Хорошо.
Мио довольно ухмыльнулся и нежно прикусил ее ушко, снова вызвав ее сладостный стон.
— Отлично, рассчитываю на тебя, но учти — он невероятно упрям, а самое главное — сторонится самок больше, чем гнева самих Древних. С ним будет очень непросто.
— Я постараюсь все исполнить, мой господин — едва слышно пробормотала она, слегка изогнувшись и подставляясь под его ласки.
В ответ Мио прижал ее к себе, и их тела спустя несколько мгновений слились в единое целое, отдавшись совместному блаженству в объятиях друг друга. Прошло еще несколько солнцеходов, за которые Тики подготовилась к поездке, а Мио смог отпроситься у правителя для того, чтобы перед отъездом решить все свои дела.
Преодолев немалый путь, они вдвоем оказались в доме Гарта, и тот явно не был рад увидеть то, что Мио сопровождала миловидного вида самочка. Он сразу же помрачнел, явно недовольный этим обстоятельством, но узнав о том, что Мио привез ее в его дом, дабы она пожила в нем какое-то время, пока юный лев будет отсутствовать из-за своей службы, он совсем потерял остатки самообладания. Почти затащив Мио в одну из своих рабочих комнат, едва сдерживаясь, он стал бурно протестовать против такой перспективы, при этом не совсем было понятно — в гневе ли он или в полном ужасе от такой внезапной перспективы.
— Нет, нет и еще тысячи раз нет!!!
— Эй, успокойся, не съест она тебя! — произнес миролюбиво Мио, едва сдерживая рвущийся из его груди смех. Еще никогда он не видел своего друга в такой панике, что немало забавляло его.
— Мне нужно уехать, и я не могу взять ее с собой, да и к тому же этому жилищу точно не помешает присутствие женской заботы.
— Здесь вполне достаточно присутствия Пади.
— Да неужели, — с этими словами юный лев демонстративно наклонился над одной из многочисленных полочек, повсюду находящихся в комнате, и демонстративно провел по ней лапой, после чего показательно сдул с нее собранную им пыль.
— И потом, ты не забыл, что все еще должен мне?
— Что?!
— Только не говори, что вдруг забыл — именно благодаря моей рекомендации в стойла правителя были закуплены безмолвные, выращенные тобой.
— Но они лучшие!
— Да кто же спорит, вот только узнали о них с моих слов, так что теперь мне нужна ответная от тебя любезность. Так что, по-моему, вполне могу на нее рассчитывать.
Гарт не нашелся, что возразить, и ему оставалось лишь смириться со своей участью. Пробыв в его доме еще три солнцехода, Мио уехал, передав его в лапки Тики, а предстояла ей совершенно нелегкая задача. Хоть не сбылось ее опасение о том, что самец, которого попросил соблазнить ее покровитель, был уродлив, и по этой причине не имевший связи с самкой в причудливости, равных ему она еще никого не встречала, хоть и перевидала их немало, служа в убежище. Похоже, он был затворником даже в стенах собственного дома, почти все время проводя в комнатах, где изучал что-то или пропадал в стойлах, где обитали безмолвные.
Она пыталась привлечь его внимание, надевая всевозможные наряды, которые подготовила перед тем, как отправиться сюда. Но в те краткие минуты, когда они оказывались вместе, а случалось это в основном во время их совместной трапезы, тот предпочитал, насупившись, созерцать лишь содержимое своей тарелки.
Тики изо всех сил старалась изобразить скромную и тихую самочку, во всем помогая престарелой служанки хозяина дома уже, явно с трудом справляющейся со своими обязанностями, в отличие от своего угрюмого господина, вполне довольная тем, что в доме появилась еще пара умелых и сильных лапок. Однако как бы она ни старалась, это явно не приносило нужного ей расположения упрямого енота. Одним Древним ведомо, сколько еще ее усилий пропали бы впустую, но тут Гарт внезапно заболел, явно переусердствовав в своих бесконечных изысканиях, которых по странному стечению обстоятельств стало еще больше после появлении в его доме Тики. Он погрузился в них с таким рвением, не давая себе никакого отдыха, порой забывая и про сон, и про пищу. Что, конечно, не преминуло дать свои пагубные плоды, которые ему поневоле пришлось сполна вкусить.
Он стал нуждаться в опеке и тут уж ему ничего не осталось, как принять заботу своей юной гостьи. Проводя с больным время, который теперь не мог скрыться от нее, Тики стала ловить на себе его откровенные взгляды, выдававшие его больше, чем тысяча слов. Однако он смотрел на нее украдкой и стоило ему понять, что Тики заметила его интерес, как он тут же начинал хмуриться и ворчать. В целом, его поведение вдруг напомнило ей юных и неопытных самцов из ее родного племени. Там всегда самки занимали главенствующее положение, будучи главными охотницами и воительницами, готовыми в любой момент встать на защиту и своего логова, и территории. Что касаемо выбора партнера, именно самки решали с кем им быть, отчего самцам лишь оставалось скромно держаться в стороне, стараясь, чтобы на них обратила внимание та, что им понравилась.
По какой-то неведомой причине поведение енота было точь-в-точь таким же, и это внезапное открытие наполнило ее радостью, словно она вдруг смогла решить непосильную задачу. Похоже, она все же исполнит просьбу юного льва, и это не могло не радовать ее. Да и к тому же, снова почувствовать себя в том положении, которого ее лишили так давно, вырвав из привычного мира — это многого стоило. Постепенно она стала проявлять все большую настойчивость: то и дело в ее голосе стали проскальзывать повелительные нотки в общении с Гартом, особенно когда речь заходила о том, что ему было нужно вовремя принимать лекарства и соблюдать режим, пренебрегая его любимой возней с безмолвными.
Постепенно он перестал даже пытаться возражать внезапно ставшей напористой Тики, ибо совершенно ясно осознал, что это просто бесполезно. Она буквально преследовала его, так что он не мог скрыться от нее нигде. И тут случилась еще одна неприятность — не успел он до конца избавиться от свалившей его хвори, как, возясь с безмолвными, неожиданно потянул спину. Стараясь избавиться от неприятного ощущения, он забрался в горячую купальню, но долго наслаждаться одиночеством у него не вышло — дверь отворилась, и в купальню вошла Тики. От такой неожиданности Гарт буквально онемел, а внезапная нарушительница, не теряя ни минуты, сняла свою одежду и вошла в воду.
— Эй, сюда нельзя! — попытался было возмутиться он осипшим голосом, через несколько мгновений придя немного в себя от неожиданности. но Тики была невозмутима — она решительно зашла ему за спину и начала массировать его.
— Вы желаете выздороветь или нет? — строго произнесла она на его возмущение.
— Но ты же совершенно нагая…
— Никаких «но», мой господин. Если уж вам так неохота на меня смотреть, так я и не настаиваю, на затылке-то у вас глаз нет, так что просто сидите спокойно и не вертитесь — произнесла она почти в приказном тоне, так что Гарту ничего не осталось, как просто покориться ей.
Тем временем она продолжала массировать его тело. Он ощущал, как она прикасается к нему своей обнаженной грудью, и каждый раз его при этом накрывало горячей волной, так что он едва сдерживался, чтобы не вскочить и не убежать прочь. Хотя похоже, она бы ему этого точно не позволила, ибо крепко обхватила его своими задними лапками, словно чувствуя, что нечто подобное он может сделать. Но вот наконец эта сладостная пытка закончилась, и она милосердно отпустила его. Он поспешил прочь из купальни, стараясь не смотреть на свою мучительницу, но все же не удержался и бросил на нее короткий взгляд. Та смотрела на него, и на ее мордочке играла легкая улыбка, словно все это немало веселило ее.
Он почти бегом, путаясь и спотыкаясь о края ткани, в которую завернулся, покинул пределы купальни и отправился в свою спальню, только там кое-как сумел успокоиться. Когда улеглось его волнение после всего пережитого, он смог лечь на свое ложе. Однако вдруг понял, что у него совершенно прошла боль в спине.
— И как она только узнала? — сонно пробормотал он, чувствуя, как проваливается в объятия сна.
На следующий день, снова деля трапезу со своей гостьей, он едва мог смотреть на нее, снова и снова чувствуя смущение после всего произошедшего. А вот ее, похоже, это совершенно не заботило, и она вела себя спокойно, словно ничего необычного не произошло. Прошло еще несколько солнцеходов, постепенно яркие воспоминания стали понемногу притухать в сознании Гарта, но тут Тики снова решила сделать свой ход для достижении поставленной задачи. На этот раз он оказался еще более неожиданным и дерзким, чем инцидент в купальне.
В тот вечер Гарт как всегда лег спать, не ожидая никакого подвоха. Внезапно из объятий сна его вырвало ощущение, что кто-то бесцеремонно трогает его, запустив лапку в потаенное местечко, меж его бедер. Это почти мгновенно вырвало его из объятий сна. Он попытался подняться, но не тут-то было — кто-то прижал его к ложу, не давая и пошевелиться. Он попытался оттолкнуть того, кто вдруг оказался на нем сверху, но сон еще не совсем покинул его сознание. Все его движения были какими-то невероятно-скованными и вялыми. И тут над его ухом раздался шепот:
— Успокойтесь, мой господин.
От этих слов сердце его забилось, как испуганный легкокрыл. Казалось, еще немного и оно точно выпрыгнет из его груди. А между тем он снова безуспешно попытался вырваться из объятий неожиданной ночной гостьи, но не смог. Все, что ему оставалось — это лишь беспомощно лежать, глядя на силуэт совершенно обнаженной Тики, подсвеченный призрачным светом звезд, проникающих в комнату через окно. Она же продолжала ласково массировать его плоть, стараясь возбудить его, но все, что она смогла добиться — слабое шевеление его фаллоса, который едва смог налиться жизненными соками и слегка приподняться.
— Ну до чего же вы себя довели своим воздержанием, и чему тут удивляться, что у вас слабое здоровье, — укоризненно прошептала она.
Тут она осторожно погрузила едва отвердевшую плоть Гарта в свое лоно и сдавила его внутренними мышцами тела. От этого енот вдруг издал звук, напомнивший Тики тихий писк детеныша.
— Потерпите, мой господин, ваши соки надо заставить снова течь по телу, так что просто расслабьтесь, — буквально проворковала она, склонившись к его уху.
Откинувшись слегка назад, стала то сжимать, то вновь ослабевать свое лоно. Так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала, как в ее чрево пролилось его семя. Чувство было едва различимое, но все же она отпустила вконец измученного Гарта и легла рядом с ним, сладостно потянувшись. Гарт лежал неподвижно, все никак до конца не в силах прийти в себя. В его паху, казалось, бегала тысяча невидимых существ, при этом он совершенно неожиданно для себя ощущал невероятную легкость во всем теле, чего не испытывал, пожалуй, никогда в своей жизни. Немного придя в себя, он смог повернуться на бок, и тут его нос уткнулся в Тики. Он почувствовал ее пьянящий запах и, сам плохо отдавая отчет в своих действиях, он прижался к ее обнаженной груди, крепко обняв ее, что было сил. Прильнув к ней, словно действительно испуганный и сбитый с толку детеныш, а она стала ласково гладить его, будто стараясь успокоить, так незаметно он и уснул.
Когда он снова открыл глаза, Тики все еще была рядом и крепко спала. Увидев ее, Гарт отпрянул от нее, так что едва не свалился с ложа. Похоже, все произошедшее с ним ночью не было сном. Кое-как одевшись, он поспешил прочь. Он буквально влетел в свою основную рабочую комнату и, закрыв дверь на замок, долго сидел за рабочим столом, обхватив голову руками, стараясь привести мысли в порядок и понять, что и как с ним произошло минувшей ночью. Но все его мысли снова и снова возвращались к Тики, ее соблазнительному телу и запаху, при этом чувствовал такое желание снова оказаться в ее объятиях, что его даже стала бить мелкая дрожь.
Стараясь отвлечься, он погрузился в работу. Постепенно описание нового вида безмолвного, который вылупился накануне в его инкубаторе из одного из привезенных им яиц, привычно овладело им, так что он не заметил, как тихо щёлкнул замок его двери, и в комнату вошла Тики, неся небольшой поднос со стоящей там небольшой чашечкой с едой. Тихо подойдя к Гарту, она опустила его на край стола, и только погруженный в работу енот, почувствовав запах еды, заметил, что уже не один.
— Как ты сюда попала?!
Удивление и неподдельное замешательство Гарта поневоле заставило Тики улыбнуться.
— Просто взяла ключи у Пати, она же сказала, что вы пропустили завтрак, и это после того, как вы едва оправились от болезни.
Последние слова она произнесла слегка сердито, словно говорила с провинившимся детенышем. Это не ускользнуло от внимания Гарта и немало смутило. Похоже, пришла пора поставить дерзкую гостью на место, пока она окончательно не взяла над ним верх. Выпрямившись и нарочито стараясь не смотреть на нее, он постарался придать голосу твердость и отчетливо произнес:
— Послушай, конечно, я ценю твою заботу, но я уже не детеныш, слышишь. Я сам решаю, как поступать и что, и когда мне следует делать.
Он надеялся, что его слова осадят пыл его внезапной благодетельницы, возможно, даже обидят, заставив ту отступить. Но похоже, они лишь снова позабавили ее. Слегка наклонившись к нему, она тихо произнесла:
— Конечно, вы, мой господин, не детёныш. Будь вы им, я вас за подобное поведение отшлепала как следует.
Затем она совершенно неожиданно для Гарта нежно, но весьма ощутимо укусила его за край уха, так что он даже вздрогнул от неожиданности. А Тики, тихо засмеявшись, выпрямилась и не спеша вышла вон, оставив окончательно обескураженного Гарта наедине. Весь тот солнцеход он провел в тревожных раздумьях — теперь он точно знал, как она смогла попасть в его спальню, но что случилось с ним там: почему он не смог сопротивляться ей? Вывод напрашивался лишь один — похоже, она что-то подмешала ему. То, что он выпил или съел. Эта мысль не давала ему покоя, как и та, что если он не сумеет предотвратить повторение подобного, то она окончательно завладеет им. Так что за ужином он так и не притронулся к еде, что конечно, не ускользнуло от внимания Тики.
— Что с вами? Вы совершенно не притронулись к еде и даже не съели то, что я вам принесла ранее. Вы плохо себя чувствуете?
— Нет, просто не хочу, чтобы меня снова одурманили, как предыдущей ночью, — произнес он, угрюмо глядя не нее, но его слова лишь снова заставили юную гиену весело рассмеяться.
— Итак, теперь вы решили объявить голодовку? И как долго она продлится, позвольте узнать? Чисто для того, чтобы не приходилось зазря готовить и переводить продукты.
— Столько, сколько это позволит мне оставаться в здравом рассудке и не оказаться снова в твоих объятиях.
Тики снова усмехнулась:
— Ну-у-у, уверяю вас, что это напрасная трата сил. Вы лишь ослабнете и облегчите мне это, да и кто вам сказал, что я просто не найду другой способ одурманить вас, мой господин? — с этими словами она встала из-за стола и не спеша вышла из обеденного зала, пройдя мимо вновь обескураженного уже в который раз хозяина дома, соблазнительно покачивая бедрами.
— Хоть из дома беги, — почти простонал Гарт, спустя пару минут немного придя в себя после всего услышанного.
Еще несколько минут он просидел неподвижно, с подозрением глядя на свою, к тому времени, окончательно остывшую еду. Наконец голод взял над ним вверх, и он не спеша, стараясь понять, не подмешано ли в нее чего-то, стал поглощать ее. Долго в ту ночь он не мог уснуть, вертясь с боку на бок и не находя себе места. Но при этом он не мог точно сказать даже самому себе, что не давало ему уснуть. Тревога, что едва он уснет, как к нему явится Тики, или же наоборот — что она как раз не придет.
Только перед восходом ему удалось заснуть, и на этот раз никто не прерывал его сон. Так прошло еще несколько ночей, и он уже решил, что Тики решила отстать от него. Но едва он пришел к этому выводу, как она снова оказалась на его ложе и вновь повторилось то, что происходило в первый ее ночной визит. Разве только на этот раз это не было для Гарта совершеннейшей неожиданностью и он воспринял все куда спокойнее, что позволило ему вдруг почувствовать какой-то странный, едва уловимый запах, от которого по его телу разливалась приятная нега, не дававшая ему сопротивляться ласкам Тики.
Так продолжалось ночь за ночью и именно тогда, когда он меньше всего ожидал, в его спальне оказывалась ночная мучительница, не ослаблявшая своего натиска, пока он окончательно не оставался без сил, снова и снова засыпая в ее объятиях. Медленно, очень медленно его тело налилось жизненными соками, и его стало обуревать здоровое желание близости. Вместе с этим его скованность стала проходить, мало того, постепенно исчез и странный запах, который появлялся в его спальне вместе с ночным визитом Тики. Похоже, та перестала применять свой дурман, но даже без него он все так же был покорен ей, полностью принимая ее волю.
Вместе с этим его здоровье и даже дела укрепились, словно в нем вдруг открылся какой-то невидимый источник, закрытый до тех пор, не давая его жизни протекать более полно. Теперь он уже просто не мог себе представить свое существование без Тики, и вместе с этим в нем вдруг стал появляться страх ее потерять, ведь она была с ним лишь до тех пор, пока не вернётся Мио и не увезет ее, забрав ее у него навсегда.
Подобное чувство испытывала и юная гиена, каждый раз поглаживая вновь уснувшего после очередных любовных утех на ее груди Гарта. Она не могла сомкнуть глаз, глядя на лик бесстыдно заглядывающей в их спальню луны. Тики думала о юном льве и если раньше она точно знала, что хотела остаться с ним, то теперь в этом совершенно не была уверена. Конечно, она по-прежнему была безмерно благодарна ему, но не более того — теперь она это осознавала как никогда. Гарт воскресил в ней чувства, которые она уже давно погребла в своей душе и, казалось, навсегда.
Он не просто заставил ее почувствовать себя полноценной самкой, как это было принято в ее родном племени, когда именно она решала, когда и как случится близость с избранным ею самцом, позволяя ему лишь то, что она сочтет нужным. Но вместе с тем, чувствуя каждый раз, как он словно еще слепой и беспомощный детеныш неумело, почти по-детски ласкает ее грудь, то и дело покусывая соски, словно требуя молока, в ней просыпались инстинкты матери. Матери, которой ей не суждено было стать никогда и не при каких обстоятельствах. Эти чувства были намного сильнее той благодарности, которую она испытывала к юному льву. И она разрывалась меж ними, не зная, как ей теперь быть и как продолжать жить.
Солнцеход за солнцеходом приближалось время сезона дождей, когда должен был вернуться правитель со всеми своими приближенными, в том числе, конечно, и с наставником своего единственного сына. И тут Гарт решился на то, что точно не сделал бы еще пару полных лунных ликов тому назад в той своей жизни, которую еще не преобразило появление Тики. Он стал поспешно распродавать все свое имущество, последним продав свой дом. После чего собрав нехитрый скарб, вместе с Тики отправились туда, где, как ему казалось, их никто и никогда не найдет и не сможет разлучить.