Петька понимал, что история с путаницей винтовок могла кончиться гораздо хуже. Но раз уж Блоха жив, значит, будет действовать.
В тире надо работать с прежним старанием, не лучше и не хуже, вести себя так, чтобы Ганс понял: маленький русский гефтлинг обижен незаслуженно. Это притупит бдительность солдата.
Винтовки путать Блоха не станет. Теперь задача поважнее. Когда он начнет воровать патроны? Надо сегодня же, немедленно. Сейчас туповатый Ганс думает, что мальчишка запуган и ничего не может натворить. Вот тут-то он и просчитается. Но теперь еще вопрос: в какое время дня лучше всего прятать боеприпасы? Конечно, в конце. Да вот трудность: Ганс уходит из тира после Петьки. А теперь солдат вообще никуда шагу не ступит — напуган. Разве что в уборную побежит.
Так оно и вышло. Эсэсовец, почти в самом конце дня, вдруг бросил свои дела и направился в туалет. Петька прислушался к его гулким, тяжелым шагам, постепенно замирающим. Не медля ни секунды, подбежал к незапертому шкафу, открыл дверцу. У него зарябило в глазах от новеньких, блестящих патронов. Тут были и винтовочные, и автоматные, и пистолетные. Забрать бы все сразу! Ну нет, Петька будет осторожен, да и не унесешь все, тяжело.
Он помнил наставление дяди Яши.
Блоха схватил пять винтовочных патронов и сунул в карман. Прислушался. Но, кроме сильного стука своего собственного сердца, ничего не было слышно. Тогда он взял еще немного патронов для пистолета. И тут же отошел от шкафа, сделал вид, что занимается уборкой пирамид. Посматривая на дверь, быстро рассовал патроны в заранее приготовленные тайники.
Раздались шаги эсэсовца. У Петьки холодок пробежал по спине, а руки так вспотели, что на ладонях выступили капельки.
Солдат подошел к пирамиде, стал переписывать пристрелянное оружие. Он не изменил свою систему записи. Не хотел или просто не додумывался до этого — кто его знает. А ведь было бы вернее записать номер пристрелянной винтовки сразу же, на огневом рубеже, а потом проверить расстановку оружия в пирамиде по номерам. «Эх, — подумал Петька, — привык немец все делать по приказу, как заводной. Пружинку внутри закрутили, вот она и действует. Сам ничего не придумает».
От пирамид солдат перешел к шкафу, что-то пошарил по полкам.
«Не заметит, — успокаивал себя Блоха, — исчезло совсем мало, А пересчитывать да подсчитывать не станет. Рабочий день кончается…»
В положенное время Ганс отпустил его.
«Теперь главное пройти через ворота», — думал Петька, пристраиваясь к колонне, но та вдруг остановилась. Далеко впереди слышалась ругань эсэсовцев, раздавались глухие удары, кого-то избивали палками. Не первый раз происходит такая вещь. Станут ли сегодня осматривать? Если будут, тогда… Патроны никуда не денешь, бросить нельзя — кругом асфальт. Передать некому. Кто их возьмет! Да если и попытаешься — тут же увидят эсэсовцы, плотным коридором стоящие справа и слева, держа на поводках овчарок. Будь что будет.
Вот колонна опять тронулась. Проходя через ворота, Петька увидел убитого узника. Рядом с ним валялся тяжелый валун, Петька понял: бедняга замешкался и не успел бросить камень в кучу. Ну, фашистам и этого достаточно, чтобы убить человека.
Нацисты до предела использовали возможности человека. По пути с работы узники несли камни. Перед лагерными воротами они сбрасывали их в одну кучу. Этим камнем мостили лагерные дороги.
«Пронесло!» — ликовал Петька, шагая к бараку. Колодки его были тяжелее обычного, в них лежали патроны. Блохе эта ноша не в тягость. Побольше бы только…
После ужина Петька тихо сказал Владеку:
— Поговорить с тобой надо, очень важное дело. Жди меня за правым углом барака.
— Понимаю…
Владек ушел. Минуты через две за ним последовал и Петька. Можно бы выйти сразу двоим, но вдруг нарвешься на эсэсовца: тогда и сам провалишься, и друга подведешь.
На улице разливалась темнота. Ее прощупывали лучи прожекторов со сторожевых вышек.
— Владек! — чуть слышно окликнул Петька. — Где ты?
— Здесь, иди сюда. — Владек сидел на земле и его трудно было заметить. Петька сел на корточки рядом.
— Пойдет эсэсовец — снизу сразу увидим, — сказал Владек. — Ну, говори твой секрет.
— Владек, — начал Петька, — я знаю, что ты не пионер, у вас в Польше нет пионеров. И ты не можешь дать мне честное пионерское… Тогда просто поклянись, что будешь молчать, будешь хранить мой секрет в большой тайне.
— Клянусь, Петя. Ты же меня знаешь.
— Знаю, вот потому и хочу рассказать… Но это такое опасное дело… Понимаешь, эсэсовцы могут поймать, станут пытать. Вот тут клятва и нужна. Даже под пыткой ничего нельзя говорить. Понял?
— Понял, понял. Ты давай рассказывай!.. Что тут у тебя?
— Ну, слушай. В лагерь нужно проносить через ворота патроны.
— Патроны?!
— Ага.
— Это хорошо! А много их?
— Пока немного. Винтовочные, пистолетные… Они нам пригодятся бить фашистов. Патроны будешь брать под тем здоровенным пнем, который торчит около оружейных мастерских.
— Видел я его. Мы туда камни возили. А кто будет класть патроны?
— Не знаю. Кто-то из надежных людей. Надо брать — вот и все.
— Ладно, — согласился Владек. Он тоже кое-что понимал в конспирации. — Пошли в барак?
— Нет, еще слушай. Сзади тира есть два больших камня. Один из них поменьше… Из — под них пусть забирают Жан и Руди. Ты с ними поговори, они не должны отказаться.
Владек задумался:
— Я поговорю с ними. Но Руди я знаю не очень хорошо, а вот Жана…
— Руди надежный парень, — твердо сказал Петька. — Ты не беспокойся. У него отец был шахтером, погиб на шахте. А когда в Бельгию пришли фашисты — и мать забрали, посадили в концлагерь, потому что она отказалась на них стирать. Прачкой была…
— Ну хорошо.
— В лагере тоже припасены тайники. Я покажу тебе их. А из этих тайников брать будут другие…
— Все понятно, Петя.
Блоха подал Владеку руку.
Теперь пойдем, покажу тебе лагерные тайники.
Он привел Владека к противоположному углу барака, осмотрелся по сторонам и приподнял небольшой плоский камень, под которым заранее сделал углубление.
— Вот под этим булыжником… Пощупай рукой… Сюда будешь прятать патроны ты сам. Но не днем, а в темноте.
— Понимаю, не маленький…
— Второй тайник вон там. — Петька повел его к соседнему бараку. Там тоже лежал камень. Таких камней вокруг бараков полно, никто не догадается их перевертывать и смотреть, что лежит под ними.
Мальчики вернулись в барак.
Их искал Илюша Воробей.
— Куда вы пропали? Смотрю, смотрю вас…
— Да так, немного на улице постояли, — ответил Петька. Мал еще Илюша. Пока можно обойтись и без него. Людей хватит.
— Пойдем, Илья, посмотрим, чего ты изучаешь, — сказал Блоха.
— Сейчас покажу! — обрадовался мальчик и побежал за тетрадкой.
…Петька сумел взять патроны из шкафа около десяти часов утра, когда Ганса вдруг вызвал форарбайтер.
Теперь Блохе нужно было найти предлог, чтобы выйти на улицу и положить боеприпасы в условленные места.
Солдат вернулся, Петька подошел к нему и, схватившись руками за живот, дал понять, что необходимо выйти.
— Шнель, шнель! — махнул рукой эсэсовец.
Петька заранее продумал свой маршрут: сначала он пройдет возле большого пня, на какие-то секунды нагнется, будто поправляет колодку, и положит патроны в тайник. Затем пойдет к тем камням, из-под которых должны уносить боеприпасы Жан и Руди. Проделав все это, Блоха как ни в чем не бывало направился в уборную.
Когда Петька вернулся в тир, Ганс лежал на мате и старательно целился.
Почти ежедневно Петьке удавалось обхитрить эсэсовца, вынести патроны и положить в тайники. Но выбраться из тира не всегда было простым делом.
Однажды, когда Петька попросился в уборную, Ганс сердито спросил:
— Варум?
— Вассер, вассер, — стал объяснять Блоха. Дескать, он много пьет воды, потому что голоден.
— Шнель! — разрешил выйти Ганс.
Потом Петька заметил, что Ганс стал придумывать для него кое-какие мелкие поручения. Он посылал его то к форарбайтеру, то в ружейную мастерскую. Видимо, хотел, чтобы Петька на чем-нибудь проштрафился. Но не таков был Блоха. Он все выполнял быстро и точно, успевая похищать и прятать патроны. Так что поручения Ганса были как раз кстати.
А наивный Ганс все ждал, что Петька попадется ему в лапы. Фашист теперь все время проверял оружие в пирамидах, часто делал повторную пристрелку.
«Ну и пусть старается, — ухмылялся Петька. — Заставь дурака молиться, он и лоб разобьет. Стреляй, стреляй, Гансик, больше не будет путаницы. Все идет хорошо!»
Да, все шло хорошо до поры до времени.
Петька клал патроны в тайники. Из тайников их уносили Владек, Жан и Руди.
Каторжный день кончался…
Повозка, доверху нагруженная камнем, делала последний рейс. Жан и Руди изо всех сил тянули ее за лямки, приделанные к дышлу.
Путь этой повозки проходил возле небольшого искусственного островка, окруженного широким и глубоким рвом с водой. Островок был сделан для потехи эсэсовцев и их семей. Там жила огромная лохматая медведица, для нее была сооружена берлога. Зверь бегал по островку, громыхая тяжелой цепью.
Вечерело. Свободные от дежурства эсэсовцы, их жены и дети, все охочие до развлечений, столпились вокруг рва и глазели на медведицу. Ждали, когда она будет купаться, но зверь был голоден и не хотел лезть в воду.
Повозка поравнялась с островком. Два эсэсовца остановили ее. Один из фашистов подошел к Руди, дернул за рукав и повел за собой. Тот, не понимая, в чем дело, послушно шел, потом почувствовал опасность, рванулся назад. Немцы схватили его и поволокли к островку. Руди кричал, отбивался, но разве мог ой вырваться из рук откормленных головорезов.
Зеваки, обступившие остров, образовали проход. Никто из них не заступился за человека. Они вообще не считали за людей этих гефтлингов.
Руди тащили прямо к медведице, которая, казалось, почуяла добычу, подымала вверх морду, раскрывала широкую пасть.
Эсэсовцы, взяв пленника за руки и ноги, раскачали и швырнули прямо на медведицу. Толпа возбужденно загудела.
Зверь отскочил немного в сторону, затем встал на задние лапы, громко зарычал и бросился на Руди. Медведица давно была приучена к человеческому мясу. Эсэсовцы не первый раз забавлялись подобным образом.
Жан услышал душераздирающий вопль бельгийца и, закрыв лицо руками, уткнулся в холодные камни на повозке.
Все было кончено. Медведица разорвала на Руди одежду и уже добралась до человеческого мяса.
В толпе зевак был и Ганс. Ему очень нравились острые зрелища. Глаза Ганса, обычно блеклые и бездумные, так и горели. Солдат был возбужден видом крови, диким ревом медведицы. В нем самом просыпался зверь.
Переводя взгляд то на медведицу, то на истерзанный труп, солдат вдруг заметил на земле, возле мертвого пленника, что-то поблескивающее. Он вгляделся получше:
— Майн готт! Патронен…
На несколько секунд Гансу показалось, что медведица терзает того маленького русского гефтлинга, который прислуживает в тире, и солдат мстительно скривил губы. Но нет, это другой узник. Другой… однако патроны наверняка украдены из тира.
Схватить, немедленно схватить его.