Вот и настал момент битвы, чего так дожидался Александр!
Ливонское войско, выстроившись в длинную шеренгу, двигалось по руслу Омовжи, постепенно набирая скорость и готовясь врезаться в пешие русские полки. Впереди латинской рати ехали тяжеловооруженные конные всадники, выставив вперед копейные древки. Александр был наслышан об этой военной тактике ливонцев: они ставили хорошо вооруженных конников впереди и по флангам строя — с тем расчетом, что, налетев на вражеские полки, всадники сомнут их своим напором и прорвут строй. А под прикрытием конников шли пешие воины, вступавшие в бой в рассеянными первым натиском противниками. Такой боевой порядок не единожды приносил ливонцам победу в битвах на открытом пространстве — и знал об этом также и отец княжича, князь Ярослав.
Младшая княжеская дружина, состоявшая из еще молодых и малоопытных ратников, первой встретила натиск ливонских рыцарей. Устоять против конного вражеского строя она, конечно, не смогла и ливонцам быстро удалось прорвать строй — конники прорезали дружину как нож масло, топча русских ратников и раскидывая их в стороны ударами копий. Двигавшиеся под прикрытием рыцарей пешие ливонские полки тут же бросились в бой, стремясь рассеять княжеских воинов и добить их. Несмотря на сокрушительный натиск латинян, ратники из числа младшей дружины отчаянно рубились с противниками, помня наказ воеводы — во что бы то ни стало втянуть врагов в яростную драку, заставив их нарушить боевой порядок.
Старшая дружина не вступала в бой, ожидая, когда ударный конный строй пройдет сквозь выставленные вперед младшие полки. И только когда латинские всадники оказались прямо перед ними, ратники старшей дружины приняли удар на себя. Здесь ливонские конники встретили куда более ожесточенное сопротивление — матерые пешие дружинники превосходно знали, как нужно бороться с всадниками. Ловко они подсекали мечами и топорами ноги лошадям, вынуждая тех или падать или вставать на дыбы от боли, сбрасывая на речной лед своих закованных в латы всадников — а там дело довершал удар булавы или копья. Очень скоро конные ряды латинян потеряли плотность строя и, разомкнув ряды, оказались в гуще сечи, отбиваясь от попыток русских ратников взять в окружение каждого всадника по отдельности и опрокинуть его с лошади.
«Крылья» конной дружины, выполняя приказ князя Ярослава, стояли позади старшей дружины на правом и левом берегу. Конница выстроилась узким строем, который мешал врагам разглядеть численность княжеских всадников. «Крылья» не вступали в битву, дожидаясь условленного сигнала князя и, придерживая бьющих копытами коней, следили за разгоревшейся на льду схваткой.
Но вот над округой снова затрубил боевой рог — Ярослав дал сигнал расправить «крылья».
Александр протянул Ратмиру княжеское копье, чье древко и наконечник были затейливо расписаны золотом. По обычаю, князь должен был поднять копье вверх, перед тем как повести дружинников в бой. Ратмир принял из его рук копье и поднял его как можно выше. Тоже самое сделал Федор, состоявший в сотне другого воеводы и находившийся на отдалении от Александра. Левое крыло конной дружины ожило и пришло в движение.
На ходу меняя боевое построение, конница раздалась вширь, полностью заполонив речные берега — это и вправду походило на расправленные крылья птицы. Конная дружина обошла центр битвы с флангов, а потом, выставив вперед копья, ударило войско врага справа и слева. Как и говорил князь Ярослав — крылья превратились в волчью пасть, ощерившуюся, словно зубами, сотнями и сотнями копий. И пасть эта сомкнулась вокруг латинян, проглатывая их целиком.
Сотня Миронега Ефроновича вступила в бой, наседая на растерявшихся от неожиданного натиска с флангов. Воевода и его дружинники старались не терять из виду черный стяг Александра и его поблескивающий на тусклом солнце золоченый шелом — и, какой бы не была ожесточенной схватка, не размыкали строя, окружая княжича защитным кольцом. Александр знал, что так и будет! Знал, что отец до последнего постарается оградить его от опасности — хоть и говорил, что отныне сын его полноправный мужчина и ратник! Ну ничего, Александр сейчас это дело поправит!
Княжич, пользуясь тем, что никто не обращал на него внимания — принимая за обыкновенного ратника из числа княжеской охраны — незаметно смешался с воинами Миронега Ефроновича. А после направил коня вперед, желая прорваться в первые ряды, туда, где кипела особенно жаркая сеча.
Своим копьем Александр опрокинул первого попавшегося на пути латинского рыцаря и тот свалился с коня на лёд. Размахнувшись копьем, княжич попробовал проткнуть повергнутого навзничь рыцаря, но латы противника смягчили удар и, хоть и оказались проколоты наконечником, но не позволили нанести смертельного удара. Обоими руками рыцарь ухватился за древко и, вырвав его из раны, дернул копье в сторону, мешая княжичу нанести повторный удар. Тогда Александр, резво перекинул ногу через седло и спрыгнул с коня на землю — нет уж, закончит он начатое и добьет врага! Пинком он опрокинул на спину попытавшегося подняться рыцаря и, сжав покрепче копейное древко, снова вонзил его в то же место — расширяя пробоину в доспехах врага и нанося на этот раз глубокую и смертельную рану.
К Александру метнулись несколько пеших латинских воинов, держа наготове мечи и шестоперы. Княжич оставил копье, не пытаясь выдернуть его из тела заколотого рыцаря — знал он, что в ближнем пешем бою да еще и в плотном окружении сражающихся воинов копье неудобно в обращении. В таких случаях меч или топор куда полезнее и смертоноснее. Выхватив из ножен меч, он вступил в схватку с противниками, чувствуя, как пьянит его жар сечи и кипит у него кровь от восторга.
Пешие латинские воины были облачены в куда более скромные латы, нежели конники — и потому нанести им поражающие удары мечом оказалось для Александра легкой задачей. Уроки Мусуда не прошли для Александра бесследно — в бою он был непредсказуем и необычайно ловок. Это с мастерством кормильца ему не получалось тягаться, а вот для всех прочих его боевых умений хватало с лихвой! Меч из каленой русской стали в руках княжича без особого труда отражал выпады и сам причинял им смертельные ранения.
Разделавшись с противниками, княжич приостановился на миг, в сердцах ругаясь на неудобство — бармица, прикрепленная к шелому, значительно сковывала движения головы и шеи, тем самым замедляя княжича и сужая возможность для кругового обзора. Вот почему Александр обыкновенно предпочитал носить шелом без защитной кольчужной сетки! Тогда Александр сдернул с головы шелом вместе с бармицей и отшвырнул в сторону ненавистный доспех. На его лице осталась лишь теплая повязка, закрывающая нижнюю часть лица и не позволявшая железным кольцам бармицы примерзать к коже.
Заскочив на коня, Александр быстрым взглядом окинул место битвы — и взор его зацепился за белоснежный латинский стяг, на коем изображен был багряный крест и меч. Боевой стяг меченосцев! Должно быть, под этим стягом стоит латинский воевода со свитой. А что может быть почетнее для воина, как не возможность пробиться к вражескому стягу и подрубить его древко, тем самым объявляя о падении стана противников?
— Ну! Пошла! — прикрикнул на коня Александр, бросая коня туда, где виднелся вражеский стяг.
Мечом снося попадавшихся по пути пеших латинских воинов, княжич преодолел бОльшую часть расстояния, отделявшего его от цели — как дорогу ему преградил конный рыцарь, вооруженный копьем. Латинянин, видя, что голова противника не защищена, целился острием копья в лицо Александру, рассчитывая нанести гибельный удар. Однако княжич в последний момент ловким ударом меча заставил копье отклониться в сторону — и острие копья пронеслось в воздухе подле его головы. Покуда латинский всадник разворачивал своего коня, в попытке снова пойти в копейную атаку, Александр уже скакал дальше, прорубаясь сквозь сечу.
Кто-то из пеших латинских воев успел подсечь ноги коня под Александром и тот опрокинулся вперед, сбросив всадника. Княжич успел выдернуть стопы из стремян и потому слетел с коня так, что тот не рухнул на него всем своим весом. Перекатившись несколько раз через себя, Александр молниеносно вскочил на ноги — и вновь кинулся в ближний бой, рубя мечом направо и налево, ловко при этом уворачиваясь от атак.
К радости Александра, русские ратники неумолимо теснили латинян, заставляя их отступать. Двигаясь вместе с наступающей волной дружинников, напирающих на латинян, княжич с каждым шагом оказывался всё ближе к ставке меченосцев. Не желая, чтобы кто-то другой успел подрубить древко стяга, Александр то и дело вырывался вперед прочих дружинников — и только когда встречал упорное сопротивление, задерживался, разделываясь с врагами.
Под латинским стягом развернулось наиболее ожесточенное противостояние.
Воинская традиция повелевала охранять стяг любой ценой, ведь тот служил ориентиром для сражающихся. И, по той же традиции, падение стяга означало разгром сердцевины войска и зачастую влекло за собой не просто отступление, а паническое бегство полков. Потому и защищали воины любой стороны так рьяно свой стяг!
Здесь, у стяга, встречали русских воинов конные рыцари, занявшие круговую оборону. Александр — понимая, что в одиночку не прорвать защиту хорошо вооруженных врагов — не сразу бросился в бой, выждав, когда подтянутся еще русские силы к этому месту. И только когда княжеские ратники вплотную подступили к кольцу, он рискнул пойти в наступление.
И тут удача, благоволившая княжичу прежде, чуть было не отвернулась от него.
Александр почти что прорвался сквозь ливонский строй, как латинское копье настигло его — стальной наконечник врезался ему в грудь, толчком опрокинув на лёд. Броня калантыря, надетая поверх кольчуги, выдержала удар, заставив копье скользнуть по нему и вонзиться в левое плечо, туда, где заканчивался панцирь и тело княжича прикрывала только кольчуга. Конный меченосец что есть силы навалился на копье, стараясь как следует вогнать острие поглубже — и, кольчатый доспех не выдержав давления, лопнул, позволив острию ранить Александра.
Княжич скрипнул зубами от боли. Сжав копье руками, он помешал рыцарю еще сильнее надавить на древко и тем самым углубить ранение. Видя его упорное сопротивление, латинянин дернул копье на себя, рассчитывая размахнуться и нанести повторный и более меткий удар. Этого хватило Александру, чтобы поднять свой меч и вертко метнуться в сторону, проскользнув под конским животом. Прежде чем латинянин сумел развернуть копье, чтобы воспрепятствовать нападению, Александр, покрепче ухватив рукоятку меча двумя руками и перенеся на них вес всего тела, нанес им колющий удар в бочину врага, пробив кольчугу. Меч пронзил туловище рыцаря, заставив того содрогнуться в предсмертной судороге, а затем свалиться с седла.
Стяг уже был совсем рядом.
Сразив еще нескольких ливонцев, вставших у него на пути, Александр преодолел кольцо защитников стяга. Однако подрубать древко стяга ему не пришлось — военачальники меченосцев, осознав, что русское войско вот-вот возьмет их в окружение и безжалостно раздавит, поспешно бросили свои позиции и вместе с со своими телохранителями спасали жизни бегством. Брошенное стяговиком латинское знамя рухнул на лёд, под ноги сражающихся. Ликующе рассмеявшись, княжич приподнял древко, чтобы потом ударом ноги переломить его — так, чтобы уже никто не смог установить его в полную высоту.
Победоносно крича и залихватски свистя, русская конница ринулась вдогонку за ливонцами, преследуя их по реке.
Александр, опершись на сломанное древко стяга, стоял, переводя дыхание и провожая взглядом проносящихся мимо него княжеских всадников. Несмотря на кровоточащую рану, он чувствовал себя невероятно счастливым. Кто-то из пеших дружинников — не признав в нем княжича из-за повязки, все еще закрывавшей лицо Александра — похлопал его по плечу, добродушно чествуя за трофей.
— Молодчага, братец!
Вскоре к месту брошенной ставки ливонцев подъехал на коне сам князь.
— Каков удалец! За такой трофей награжу его! — проговорил Ярослав громогласно. — Кто этот ратник?
Александр, услышав голос отца, обернулся и стянул с лица повязку, давая возможность разглядеть себя.
Князь окаменел, узрев, что перед ним находится его собственный сын — без шелома, разгоряченный от жаркой сечи и весь в крови. Княжеская свита из воевод и гридников также тихо ахнула при виде Александра. А княжич, улыбаясь самодовольно, продемонстрировал отцу захваченный им стяг Меченосцев и торжествующе поинтересовался:
— Ну как, батюшка, прошел я боевое крещение с честью?
Ярослав медленно перевел дыхание, призывая святых апостолов ниспослать ему терпения.
Когда поражение латинян стало очевидно, а вестовые донесли, что остатки сбежавших с поля битвы ливонцев заперлись за стенами Дорпата, князь Ярослав приказал завершить военные действия. На сегодня хватит сечи! Назавтра он вместе с дружиной подступит к стенам города и возьмет его в окружение. Латиняне потеряли слишком много воинов и теперь не смогут дать ему должного отпора! У них останется лишь две дороги: либо попытаться выдержать осаду, либо сдаться на милость Ярослава и попробовать выкупить у него мирный договор.
Раздав приказы, князь, прихватив с собой сыновей, направился к русскому лагерю, развернутому русским войском на берегу реки Омовжа. Оказавшись в своем становище, Ярослав Всеволодович спешился с коня и схватив Александра за шкирку, словно нашкодившего котенка, потащил того в княжеский шатер.
Гридники и милостники из княжеской свиты осмотрительно не последовали за ними, понимая — коли князь прилюдно держит себя с сыном как с неразумным дитем, то совершенно точно пребывает он в крепчайшем гневе. Даже Федор поостерегся идти за отцом, приметив его взбешенный взгляд.
— Лекаря прислать сюда! — приказал слугам князь перед тем как затолкать Александра в шатер.
Старший сын Ярослава стоял вместе с прочими княжескими подданными и с вящим душевным потрясением слушал толки о проделке своего младшего брата. Несмотря на то, что Олекса всегда отличался самоволием, однако ж даже Федор не мог предположить, что способен тот на столь дерзкий поступок. Переодеться княжеским слугою и прорваться в первую линию боя! Вот это причуда! Неужто сам Олекса не понимал, что рискует он смертельно? Что, если бы настиг его вражеский меч и сложил бы он свою буйную головушку на поле брани?
«Как же! Так и сложил бы! Везучий он, зараза! — тут же не согласился со своей мыслью Федор. — Этого, кажется, вообще ничто не проймёт! Ни меч, ни стрела!»
Оказавшись в шатре, Ярослав подтолкнул сына в сторону кресла, знаком приказывая сесть и не рыпаться. Александр, выглядевший притихшим и смущенным, подчинился отцу. Впрочем, страха перед отцовским гневом в его облике не наблюдалось. Решившись исполнить свой план и оказаться в гуще бойни на равных с обычными дружинниками, он, конечно, понимал, что опосля придется ему принять наказание от отца. Но, все же, Александр не ожидал, что князь-батюшка настолько осерчает, что на глазах у всей дружины протащит его за шиворот к шатру, унижая при этом княжеское достоинство сына.
— Прости, отец… — начал было Александр, но тот жестом приказал ему замолчать.
Только испив из кубка вина, Ярослав немного отошел от чувств, и заговорил с ним:
— Предупреждал я тебя, Олекса! Предупреждал, что будет, ежели снова ты станешь самовольничать. Не уразумел ты, как видно, внушений моих! Что ж, придется мне тогда всыпать тебе по первое число! — проговорил он звенящим сталью голосом. — Сейчас посмотрит тебя врачеватель, ну а уж потом получишь ты сполна от меня! И воевода твой, Миронег Ефронович, тоже хлыста откушает досыта! А слуг твоих непутевых я вздерну на ближайшем дереве!
Александр, услыхав последнее, тут же встрепенулся:
— Вешать-то их за что, батюшка?
— Да чтоб другим неповадно было твои капризы исполнять! — рявкнул князь в ответ.
— Капризы у детей малых бывают! А меня благословили мужчиной быть! Владыка Спиридон благословил и ты сам! — возразил горячо княжич, всерьез обеспокоенный обещанием отца повесить Ратмира и Савву. Он готов был отдать их под хлыст, решив потом сполна наградить их гривнами за перенесенное наказание, но не предвидел, что отец зело разлютуется и вознамерится повесить его сообщников. — Савва и Ратмир поклялись служить мне и ответ несут передо мной, а не перед тобой. Не можешь ты их казнить без моего на то согласия!
— Ты еще поперечь мне тут! — пригрозил Ярослав сурово. — Сказал — вздерну! Значит, вздерну.
— Как же мне князем быть, ежели ты, отец мой, права мои княжеские попираешь? — повысил голос Александр, не собираясь отдавать в его власть своих слуг.
Противодействие сына заставило князя снова зайтись гневом:
— А мож не быть тебе князем вовсе, а, Олекса? — словно разъярившийся медведь прорычал он. — Отправлю я тебя в ссылку в самую глухомань, будешь там мхом обрастать да над утками и лягушками княжить!
Но и эта угроза не остудила желание княжича спорить:
— Ежели решишь так — ссылай куда угодно! Только не стану я мхом там обрастать — сбегу оттуда и поминай как звали! Отправлюсь по свету гулять как вольный ветер!
В этот миг шибко зачесались у Ярослава руки прописать сыну зуботычину, дабы выбить из него всю дурь! И тут раздался голос слуги, объявившего, что привели к княжескому шатру лекаря. Князь разрешил тому войти и повелел осмотреть рану Александра — а сам отошел в сторону и снова пригубил вино, стараясь умерить собственный душевный накал.
Сняв с княжича калантырь, кольчугу, подлатник(1) и сорочку, лекарь озабоченно зацокал языком, изучая колотую рану на его плече. Ранение уже остыло и перестало кровоточить — промыв его теплой водой, лекарь принялся залеплять это место зеленоватой жижей, изготовленной из толченых трав. Наложив повязку на плечо Александра, он сообщил князю, что рана не должна теперь загноится, а иных ранений у княжича не имеется.
— Покуда выйди прочь, но далеко не уходи, — повелел тогда князь. — Скоро тебе придется спину его латать!
Лекарь, прижимая к груди узелок с травами, торопливо попятился к выходу.
— Можешь рубаху не надевать, не пригодится она тебе, — заметил Ярослав, когда остался наедине с сыном. — Вставай-ка! Пора тебе урок усвоить!
Александр с достоинством поднялся с кресла и повернулся к нему спиной. Взяв в руки витень, Ярослав приблизился к нему и замахнулся было, собираясь хлестнуть сына — однако рука его вдруг дрогнула. Не сумел он вот так, сразу, ударить любимого ребенка своего — предательски затряслись у него руки, ослабели пальцы! Убил бы он любого, кто рискнул бы хоть пальцем прикоснуться к Александру — а вот теперь должен сам изувечить ему спину хлыстом!
Но что тут поделаешь?..
Нельзя оставить без наказания проказу сына! Надобно проучить его за своеволие. Чтобы усвоил тот накрепко, что негоже отца своего обманывать, негоже нарушать его повеления. А если отступить сейчас от своих угроз, не сдержать обещание покарать сына, то почует Александр слабину в отце и возомнит, будто и впредь он может оставлять его в дураках!
Сжав покрепче рукоятку витня, он хлестнул сына по спине. На белой коже тотчас появилась багровая полоса, на которой проступили капли крови. Преодолевая мучительное внутреннее сопротивление, Ярослав хлестнул сына во второй раз, в третий, в четвертый… По его спине потекла кровь. Александр, сжав руки в кулаки, не позволял себе издать ни единого возгласа боли, смиренно принимая удары.
Больше сорока ударов наносить не принято было — ибо Господь их, сам Исус Христос претерпел сорок ударов, кому ж больше назначишь? — но меньше дюжины тоже считалось слишком мягкой карой. Отсчитав двенадцать ударов, Ярослав с облегчением отступил от сына и, отложив витень, вновь позвал в шатер лекаря.
Когда же врачеватель закончил выхаживать спину Александра, то княжич не без труда натянул на себя сорочку. Лицо его было бледно, но выражение горделивого равнодушия никуда с него не пропало. Молча поклонился он отцу и замер в собранной позе, ожидая, как дальше он распорядится его судьбой.
Мысленно кляня себя за слабость, князь призвал в шатер одного из гридников.
— За оплошность совершенную, велю я отсыпать двадцать плетей воеводе Миронегу Ефроновичу, — отдал тому приказание Ярослав, а потом, поколебавшись еще немного, прибавил: — А слугам княжича Александра пропишите по тридцать плетей каждому, не меньше! Исполнить то немедля!
— Всё сделано будет! — раскланялся гридник.
Александр вскинул просветлевший взгляд на отца: неужели все-таки он добился от отца послабления? Не повесит тот Савву и Ратмира!
— А ты, Олекса, ступай к себе! — хмуро обратился к сыну князь. — И чтоб никаких больше дурачеств!
Снова княжич отвесил отцу поклон и вышел из шатра. Кто-то из челядинцев поспешил накинуть ему на плечи тулуп, желая защитить его от холода. Не глядя по сторонам и стараясь не обращать внимания на перешептывание княжеской свиты — которая, конечно, всё слышала и знала, что высек его отец витнем — Александр зашагал к своему шатру.
Федор, сложив руки на груди, проводил его довольным взглядом, наслаждаясь унижением брата.
______________
(1) Подлатник — одежда, надеваемая под кольчугу, служащая для амортизации ударов и защищавшая зимой от примерзания кольчуги к телу.